Децема 1,5

Глава 39

Почему-то именно с тех самых пор моё обучение-приручение взяло под контроль все мои мысли. Обязанности главы клана казались мне теперь чем-то второстепенным, более далёким и не таким явственным, как, например, «домашнее задание», которое мне поручил Десница. Но, думаю, «наставник» должен быть только рад такому усердию.

Теперь, когда я смотрела на Диса, я ловила себя на мысли-понимании, что всё и так зашло слишком далеко. А должно зайти ещё дальше. Меня это пугало, а его — заставляло предвкушать. В последнее время я стала замечать на бледном, как холодный лунный свет, лице отражение эмоций, незнакомых этим чертам ранее. Я предпочитала считать, что изменился именно Дис, а не я. И изменился кардинально.

Его взгляд, его речь, манера двигаться или, напротив, хранить полную недвижимость в моменты тяжелых раздумий или принятия важнейших решений. Его ледяная бесчувственность и сдержанность, содержащие некую неприкосновенную загадку. Всё это обладало тонкой магией, раздражающей меня своей притягательностью.

Я стала ещё больше понимать, чем Десница заслужил пылкие взгляды Мадлен. И всех тех женщин, что были у него.

Ведь у него их было много?

Когда я словно ненароком обронила этот вопрос, Дис долго молчал, глядя на меня с легким прищуром, словно пытаясь понять, что за игру я веду. А мне просто нужно было знать, где он научился понимать женскую суть, а ещё этой особой осторожности, которая не свойственна всем мужчинам, чье призвание — разрушать.

— До твоего брата мне далеко, — ответил он в тот раз, отведя взгляд.

— Почему? Ты не любитель… всего это?

— Просто у меня есть пара недостатков.

— Каких же?

— Я меченый альбинос.

И тут он был прав. Это, пожалуй, были единственные его «недостатки». Других я не замечала даже при желании их обнаружить.

Прежде чем тема была закрыта, я узнала, что он спал лишь со шлюхами… не только с теми, которые берут деньги за свои услуги. О существовании любви Дис знал понаслышке, как и я. Сей факт сближал так же, как дата рождения и клан.

Я верила, что есть ещё масса неоткрытых важностей и незначительных мелочей, объединяющих нас. Но путешествие в его обезвоженную, иссушенную, колючую душу казалось мне страшным и совершенно безнадёжным предприятием.

Но ведь в нём было что-то ещё? То, что заставляло его отказаться от Мадлен, потому что она была слишком хороша и заслуживала лучшего мужчину. То, что вынуждало помогать мне… некое замаскированное под безразличие благородство.

Хотя, когда он интересовался у меня об успехах в последнем «пункте», благородства в его словах не наблюдалось.

Поразительно… в отличие от задания с платьем, о котором Дис не вспоминал с месяц, о моих достижениях по части самоудовлетворения он решил осведомиться уже через неделю. Выбрав для этого «подходящее» место и время.

Наблюдая за динамично продвигающимися военными учениями с трибун, затенённых навесом, я испытывала чувство непомерной гордости, практически позабыв о существовании Десницы. Хотя мужчина сидел рядом. Стоило сделать глубокий вдох, и я коснулась бы его плечом.

Утонув в шуме, я вздрогнула, когда моего слуха коснулся тихий шепот, а щеки — чужое дыхание.

— Выглядишь очень довольной, босс. Могу предположить, что ты справилась с очередной задачей на отлично. Не хочешь похвастаться успехами? Ты сделала это сегодняшним утром? Или ночью?

Рядом находился Лайз, Бартл и Олафер. Бурное проявление эмоций в связи с бесцеремонным интересом моей «правой руки» было небезопасным.

Наклонившись к мужчине, я едва слышно ядовито поинтересовалась:

— Ты не мог выкроить время для этого вопроса чуть раньше?

— А ты?

Да я бы никогда в жизни не решилась подойти к нему с докладом о выполнении этого «задания» первой. К тому же, докладывать было не о чем.

— У меня… я… в общем, я ничего не смогла сделать. Увы.

Горячий выдох обжег кожу шеи, вынуждая мечтать о побеге. Мужчина сидел слишком близко для ведения подобных переговоров.

— Плохо стараешься, босс.

— Да как ты… — стиснув зубы, я зашипела: — Я старалась очень хорошо, ясно тебе? И всё равно ничего не вышло! Мои руки… слишком холодные, я не чувствую ничего, кроме отвращения!

— Попытайся сделать это, принимая горячую ванну, — посоветовал участливо Десница, а я просто не могла поверить, что мы ведём этот разговор буквально на виду у всего клана.

А ещё… говоря все эти вещи, он ведь представляет меня, выполняющей их, не так ли?

— Я не буду делать это нигде больше! — отрезала я шепотом.

— Саботаж?

— Я не буду, потому что это совершенно бесполезно! А не потому, что мне… не хочется. Я ничего не чувствую, понимаешь? — кроме прожигающего меня насквозь стыда. — Что, если я совершенно испорчена? Если я больна настолько, что никогда и не смогу… ощутить это? Ты никогда об этом не задумывался?

Я, например, думаю об этом постоянно в последнее время. Это казалось таким очевидным теперь, после того как я безуспешно, но исправно раз за разом, лежа в темноте, пыталась испытать хотя бы тень того, что так восхваляет человечество. Но тело оставалось безразличным к прикосновениям моих неумелых, обжигающих холодом рук.

— Задумывался ли я над тем, сможешь ты кончить или нет? — уточнил Дис. Его низкий, хриплый голос ускорял сердце. — Я уверен в том, что сможешь. Но мне придётся немного тебе помочь.

— По… мочь? — переспросила я, стискивая пальцами ослабевшие колени. Досадуя на утрату примитивной способности ходить. Так что, да, похоже Дису придётся мне подсобить с кое-чем.

— Разнообразим сегодня наш рабочий день.

И едва ли это было предложением. Самодовольное чудовище уже всё решило и продумало, глядя в сторону полигона с предвкушением, заметным только мне. Дису доставляло удовольствие делать меня слабой и заикающейся, это стало очевидным уже довольно давно. Поэтому он ни в коем случае не упустил бы возможности низвести меня до положения пульсирующего средоточия истерики. При этом делая всё столь искусно, медленно и ненавязчиво, что в итоге виноватой в собственном отчаянном положении считалась я.

Манипулятор.

Оставалось непонятным только, отчего, ненавидя эту «терапию», я думала о ней непрерывно? Замечая за собой всё меньше банального страха и всё больше беспокойного ожидания. Моё сумасшествие просто меняло полюс.

Потому, когда поздним вечером Десница закрыл дверь кабинета, приближаясь ко мне, застывшей у стеллажей с важнейшей документацией, морально я уже была готова к его «помощи». Сказать откровенно, под паникой, обернувшей сердце, зарождался интерес: каково будет испытать то, за чем так неистово гоняется большая часть человечества?

Теперь это «лечение» уже нельзя было назвать исключительно необходимостью, навязанной мне скорой свадьбой.

И всё-таки, прижавшись спиной к несгораемому шкафу, я выглядела как подготовившийся к расстрелу солдат. Руки по швам, серьёзный взгляд исподлобья, напряжение выдаёт даже движение губ.

— Не смотри на меня так, — усмехнулся остановившийся в полуметре от меня мужчина. — Я не буду прикасаться к тебе сегодня.

— Нет? — недоверчивость моего голоса его явно забавляла.

Что тогда он подразумевал, говоря о «помощи»?

— Раздень меня.

Прохлада твердой поверхности шкафных дверей помогала справиться с вспышкой недоумения или даже шока.

— К-как… ещё раз? Ты… ты хочешь, чтобы я…

— Просто сними с меня рубашку, — обозначил границы нового задания не изменяющим спокойствию голосом Десница. Поверь, в браке тебе пригодится этот навык.

Медленно, словно нехотя смиряясь с ближайшим будущим, я опустила взгляд на стройный ряд мелких пуговиц. Их всегда было так невозможно много? И почему он не соизволил надеть сегодня футболку?

Если не смотреть ему в лицо, можно свести задачу к банальному повторению одного и того же движения. Не задумываясь над тем, как это выглядит со стороны.

— Давай, Эла, — подтолкнул меня с некоторой долей иронии Десница. — Мужчинам нравятся инициативные. Не думаю, что твой брат — исключение.

Обезвреживать бомбу было бы легче.

Подняв руки, я коснулась одеревеневшими пальцами верхней пуговицы, вытаскивая её, изворотливую и такую раздражающе маленькую, из петли. Передохнув с полминуты, я принялась за вторую, зная, что за моими действиями пристально следят. Дойдя до третьей, я набиралась сил всего несколько секунд. Делать это, убеждая себя в неодушевлённости подопытного, куда проще… Но в один момент Дис сделал глубокий вдох, и я отдернула руки, словно его движение обожгло меня.

Моя пугливость наверняка злила, но Десница не проронил ни слова, давая мне закончить дело в неторопливом темпе умственно отсталого ребёнка.

Разобравшись с манжетами, я облегченно вздохнула.

— Снимай, — хрипло подсказал мужчина, и я, поджав губы, стиснула пальцами ткань на его груди, раздвигая, стягивая вниз.

Чёрт возьми, и это я пару лет назад с такой беспечность следила за ним в ванной? Что стало со мной? Как один поцелуй мог изменить меня столь сильно? Это не поцелуй, а вопиющее преступление. И пусть преступник даже не рассчитывает на моё прощение.

Его торс походил на оскверненную мраморную скульптуру. Под росписью разновидных шрамов скрывалась идеальность, если говорить о человеческом теле. О теле мужчины. Симметрия, гладкость, твёрдость, поразительная белизна и прозрачность. Под тонкой кожей, обделённой цветом, виднелось переплетение вен.

Глядя на него, я начинала верить в мной же придуманный миф о его исключительной хрупкости: в нём было что-то… хрустальное.

— Ты в порядке? — вывел меня из задумчивости чужой голос, и я подняла голову.

Мой остекленевший взгляд был напрочь лишен осознанности.

— Д-да… я… ничего такого. Всё хорошо.

— Сможешь прикоснуться ко мне?

Я никогда не испытывала трудностей с прикосновениями к мужчинам. Я росла среди них. Я привыкла к их обществу.

Тогда почему сейчас так трудно просто представить это?

— Я могу принести перчатки, — предложил сухо Дис, но я покачала головой.

— Мои руки… холодные… мне самой неприятно к себе прика…

Я проглотила слова, когда мои ладони оказались зажаты в его руках. Медленно, но настойчиво мужчина притянул их к себе, кладя на грудь. Глядя на свои ладони, лежащие на чужом, белом, как будто светящемся изнутри теле, я задышала прерывисто и часто. Понимание того, что я прикасаюсь к его обнажённой коже, расползалось внутри дрожью.

Замерев на минуту, я просто наблюдала вызывающий контраст своих рук и его кожи. Ощущала холодными пальцами тепло и биение чужой жизни. Ритм его сердца едва ли уступал по скорости моему.

Интимность этого момента смущала меня в той же степени, в какой и околдовывала. Дис казался мне живым в ту минуту больше, чем когда-либо.

Подняв глаза, я задумалась над тем, какие на ощупь его волосы. Они походили на колючий снег.

Поймав мой взгляд, мужчина тихо осведомился о причинах моего оцепенения. Кажется, он сделал предположение… среди его слов опять затесалось имя Индры. Мол, я не должна волноваться, ведь у моего будущего мужа не должно быть смущающих женский взор изъянов. Тогда как Дис — только лишь опытный образец, поэтому я должна ему извинить очевидное уродство.

— Твои волосы, — прошептала я неразборчиво, заставляя его внезапно замолчать. — Могу я прикоснуться к ним?

Пункт «и» растянулся на пару недель. Трудный, поначалу изнуряющий и настолько личный, что мне оставалось лишь удивляться, как Дис мог подпустить меня к себе настолько близко. Возможно ли, что эта «терапия» меняла не только меня?

Сегодняшним вечером я оказалась сидящей на краешке рабочего стола. «Доктор» стоял напротив, совсем близко, обнажённый по пояс. Дверь была закрыта, а кабинет погружён в сосредоточенную тишину.

Который день я изучала неповторимый узор его шрамов, карту самых хреновых событий его жизни. Находя очередной «штрих», я удовлетворенно щурилась: я знала наверняка, что о его происхождении и нахождении известно из ныне живущих лишь нам двоим.

Поощряя моё усердие, Десница называл «имя» каждого шрама: человека, который его оставил, и место, где Дис его заработал. И я запоминала каждый с первого раза, проводя по нему пальцем, повторяя про себя и вслух. Почему-то моя весьма избирательная память посчитала эту информацию жизненно важной.

— Эта Цитра… совсем не ласковое местечко, — пробормотала я, вспоминая слухи об этой райской планете.

Для кого как.

Узнать о том, что Дису некогда выпала роль чужого развлечения, было для меня шоком. Я понимала, что меченому изначально закрыты все дороги, ведущие к счастью. Но меня, например, обходили стороной и старались не трогать.

Тогда как Дису его проклятье и экзотическая внешность вымостили путь в Фомальгаут — главную арену Цитры, основанную в угоду кровожадной, азартной толпе. Бои без правил и законов. Бои на смерть. Он попал туда в двенадцать лет и протянул четыре года, пока Паймон не забрал его оттуда, наверняка тем самым спасая жизнь.

Десница не помнил, когда убил в первый раз. Возможно, он сделал это ещё в младенчестве, и первой его жертвой была его собственная мать. По крайней мере, именно так рассказывал ему тот, кто долгое время называл себя его хозяином. Дис ничего не знает о своей родине. О своих родителях. Своей семье. Он привык считать себя никем, и даже по-своему гордился этим обстоятельством, делающим его в своём роде особенным.

Паймону достался по-настоящему проблемный ребёнок: перевоспитать Диса, даже просто приучить его к новому имени, стоило титанических усилий. Бывшего босса Децемы можно по праву называть чудотворцем, ведь передо мной сейчас стоял уверенный в себе, стойкий человек, а не сумасшедший, потерявший людской облик социопат. О его тяжелом прошлом могли рассказать лишь его тело и взгляд, как будто укоряющий или презирающий всё, что видит.

Я помнила, что на этой леденящей кровь «карте» некогда память о себе оставила и я. Моё имя носят рубцы на бёдрах Десницы. Понимание этого стоит между нами, почти материальное, делая момент ещё более личным, утяжеляя дыхание.

Хотя не думаю, что я когда-нибудь смогу их увидеть. Ничего ниже пояса. Это успокаивает.

Сегодня я должна прикоснуться к его лицу. Это я и готовлюсь сделать, когда Дис наклоняется, упираясь руками в стол по обе стороны от меня. Я всё делаю молча и так сосредоточенно, что это наверняка в какой-то мере его веселит, но Десница не показывает вида.

Когда моя ладонь неуверенно скользнула на его шею, мужчина ощутимо напрягся. Я чувствовала учащенную пульсацию его сердца, сопротивляющегося происходящему: шею любой человек предпочтёт держать подальше от чужих рук. Особенно тех, которые уже однажды оставили на его теле свою подпись. Но Дис терпеливо ждал, когда я рассмотрю и прикоснусь к каждому уродливому напоминанию тех времён, когда он был на волосок от смерти.

Да, смести противник своё оружие на какой-то сантиметр, окажись быстрее на долю секунды, приложи он чуть больше силы, и я никогда бы не встретилась со своим меченым собратом. Тот факт, что Дис сотню раз чудом избегал смерти, поражал и пугал меня. Думать о возможности его гибели было для меня соразмерно мыслям о конце света.

Катастрофа мирового масштаба. Теперь я полностью и безоговорочно признавала страх потерять Десницу. Не только как незаменимого помощника и лучшего бойца.

— С тех пор, как ты покинул Цитру, прошло уже больше десяти лет, да? — уточнила я, осторожно обхватывая ладонями его лицо. — Ты больше не появлялся там?

Мужчина медленно покачал головой, глядя на меня внимательно и чуть нахмурено.

— Что скажешь, если я… предложу нам слетать туда?

Мой вопрос, кажется, едва не сбил Диса с ног. Это место — его личный Ад, из которого он и не мечтал выбраться.

Возвращаться туда теперь, после исцеления, доставать со дна памяти жестокое прошлое, о котором он вспоминает лишь по ночам, было не просто бессмысленно, — от этого несло мазохизмом.

— Ты должен увидеть Цитру глазами господина, а не раба.

Ему не нужно было ничего забывать и ни с чем смиряться. Только убедиться собственнолично в том, что теперь Цитра не хозяин, а слуга, и пришло её время угождать ему.

Но у каждого человека свои страхи, и не мне, набитой комплексами и слабостями под завязку, говорить Дису о необходимости борьбы с ними лицом к лицу.

Он молчал. Не говорил, что это безумие, но и не поддерживал мою идею. Его светлые брови были слегка нахмурены, а губы — плотно сжаты. В моменты глубокой задумчивости и напряжения Десница казался олицетворением сдержанности, закованной в мрамор. Теплый под прикосновениями.

Обведя пальцами мужские скулы, разгладив морщинку между бровями, скользнув на прямой нос, я опустила взгляд на его рот. Думаю, поцелуи значились в самом конце его списка: памятуя о моей прошлой реакции, Десница не хотел рисковать, пока не приручит меня.

И ведь у него получалось. Боги, он даже не знал, как хорошо у него это получалось…

Мой указательный палец мягко прижался к его губам. Сорвавшийся с них короткий выдох заставил меня внутренне сжаться от новизны ощущений. Нежное, невесомое тепло, коснувшееся кожи, знающей лишь холод, оказало на меня небывалое, пугающее действие. Я инстинктивно сжала колени, и это неосознанное движение не утаилось от взгляда Десницы.

Что-то уяснив себе, Дис, словно подтверждая догадки, прихватил мой палец губами. Срывая стон. Полный удивления, удовольствия, заставшего врасплох. Этот звук, так неуклюже мной обронённый, напугал меня, заливая щеки стыдом. Но в тот момент, когда я собралась отдёрнуть руку, мое запястье обхватила мужская ладонь, удерживая у его рта.

Как горячо…

Я чувствовала обжигающие движения губ и языка, ослабев настолько, что не могла сжать руку в кулак. Втянув голову в плечи, я смотрела на Диса с самым жалким выражением лица. Умоляющим, едва не плачущим. Тогда как в его глазах горел триумф. Особое, чисто мужское чувство победы затронуло его черты. Его взгляд говорил «вот оно».

— Не… не надо, — прохрипела я, слабо потянув руку на себя.

Как ужасно я, должно быть, выглядела со стороны.

— Не нравится? — уточнил Дис изменившимся голосом. Теперь он звучал так уверенно, чуть насмешливо, вызывающе и… чертовски сексуально.

— Не… не делай это так… старательно.

Я отвела взгляд, но знала наверняка, что мужчина позволил себе коварную улыбку. Зажмурившись, я чувствовала, как нарочито медленно он расточает ласки на каждый палец в отдельности, облизывая, посасывая, покусывая. Я не могла смотреть на него, проворачивающего со мной такие вещи, хотя воображение делало предательские яркие предположения.

Дис следил за мной. Внимательно и чуть прищуренно, наслаждаясь своей внезапно обнаружившей себя властью. Его эго торжествует, когда я в очередной раз безуспешно пытаюсь подавить жалобный, постыдный стон.

Как горячо и влажно… Там, между бёдер появилось новое, мешающее ощущение, заставляющее ёрзать и сжимать ноги сильнее. С этим надо что-то делать, подумалось мне, и в следующий момент Дис, оставив мою ладонь, тихо поинтересовался:

— А теперь я могу тебе помочь?

Мой расплавленный разум не сразу догадался о сути предлагаемой помощи.

— Не… не…

— Хочешь сама?

Низко опустив голову, я неразборчиво залепетала:

— Я не… не знаю… не умею… мне так… странно… сделай уже что-нибудь с этим…

Освобожденной из его хватки рукой я вцепилась в край стола. Наклонившись, Дис участливо заявил:

— Больше никаких непосредственных прикосновений к коже, обещаю. Пока ещё слишком рано.

Он думал, что к такому я ещё не готова. И он был прав. Потому что как только его рука настойчиво скользнула между моих бёдер, касаясь пульсирующей сердцевины через грубую ткань штанов, я дёрнулась, впившись пальцами в его руку.

Паника.

— Тебе страшно?

Десница разговаривал со мной как с ребёнком, делая ситуацию ещё более нелепой, почти комичной. Если бы только приближение чего-то совершенно неизведанного, сильного, свирепого, того, что обязательно изменит меня, действительно не пугало меня.

— Я просто… хочу, чтобы это уже закончилось, — сдавленно призналась я, закусывая губу в тот момент, когда его пальцы безошибочно нашли чувствительную точку.

Ему понадобилась всего пара движений, несколько секунд, чтобы в итоге я, подавшись вперед, ощутила то, чего так долго и безуспешно пыталась достичь своими скудными силами. То, что Дис и все прочие называли оргазмом, было пределом тягучей неудовлетворённости, похожей на боль, вспышкой мучительного, острого наслаждения, очень резким чувством, оставляющим после себя опустошённость.

Тяжело дыша и дрожа всем телом, я боялась посмотреть на Десницу. Не помню, когда ещё рассматривала смерть, как выход, но сейчас чертовски подходящий момент, чтобы сдохнуть.

Через минуту Дис осведомился о моём самочувствии, в его голосе при этом звучала отчётливая обеспокоенность. Но это он напрасно. Мне сейчас нужно было не ведро, а…

— Каталка, — прошептала я, не поднимая взгляда.

— Что?

— Инвалидное кресло. Я, кажется, разучилась ходить.