— А как насчет этого? — спросила мама, подняв еще один топ. — Он милый.
Я прищурилась на предмет одежды поверх очков.
— Заметила ту часть, где он не черный?
— Все, что ты носишь, должно быть черным?
— Да. В значительной степени.
— Ладно. — С тяжелым вздохом она вернула топ на место.
Мы находились на площади примерно в один квадратный метр, которую универмаг определил, как «Большой размер». Но мне плевать. Обычно в интернете можно было найти какие-нибудь вкусности для меня. Как будто сокрытие этих размеров в киберпространстве заставило более крупные и модные бренды оставаться крутыми и каким-то образом дистанцироваться.
Придурки.
— Теперь мы можем пойти посмотреть на косметику? — спросила я. «Сефора» была главной причиной, по которой я предложила съездить в Розвилл. По крайней мере, там мне не нужно было беспокоиться о том, чтобы втиснуться во что-нибудь.
— Конечно, — сказала мама. — Ты же знаешь, что этими очками ты никого не обманешь, верно?
— Я крутая и загадочная.
— Нет, милая. У тебя похмелье, — поправила она. — Я бы отругала тебя, но делала то же самое раз или два в твоем возрасте и предпочитаю не лицемерить, когда это возможно.
— И я люблю тебя за это.
— Хм. Это не меняет того факта, что я беспокоюсь о тебе, — сказала она. — Надеюсь, что вы были достаточно благоразумны и находились в безопасной обстановке. Ты была у Ханг всю ночь, да?
— Да. — Я сдвинула очки на макушку, потерла усталые глаза. — Плохие вещи случаются, я знаю. Обещаю, что мы не делали ничего опасного.
Она продолжала хмуриться.
— И ты знаешь, что можешь позвонить мне в любое время, без вопросов, если тебя нужно подбросить до дома.
— Да.
— Хорошо. Спасибо.
Прядь седых волос выбилась из маминого аккуратного светлого каре. Она ярко сверкала в резком свете магазинных ламп. Бабушка тоже поседела в свои тридцать, как она любила указывать мне. И все же мама всегда казалась несокрушимой, жесткой и готовой покорить весь мир ради меня. Меня сильно возмущали эти седые волосы.
— Ты слишком быстро взрослеешь в последнее время. Не могу за тобой угнаться. — Она обхватила мою щеку прохладной ладонью. — Ты хорошо провела время со своей новой подругой?
— Да. — Я улыбнулась, накрыв ее руку своей. — Ханг — хорошая. Думаю, ей даже можно доверять — шок, ужас.
— Ты действительно не собираешься прощать Джорджию, не так ли?
Я отвернулась, наши руки упали с моего лица.
— Не собираюсь. Я просто… я не могу.
— Иди. — Мама нахмурилась. — Вы двое дружили с самого детства.
— Ага. — Тошнота скрутила мой желудок. Из-за похмелья или Джорджии, я не могла сказать. — А потом она предала меня, оскорбив при этом человека, который спас мне жизнь.
— Люди совершают ошибки.
Я покачала головой.
— Знаю. Поверь мне, я знаю. Ее разговор с одним журналистом обо мне я могла бы простить. Но ходить на каждое шоу и разговаривать с любым, кто уделит ей время? Не так много.
— О, малышка. — Общественное место или нет, но мама заключила меня в свои объятия. — В последнее время тебе было нелегко.
Я попыталась улыбнуться. Это не совсем сработало.
— Мне бы хотелось как-нибудь познакомиться с твоими новыми друзьями.
— Конечно. Когда-нибудь. — Я ни в коем случае не хотела знать, какой будет ее реакция на Джона. Мама видела, как его увозили в наручниках из «Дроп-стопа». Она также слышала о его прошлой жизни в качестве дружелюбного местного наркоторговца.
Нет. Даже если бы мне удалось сотворить чудо и вернуть его в свою жизнь, маме и Джону не нужно было встречаться.
— Я вроде как кое-что испортила прошлой ночью, — сказала я, вроде как нуждаясь в том, чтобы поговорить об этом. Видит Бог, это владело моим бедным, поврежденным алкоголем разумом. Поговорим о нечистой совести.
— Что ты имеешь в виду? — спросила мама.
— Я сделала поспешный неверный вывод об одном из моих новых друзей и, возможно, немного повела себя с ним как полная задница.
Мама сморщила нос и сделала шаг назад.
— Черт. Ты извинилась?
Я кивнула.
— Это ничего не исправило, да? Что ж, если он важен для тебя, продолжай извиняться, — сказала она, похлопав меня по щеке своей прохладной рукой. — И находи новые и разнообразные способы извиниться. Испеки пирожные, напиши песню, построй хижину в лесу.
— Может быть.
— Ты ведь знаешь, что я здесь, для тебя, не так ли? — спросила она, сияя глазами.
— Знаю. — Я схватила ее за руку.
— О чем бы тебе ни хотелось поговорить, я хочу это услышать. Ограбление, твоя новая школа, как идут дела с твоим психотерапевтом, отношения, друзья, мальчики, девочки, что угодно…
— Все в порядке, мам. Серьезно. Я в порядке. — Если не обращать внимания на бессонницу, случайные приступы паники и общее сумасшествие, происходящее в моей голове. — Все налаживается.
Она шмыгнула носом.
— О Боже, мы на публике. Не плачь, — приказала я. — Это не тот момент.
— Конечно, тот. Мы обнимаемся посреди универмага. — Мама крепко обняла меня. — Это прекрасный момент общения матери и дочери. Давай попросим проходящего мимо незнакомца сфотографировать нас.
Я закатила глаза. Затем отметина на ее шее привлекла мое внимание, и я прищурилась.
— Мама? Это что, засос?
— Что? — ее рука метнулась к крошечному синяку под ухом. — Нет, конечно, нет!
— Да. — Я разинула рот. — Ты с кем-то встречаешься.
Я видела вину в сжатых губах и широко раскрытых, полных паники глазах.
— Конечно, нет. Не говори глупостей. Когда, черт возьми, у меня вообще будет время?
— Мама…
— Между тобой и работой у меня заняты руки. — Она поцеловала меня в щеку и улыбнулась. — Я защемила кожу прошлой ночью, снимая ожерелье, вот и все. Замок защелкнулся.
— Ты же знаешь, я бы не возражала, — сказала я, внимательно наблюдая за ней. — Тебе позволена жизнь. Просто не обращай внимания на мое отвращение при мысли о том, что у тебя с кем-то что-то будет.
— Я ценю это, дорогая. — Она бросила на меня сухой взгляд. — Но, Иди, я ни с кем не встречаюсь.
Я медленно выдохнула.
— Ладно.
— Кофе и кекс?
— Это потенциально могло бы спасти жизнь прямо сейчас.
Она усмехнулась.
— Вот это моя девочка. Пошли.
И все снова стало хорошо. В основном.