Дежавю

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

Он звонит мне на работу. Прошел еще один месяц с тех пор, как мы в последний раз разговаривали с ним тогда, в Озер. Сначала я не узнаю голоса Марка. Как только я услышала этот низкий и глубокий голос, мое дыхание участилось, а сердце затрепетало, как маленький красный флажок на ураганном ветру. Голос Марка вторгся в этот странный, пустынный мир, в котором я сейчас живу, будто мотив знакомой песни, которая заставляет замедлить шаг и улыбнуться. Как знакомые слова. Меньше всего я ожидала его звонка, точнее вообще ничего не ожидала. Теперь я одинокий путник и не знаю, куда иду.

«Приезжай домой, Энни, — говорила мне мама, когда я разговаривала с ней по телефону. — Теперь тебе там нечего делать».

Но сердцем я чувствую, что не могу оставить эту страну, я не могу сесть на самолет без них — без Чарли. Без Марка.

Ему нужно увидеть меня. Я слышу тревогу в его голосе, в звуке его дыхания, и чувствую, как эта тревога охватывает и меня. Сейчас я не решаюсь произносить какие-либо слова. Марк просит меня встретить его после работы, у стеклянной пирамиды Лувра, ровно в шесть вечера. «Хорошо», — промямлила я и положила трубку.

Я улыбнулась. Он еще помнит. Когда-то это было моим самым любимым местом во всем мире.

В восемнадцать сорок я бегу через Пассаж Ришелье, мрачный сводчатый переход с улицы Риволи, который, срезая угол и пролегая под левым крылом Лувра, выходит на площадь Двор Наполеона. Я сильно опаздываю из-за очередного приступа токсикоза, который застал меня на работе. Пришлось просто долго стоять в туалете, согнувшись пополам над унитазом, и ждать, когда новая волна тошноты схлынет. Утренняя тошнота переросла почти в круглосуточную. Я уже давно должна была быть на месте.

Холодные капли падают мне на лицо, когда я выхожу на открытое пространство площади из темноты. Стеклянная пирамида словно парит в центре площади, как современный противовес величественному великолепию старинных строений по ее краям. К тому времени, как я добираюсь до входа, дождь уже вовсю барабанит по прозрачным стеклянным панелям пирамиды.

Оказавшись внутри, я смотрю вверх. Последний раз мы были здесь вместе с Чарли. Тогда тоже шел дождь, пятилетний Чарли смотрел вверх, широко раскрыв голубые глаза, и показывал на то, как со стекол пирамиды скатываются дождевые капли.

— Мы рыбки! — воскликнул он. — Мы рыбки в аквариуме!

Его чистый голос эхом разнесся по открытому пространству, словно голос мальчика-певчего.

Я стояла на вершине витой лестницы и смотрела вниз на вход в фойе. Марка там не было. Я бросила взгляд на свои часы. Восемнадцать сорок пять. Да, я опоздала, но не настолько сильно. Витки спирали лестничного пространства снова вызывают у меня тошноту. Я останавливаюсь на полпути, глубоко вдыхая воздух и надеясь, что тошнота пройдет. Мне холодно. Руками я цепляюсь за стальные перила. Мимо протискивается группа туристов. Спускаясь, они оборачиваются, бросая на меня недоуменные взгляды.

Внизу по плитам медового цвета во все стороны движутся люди, словно муравьи. Я замечаю у стены одинокую фигурку ребенка. На вид ему три или четыре года. Он совсем еще малыш и стоит у стены, приложив руку ко рту, тревожно озираясь вокруг. Очевидно, он потерялся. Это мог бы быть Чарли. Мальчик даже похож на Чарли, когда ему было столько же. У него светлые волосы песочного цвета, круглое личико, маленькое пухлое тельце. Хотя, возможно, мне только так кажется. Я оглядываю пространство подо мной в надежде заметить его родителей, хотя не имею ни малейшего понятия, кто они, но, похоже, никто не ищет ребенка. Мальчик стоит не шелохнувшись, бледный, как стена за его спиной. Он начинает плакать.

Меня охватывает беспокойство. Я снова внимательно оглядываю помещение, но не замечаю никого, кто искал бы мальчика. И тогда я быстро спускаюсь по лестнице, стараясь держать его в поле зрения. Я не хочу потерять его.

И вот я оказываюсь на одном уровне с остальными людьми. Где же малыш? Проклятье! Я протискиваюсь сквозь толпу экскурсантов, отчаянно работая руками, стараясь снова увидеть его. «Простите, простите», — повторяю я, продолжая продвигаться к той стене, где стоял мальчик. «С дороги, дамочка!» — теряю я терпение, когда у меня на пути встает упитанная женщина в ярком цветастом платье. Но она не может прочесть мои мысли и не шевелится. Я бросаюсь в обход. Внезапно в толпе появляется просвет. Я вижу малыша. Он все еще там. «Молодец», — думаю я.

Я всегда говорила Чарли: «Если потеряешься, не сходи с места. Оставайся там, где стоить. Мама и папа найдут тебя».

— Все в порядке, я иду! — восклицаю я.

Я привлекаю внимание. Некоторые расступаются, чтобы пропустить меня.

— Спасибо, — благодарю я их. — Большое вам спасибо. Merci, Monsieur!

— Кажется, она потеряла ребенка, — слышу я за спиной голос женщины. У нее австралийский акцент.

Я вспомнила один жаркий и душный день в Сиднее. Тогда мы с Марком и Чарли пошли купаться на пляж Бонди. Мы подождали до вечера, пока не схлынет основная масса людей, но все равно пляж был полон. Сидя на мокром песке у самой кромки воды, я наблюдала за игрой Чарли, а волны с нежностью ласкали наши босые ноги. Чарли играл с ними в догонялки, то приближаясь к воде, то стараясь убежать от очередного белого барашка. Он смешно визжал и хлопал в ладоши, когда волна все же настигала его и разбивалась о ноги, окатив брызгами. Чарли был в восторге.

Он был таким милым.

Только однажды он отвлекся, всего на несколько секунд, на пролетающий над нашими головами самолет, оставивший в небе белый след, похожий на букву.

— Кажется, это «О».

— Non, это «С» — «С» pour «Coca Cola».

— Не-а, — ответила я. — «С» как Charlie, как твое имя.

Когда я опустила глаза вниз, его уже не было. Он будто исчез, растворился в воздухе. Мы вскочили на ноги и бросились его искать. Сначала мы смотрели в воде, зайдя в океан и зовя его. «Вы не видели маленького мальчика?» Люди смотрели на нас и отрицательно качали головой. «Он играл в воде, вот здесь, прямо здесь! Вот на этом месте! Вы не видели его?» Но на лицах людей читалось лишь одно: как вы могли быть настолько безответственными? Но мы отвлеклись всего на какое-то мгновение.

Я подняла кучу брызг, забежав в океан. Я ныряла. Соленая вода заливалась мне и в нос, и в горло, когда я кричала во весь голос: «Чарли!»

Как мы могли быть такими безответственными?

Я помню, как обернулась и увидела Марка, бегающего по пляжу и останавливающего людей. Он размахивал руками и тоже звал Чарли. Я никогда не забуду выражения его лица тогда. Марк был в ужасе.

Вынырнув из воды в очередной раз, я заметила маленькую девочку лет восьми, которая шла по пляжу, ведя за руку маленького мальчика. Чарли! Она о чем-то разговаривала с ним, подходя к парам, отдыхающим на пляже, показывала на них, а Чарли, с пальцем во рту, отрицательно качал головой и улыбался. Девочка искала его родителей. А он думал, что это отличная игра.

— Чарли!

— Он подошел, чтобы поиграть с нами у песочного замка. — Девочка указала в сторону своей семьи. — Папа сказал, что я должна привести его обратно.

Чарли был всего в десяти метрах от нас, а мы думали, что потеряли его навсегда…

Я добралась до стены. Вот и малыш. Он дрожит, слезы текут у него по лицу. Я сажусь рядом с ним на корточки, протягиваю руку и касаюсь его горячей и мокрой от слез щеки.

— Не плачь, — мягко говорю я, вытирая ему слезы. — Теперь я с тобой.

Кто-то трогает меня за плечо.

— Энни?

Я поднимаю глаза. На меня сверху удивленно взирает Марк.

Я поднимаюсь.

— Марк!

— Что ты делаешь? C'est qui?

— Мэтью! — раздается поблизости женский голос. — О Мэтью, негодный мальчишка! Где ты был?

Акцент явно английский и при этом весьма жеманный. Дама протискивается мимо меня, берет малыша за руку и тащит его за собой.

— Он же потерялся! — делаю я шаг вслед. — Он стоял здесь и никуда не уходил. Он просто ждал вас! Стоял и ждал вас!

Марк хватает меня за руку и отдергивает назад. «Энни!»

Женщина окидывает меня холодным взглядом. Я с недоумением смотрю, как она отворачивается и быстрыми шагами направляется прочь.

— Он ведь потерялся! — объясняю я Марку. — А ей надо было быть внимательней! Надо быть внимательней, дамочка! — кричу я ей вслед.

Люди смотрят на меня.

— Энни! — Марк хватает меня за плечи. — Энни, прекрати, пожалуйста!

Я смотрю на него. Чего он так разнервничался?

— Правда, Марк, я наблюдала за мальчиком оттуда, с лестницы. Он был совсем один. Никто не искал его! Можешь себе представить? С ним могло случиться что угодно!

Марк смотрит прямо в глаза и кивает, гладя ладонью лицо.

Тут до меня доходит.

— Ой, черт побери, Марк! Чарли прав. Я действительно безнадежна! Правда?

— Чарли? — улыбается он.

— Да… — Я замолкаю, поняв всю нелепость ситуации.

— Все хорошо, Энни. — Он заключает меня в крепкие объятия. — Я ведь тоже все время думаю о нем.