Дерзкий поцелуй

4

Эви никогда не считала себя ханжой или недотрогой. Скорее, напротив. В четырнадцать лет она первой из своих подруг изведала, что такое поцелуй. В девятнадцать она встретила свою первую подопечную проститутку, а в двадцать ей самой сделала предложение сначала содержательница притона, затем сутенер, а позже и дюжина подвыпивших матросов. Таким образом, она восполнила пробелы в своем образовании, побывав в самых бедных районах Лондона, которые правильнее было бы назвать трущобами.

В соответствии с нормами поведения, принятыми в обществе ее подруг и знакомых, Эви пользовалась репутацией скандально передовой и чрезмерно прогрессивной молодой леди — и репутация эта непременно подтвердилась бы, если бы кто-нибудь из них узнал о ее похождениях. Но даже она оказалась не подготовленной к тому зрелищу, которое открылось ей по другую сторону двери, в соседней комнате.

Там обнаружился полуодетый Мак-Алистер, Собственно говоря, если быть совсем уж точным, то раздетый более чем на четверть. Самое же пикантное, впрочем, заключалось в том, что это был именно Мак-Алистер, а не кто-нибудь другой, и что он находился в смежной с ней комнате, да еще и раздевался при этом. Он стоял в одной рубашке, да и та была уже расстегнута до пояса, открывая нескромному взгляду загорелую кожу и широкую грудь, на которой бугрились мускулы. Этот человек был сложен как античный бог, изображение которых она видела в альбомах.

— Ч-что…

Проклятье! Она прикусила кончик языка и отвела взгляд, чувствуя, как у нее внутри все загорелось, но сделала новую попытку:

— Ч-что это вы тут делаете?

Мак-Алистер оставил ее вопрос без ответа, что было вполне понятно, учитывая всю очевидную незамысловатость того, чем он занимался. Эви почувствовала, как щеки ее запылали жарким румянцем. Почему, черт побери, она не сообразила постучать для начала?

— Вы не имели никакого права в-выгонять Лиззи из ее к-ком-каты.

Уголком глаза она наблюдала, как он неторопливо застегивает рубашку.

— Я сделал это ради ее же блага.

Смущение на мгновение уступило место полнейшей растерянности.

— Ради ее же блага?

Он указал на широкие окна:

— Если бы мне были нужны вы, я бы воспользовался ими.

Эви оглядела большие окна в комнате Лиззи, а затем отступила назад, чтобы взглянуть на еще более широкие оконные проемы уже в собственной спальне.

— А почему не теми, которые находятся у меня в комнате?

— Они слишком хорошо охраняются.

— Что ж, в таком случае, почему бы злодею не проникнуть в особняк в-внизу, через окна какой-нибудь пустующей комнаты?

Господь свидетель, таковых в Халдоне насчитывалось великое множество.

— Эти расположены ближе.

Что-то в его доводах показалось ей очень и очень странным, вот только она не могла понять, что именно.

Отложив ускользающую мысль на потом, она взглянула ему прямо в лицо — осуществить эту задачу было тем легче, что он уже застегнул свою рубашку на все пуговицы, — и ядовито поинтересовалась:

— Вы что, разбираетесь в подобных вопросах?

Воспоследовала долгая-долгая пауза, прежде чем он наконец утвердительно кивнул головой.

— Я… да.

Откуда отшельник мог разбираться в таких вещах, если он не бывший военный? С другой стороны, почему образованный, неглупый и, вероятно, хорошо воспитанный солдат благородного происхождения предпочел стать отшельником? Она склонила голову к плечу, не сводя с него внимательного взгляда.

— Кто вы такой?

Несомненно, он окажет ей любезность и ответит на столь простой вопрос.

Долгое молчание дало ей понять, что, увы, как раз удовлетворять ее любопытство он и не собирается.

Эви постаралась справиться с чувством разочарования и обиды, которое вспыхнуло у нее в груди. Она ведет себя просто нелепо! Давний поцелуй, хитроумный план родственников, его сдержанность — все это граничило с абсурдом и не могло стать причиной ее отчаяния. В конце концов, она была взрослой женщиной двадцати шести лет, а не какой-нибудь глупой мисс из пансиона, которую может довести до отчаяния мужское равнодушие.

— Что ж, можете оставить свои тайны при себе, — пробормотала она и повернулась к двери.

— Эви.

Она не должна останавливаться. Она знала, что не должна. Но остановилась.

Мак-Алистер подождал, пока она повернется к нему лицом.

— Я не хотел обидеть вас, — мягко сказал он. — Никого из вас обеих.

Эви заколебалась. Она знала, что не должна спрашивать его об этом. Знала, что вообще не должна поднимать эту тему. Но язык не повиновался ей.

— Почему… тем вечером в лесу… почему же…

Она оборвала себя на полуслове, когда он покачал головой.

— Мне не следовало этого делать. Я вам не пара.

В воздухе разлилось подозрение, уродливое и гнетущее, как давешняя тишина.

— И кто же мне пара, мистер Мак-Алистер?

— Кто-нибудь… другой, — негромко ответил он. — Просто другой.

Подозрение улетучилось так же быстро, как и появилось. Он не имел в виду какого-либо определенного мужчину, которому она была предназначена, а всего лишь другого мужчину, не себя. Выходит, он не знает о заговоре. Может быть.

— Я предназначена тому, кому предназначена, — парировала она. — И не вам предсказывать мою судьбу.

Удовлетворенная собственным ответом и весьма обрадованная тем, что сумела преодолеть заикание, она повернулась и вышла, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Лиззи по-прежнему стояла посредине комнаты, прижимая к груди скомканное постельное белье.

— Ну, что он сказал? — пожелала узнать горничная.

— Что окна твоей комнаты слишком широки и что искушение забраться через них для моих убийц может оказаться слишком велико.

От изумления у Лиззи отвисла челюсть.

— Они могут залезть в окна? В моей комнате?

Эви испытала легкое чувство вины. Вполне может быть, что Лиззи ничего не знает о хитроумном плане. Хотя это и маловероятно, ведь заговор с целью выдать ее замуж — как раз из тех соблазнов, устоять перед которыми Лиззи не смогла бы ни за что.

— Нет, конечно. Он преувеличивает. Разве не ты говорила, что лорд Терстон сделает все, чтобы ни один волос не упал с наших голов?

— С вашей головы, — поправила ее Лиззи, за что удостоилась тяжелого и гневного взгляда от Эви. — Да-да, хорошо, с наших, с наших. И что же дальше — мне придется спать здесь на полу, мисс?

— Не говори глупостей. В доме найдется добрый десяток свободных кроватей. Например, в твоей старой комнате рядом со спальней Кейт.

— Ни за что! — Лиззи драматически содрогнулась. — Та комната просто огромная. Я не смогу заснуть, зная, что леди Кейт нет поблизости.

Эви едва удержалась, чтобы не рассмеяться. Причиной, по которой Лиззи перебралась в комнату по соседству, стала привычка Кейт сочинять музыку по ночам. Трудно заснуть, когда твоя госпожа полночи жжет свечи, напевает что-то себе под нос и то и дело натыкается на мебель.

Однако же, при нынешних обстоятельствах смех выглядел бы неуместно. Она ничем не должна выдать себя и свое игривое настроение, напомнила себе Эви. Ей полагается быть изрядно напуганной. Нет, даже ужасно напуганной — и сохраняющей при этом присутствие духа.

— Знаешь что? Ложись рядом со мной. Кровать достаточно велика.

Особое приглашение Лиззи не требовалось. Она свалила свой узел на кресло и забралась под одеяло.

— Спасибо вам, мисс. Я буду спать крепче, зная, что не одна в комнате.

Поскольку Лиззи храпела во сне, Эви сомневалась, что может сказать о себе то же самое.

Но возможности погоревать ей не дали. Негромкий стук в дверь, ведущую в коридор, возвестил о появлении миссис Саммерс, одетой в кружевной ночной пеньюар и кружевной чепчик.

Эви изумленно уставилась на нее.

— Миссис Саммерс?

— Добрый вечер, Эви. — Матрона проскользнула мимо нее к кровати. — Ну-ка, подвинься немножко, Лиззи. Я предпочитаю спать с краю.

Эви раскрыла от удивления рот.

— С краю?

— Мистер Мак-Алистер расположился на ночь в комнате Лиззи, не так ли? — уточнила миссис Саммерс, сбрасывая с плеч пеньюар.

— Да, но…

— В таком случае, я настаиваю на том, чтобы мне дали место здесь. Угрозы угрозами, но тебе нужно думать еще и о своей репутации.

С этими словами она улеглась под одеяло рядом с Лиззи.

Эвй в отчаянии всплеснула руками.

— Не представляю, как мог кто-нибудь посторонний узнать об этом. Среди наших гостей нет никого, не заслуживающего доверия, да и прислуга не станет болтать.

— Большинство слуг, пожалуй, — согласилась миссис Саммерс, поправляя подушку под головой. — Но твоя тетя сообщила мне, что у вас в услужении появилось несколько новых горничных и грумов [3].

Последнее пополнение в штате домашней прислуги, как справедливо заметила Лиззи, произошло уже целых семь месяцев назад, но Эви не стала возражать. Кроме того, она почла за лучшее не обсуждать пребывание Мак-Алистера в соседней комнате, прежде чем Лиззи разболтает, что она была с ним там. В данной ситуации подобное обстоятельство вряд ли могло нанести непоправимый вред ее репутации, но непременно подвигло бы миссис Саммерс на нудные и продолжительные нравоучения.

— В таком случае, Лиззи, двигайся дальше. Я тоже не желаю спать в середине.

— А моего мнения никто не спрашивает? — обиженно проворчала Лиззи, но послушно переместилась в центр кровати.

Нет, она положительно самая дерзкая и нахальная горничная во всей Англии.

— Ты вольна в своем выборе и можешь идти спать в другое место, — напомнила ей Эви, забираясь под одеяло.

Лиззи подвинулась еще немножко.

— Ничего, я посплю и в середине.

А Мак-Алистер раздевался совсем не для того, чтобы лечь спать. Он намеревался не более чем вздремнуть. Снимая с себя одежду, он, в первую очередь, думал об удобстве. Одно из многих преимуществ бытия отшельника состояло в том, что он имел полное право носить только то, что ему нравится, и тесных приталенных сюртуков, а также жестких воротничков не было в списке одежды, которую он любил.

Он с подозрением уставился на кровать, застеленную пуховой периной. Сон в помещении также не входил в список вещей, которые ему нравилось делать. Он предпочитал, чтобы его убаюкивал негромкий шепот листвы над головой, а не голоса в комнате за стеной или скрип половиц под чьими-то крадущимися шагами. Кроме того, на открытом месте он чувствовал себя намного увереннее, чем в замкнутом пространстве, ограниченном каменными стенами и имеющем всего два выхода.

Отшельником ему частенько приходилось ночевать в заброшенной охотничьей избушке, но быть единственным живым существом в убогой сторожке — это совсем не то, что ощущать себя одним из многочисленных обитателей огромного особняка. Куда бы он здесь ни повернулся, повсюду были люди, комнаты и стены, стены, стены… Казалось, между ним и лесом кто-то воздвигал все новые и новые барьеры.

Даже теперь, когда у него был свой дом, он часто брал одеяло и устраивался на ночлег под звездами — разумеется, если позволяла погода.

И еще — он не ложился в кровать в этой дурацкой ночной сорочке.

Сняв рубашку, Мак-Алистер небрежно набросил ее на спинку стула. Вспомнив, как его обнаженная грудь привела Эви в явное замешательство, он улыбнулся. Она выглядела очаровательно, когда краснела и смущалась. Для него она всегда оставалась красавицей, с огромными карими глазами, с нежным изгибом лебединой шеи и соблазнительной фигуркой, стройной и одновременно с достаточно пышными формами. Сколько ночей он провел, представляя эту фигурку в своих объятиях?

С его губ сорвалось короткое ругательство. Мак-Алистер подскочил к окну и распахнул его створки настежь, прекрасно зная, что ни один уважающий себя злодей не окажется настолько тупым, чтобы рискнуть влезть в него по стене. Вот и еще одна веская причина для того, чтобы избегать общества Эви, не говоря уже о том, чтобы искать ее благосклонности: он солгал ей! Солгал легко и непринужденно, не испытывая ни малейших угрызений' совести.

Но он не мог занять комнату в другом конце коридора только ради того, чтобы соблюсти приличия. Разница между жизнью и смертью иногда исчислялась несколькими секундами. А вдруг он ей понадобится? А что, если она закричит?

Он постарался расслабиться. Эви находилась всего в нескольких футах от того места, где стоял он. С ней все было хорошо. Она была в безопасности.

И он собирался приложить все силы к тому, чтобы такое положение дел сохранялось и дальше.