Глава 5

Остаток ужина проходит без происшествий, но чертовски некомфортно, благодаря антагонистическому присутствию Нокса. Я никогда раньше не видела, чтобы Норт или Грифон сходились с ним лоб в лоб или хотя бы пытались хоть немного сдержать, поэтому почти забавно наблюдать, как они останавливают его каждый раз, когда он только смотрит в мою сторону.

Сама мысль о том, что они могли бы делать это для меня все это время, но решили этого не делать, похожа на зуд под кожей, который ноет во мне и который невозможно игнорировать.

Я не хочу есть десерт, но когда Норт кладет передо мной кусочек запеченного чизкейка, прежде чем отправиться на очередную встречу, все мои планы бежать обратно в комнату исчезают, потому что, Боже мой, его шеф-повар знает, как правильно делать десерты.

Даже Атлас берет второй кусочек.

Когда мы закончили, Атлас и Гейб возвращаются в мою комнату вместе со мной, и оба они суетятся вокруг меня, когда я немного спотыкаюсь, входя в лифт. Мои ноги как будто весят тысячу фунтов, и мне трудно заставить их работать правильно. Гейб предлагает нести меня, ухмыляясь и шутя, но я также уверена, что он сделает это, если я действительно скажу ему «да».

Когда мы добираемся до моей комнаты, Норт заходит за угол из своего конца коридора, и в моей голове снова всплывает тот факт, что его комната находится всего в нескольких футах от моей.

«Господи, не думай об этом, Оли».

Я совершенно готова просто нырнуть в свою комнату и притвориться, что мы здесь не пересекались, но как только я вставляю ключи в дверь, он останавливается перед нами и говорит: — Олеандр, на пару слов.

Не просьба, не объяснение, не попытка сказать мне, чего он хочет, просто еще один приказ, чтобы я его выслушала.

Я поворачиваюсь к нему лицом, но Атлас уже говорит: — Вряд ли, Дрейвен. Я не собираюсь тратить остаток ночи на то, чтобы разбираться с тем дерьмом, которое ты собираешься вывалить на нее в этот раз.

Норт переводит взгляд на него, и огрызается: — Я поговорю с моей Связной наедине, минутку, а потом она сможет провести остаток вечера с вами двумя. Здесь нет никаких скрытых мотивов.

Атлас подходит вплотную ко мне, смещаясь так, чтобы он прикрывал меня всего на полшага от того, чтобы полностью защитить. Это такое непринужденное защитное движение, что-то, что он делает инстинктивно, но что заставляет меня чувствовать себя в полной безопасности и… любимой.

Я не чувствовала себя любимой уже очень давно.

— Я точно знаю, что случилось в последний раз, когда я доверил ее тебе, так что нет, не думаю, что поверю тебе на слово, Дрейвен.

Глаза Гейба переходят на мои, но я мгновенно отворачиваюсь. Я не хочу, чтобы сегодня на меня смотрели, не хочу, чтобы они думали о том, что произошло, и осуждали меня. Я знаю, что Атлас считает меня абсолютной жертвой, что неправда, но я также знаю, что Норт, вероятно, считает, что его брат не сделал ничего плохого, что тоже неправда.

Беспорядок.

Все в чертовом беспорядке.

Челюсть Норта напрягается, а затем он снова смотрит на меня. Я вижу, как он зол под всем этим тщательно выверенным спокойствием, под всей сдерживаемой яростью из-за того, что Атлас задал ему вопрос и вызвал его на разговор.

Я не хочу, чтобы все стало еще хуже, поэтому беру Атласа за руку и сжимаю ее. — Все в порядке, я на минутку. Прими душ, а потом мы сможем позаниматься.

Гейб открывает дверь и держит ее открытой для Атласа, явный знак того, что он рад поверить мне на слово, но Атласу требуется секунда, чтобы отойти, каждый дюйм его тела практически вибрирует от ярости и разочарования.

Он наклоняется, чтобы нежно прикоснуться губами к моей щеке – маленький спасательный круг, дающий мне понять, что все его поведение не имеет ко мне никакого отношения, а затем он идет в мою комнату, плотно закрывая за собой дверь.

Я засовываю руки в карманы, чтобы не нервничать и не выдать, насколько я нервничаю, стоя здесь с ним. Я не боюсь, ничто в Норте меня не пугает, но я также уверена, что он сможет уничтожить меня всего несколькими тщательно подобранными словами, а я так устала, так устала до мозга костей, благодаря долгому дню в кампусе.

Я отчаянно хочу просто отключиться.

— Ты выглядишь измученной.

Это совсем не то, чего я ожидала от него, и слова вырываются из меня без раздумий и резче, чем я хотела: — Так и есть, но у меня нет другого выбора, кроме как пройти мимо, верно? Вот как выглядит выполнение твоих приказов. Есть ли у нас реальная причина для разговора, или ты просто хочешь меня достать? Если тебе не нравится мой наряд, тебе придется обратиться к Грифону. Он единственный, кто отказывается носить немного цвета.

Его глаза опускаются на черный балахон, в котором я утопаю, но он не клюет на мою приманку. В его глазах есть что-то, что заставляет меня защищаться, что-то, что говорит о том, что он недоволен тем, что я ношу одежду моего Связного, и мне приходится напомнить себе, что Грифон никогда не приходил в мою комнату, не оставив что-нибудь для меня. Он видел, что я ношу его вещи, он никогда не говорил мне ни слова об этом, не то чтобы я украла их.

Господи.

Норт, наверное, думает, что я их украла, и собирается меня за это тоже достать. Почему он ничего не говорит? Почему он оставляет меня здесь, чтобы я обдумывала все возможные варианты того, что все это может быть?

— Если тебе нужен репетитор или дополнительная помощь с уроками, я тебе ее предоставлю. Все, что тебе нужно для успеха, у тебя будет.

Я стараюсь не хмуриться. — Я справлюсь с этим. Я могу это сделать, я не глупая. Это…? Ты просто проверяешь меня или тебе что-то нужно?

Он хмурится на меня еще секунду, а затем качает головой. — Бэссинджер решает проблему от твоего имени, он хочет, чтобы у тебя была работа и собственные деньги. Я все еще не верю, что это хорошая идея, но ты убедила достаточно своих Связных в своих благих намерениях, поэтому я больше не собираюсь тебя останавливать. Ты будешь присутствовать на ужине по понедельникам, и твои оценки должны оставаться стабильными, но пока ты соблюдаешь комендантский час и периметр, ты можешь проводить свои дни и выходные так, как захочешь.

У меня открывается рот, и я уверена, что выгляжу абсолютной идиоткой, но он просто поворачивается и идет в ту сторону, откуда пришел, не говоря ни слова.

Работа.

Деньги.

Свобода, новый гардероб, покупка собственного завтрака, когда мы избегаем есть в окружении моих Связных, — это самый большой подарок, который мне когда-либо делали.

Я поворачиваюсь обратно к своей двери, ключ все еще находится в замке, благодаря предусмотрительности Гейба, и когда я вхожу в комнату, я вижу Атласа, который стоит там, ожидая меня с взволнованным выражением лица.

Я бросаюсь к нему в объятия.

У него отличные рефлексы, и он ловит меня, притягивает к себе и прижимает к своей груди так, что мы сливаемся воедино, что очень нравится моим узам.

— Что случилось? Что он натворил? Я убью его, — бормочет он, его руки хватаются за меня очень почтительно, но отчаянно. Как будто он лапает меня, но не в тех местах, которые могли бы сделать это сексуальным, что одновременно ужасно и прекрасно.

— Ничего. Он… Я могу найти работу, Атлас! Я могу работать, зарабатывать деньги и купить джинсы, в которых моя задница будет выглядеть хорошо, — бормочу я, находясь на грани слез, но держащая себя в руках.

Он смеется надо мной и опускает руку вниз, чтобы быстро сжать мою задницу – самое маленькое нарушение границ, которые он так хорошо соблюдал. — Не знаю, по-моему, она уже выглядит чертовски идеально. Я буду проводить все свое время в холодном душе, если будет еще лучше.

Я насмехаюсь над ним, но только крепче сжимаю его, потому что он дал мне это. Он пришел сюда после того, как я сбежала от него, не желая ничего, кроме принятия и готовности бороться за меня, когда мне нечего ему предложить.

Если бы я могла сделать это, не рискуя всем, я бы связала себя с ним прямо сейчас. Я бы сделала это без колебаний, готовая посвятить ему всю оставшуюся жизнь, потому что он хороший человек, и, черт возьми, мне нужен такой.

— Вам двоим нужна минутка? — говорит Гейб, с сарказмом, но с такой нерешительностью, что становится ясно, что он ждет, что мы его выгоним.

Я отрываюсь от Атласа, по моим щекам ползет румянец, и бормочу: — Мне нужен душ, это был долгий день.

Я слышу звук чьих-то ударов и ворчание Гейба, но не оборачиваюсь, чтобы увидеть, как они снова ссорятся.

***

Я просыпаюсь от первого стука в дверь моей спальни и сразу же понимаю, что это один из моих Связных, который нетерпеливо ждет, и скоро снова постучит. Гейб ворчит во сне и шевелится, но не просыпается в своем гнезде на полу, а Атлас катится ко мне, словно собирается снова накрыть меня физически.

Я не могу прятаться от них вечно, как бы мне этого ни хотелось.

— Подожди здесь, я посмотрю, кто это и что, черт возьми, им может быть нужно в такое время, — пробормотала я. Должно быть, он устал, потому что просто соглашается, откидываясь на подушки.

Вчера вечером я забралась в кровать сразу после душа, но так как было очень рано, Гейб включил фильм и забрался в кровать ко мне и Атласу, зажав меня между ними. Я то засыпала, то просыпалась в течение нескольких часов, чувствуя себя комфортно и совершенно умиротворенно, лежа рядом с ними двумя.

Я не помню, как они готовились ко сну или как Гейб перебрался на пол, и, осторожно обойдя его, чтобы добраться до двери, я решила, что нам нужно что-то придумать, потому что он не может продолжать спать там.

Когда я открываю дверь, свет в коридоре почти ослепляет меня, и я уверена, что выгляжу ужасно, когда моргаю и прищуриваюсь на Грифона. Он выглядит совершенно бодрым и собранным, за исключением того, что он не в своей обычной одежде – джинсах, куртке и байкерских ботинках. Нет, он одет в шорты, кроссовки и толстовку.

Он выглядит восхитительно.

— Чт… который сейчас час? Это конец света? Почему ты здесь ни свет ни заря в таком виде? — хриплю я, и он смотрит на себя сверху вниз, но никак это не комментирует.

— Я беру на себя твои тренировки. Иди оденься в свою тренировочную форму, мы собираемся на пробежку.

Я стону, потому что почему… почему?! – но я делаю то, что он говорит, стараясь тихо передвигаться по комнате. Грифон держит дверь открытой и смотрит, как я исчезаю в шкафу, а затем, когда я выхожу, шепчу Атласу, куда я иду.

Я не хочу, чтобы он что-то предположил или нагрубил Гейбу из-за того, что он лежит на полу, поэтому я приседаю к нему, пытаясь разбудить его, но когда он храпит, я просто целую его в щеку и возвращаюсь к Грифону.

Его глаза немного слишком напряжены для меня в это раннее утро, но, как всегда, он ничего не говорит, просто ведет меня к лифту и затем выходит из поместья.

На улице все еще темно, и я немного беспокоюсь о том, что в конечном итоге окажусь лицом вниз на асфальте, но Грифона, похоже, это не так беспокоит.

— Не отставай, я не хочу, чтобы ты заблудилась.

Я хмыкаю и закатываю на него глаза. — Не забывай, что твои ноги в два раза длиннее моих, и я уверена, что мы справимся.

Он срывается с места и задает зверский темп, я уверена, что в наказание за мой длинный язык, но нет лучшего способа заставить меня выполнять приказы, чем внушить мне, что я не способна на что-то.

Я не отстану от него, даже если это убьет меня на хрен.

Так и есть, его дыхание почти не меняется, и когда мы, наконец, натыкаемся на спортзал и сбавляем скорость, я задыхаюсь и брызжу слюной, как рыба на суше. Кажется, я чувствую вкус крови. Это плохо, да? Черт, мои легкие, наверное, только что взорвались в груди, и я сейчас умру.

Грифон стоит и секунду смотрит, как я задыхаюсь, прежде чем сказать: — Здесь мы будем тренироваться. С этого момента ты будешь встречать меня здесь каждое утро в пять утра.

Пять утра.

Он заставил меня проснуться и бежать сюда, чтобы начать в пять утра? Я убью его. К черту последствия, я поджарю ему мозги. Только вот мой дар тоже измотан бегом или немного влюблен в вид на задницу Грифона в этих шортах, потому что, даже несмотря на то, насколько кровожадной я себя чувствую, он странно отсутствует.

Может быть, это выбор фаворитов.

Грифон ведет меня по дорожке к тренажерному залу, а затем использует карточку, чтобы войти. Он включает свет, и я осматриваю помещение, пока он ходит вокруг, открывая его и запуская кондиционер. Оно небольшое, но все оборудование совершенно новое и в отличном состоянии, все сделано по высшему разряду и тщательно продумано.

Именно таким я представляю себе место, где тренируется Грифон.

— Ложись на маты и растягивайся, сегодня мы проработаем твою стойку и контроль. Когда я буду уверен, что ты не потеряешь контроль и не поджаришь меня, мы сможем перейти к более продвинутым тренировкам.

Растяжка звучит чудесно, и я почти рухнула на маты. Я тщательно слежу за тем, чтобы на самом деле делать растяжку, хотя усвоила это на собственном опыте после моего первого занятия по ТП, когда ушла домой и потом три дня не могла ходить без слез.

Он наблюдает за мной, критикует меня и вносит коррективы в то, что я делаю, с пустым лицом. Его так трудно прочитать, невозможно, потому что он чертовски спокоен и расчетлив. Он просто следит за каждым моим движением, а затем оценивает.

— Ладно, хватит. Встань и покажи мне, что ты помнишь о своих стойках. Над твоей постановкой ног нужно серьезно поработать.

И все же я держу рот на замке. Какой смысл спорить с тем, кто действительно знает, о чем говорит? К тому же, он не намеренно жесток… он просто не представляет, что слышать, что со мной что-то не так от любого из моих Связных – это буквальная пытка, и что я скорее умру, чем продолжу это.

Я начинаю отрабатывать стойки, о которых мне говорил Гейб, пока Грифон раздевается до тренировочных шорт, его грудь уже блестит от пота после бега сюда, и тут же мои узы наполняют мой мозг всевозможными запретными идеями. Запретными, потому что я никак не могу повалить его обратно на маты, провести языком по его грудным мышцам, схватить в кулак его волосы, засунуть его лицо себе между ног и…

— О чем, черт возьми, ты думаешь? Твои узы сейчас гудят.

Я покраснела и повернулась на месте, застонав и проведя рукой по лицу. — Это твоя вина! Мои узы – хнычущая, возбужденная маленькая сучка, а ты сейчас размахиваешь перед ними чертовым красным флагом. Надень футболку!

Я сморщилась, проклиная свой длинный язык за то, что вышло, но потом он начал смеяться, и я хотела бы просто умереть сейчас, пожалуйста и спасибо. Нет ничего лучше, чем сказать своему Связному, что ты думаешь о том, чтобы трахнуть его, а он в ответ смеется.

К черту.

Я точно смогу найти дорогу домой.

Я успеваю сделать один шаг, прежде чем он обхватывает меня рукой за локоть и тащит назад. — Ты не уйдешь только потому, что твои узы действуют. Переходи к следующей стойке.

Мне хочется дать ему по яйцам и убежать в горы, но вместо этого я просто стискиваю зубы и делаю то, что мне говорят, бормоча под нос: — Нет, все в порядке. Я люблю, когда надо мной смеются. Это нормально.

Он хмурится на меня и говорит, чтобы я поправила свою стойку, ходит по матам, отдавая новые приказы, пока не доходит до вещевого мешка возле силовых тренажеров и не наклоняется, чтобы взять футболку.

Я не знаю, испытывать ли мне облегчение или ярость от того, что он прикрывается, но это точно помогает мне сосредоточиться.

Он не отпускает меня целый час, пока я отрабатываю эти дурацкие стойки, и когда мы заканчиваем, у нас нет другого выбора, кроме как бежать вместе обратно в поместье.

Солнце уже взошло, и я изо всех сил стараюсь обратить внимание на то, куда мы идем, чтобы у меня был шанс вернуться сюда завтра. Грифон больше ничего мне не говорит, а когда мы возвращаемся в поместье, он направляется в противоположную сторону дома, где находится моя комната.

Мне требуется три попытки, чтобы вернуться в свою комнату, и я начинаю думать, что, возможно, стены здесь тоже двигаются, потому что как это может быть так чертовски трудно?!

Мне приходится постучать в дверь собственной спальни, потому что я забыла взять ключи, но Гейб открывает мне дверь с улыбкой, которая исчезает, когда он смотрит на меня.

— Что, черт возьми, с тобой случилось? Дерьмо, ты что, столкнулась с Ноксом на обратном пути?

Я прохожу мимо него в душ, избегая взгляда Атласа, который натягивает куртку у кровати. — Нет, слава Богу. Меня только что унизил человек, которому наплевать на мои чувства. Я играла хорошо, и не заслужила этого дерьма. Извините меня, я пойду утоплюсь в душе.

Горячая вода исправляет большинство вещей, и когда я выхожу из душа, чтобы почистить зубы перед зеркалом, я заставляю себя смотреть на свое отражение и все воспринимать. Серебристые пряди моих волос, падающие мокрыми клочьями на плечи, теперь, когда лавандовый ополаскиватель снова смыт. Мешки под глазами, потому что в последнее время мое тело слишком много двигалось, и мне нужно постараться поскорее заснуть. Бледность моей кожи, которая хуже, чем обычно.

Неудивительно, что им всем чертовски легко меня избегать.

Я в полном беспорядке.

Я даю себе время, необходимое, чтобы высушить волосы феном, чтобы погрязнуть в жалости к себе, а затем, надев храброе лицо, выхожу обратно и одеваюсь. Все, что мне сейчас нужно, это чтобы Атлас спустился вниз и избил Грифона за мою честь, чтобы сделать этот день особенным.

Нет, спасибо.

Я выхожу из ванной, снова завернувшись в полотенце, но на этот раз никто из них не реагирует, когда я ныряю в шкаф, чтобы переодеться. Я легко натягиваю трусики, джинсы и лифчик, но когда я иду искать толстовку, я обнаруживаю, что все они исчезли.

Все.

Я немного паникую, мои узы вызывают хаос в моей груди, и когда я открываю ящики, я нахожу их там. Все четыре свитера и толстовки Грифона, аккуратно сложенные, потому что горничные их постирали.

Я снова разрыдалась.

Это дерьмо становится чертовски нелепым, почему мой дар превратил меня в рыдающую дуру?

— Сладкая, если ты не в порядке, и тебе нужно что-нибудь принести, то я иду туда, — зовет Атлас, и я едва успеваю поднять полотенце обратно на грудь, как он ныряет в шкаф вместе со мной, насупив брови. — Что случилось? Что не так?

Я держу толстовку, но у меня не осталось слов. Абсолютно никаких.

В поле моего зрения попадает Гейб, более нерешительный, чем Атлас, но все же не менее обеспокоенный моим психическим состоянием. Господи, они застряли с плачущим, убийственным, монстром Связной.

Атлас оглядывается на него и говорит: — Дай ей свою футболку.

Гейб на секунду хмурится, а потом смотрит туда, где сижу я, все еще несчастная при виде выстиранной и аккуратно сложенной толстовки Грифона. Я удивлена, что Атлас так быстро догадался, но он с самого начала был слишком внимателен.

Гейб сглатывает, затем послушно снимает футболку, передает ее мне и с каким-то благоговением смотрит, как я натягиваю ее поверх полотенца, делает глубокий вдох и мои узы успокаиваются в груди.

— Мне жаль…, — начинаю я, но Атлас прерывает меня.

— Это узы. Это не ты, Оли. Это они хотят, чтобы мы все оставались рядом с тобой, так как мы не связаны. Не плачь, мы все исправим.

Глаза Гейба вспыхивают, и он выдыхает, проводя рукой по волосам и слегка дергая их за концы. Он выглядит таким же растерянным, как и я, но, по крайней мере, Атлас мыслит ясно.

— Хорошо. Ты знаешь, где находятся комнаты каждого, верно, Ардерн? Нам нужно чистое, но ношеное дерьмо каждого из них. Мы можем попросить у Грифона, но возьмем футболки у двух других, вещи, которое ей будет легко спрятать под толстовками и худи от остальных, — говорит Атлас, сразу переходя в режим альфа-защитника, и в кои-то веки Гейб принимает это на ура, кивает и роется в сумке в поисках своей футбольной куртки.

Я смотрю на нее, потому что она тоже выглядит уютно, но спускается до колен, так что это не совсем практично.

Гейб кивает ему, а затем снова поворачивается ко мне. — Я возьму их. У меня также есть другая идея, но я разберусь с этим, Связная.

Черт, я надеюсь, что разберется, потому что это чувство в моей груди невыносимо.

Мне нужно немедленно убираться из этого гребаного дома.


Загрузка...