Действуем, сестра! Свадьбе быть?

2. Хлоя. Я смогу заработать!

После отъезда Роберто Зоя сама не своя. Ходит и улыбается, а глаза, как у перепуганной кошки. Не знает, куда себя приткнуть и чем занять, хорошо хоть без бытовой магии в таком большом хозяйстве не разгуляешься. То там помой, то тут почисть. Но это, конечно, так себе развлечение. Вот если бы она могла снова заняться извозом.

— Реми, я тебя, как человека прошу, достань еще одну карету! — прошу я, забегая в мастерскую.

— Из кармана?

— Из проката. Из откуда-нибудь. Если бы Зоя могла опять возить людей, она была бы при деле и не кисла. Да и для нас не лучший бизнес то ставить маршрут, то убирать. Люди любят надежность.

— Ты права, конечно…

— Конечно!

Покачав головой, Реми ничего не говорит, но так красноречиво, что я чувствую, как горячая волна поднимается к щекам. Вот же дирх, ну почему я так легко краснею?

— Я подумаю насчет кареты, — кивает он, — надеюсь, к вечеру удастся достать. И нам нужно нанять парочку работников. У меня и так рук не хватало, а после отъезда Роберто, мы совсем встанем.

— Все получится, я уверена!

Целую Реми в щеку и иду на свою половину этажа. Дамблби — малыш-рибис уже подрос и похож не на пузатенького голубого шмеля, а на крылатого хомяка. Крылья за боками не успевают, и он летает натужными полупрыжками. Сажусь на диван и тут со всех сторон ко мне летят, ползут и прыгают пушистые, лысые, в чешуе и перьях, мои любимые питомцы. Как бы ни было у меня на душе, мои малыши заставляют меня улыбаться. Даже Лала машет из цветочного горшка. Она умеет отделяться от ветки, но не любит.

Натискавшись, со вздохом перехожу к делам. Роберто уехал, Зоя в хандре, а Реми при всех его талантах не умеет делать деньги из воздуха. Пора посмотреть, удалось ли мне хоть что-то заработать. Ого, а коробочка с добровольными дарами на поддержание приюта полна. Десять… пятнадцать... семнадцать золотых и это без учета серебра и меди! Да на это можно купить две кареты.

— Реми! Реми! — радостно кричу я, возвращаясь в мастерскую. Смеюсь, обнимаю его за плечи и чуть не прыгаю. — У нас есть деньги!

В руках горсть золота так и блестит в лучах падающего в окна солнца.

— Нет, малыш, это у тебя и твоего приюта есть деньги, — отодвигает мою ладонь Реми.

На сердце холодеет.

— То есть то, что зарабатывает Зоя, Роберто или ты, это наши деньги. А то, что зарабатываю я — мои? — тихо спрашиваю у него. — Потому что это вроде как детские деньги, да? Потому что у малышей взрослые денег не берут?

Голос дрожит и, кажется, еще чуть, и я просто запущу монетами ему в физиономию.

— Когда ты так говоришь, звучит совсем неприятно, — признает Реми. — Это не детские деньги. Что там берет и тратит Роберто или Зоя, это их дела. А ты моя женщина, и я заработаю для нас сам.

— Но это не значит, что я не могу заработать тоже, — выделив последнее слово, отвечаю я. — Ведь это ты отделил место, обустроил все, отремонтировал. Без тебя никакого приюта вообще бы не было. Все это время я только тратила. Да я даже коробочку эту с деньгами первый раз открыла!

— Хло, мы ведь не бедствуем, — обняв меня, говорит Реми. — Возьми эти свои деньги и купи лучше новые лежанки для своих животных. Я не знаю: корм, игрушки. Лекарю заплати, он так много для нас делает, а денег, считай, вовсе не берет.

Хочу спорить, но он не дает мне и слова вставить, перекрывая любые возражения поцелуем. И я ничего не могу с этим поделать, весь мой пыл улетучивается. Остается только желание тихо покачиваться в его руках, как на качелях.

— А если бы мы голодали, ты бы тоже сказал «пойди купи лежанки»?

— Ну я же не дурак, — усмехнувшись отвечает он, — хотя если бы довел нас до такого состояния, то и умным тоже сложно назвать. Но, поверь, у нас все хорошо. И карета будет уже к вечеру.

У меня все равно остается какое-то ощущение недосказанности, но спорить дальше не решаюсь. Я не Зоя, чтобы строить из себя мамочку и пытаться доказать, что я наравне с мужчинами. Никто не главнее, мы просто разные. И, если Реми так претит мысль брать деньги, заработанные приютом, что ж, это его выбор, и я его в нем поддержу. Но и сама сидеть сложа руки не собираюсь. Я докажу, что это не игрушки, не детские шалости, а важное, полезное дело. Которое к тому же приносит доход!

На свою половину возвращаюсь с настроением, как у полководца перед решающей битвой. Так, блокнот, ручка, буду выписывать все возможности для развития, которые только придут в голову. Помещение у меня не очень большое, все-таки «половина» у меня только номинально, основную часть этажа, конечно, занимает мастерская. А вот сад почти свободен, как и вольеры с загонами. Сейчас там, кроме коней, на которых уехал Роберто, живет только лунный телец и соблось.

На протяжении следующих часов я напряженно думаю, хожу по помещениям приюта и саду. В перерывах тискаю рибисов и муракота Тарро, которого принесла Барбара. Он уже старичок и любит подремать на солнышке, но порой на него находят воспоминания, тогда он может часами резвиться в фонтане. Ведь на суше он кот, а в воде — диковинная смесь ящерицы и русалки. Надо бы свозить его на озеро, Барбара говорила, что его старая хозяйка любила бывать с ним на берегу. И Тарро даже ловил рыбу, правда, сам и ел.

Но ладно, с Тарро, время идет, а я так ничего и не придумала. Все, что можно было выжать из приюта, я уже выжала. У нас есть и передержка, для тех, кому с кем оставить магических, да и обычных, существ. Есть возможность приходить и пообщаться с ним. Есть, собственно, приют. А, ну и всякие полезные штуки, вроде хладокомов от рибисов, и сброшенных рогов лунного тельца. Как я ни силюсь, больше придумать ничего не удается и меня накрывает печалью как серым покрывалом.

— Так, отставить хандру, — пытаюсь я подбодрить сама себя, — лучше прогуляться. Шагая, лучше думается.

Обняв перед выходом Реми и чмокнув его в щеку, выхожу на залитую солнцем улицу. Лето уже заканчивается, даже не верится, что с нашего приезда в Рейвенхилл прошло меньше трех месяцев. Но шиповник у дома цветет все так же пышно и буйно, хотя между цветами уже так много ягод. Смотрю на белые и темно-розовые цветы и думаю, а вдруг папа их высадил, думая о нас с Зоей? Мы росли, не зная его, и были уверены, что не очень-то ему нужны. Но он все-таки помнил о нас. И, выходит так, что именно благодаря такому немного странному наследству, но нам удалось не только устроить свое дело, но и познакомиться с Реми и Роберто. А это важнее любых замков и сундуков, полных золота.

— Хлоя!

Через уже желтеющую толщу листвы видны только русые кудри, но я узнаю и их, и голос.

— Кристоф!

Жду у обочины, пока он подойдет. Когда-то мы познакомились благодаря Барбаре — владелице книжного и моей уже доброй подруге, несмотря на разницу в возрасте в несколько десятилетий. Кристоф часто бывает у нас, когда заносит продукты с рынка.

— А я как раз к вам шел, у меня для тебя есть умопомрачительное предложение! — активно жестикулируя, говорит он. Голубые глаза так и блестят, будто кусочки яркого августовского неба.

— Не томи, — восторженно пищу я.

— Не-е-е-т, это надо показывать, — таинственно отвечает он, — зайдем к ба, там все и узнаешь.

— Ну ладно, тем более я давно не была у Барбары, — соглашаюсь, думая не столько даже о таинственном предложении, сколько о том, как бы не потратить на книги и канцелярские принадлежности всю ту гору золотых, что сегодня нашла в коробке для пожертвований.

Когда мы идем мимо Белого сада, кажется, что кто-то окликает меня. Оглядываюсь, но так никого и не заметив, спешу дальше. Кристоф держит меня за руку, помогая перебраться через тонкий мостик, связывающий берега пробегающего по саду ручейка.