Дежавю

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Самое первое, что я заметила, когда достала из кармана ту бумажку, — это то, что я поправилась. «53.2 килограмма», — прочла я.

Что ж, я бы многое отдала, чтобы весить столько в свои тридцать девять. И потом, я же беременна.

Покачиваясь в переполненном вагоне метро, я направляюсь на работу, в «Моратель». Жар тел и запах пота от людей, набившихся в вагон, словно сардины в банку, буквально выжигает кислород вокруг меня. Мне нечем дышать. Сейчас час пик. Когда мы подъезжаем к станциям, я молюсь, чтобы вся эта масса тел, эти люди, что давят на меня со всех сторон, вышли именно здесь. Но они не выходят. Двери открываются, и вагон наполняется новыми пассажирами, которые толкаются, пихаются и отчаянно работают локтями, чтобы пролезть внутрь. Парижане довольно крепкие люди.

Поэтому я и не заметила сначала то, что написано ниже.

Tu prendras le chemin du haut

Moi, je prendrai celui du bas.

Mais attention,

Ce chemin ne te ramиnera pas chez toi.

Changé de route.

Эти слова совсем другие. А где же та часть, про мою мать?

Я переворачиваю листок в надежде отыскать продолжение, но на обратной стороне лист пуст. В моих действиях нет логики, когда я лезу в карман, пытаясь найти там другой листок, тот самый, потрепанный по углам, пахнущий кожей, с обрывком странной фразы. Может быть, я случайно взяла не ту бумажку? Локтем я задеваю мужчину слева от меня. Он бросает на меня испепеляющий взгляд. «Pardon, Monsieur». Но он презрительно отворачивается. Сейчас я больше, чем когда-либо, хочу увидеть этот лист с предсказанием!

Но все, что мне удается найти, — билет на метро.

Я снова смотрю на листок.

Tu prendras le chemin du haut…

Я перебираю слова у себя в голове, так как не могу читать дальше, пока не пойму, что означают эти слова.

«Ты поедешь по скоростному шоссе».

Что это значит, черт побери? Это начинает меня нервировать и злить. Духота давит на меня. И тут я чувствую, что очень высокий мужчина справа позади от меня смотрит через мое плечо на бумажку. Я резко поворачиваюсь, чтобы взглянуть на наглеца.

Но сначала замечаю лишь его улыбку, приятную, искреннюю улыбку. Поэтому я совершенно забываю, что только что хотела поставить его взглядом на место.

— Что вы собираетесь делать с этой штукой? — говорит он с явным шотландским акцентом и смотрит мне прямо в глаза. — Сядете на диету?

Я смущена. Дело не в том, что он каким-то образом догадался, что я говорю по-английски. Мои веснушки говорят сами за себя в этом городе идеальных загаров, так же как и его улыбка среди этих хмурых галльских лиц. Просто меня застало врасплох то, как он обратился ко мне. Он заговорил так естественно и легко, что можно подумать, будто мы просто на некоторое время прервались, разговаривая о погоде, о природе и о моей жизни.

— Что? — спросила я.

— Ну, вы определенно весьма разочарованы написанным на бумажке!

У него действительно милая улыбка — вообще-то даже милое лицо, а волосы взъерошены так же, как у Чарли на пляже, когда их раздувает ветром. Словно бы этот мужчина только что прибыл с острова Скай [29]. Не хватает только килта. Что очень жаль.

— Извините, но мне стало интересно, что вы собираетесь делать в связи с этим?

До меня дошло наконец, о чем он говорит.

— А, вы об этом! — Я в смущении комкаю клочок бумаги в руке. Мужчина слева бросает на меня еще один неприязненный взгляд. — Ничего… это не важно.

Я понимаю, что все вокруг слушают наш разговор, смотря то на меня, то на шотландца. Их привлекла английская речь, громкий и сочный голос мужчины, его соблазнительная манера ритмично произносить слова. Впрочем, это привлекает и меня.

— Хм-м. — Его явно не убедили мои слова.

Неужели меня видно насквозь? Наверное, это не из-за веснушек. Скорее всего, моя мама оказалась права, когда говорила: «Энни, ты словно открытая книга». И это не было комплиментом.

— А что насчет всего остального? — нагло спрашивает он.

— Что вы имеете в виду?

— Ну… — Он показывает на мою бумажку. — Вы же знаете, что это, не так ли?

Но я совершенно не понимаю, о чем он.

— Две первые строчки. — Он читает вслух, заглядывая через мое плечо. — «Tu prendras le chemin du haut. Et moi, je prendrai celui du bas».

Я не мигая смотрю на него. Шотландец улыбается.

— Это слова из песни. Только не говорите, что не знаете ее!

— Простите. — Я качаю головой, чувствуя себя немного виноватой, совершенно непонятно почему.

— Ну, тогда… — Он пожимает плечами. — Вы не оставляете мне выбора.

— В каком смысле? — нервно усмехаюсь я.

— О… «Отправляйся по хайвею… — Слова легко слегают с его губ, слегка заглушая шум поезда. — А я поеду по шоссе…»

Не всякий мужчина отважится петь вам в переполненном вагоне, под холодными взглядами чужих людей, да еще и без музыкального сопровождения.

— Лок Ломонд! — Краска заливает мне лицо.

— Совершенно верно. — Шотландец улыбается, поправляет пальто и перекладывает «дипломат» в другую руку.

Мы только что подъехали к станции «Шателе», где многие пассажиры делают пересадку. Очевидно, шотландец один из них. Но я остаюсь. Жаль, думаю я, когда он выходит из вагона.

Как только двери закрываются, а поезд трогается с места, я замечаю шотландца. Он пробирается в своем мятом пальто сквозь толпу пассажиров, возвышаясь над ними, и исчезает из моего поля зрения. А я даже не поблагодарила его за песню.

Теперь в вагоне есть свободное место, и я, устроившись на нем, достаю смятый клочок бумаги, желая скорее разгадать оставшуюся часть послания.

«Mais attention, — читаю я. — Ce chemin ne te ramиnera pas chez toi.Changй de route».

«Остерегайся… Эта дорога не приведет тебя домой».

Приведет меня домой, думаю я. Приведет домой…

Тут до меня доходит, что это та дорога, по которой мы с Марком ехали домой из Тулузы. Мы ехали по автомагистрали, по хайвею, возвращаясь к Чарли. Тогда это и случилось. Если я поеду по хайвею…

Это правда. Мы так и не добрались туда, мы так и не приехали к Чарли.

Мое сердце бешено застучало, когда до меня дошел смысл этих слов, их важность.

«Changé de route».

Конечно! Ответ здесь, в последнем предложении.

Выбери другую дорогу. Вот и все. Чтобы найти путь обратно к дому, мне нужно выбрать другую дорогу. Мы должны изменить свою судьбу. У нас нет выбора.

Но где же теперь наш дом?..