Дерзкий поцелуй

14

Они ехали молча, не удаляясь от того самого ручья, берегом которого скакали почти все утро. Птицы распевали по-прежнему, в небе светило жаркое солнце, и ритмичный стук копыт лошадей о мягкую землю навевали спокойствие и умиротворение. И все-таки окружающий мир изменился до неузнаваемости.

Помогая Эви взобраться в седло, Мак-Алистер еще раз поинтересовался у нее, как она себя чувствует. Она ответили, что с ней все в порядке, и в течение следующих двадцати минут они не обменялись ни словом.

Про себя Эви отметила, что он старается держаться поблизости, бросая на нее встревоженные взгляды, но девушку занимало лишь то, что происходило с ней самой.

Ее трясло крупной дрожью. Держа поводья в одной руке, она смотрела на вторую и видела, как подрагивают пальцы. Она прекрасно понимала, что остатки страха и отвращения, которые вызвал у нее наглый подмастерье, были тому причиной лишь отчасти. Она с содроганием вспоминала холодную ярость, бушевавшую в глазах Мак-Алистера. Но все затмевал собой поднимавшийся в ней гнев.

Эви вновь вцепилась в поводья обеими руками и заскрипела зубами в бессильной ярости. Она не смогла сделать ничего, или почти ничего, чтобы защитить себя от негодяя-подмастерья.

Да, она научилась противостоять чересчур назойливому ухажеру — быстрый удар коленом в пах, как ее уверяли, надолго отобьет у того желание приставать к порядочным женщинам. Но во дворе у кузнеца она оказалась беспомощна перед подмастерьем и не сумела применить полученные знания на практике. И даже если бы она сумела встать к нему под нужным углом, то что бы она сделала, если бы вдруг промахнулась, или он успел бы отскочить, или удар вообще оказался бы не столь сокрушительным, как ей рассказывали?

Горькая правда заключалась в том, что она не сумела бы отвергнуть домогательства этого негодяя, не подоспей вовремя Мак-Алистер. Ей не хватало роста, недоставало силы, и самое главное — она растерялась и не знала, как себя вести.

Этот случай оставил у нее ощущение бессильной слабости и… ослепляющей ярости. Как он посмел?

Как смеет приставать мужчина к женщине? Что с того, если бы она на самом деле была любовницей Мак-Алистера? Она ясно дала понять этому ничтожеству, что ей не нужны ни его деньги, ни он сам. Он не имел ни какого права пренебрегать этим, отмахиваться от ее сопротивления с таким видом, будто все это не имело никакого значения. Словно сама она была пустым местом. Но он повел себя именно так, а не иначе. Потому что он был мужчиной, а она — женщиной, и он мог сделать с ней все, что захотел бы. Потому что она ему позволила.

— К черту, к черту, к черту, — пробормотала она себе под нос. — К распроклятому черту!

Забыв о Мак-Алистере, она остановила свою лошадку, развернулась в седле и принялась рыться в переметных сумках.

Эви так увлеклась, что даже не заметила, как Мак-Алистер подъехал к ней. Не замечала до тех пор, пока он не заговорил:

— Что вы ищете?

Эви наконец-то извлекла на свет божий пистолет, который вручила ей миссис Саммерс.

— Вот что.

— Уберите его.

— О, конечно. С большим удовольствием. Но только после того, как я пристрелю того негодяя.

Мак-Алистер схватил ее лошадь под уздцы.

— Немедленно.

— Нет. Отпустите меня. Я возвращаюсь.

Он соскочил с коня, не выпуская из рук поводья. И Эви не успела поинтересоваться, что он задумал, как Мак-Алистер быстро подхватил ее на руки и ссадил с лошади.

Ощутив под ногами твердую землю, она тут же толкнула его. Несильно, скорее от отчаяния, нежели стараясь сделать ему больно.

— На сегодня с меня хватит унижений! — выпалила она. — Все, довольно!

— Я знаю. Отдайте мне пистолет, Эви.

В его голосе прозвучало понимание, а в руках, которыми он по-прежнему обнимал ее за талию, чувствовалась нежность.

А ей вдруг захотелось ударить его по лицу рукояткой пистолета.

Потому что сейчас ей меньше всего на свете требовались сочувствие и доброта. Они разрушали ее яростную решимость, а ведь только она не позволяла девушке впасть в состояние слезливой беспомощности.

— Это не ваш пистолет.

Ну вот, теперь она ведет себя, как маленький ребенок, но уж лучше так, чем… по-другому.

— Знаю, — негромко и мягко повторил он.

— Миссис Саммерс дала мне его, с тем чтобы я воспользовалась им по своему усмотрению.

Эви отчетливо представила себе, как выстрелит этому жалкому подмастерью в то самое место, чтобы причинить ему ужасную и длительную боль.

— Вы не позволили мне свернуть ему шею.

— Но он ведь набросился не на вас!

Она услышала, как дрогнул ее голос, и испугалась еще сильнее. К горлу у нее подступил комок, на глазах вскипели злые слезы. Ничего не видя перед собой, она слепо сунула ему пистолет.

— Вот, пожалуйста. Забирайте.

— Мне очень жаль, Эви.

Она не ответила. Просто не смогла. Отпрянув от него, она резко повернулась и, не разбирая дороги, спотыкаясь, побрела к ручью. Ей хотелось побежать, побежать изо всех сил, уйти от него как можно дальше, но достоинство не позволяло ей поступить так. А сейчас ей отчаянно требовалось сохранить хотя бы остатки своего достоинства.

Мак-Алистер подавил желание броситься вслед за Эви. Казалось бы, ее ни в коем случае нельзя отпускать одну, беспомощную, плачущую и уязвленную. Сердито нахмурившись, он смотрел, как она скрылась в зарослях на берегу ручья. Но он ограничился тем, что подвел лошадей к тому месту, где мог услышать ее, если она позовет на помощь, и не стал преследовать девушку. Эви нуждалась в уединении, и он намеревался дать ей несколько минут, которых должно было хватить для того, чтобы выпустить пар и привести себя в порядок.

Проклятье, он с трудом представлял себе, что должен сказать ей или сделать. В такого рода делах у него не было никакого опыта. Он вырос в окружении братьев. Потом стал солдатом, наемным убийцей и, наконец, отшельником. Что он знал о том, как нужно утешать женщин?

Злясь на самого себя, он сунул пистолет в мешок позади ее седла. Ему тоже Требовалось несколько минут покоя — чтобы утихомирить разбушевавшегося зверя и унять ярость, все еще бурлившую у него в крови.

И еще — он очень жалел о том, что не разорвал того негодяя на мелкие кусочки.

От желания придушить подлеца у него чесались руки. Еще немного, и нож, который он приставил к его горлу, вошел бы в тело по самую рукоятку.

Он отчаянно жаждал мести, и восемь лет назад он не колебался бы ни секунды. Полоснул бы ножом или сломал бы шею, и дело с концом.

Но Мак-Алистер был уже не тем человеком, что восемь лет назад.

Ему уже приходилось убивать, чтобы отомстить. И он знал, сколь мало утешения это приносит.

И потом, там, во дворе, была Эви. Она смотрела на него большими, испуганными глазами. Не мог же он просто взять и перерезать ублюдку горло?

Ей и так изрядно досталось.

Мак-Алистер посмотрел на заросли на берегу ручья и решил, что уединения с нее довольно.

Ему была невыносима сама мысль о том, что она стоит там совершенно одна — уязвленная, испуганная и разгневанная. Пусть он не знал, что сказать ей, зато он может быть рядом, на случай если она будет нуждаться в нем.

Интересно, стоит ли попытаться разговорить ее, подумал он. Кажется, от этого ей всегда становилось лучше. Эви очень любила поговорить.

Он привязал лошадей и зашагал к ручью.

А что, если она плачет? Мак-Алистер почувствовал, что ладони у него стали влажными.

Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы она не плакала.

Разумеется, он мог вести беседу, мог поддерживать ее, пусть запинаясь, но мог. Но вот, как следует вести себя с плачущей женщиной, Мак-Алистер понятия не имел.

К своему невероятному облегчению, он застал ее сидящей у самой воды. Обхватив руками колени, она сухими глазами смотрела куда-то перед собой.

Мак-Алистер присел рядом и принялся ломать голову над тем, что сказать ей — что угодно, лишь бы вывести девушку из состояния невыносимого страдания, написанного у нее на лице.

— Вам лучше?

К его величайшему сожалению, это было все, на что он оказался способен.

Эви едва заметно передернула плечами.

— Немного. Я бросала камни в воду.

Мак-Алистер перевел взгляд на ручей. В этом месте он был узким, глубоким, с быстрым и стремительным течением. Пожалуй, если бросить сюда камень, то всплеск получится громкий и внушительный.

— Да, это может помочь, — признал он.

— И еще я пинала дерево ногами.

— Тоже неплохо.

— Мне не нравится это, — тоненьким голоском, от звуков которого сердце у него жалобно заныло, проговорила девушка. — Мне не нравится, как я чувствую себя.

Ему — в который уже раз — вдруг отчаянно захотелось обнять ее. И разорвать собственную грудь в том месте, где поселилась неведомая боль. А еще ему хотелось вернуться к кузнецу и убить его помощника. Чувствуя себя ужасно неловко и не находя себе места от беспомощности, он потянулся к ней, чтобы погладить ее по спине.

— Все еще злитесь? — спросил Мак-Алистер, надеясь все-таки, что она выговорится и ей действительно станет лучше.

— В общем-то, да, но… — Эви проглотила комок в горле и подалась — совсем немного, но подалась — навстречу его руке. — Но, пожалуй, я ощущаю себя слабой… слабой и беспомощной.

Мак-Алистер позволил своей руке лечь ей на шею, где принялся ласково и бережно разминать напрягшиеся мышцы.

— Вы боролись.

Она негромко вздохнула от удовольствия, которое доставило ей его прикосновение.

— Я безнадежно проигрывала.

— Все могло получиться наоборот, если бы вы укусили его за руку.

Эви впервые повернулась, чтобы взглянуть ему в лицо, и оперлась щекой о свое колено.

— Вы и это заметили?

— Вы промахнулись на какой-нибудь дюйм, и только потому, что я оттащил его.

Она слабо улыбнулась. Это был успех, пусть и мимолетный, и Мак-Алистер положительно ощутил себя героем.

— И все-таки, — негромко проговорила Эви, вновь устремив взгляд на воду, — я хочу, чтобы он страдал. Я хочу, чтобы он заплатил за то, что сделал. И за то, что собирался сделать.

— Вы жалеете о том, что не дали мне отрезать ему язык, — догадался Мак-Алистер.

— Нет, — возразила она и расцепила руки, чтобы подобрать с земли гладкий камешек. — Я жалею о том, что не сделала этого сама.

— В таком случае, предлагаю вам компромисс, — сказал он, с неохотой убрав руку. — Я держу его, а вы — отрезаете ему язык.

Улыбка вновь вернулась на лицо Эви, и на этот раз она была чуточку шире и веселее.

— Он все равно может умереть от заражения.

— Он — ученик кузнеца, подмастерье. Ему представится прекрасная возможность применить полученные навыки на практике и прижечь собственную рану.

Улыбка сменилась негромким смехом.

— Впечатляющая картина.

— Полагаю, вы удовлетворены?

— Да. — Эви по-прежнему крутила камешек в пальцах, не сводя с него задумчивого взгляда. — А вы бы сделали это?

— Подержал его для вас?

Она кивнула.

— С удовольствием. — Мак-Алистер не смог удержаться и потянулся к ней, чтобы заправить Эви за ухо выбившуюся прядку волос. Он не спешил убирать руку, наслаждаясь шелковистой мягкостью ее волос. — Если вам от этого станет лучше.

Сам-то он так не думал, но если это как раз то, что ей было нужно…

Эви коротко выдохнула и швырнула камешек в воду.

— Скорее всего, меня бы просто стошнило.

Так всегда бывает в первый раз, подумал он и, почувствовав отвращение к самому себе, отнял руку от ее виска. Эви, похоже, не заметила его смущения.

— Полагаю, акт мщения теряет свою привлекательность, когда в самом его разгаре вас выворачивает наизнанку и вы извергаете содержимое своего желудка.

Мак-Алистер улыбнулся, потому что понимал, как ей сейчас необходима его поддержка.

— Все зависит от того, куда извергается содержимое вашего желудка. Цельтесь в обувь своего обидчика, и к его физическим страданиям прибавится еще и оскорбление.

Эви расхохоталась, искренне и громко, что называется, от души.

— Отличная мысль!

— Ну что, теперь вам стало лучше?

— Немного. — Эви коротко вздохнула, сжав губы. — Во всяком случае, я чувствую себя лучше, чем когда пинала дерево. — Она вытерла руки о подол юбки. — Полагаю, нам пора двигаться дальше.

— Мы можем задержаться здесь столько, сколько захотите.

Эви покачала головой и встала.

— Нет, мне бы хотелось уехать отсюда как можно скорее и как можно дальше.

Откровенно говоря, Эви чувствовала себя не просто лучше, а намного лучше. Нельзя сказать, что она пришла в свое обычное, веселое и жизнерадостное, расположение духа, но гнев уже не застилал ей глаза красной пеленой — большая часть его рассеялась еще тогда, когда она швыряла камешки в воду и пинала ни в чем не повинное дерево. Что же касается страха и негодования, то против них, оказывается, лучшим оружием стали веселый смех и искренний разговор. И за это она должна была поблагодарить Мак-Алистера.

Эви искоса поглядывала на него, пока они пробирались к тому месту, где он привязал лошадей. Пожалуй, она никак не ожидала от него утешения в виде смеха. А если уж быть перед собой предельно честной, то она вообще не ожидала от него утешения, в любом виде.

Совершенно очевидно, что он оказался совсем не тем человеком, каким она его считала, — вот, кстати, чуть не забыла…

— Почему вы вели себя по-другому? — спросила она, когда они обошли большое дерево. — Когда мы только подъехали к кузнице, я имею в виду. Вы изменили голос и манеру поведения. — Воспоминания об этом заставили ее негромко рассмеяться. — Вы вдруг заговорили голосом лондонского денди.

Мак-Алистер выразительно поморщился, что Эви с восторгом отметила про себя.

— Я хотел, чтобы он вспомнил лондонского денди, если кто-нибудь станет расспрашивать его о нас.

— Но в гостинице вы были самим собой, — возразила она. — А что, если кто-нибудь примется наводить справки о нас и там тоже?

— Наша встреча с хозяином гостиницы была короткой, к тому же он привык иметь дело с незнакомцами и странными постояльцами. Так что в этом смысле он не заметил в нас ничего необычного или особенного.

Эви кивнула, на лету подхватив нить его рассуждений:

— А появление новых клиентов — это целое событие для мистера Томаса. И он наверняка запомнит нас.

Правда, совсем не так, добавила про себя Эви, как на то рассчитывал Мак-Алистер. Но поскольку поделать с этим уже ничего было нельзя, она перестала сожалеть о случившемся, поднялась в седло и поскакала вслед за Мак-Алистером на восток.

С каждой пройденной милей Эви чувствовала, как к ней понемногу возвращается хорошее настроение и привычное расположение духа. Она ни за что не призналась бы в этом вслух, но в немалой степени этому способствовало то, что Мак-Алистер на сей раз предпочел ехать с ней рядом. Девушка даже испытывала некоторую неловкость за свою недавнюю вспышку, она представлялась ей теперь ужасно глупой — надо же, схватилась за пистолет! — и если бы Мак-Алистер принялся выписывать вокруг нее круги в своей обычной манере, то она опять терзалась бы вопросом, не избегает ли он ее намеренно, и если да, то почему.

Но ее компания, похоже, Мак-Алистера вполне устраивала, и даже если не совсем устраивала, то он во всяком случае удовлетворился тем, что оглядывал окрестности, покачиваясь в седле рядом с ней.

В качестве же собеседника он не то чтобы окончательно упал в ее глазах, просто стало очевидно, что лавров краснобая и оратора в высшем свете ему не заслужить. Однако то, чего ему недоставало как активному участнику разговора, он отлично восполнял своим пассивным присутствием. Пока Эви перескакивала с одного предмета на другой — а после тягостных событий сегодняшнего утра и целых двух дней, проведенных практически в молчании, она положительно не могла остановиться, Мак-Алистер согласно кивал, поддакивал и даже задавал в нужных местах нужные вопросы. Короче говоря, он слушал.

Причем слушал совсем не так, как Уит или даже Алекс, которых зачастую вынуждали к тому хорошее воспитание и семейные узы, когда они изображали деланный интерес к вещам, которые их совершенно не занимали. Да вот, взять хотя бы прошлую неделю, когда Эви собственными глазами видела, как Уит выслушивал рассуждения леди Терстон о подготовке Кейт к грядущему лондонскому сезону — отсутствующее выражение лица, пальцы, нетерпеливо постукивающие по столу, и взгляд, с тоской устремленный на ближайший выход из комнаты.

Нет, Мак-Алистер действительно слушал, а не делал вид, что слушает. Ему было явно не все равно, он действительно полагал важным то, что она говорила и что думала. Именно в этом отчаянно нуждалась Эви, после того как ее самолюбие подверглось столь унизительным испытаниям. И она говорила и говорила — о своих друзьях и семье, о своей работе и увлечениях. Девушка настолько увлеклась беседой — в общем-то, по-другому назвать свой монолог она, пожалуй, затруднилась бы, — что минуло немало времени, прежде чем она заметила, что они едут по узенькой дорожке. Эви моментально умолкла. До сих пор Мак-Алистер старательно избегал любых признаков цивилизации, прилагая к тому немалые усилия. Дорога, собственно, представляла собой не более чем две колеи, между которыми росла полоска высокой травы. Тем не менее, это была все-таки дорога, и Эви изрядно удивилась, оказавшись на ней. Ее удивление еще более возросло, когда они выехали к небольшому охотничьему домику, притаившемуся в густых зарослях. Отсутствие дыма над печной трубой и закрытые ставнями окна недвусмысленно свидетельствовали о том, что домик необитаем, но как об этом мог знать Мак-Алистер?

— Вам знакомо это место? — поинтересовалась она.

— Домик принадлежит мистеру Хантеру.

— Вот как? — Эви задумчиво созерцала избушку. — А для чего мистеру Хантеру понадобился охотничий домик, когда всего в нескольких часах езды отсюда у него имеется коттедж?

— А разве далеко от Халдона до вашего городского дома в Лондоне?

— Совсем недалеко, — вынуждена была признать она. — Но они предназначены для совершенно разных целей.

— Это — охотничья избушка. А там — коттедж на побережье.

— И что же, на побережье нельзя охотиться?

— На побережье ловят рыбу.

— Да, но…

Эви умолкла, покачав головой. О чем они спорят, если мистеру Хантеру, такое впечатление, принадлежит половина жилых построек в Англии?

Мак-Алистер поехал вокруг избушки. Они миновали невысокую каменную стену, которая нуждалась в ремонте, и давно заброшенный небольшой садик, заросший сорняками.

— Не похоже, чтобы он бывал здесь в последнее время, — заметила Эви.

— Он здесь вообще никогда не бывал. Эта избушка всего лишь принадлежит ему.

— А для чего, позвольте узнать, человек покупает охотничий домик, если он никогда в нем не бывает?

— А вы разве бывали во всех домах, принадлежащих вашему семейству?

Эви не имела ни малейшего понятия о том, каковы размеры владений Уита и сколько домов ему принадлежит.

— С полной уверенностью могу заявить, что никогда не забываю посетить поместья, которые принадлежат мне лично.

— И много поместий вам принадлежит?

— Ни одного.

Мак-Алистер улыбнулся и повел ее по узкой тропинке, петлявшей между деревьями на задворках домика. Они вышли к большому пруду, берега которого заросли камышом, а воду покрывала ряска. На несколько шагов от болотистого берега выдавались короткие и шаткие на вид мостки, но лодки не было.

Мак-Алистер обернулся к ней.

— Вы голодны?

— Я бы не отказалась перекусить.

Ее желудок еще не успокоился после давешних приключений, но полдень уже давно миновал, а с утра ей пришлось довольствоваться лишь чаем и яблоком.

— В таком случае, мы обедаем.

Они расстелили одеяло на мягкой земле неподалеку от берега и разложили на нем хлеб, сыр и фрукты. Поскольку Мак-Алистер на этот раз захватил с собой больше чем достаточно припасов, то Эви наелась еще до того, как успела расправиться хотя бы с половиной того, что он предложил ей.

Покончив с едой, она принялась задумчиво рассматривать пруд. Его зеленая, темная и мрачная поверхность выглядела далеко не так привлекательно, как сверкающие и прозрачные воды ручья, вдоль берега которого они двигались сегодня весь день, но для того, чтобы окунуть в него руки — или ноги, — вполне сойдет. И тут ей в голову пришла блестящая идея.

— Мак-Алистер?

Он недовольно фыркнул, как обыкновенно ведут себя мужчины, показывая, что слушают, но даже не удосужился поднять голову, чтобы взглянуть на нее.

— Как вы полагаете, причал крепкий?

Мак-Алистер удостоил его короткого, но внимательного взгляда.

— Похоже.

— А в пруду есть рыба?

— Очевидно.

— А вы можете ловить ее голыми руками в пруду?

На этот раз Мак-Алистер поднял голову и улыбнулся.

— Это будет труднее, но, тем не менее, вполне возможно. Вы хотите, чтобы я научил вас?

— Если у нас нет времени, то…

— У нас есть время. — Он доел яблоко, встал и раскрошил в ладони кусок хлеба. — Вряд ли мы сумеем поймать что-либо в это время дня, да еще в пруду, но я покажу вам основные принципы.

Эви буквально запрыгала от восторга.

— Замечательно!

— Похоже, это вас заинтересовало, — небрежно заметил он.

Она лишь пожала в ответ плечами и последовала за ним к причалу.

— Меня интересует все, что позволяет чувствовать себя независимой.

— Вам нравится быть независимой?

— Мне бы хотелось думать, что я способна на это.

Он с интересом посмотрел на нее.

— Почему?

— Ну, в первую очередь потому, что это означает свободу. Полагаю, вам, как отшельнику, знакомо это чувство. Ведь ваше существование зависит от вас самого.

— Оно также зависит и от вашей семьи, которая разрешила мне жить у вас.

— Много лет вы живете так, что вас практически никто не видел. Думаю, вы с легкостью могли бы избежать ненужного внимания со стороны Уита и леди Терстон.

— Вероятно.

Он первым поднялся на причал и предостерегающе выставил руку, проверяя надежность конструкции собственным весом.

— Прочный, — наконец вынес он приговор, пройдясь от одного конца мостков до другого.

И хотя подняться по ступенькам высотой в шесть дюймов она могла и сама, все-таки Эви с благодарностью приняла предложенную им помощь и последовала за Мак-Алистером на причал.

— Именно поэтому вы и поехали с нами? И мне помогаете тоже из этих соображений?

— Из каких? Из-за того, что у мистера Хантера надежный причал?

Она одарила его ледяным взглядом.

— Из-за того, что чувствуете, себя в долгу перед моей семьей.

Мак-Алистер остановился и обернулся к ней.

— Но я действительно в долгу перед вашей семьей, — негромко проговорил он.

Что ж, это был не тот ответ, на который рассчитывала Эви, но зато ему нельзя было отказать в честности или искренности.

— Я все равно бы поехал с вами, — добавил Мак-Алистер, — в долгу я перед ними или нет.

Ага, вот это уже намного лучше.

— Вот как?

Эви выразительно закатила глаза, когда получила в качестве ответа уже хорошо знакомую ей кривую улыбку.

— Ну вот, вы все болтаете и болтаете. Вы что, намереваетесь заговорить меня до смерти?

— Какая разница, почему я поехал с вами? Вы же все равно не верите в главную причину.

Разница была, и очень большая. Причем настолько большая, что даже самой себе Эви не призналась бы в этом, отчего и поспешила перевести разговор в более безопасное русло.

— Получается, вы бы предпочли, чтобы я всерьез поверила в грозящую мне опасность и всю дорогу билась в истерике?

— Нет. — Он с любопытством взглянул на нее. — А вы и впрямь бились бы?

— Нет.

По крайней мере, Эви хотелось так думать. Но поскольку в подобном положении она не оказывалась еще ни разу, утверждать это с уверенностью она бы не взялась.

Мак-Алистер вновь повернулся к пруду. Он обвел взглядом причал, выбирая подходящее место.

— И что же вы сделали бы по-другому? — небрежным тоном поинтересовался он.

— Если бы на самом деле существовал маньяк, намеренный причинить мне вред? — Эви равнодушно пожала плечами. — Откровенно говоря, я как-то не думала об этом. Ну, я бы точно возражала против присутствия миссис Саммерс.

— Почему?

— Потому что это было бы нелепо — подвергать ее опасности из-за того, что она вознамерилась охранять мою добродетель. — Она сдула непослушную прядь волос, упавшую ей на лоб. — Учитывая обстоятельства, это нелепо в любом случае, существует заговор на самом деле или нет.

— Но ведь вы не возражали против отъезда из Халдона?

— Разумеется. А почему я должна была остаться и подвергнуть опасности людей, которых люблю?

— Если такой маньяк существует, то опасности подвергаемся мы — Кристиан, мистер Хантер и я, — многозначительно заметил Мак-Алистер.

Когда он обернулся, чтобы взглянуть на ее реакцию, она сладко улыбнулась ему.

— Да, но я почти не знаю никого из вас троих.

— Я понял вашу мысль.

Она рассмеялась и устремила взгляд куда-то вдаль, на другой берег, тогда как Мак-Алистер присел на корточки и стал напряженно вглядываться в темную и мутную воду.

— Честно говоря, не знаю, что бы я сделала. Скорее всего, не стала бы показывать письмо никому и постаралась бы поскорее уехать из Халдона.

— И уладить недоразумение своими силами?

— А почему из-за меня должен пострадать кто-нибудь еще?

— Они будут страдать очень сильно, если с вами что-нибудь случится. Вы ведь не считаете себя неуязвимой, я надеюсь?

— Таковых не существует в природе.

— Некоторые люди отличаются большей хрупкостью по сравнению с остальными.

Она принялась раскачиваться на носках, сверля его спину гневным взором.

— Вы что же, полагаете меня хрупкой?

— Нет. Я бы назвал вас утонченной.

Он коснулся воды кончиками пальцев.

— Утонченная, — медленно повторила она. — Вот, значит, как.

Мак-Алистер, решила Эви, слишком долго был лишен прелестей общения с представительницами прекрасного пола, и поэтому никак не отреагировал на ее оскорбленный тон. Даже не поморщился.

— В вас чувствуется мягкость и доброта, — рассеянно продолжал тот. Выпрямившись, он принялся пристально вглядываться в грязную воду под ногами. — Здесь слишком глубоко.

Мягкая и утонченная. Хотя Эви не намеревалась заходить настолько далеко, чтобы полагать себя грубой и несгибаемой, все-таки она считала, что ее можно назвать сильной и умной.

— Мне почему-то кажется, что у вас сложилось обо мне неверное представление.

Он обернулся и бросил на нее короткий взгляд, один-единственный, зато унизительно-снисходительный, который привел ее в ярость.

— Нет, я так не думаю. Вы — леди с головы до пят. Настоящая леди, — добавил Мак-Алистер после некоторой паузы.

— Настоящая леди.

Боже, до чего же приторное описание. Мак-Алистер вновь вернулся к созерцанию пруда.

— М-м, и чуточку наивная при этом. Пожалуй, с причала мне ничего не поймать.

— Наивная?

Ну, это уже оскорбление.

— Самую чуточку. Полагаю, это как-то связано с вашей утонченностью. Точно, лучше перейти на противоположный берег.

Хрупкая, утонченная, добрая и наивная? Однако, недостатки есть и у настоящей леди.