Глава 2 ВИНЧЕСТЕР

Иден выехала из Хоукхеста через добрых два часа. За это время, спокойно занимаясь своими делами под наблюдением слуг сэра Хьюго, она сумела по секрету переговорить со своим бейлифом и наиболее преданными сервами. Она побеседовала с тремя девушками, которых постигла та же участь, что и ее, но поняла по их поведению и дерзким блестевшим глазам, что они не нуждаются в сочувствии. Румяная толстушка Мэтти просто пожала плечами, сказав:

— Когда это случается — это случается, девушка не может постоянно себя блюсти.

— Что ж, когда нужда заставит, отправляйтесь со своими проблемами к Хэвайсе, — резко сказала им Иден. — Лесная женщина слишком грубо обходится с детьми, рожденными вне брака.

Она даже не осмеливалась подумать, что сама может оказаться в столь же затруднительном положении, если средства Хэвайсы окажутся недостаточно действенными.

Пока оставшиеся в доме люди сэра Хьюго были увлечены дневной трапезой, обилие которой превосходило все ожидания, Иден собирала те ценности, которые могла взять с собой в дорогу, — к счастью, таковых оказалось достаточно, поскольку на каждый день рождения и праздник сэр Годфри дарил ей драгоценные камни, все изумительного качества и огранки. Когда она была наконец готова к отъезду, в ее седельных сумках лежало значительное богатство. Для защиты в пути Иден взяла с собой Ролло и пять других молодых и сильных сервов. Отъезд нужно было произвести скрытно — каждый из них должен был самостоятельно выбраться из поместья во время дневного отдыха и присоединиться к Иден и Ролло на поляне в лесу. Риска неожиданно встретиться с сэром Хьюго не было — границы его земель лежали в противоположном направлении. Ролло засомневался, стоит ли везти с собой столько драгоценностей.

— Ты полагаешь, что я предпочту оставить их здесь для удовольствия барона? — спросила она ледяным тоном. И поскольку ее «правая рука» так нервничал, она предпочла не говорить ему о полученном от еврея золоте, которое лежало в кошельке у нее за пазухой.

Отец Себастьян был расстроен и обеспокоен ее отъездом, но согласился с ней, когда она откровенно сказала ему, что это лучше, чем остаться согревать постель сэру Хьюго. Мудрая Хэвайса горячо ее поддержала. Она ничего, кроме хорошего, не слышала о королеве Элеоноре и считала поездку стоящим предприятием.

— Будь уверена, ничего не изменится в доме к твоему возвращению, — твердо пообещала она. — Как бы долго ты ни отсутствовала. Этот грязный негодяй не будет командовать мной и моим хозяйством, не волнуйся.

Для того чтобы укротить гнев сэра Хьюго, они сочинили историю о том, что убитая горем Иден, в смертельном страхе за свою душу, отправилась в паломничество в Кентербери — покаяться и отстоять мессу в кафедральном соборе. Скорее всего, он должен поверить этому, поскольку каждый знает, что молитва в соборе гораздо действеннее, чем молитва в простой деревенской церкви или в собственной часовне.

Хэвайса надеялась, что все пойдет как по маслу.

— Он завтра же помчится за тобой со всех ног, попомни мои слова! А когда возвратится с пустыми руками, то, будь уверена, мы поднимем такой вой, которого не слышали со времен Вавилонской башни! Он ничего не заподозрит, моя госпожа, моя цыпочка. И ничего не узнает до тех пор, пока ты не вернешься с хорошим отрядом воинов и приказом королевы арестовать этого черного дьявола!

Первая часть плана удалась. К тому времени, когда Иден со своим маленьким отрядом достигла места своего первого ночлега, она перестала нервно оборачиваться. Они проскакали около сорока миль и достаточно устали, чтобы не обращать внимания на неудобства бедного постоялого двора, расположенного на обочине ухабистой дороги. Последняя ее мысль перед сном, когда она лежала на широкой бугорчатой кровати, стиснутая массивными формами трех бюргерш, направлявшихся в Голдфорд, была о том, что, хотя ее соседки и заняли почти всю постель, она до конца дней будет хранить о них добрую память, зная, кто мог бы быть на их месте. Снова поблагодарила она блаженную Магдалину за божественное побуждение к этому путешествию.

Утром она вместе с сервами позавтракала черствым хлебом и кислым элем. Все сервы яростно чесались и проклинали наводненные паразитами соломенные подстилки, на которых они ночевали, — вши, говорили они, были не той породы, к которой они привыкли.

Как бы там ни было, им пришлось пережить еще две такие ночи и два подобных завтрака, прежде чем они наконец благополучно влились в поток путешественников, двигавшихся по оживленной дороге в Винчестер. К этому времени они успели привыкнуть к суссекским вшам и уже не отличали их от кентских. Дорога к древней столице на всем протяжении была заполнена людьми, и они замедлили свое продвижение, используя любую возможность обменяться с попутчиками новостями и сплетнями. Иден узнала от словоохотливого писца, что королева находится дома в своей царской тюрьме и что, по последним сообщениям, полученным пять или шесть недель назад, король Ричард пока не достиг Иерусалима. Он все еще пребывал на острове Сицилия, где захватил город Мессину, поссорившись с королем Сицилийским Танкредом при обсуждении приданого своей сестры Джоанны. Она услышала от жены мясника историю о том, как в Глочестере из одной женщины изгнали двух бесов, но та тем не менее родила после этого уродливого ребенка, которого, разумеется, сразу же уничтожили. Ей рассказали, как некоему Уату, углекопу из Нового леса, удалось сохранить свои руки, хотя он и подстрелил королевского оленя, поскольку король продал за двести марок охранное право на лес рыцарям графства, а судья посчитал возможным соответственно уменьшить меру наказания для бедного простолюдина. Дамы, двигаясь иноходью на крепких лошадях, горевали по поводу непомерно вздувшихся цен на восковые свечи, и на тканое полотно, и на синюю и алую шерсть, и на нити для вышивания. Иден была рада такой компании: их бесхитростная болтовня отвлекала ее от мучительных размышлений о том, каким образом добраться до королевы и как ей преподнести свое дело в случае, если ей удастся добиться встречи с августейшей леди.

Постоялые дворы Винчестера были переполнены так же, как и городские акведуки, и Ролло потребовался целый час, чтобы найти место для своей госпожи; при этом двое сервов разместились на конюшне, а остальным пришлось устраиваться на дворе среди свиней и гусей.

Довольная тем, что ее поиски вступили в следующую стадию, Иден вскарабкалась по шаткой неровной лестнице в верхнюю комнату, которую ей пришлось разделить лишь с двумя соседками: по уверениям хозяйки, заметившей туалет и осанку Иден, обе являлись высокородными дамами. Она попросила принести воды и вымылась с ног до головы так тщательно, как только возможно при помощи таза, трясясь от холода в необогреваемой комнате; однако она была очень рада смыть с себя пот и грязь путешествия. Костлявая служанка с кухни, которая принесла воду, заметила, что Иден безусловно простудится и умрет, ведь очень опасно мыть себя до наступления весны, даже такой знатной даме.

Единственное платье, в котором она считала приличным показаться при дворе, было скручено позади ее седла вместе с лучшим плащом и башмачками из глянцевой серой кожи, подаренными ей Стефаном. Платье было из великолепной шерсти цвета сапфира; она надеялась, что прежде, чем доберется до дворца, складки разгладятся. Ей было известно, что платье великолепно смотрится на ней, дополненное широким золотым поясом и медальоном Девы на груди, украшенным драгоценными камнями. Плащ был сшит из плотной ткани темно-синего цвета, а рукава и капюшон оторочены серым кроличьим мехом. Она расчесала и уложила в кольца волосы, затем дотронулась до шеи и бровей освежающей гвоздичной водой, которую она захватила из дому. Возможности оценить результаты своих усилий у нее не было, однако выразительный взгляд кухонной прислуги, сделавшей реверанс, когда Иден выходила, сказал все, что ей хотелось узнать.

Вместе с Ролло, который ехал за ней в качестве почетного эскорта, расчесав и пригладив ради торжественного случая волосы, она, подобрав юбку и на седло, направилась на своем чалом по кличке Балан по грязным и узким улочкам к дворцу.

По дороге она с интересом разглядывала опрятные двухэтажные дома, построенные из дерева, с заделанными прутьями и замазанными глиной перемычками, с крышами из тростника и смолы, а иногда и с деревянной черепицей. Несколько более представительных жилищ были каменными, с черепичными крышами и выступающими фронтонами. Повсюду вонь от экскрементов и гниющих отходов заставляла Иден морщиться и с удовлетворением думать о том, что она живет далеко от города.

Королевский дворец выглядел весьма впечатляюще — весь выстроенный из камня, с крышами, возвышавшимися над соседними постройками, и многочисленными входами, охраняемыми бесстрастными копьеносцами.

У всех постов толпились солидно одетые люди, и Иден обнаружила, что ей придется присоединиться к длинной очереди желающих подать петицию королеве. Элеонора принимала просителей по утрам несколько раз в неделю в течение двух-трех часов и ни в какое другое время. Впереди было уже по крайней мере сто человек, и Иден стало ясно, что таким путем ей к королеве не попасть.

— Когда ее светлость прекращает аудиенцию? — поинтересовалась она у скромно одетой женщины в чистом белом капоре, терпеливо перебиравшей четки в ожидании своей очереди.

— В полдень, моя госпожа, — ответила женщина, приседая в реверансе. Иден поблагодарила ее и отошла от теснившейся очереди, сопровождаемая бесстрастно вышагивавшим Ролло.

— Что теперь, миледи? — поинтересовался он, когда они остановились около лавки булочника.

Рассеянно принюхиваясь к аромату свежеиспеченного хлеба, Иден почувствовала, что ужасно хочет есть: стол в гостинице был далеко не тот, к какому она привыкла.

— Я не собираюсь уходить несолоно хлебавши и возвращаться завтра, — заявила она. — Время для меня дорого, я должна добиться цели прежде, чем барон вернется из Кентербери и начнет более серьезный допрос. Я не хочу, вернувшись, найти свой двор усеянным отрубленными руками и ушами!

Ролло выглядел весьма удрученным.

— Нет, — решительно сказала Иден, — я сейчас же вернусь во дворец — не как просительница, а как урожденная благородная леди, которая рассчитывает на хороший прием!

Серв кивнул, словно это было самым обыкновенным делом, хотя он не мог не сознавать, что его госпожа берет чересчур высоко. Если бы она в самом деле была женой сэра Хьюго, она могла бы запросто войти во дворец. Но как жена одного из вассалов, молодого рыцаря, которому еще нужно было проявить себя, она не имела подобной привилегии. Но, как бы там ни было, она не могла примириться с мыслью о пассивном ожидании своей очереди в длинном списке просителей. Так же не могла она растравить весь свой запас денег и драгоценностей, покупая себе место в начале очереди, наподобие виденного ею десять минут назад нетерпеливого писаря, который, держа у носа свою коробочку с пряностями, отмахивался от низкорослого арендатора в мешковатых гамашах, жаловавшегося на то, что уже три дня дожидается своей очереди.

— Присмотри за лошадьми, Ролло. Проследи, чтобы они были вволю накормлены и подготовлены к возвращению домой. Жди меня на этом месте в четыре часа. Если я задержусь, дожидайся, пока я приду.

Серв поклонился:

— Да благословит вас Бог, миледи Иден.

Она улыбнулась в ответ и решительно повернула к дворцу. В голове у нее родился план, простой, но наиболее доступный; единственное, что требовалось для его исполнения, это уверенность. В этот раз она не пошла к дверям, где все еще стояла длинная очередь, а направилась вдоль высокой стены, пока не подошла к другой, меньшей двери, охраняемой двумя вооруженными стражниками.

— Миледи? — вопросительно произнес один, скользнув по ней оценивающим взглядом.

— Я родственница леди де Бург, — надменно ответила она, не замедляя шага. Это было одно из самых известных имен королевства, и принадлежало оно женщине, чья знатность была под стать ее отвратительному характеру. Стражники немедленно взяли на караул.

«Господь да простит мне эту ложь!» — подумала Иден, проходя во дворец с высоко поднятой головой и ледяной миной.

Она оказалась в просторной прихожей, где несколько стражников коротали время, играя в кости. Они не обернулись, когда она величаво проследовала в первую на ее пути комнату.

Это была большая комната ожидания, таких же пропорций, как главный зал в Хоукхесте, с такими же высокими потолками на стропилах и удивительно твердым деревянным полом. По одной стене располагалось несколько высоких окон, а в дальнем конце — пылавший камин. На стульях с низкими спинками сидели люди, в основном придворные писари, увлеченно беседовавшие между собой; другие склонились над столиками для игры в триктрак или сосредоточенно разбирали мелко исписанные пергаментные свитки. За столом у камина седобородый человек старательно записывал что-то в огромную книгу. Его манера держаться и богато украшенная мехом мантия свидетельствовали о высокой должности при дворе, поэтому Иден собралась с духом и быстро подошла к нему.

— Осмелюсь просить вас, сэр, не соблаговолите ли объяснить, как мне найти комнату отдыха для придворных дам? Я навещаю родственницу и незнакома с внутренним расположением дворца.

Человек поднял голову и подверг Иден обстоятельному и придирчивому осмотру. Удовлетворенный результатом, он знаком подозвал к себе светловолосого юношу, Подпиравшего стену неподалеку.

— Сэр оруженосец, вы должны проводить эту леди в светлицу для придворных дам королевы!

Юноша расплылся в улыбке:

— Рад услужить столь бесподобной красавице! Долго ли вы пробудете в Винчестере? — поинтересовался он, проводя ее через две комнаты к винтовой лестнице.

— Надеюсь, не очень, — ответила Иден, разжигая его любопытство. Она не возражала против его очевидного восхищения, оно помогало ей сохранить уверенность, а это было так необходимо.

— Вам не нравится придворная жизнь? — недоверчиво спросил юноша.

Иден только улыбнулась.

Она вошла в дамскую светлицу: это была просторная комната с приятным полукругом тонких разукрашенных окон по одной стороне, стены были завешаны яркими гобеленами, изображавшими жизнь и мученичество святой Урсулы. Полдюжины очень молодых дам сидели на покрытых скамьях, стоявших вдоль стен, и на одной из широких кроватей с тяжелыми занавесями. Одна тихо наигрывала на лютне, другие вышивали, еще одна поедала сладости так, словно она месяц голодала. Все уставились на вошедших.

— Могу ли еще чем-либо услужить вам, леди? — спросил светловолосый кавалер.

Иден подумала.

— Да, — ответила она таким тоном, словно обращалась к собственной домашней прислуге, — можете принести мне что-нибудь поесть, так как я очень голодна.

Юноша понимающе улыбнулся и испарился.

Не показывая своей неуверенности, Иден смело шагнула вперед и представилась собравшимся дамам; все произнесли в ответ свои имена, отличавшиеся безукоризненным происхождением. Иден высоко держала голову, радуясь в душе, что ее отец хорошо служил в свое время старому королю, — значит, и ее имя должны были уважать все, кому было об этом известно.

Трое девушек были из Аквитании — с темными блестящими волосами и шустрыми глазами, двое были коренными англичанками, и, наконец, невысокая черноволосая девушка с добрым, мягким, задумчивым взглядом произнесла свое имя так тихо, что Иден не смогла его расслышать.

Полная блондинка, которая уплетала сладости, протянула ей блюдо:

— Жиля только за смертью посылать! Он будет останавливаться перед каждой привлекательной дамой во дворце — при желании он может любоваться собственным отражением в их глазах.

Иден рассмеялась и взяла конфету.

— Скажите, — обратилась она к полной девушке, которую звали Матильда, — находится ли в настоящее время во дворце леди де Бург?

Девушка испуганно вздрогнула.

— Нет, клянусь честью! Она отправилась в паломничество в Кентербери облегчить свою злую старую душу! — По округлому личику промелькнула опасливая гримаса. — Простите, — продолжала Матильда, — у вас какое-то дело к леди де Бург?

Иден с облегчением, почувствовав себя в относительной безопасности, скривила губы и ответила извиняющимся тоном:

— Увы, она наша кузина, и я собралась во дворец нанести ей визит — она не любит семьи, которые пренебрегают своими обязанностями.

Гримаска сменилась громким смехом:

— Я отлично понимаю, что вы имеете в виду. Но вы можете забыть старую ведьму и наслаждаться жизнью по меньшей мере неделю. Грехи леди легли столь тяжким бременем на ее душу, что на покаяние уйдет целый месяц! — Матильда слегка смутилась. — Я не должна была говорить о вашей родственнице, но эта дама совсем не была добра к нам — мы очень страдали от ее придирок, когда она занимала должность главной статс-дамы. Но присядьте наконец и давайте забудем о ней.

— Я не люблю эту леди, — спокойно ответила Иден, принимая приглашение и опускаясь на мягкие подушки, разложенные по всей кровати. Матильда подвинула сладости, а одна из француженок подала ей кубок сладкого вина.

— Скажите, — обратилась Иден к невысокой темноволосой девушке, которая так приятно улыбалась и говорила так тихо, — могу ли я надеяться поговорить сегодня с королевой Элеонорой? Есть одно дело, по которому я хотела бы получить ее добрый совет.

Черноволосая девушка с серыми задумчивыми глазами искренне удивилась:

— Ну конечно же, она очень скоро придет к нам на музыкальный час. Вы знакомы с ее светлостью?

Иден покачала головой. Ее положение неожиданно показалось ей очень непрочным.

Взгляд черноволосой девушки сделался очень нежным:

— Тогда вы полюбите ее, она самая замечательная леди — и я не думаю, что она питает расположение к вашей кузине.

Любопытство Иден пересилило ее неуверенность и она спросила:

— Правда ли, что ее светлость очень стара? Я слышала, что ей уже больше семидесяти лет. Это очень почтенный возраст.

Темная головка отрицательно качнулась.

— У нее нет возраста, — ответила девушка.

Пухлая Матильда потянулась, ее рука пошарила по почти опустошенному блюду с конфетами.

— Она все еще очень красива, вы увидите. И она самая одаренная женщина во всем христианском мире. И все делает так утонченно: ее вышивание непревзойденной красоты, она сочиняет нескончаемые баллады о любви и рыцарстве, она играет на лютне, как сам царь Давид! У нее ум Соломона, а язык остер, как меч Саладина.

— Она уже немолода, но любит окружать себя молодыми людьми. — Высокая чопорная леди Алис, вступив в разговор, не отрывала внимательного оценивающего взгляда от Иден. — Она научила читать тех из нас, кто не умел, и настаивает, чтобы все мы играли на музыкальных инструментах и умели хорошо писать на латыни. Она заставляет нас заботиться о нашей образованности не меньше, чем о теле, хоть мы и женщины, и она обещала, что не отдаст нас замуж ни за одного рыцаря, который бы не ценил нашу образованность так же, как наше состояние.

Что-то во взгляде леди Алис заставило Иден обрадоваться, что она умеет читать и писать.

Маленькая темноволосая девушка улыбнулась пришедшему на ум воспоминанию:

— Она однажды сказала мне, когда мы вместе играли: «Пусть твой ум тоже охотится!» Она великолепна!

Иден не знала, верить или нет существованию столь совершенного образца среди женщин.

— Хорошо, что вы прибыли к нам сегодня, — сообщила Матильда, подливая вино, — скоро ее светлость на время покинет Англию — через две недели она отправляется в путешествие.

Иден поблагодарила блаженную Магдалину за ее предвидение.

— Покидает Англию? Она отправляется во Францию?

— Гораздо дальше! — Матильда лукаво посмотрела на свою скромную черноволосую подругу. — Так далеко, как велит сердце! Не так ли, Беренгария?

Сероглазая девушка покраснела, а Иден широко раскрыла глаза. Конечно, этого не могло быть, и все же Беренгария — необычное имя. Однако эта тихая девушка, казалось, не ждет и не получает от других особых знаков внимания.

— Тогда куда же?

Девушка покраснела еще сильнее.

— Королева сопровождает меня на Сицилию, где я скоро должна выйти замуж за короля. — Спокойствие в ее глазах сменилось гордостью.

Итак, это было правдой. Перед Иден была Беренгария Наваррская, принцесса, которой предстояло обвенчаться с Львиным Сердцем. Теперь было уже слишком поздно преклонять колено — Иден просто поблагодарила Провидение за то, что эти высокородные девушки так легко приняли ее в свой круг.

— Позвольте добавить мои поздравления к сотням тех, которые вы уже получили, — тихо промолвила она. — Он самый замечательный король во всем христианском мире.

Принцесса скромно потупилась.

— Разумеется, но я никогда не встречалась с ним, — произнесла она чуть слышно.

— Не может быть!

— О да, — снова встряла в разговор леди Алис, — королева уже много месяцев безуспешно пыталась женить Ричарда с тех пор, как умер старый король. Но он никогда долго не сидит на месте — рыщет то там, то сям, собирая деньги на Крестовый поход. Королева никак не могла заставить его понять, что Англия скоро будет нуждаться в новом наследнике — с твоего позволения, Беренгария. Иначе принц Джон или принц Артур Британский воспользуются удобным случаем занять его трон, пока он будет сражаться за морем.

Иден глубокомысленно кивнула, она уже слышала кое-что об этом: дворцовые слухи скачут на самых быстрых конях по всем графствам. Но она никогда не могла предположить, что будет обсуждать подробности женитьбы короля с леди, которой это касается в первую очередь. Она начинала ощущать себя как в сказке. И только спокойный оценивающий взгляд леди Алис удерживал ее от того, чтобы впасть в опасную эйфорию.

— Надеюсь, что он… что я понравлюсь ему, — обеспокоенно прошептала Беренгария.

— Разумеется, — жеманно проговорила леди Матильда. — Тебе стоит только улыбнуться, и он будет очарован.

В это время двери комнаты широко открылись, и вошла высокая женщина. Она держалась очень прямо, но двигалась при этом проворно. Высокое, гордое чело, точеные черты лица и язвительное выражение — все это не нуждалось в короне, чтобы распознать ее величество. Прекрасные глаза, голубые, как тонкий лед в лунном свете, немедленно обратились на незнакомку, пока королева величаво шла к оставленному для нее креслу. Элеонора («немилостью Божией королева Английская», как она имела обыкновение себя называть) не выглядела семидесятилетней. Она была, как заметила Беренгария, женщиной без возраста — она была просто исключительным и совершенным явлением, таким же ощутимым и весомым, как глубокий аккорд лютни, которым леди Матильда приветствовала ее появление.

— Благодарю, моя дорогая! Напомни мне, чтобы я нашла для тебя трубу, если ты обнаружишь в себе склонность стать герольдом! Ты будешь тогда напоминать одного из херувимов!

Все улыбнулись, представив себе неотразимое зрелище розовых щечек Матильды, которые раздуются еще больше, когда та будет дуть в фанфары.

Но яркие голубые глаза неотрывно смотрели на Иден. Королева ждала.

Принцесса Беренгария быстро шагнула вперед:

— Позвольте представить леди Иден из Хоукхеста, благородного дома Стакеси, ваша светлость. Она приехала навестить свою кузину, леди де Бург, которой, к сожалению, здесь нет.

— Кузину, говорите?

Теперь Иден должна была выдержать наиболее тщательную проверку за время своего приключения. Королева фыркнула.

— Не вижу сходства. Впрочем, как всегда. Добро пожаловать, миледи Иден. Уверена, у вас не было причины усомниться в здешнем гостеприимстве.

Длинная рука вытянулась, и Иден, благодарная Беренгарии за заступничество, поцеловала ее.

— А теперь, mes enfants[1], чем же мы потешим себя сегодня? У меня есть новый мотив на «Lancan vei la folha» моего доброго старого Бернара де Вантадура. О, вот это был трубадур! В его жилах бежал огонь, а в мелодиях звучало вдохновение Орфея.

Королева нетерпеливо щелкнула пальцами пажу, который, незамеченный, следовал за ней, — он подал ей маленькую округлую виолу и отступил на свое место у стены. Голос Элеоноры звучал все еще сильно и красиво, без дрожи, передавая оттенки настроения. Сладкозвучные, прозрачные голоса девушек подхватили мелодию, и вскоре комната была словно охвачена золотым сиянием музыки, любви и наступающей весны.

— А теперь давайте сочиним свадебную песню для Беренгарии, — предложила Матильда, когда они закончили.

— Отличная идея! В ней должны быть ритмы ее родной Испании, — поддержала королева, подтягивая струны, которые стали диссонировать. И в этот момент дверь открылась.

Это был желтоволосый Жиль, державший оловянный поднос, на котором были тарелки с мясом и фруктами, кувшин вина, миска с водой и салфетка.

— Это что? — Элеонора подняла тонкие брови.

Оруженосец почтительно опустился на колено.

— Леди с золотыми волосами потребовала еды, ваша светлость!

Теперь настала очередь Иден краснеть. Королева положила виолу, сделав знак юноше поставить поднос и удалиться.

— Вы еще не успели разговеться, леди Иден? — Тон был доброжелательным, но любопытным.

Иден поняла, что пришло время раскрыть свои карты, она не могла и дальше принимать столь радушно выказанное гостеприимство в роли самозванки. Она должна была сказать правду и надеялась, что Элеонора не будет к ней слишком сурова.

— Я забыла, успела я или нет, — откровенно начала она, — с тех пор прошло время. — Она заметила, что строго сжатые губы немного смягчились и, осмелев, решилась рассказать свою историю. — Я не совсем та, за кого выдаю себя, ваша светлость, — начала она.

— Таковы многие из нас, — сухо заметила Элеонора.

— Я имею в виду, что допустила некоторый обман, проникнув сюда.

— Обман? — Тон был по-настоящему грозным.

Сознавая всеобщее молчаливое и подозрительное любопытство и основательно поддерживаемая одобряющей улыбкой Беренгарии, Иден быстро изложила события, послужившие причиной ее появления в Винчестере.

Окончив, она опустила голову. За прошедший сказочный, золотой час она забыла свой стыд, она забыла о перенесенном унижении, забыла даже, что была замужней женщиной, отвечавшей за большое и богатое владение, — она снова стала девочкой, беззаботно болтавшей с веселыми подружками. Но теперь беда опять навалилась на нее отвратительной тяжестью, и ей трудно было встречать сочувственные и изумленные взгляды.

Все же был один взгляд, сила которого заставила ее посмотреть в ответ. Почти не сознавая, что она делает, Иден подняла голову и взглянула прямо в лицо, которое не раз обращалось, понимая и прощая, к совершившим куда более серьезные проступки.

— Ты правильно поступила, придя ко мне, дитя, — сказала королева, в улыбке которой было прощение. — Ты получишь возмещение. И немедленно. Мы не дадим твоему барону времени для новых злодеяний. Роберт! — Она щелкнула пальцами, как кнутом. — Найди Уильяма де Лонгшампфа и попроси его сейчас же прийти в зеленую комнату.

Паж удалился.

Лонгшампф, канцлер Аквитании в дни правления старого короля, был теперь великим канцлером Англии и единственным человеком, имеющим законные основания управлять страной в отсутствие короля Ричарда, хотя фамильная кровь лишила его права получить более почетный титул юстициария. Граф Эссекс и епископ Дурхемский делили между собой эту должность, но при этом, получая значительное удовлетворение от своей службы, никогда не вмешивались в дела, касающиеся Уильяма.

— Я пошлю отряд всадников и шесть рыцарей, имеющих при себе мою большую печать, чтобы прогнать де Малфорса от ваших дверей. Я наложу на него штраф в несколько сотен марок в пользу казны на заморские походы, а один из рыцарей и его слуги останутся, чтобы поддерживать порядок, так долго, как ты этого захочешь. — Благородные черты исказила гримаса отвращения. — Даже если бы барон Стакеси был простым рабом, я бы не оставила этого дела. И мы заставим обидчика немного поплясать под мою дудку, несмотря на его голубую кровь. Я припоминаю этого человека, я видела его при дворе, когда здесь был мой сын, — это пьяница и задира, с черной душой. Мне он совсем не понравился.

Иден низко склонилась в знак признательности и в порыве благодарности еще раз поцеловала тонкие пальцы.

Но Элеонора еще не договорила.

— Надеюсь, вы не чувствовали себя несчастной среди нас, леди Иден? Да и ваш голос очень хорошо вливается в хор моих певчих птичек. Так почему бы вам не остаться с нами еще на некоторое время, по крайней мере до того, как мы отплывем на Сицилию? Я уверена, что вы предпочтете найти ваши владения в том же виде, в каком вы его оставили, — а в ближайшие дни там возможна небольшая потасовка.

Элеонора увидела, как засветились прекрасные зеленые глаза девушки. Она кивнула и встала.

— Я дам Уильяму де Лонгшампфу самые подробные указания, — заверила она Иден. Затем, сопровождаемая семью девушками, которые окружали ее словно тонкие, трепещущие на ветру березки, королева вышла, обернув длинную мантию вокруг руки, чтобы она не мешала ее стремительному движению.

Следующие несколько дней были для Иден сущим блаженством, она не чувствовала себя так хорошо с тех пор, как вышла замуж и узнала всю прелесть супружества. В среде молодых придворных дам королевы царила та же непринужденная, открытая атмосфера. Элеонора много времени проводила, занимаясь делами с седыми и значительно более умными головами, к ним же она приходила расслабиться, поднять бокал за их молодость и счастливую жажду жизни, отдавая им, в свою очередь, щедро сдобренную юмором мудрость. Иден с благодарностью принимала неожиданно предложенную дружбу. Если леди Алис, как правило, неохотно соглашалась петь с ней дуэтом или играть в шашки, то Матильда с лихвой вознаграждала ее за эту легкую холодность своим неослабевавшим, бескорыстным теплом.

Из трех своих подруг Иден все больше и больше привязывалась к Беренгарии, чей мягкий и доверчивый нрав удачно дополнял ее собственную, более деятельную натуру. Сейчас она не сомневалась, что, случись им встретиться раньше, они с детства стали бы друзьями и каждая давала бы другой то, чего ей недоставало. Так было у них со Стефаном. Он всегда был мечтателем, а ей приходилось воплощать в жизнь все поддававшиеся воплощению мечты. Он был кремнем, а она фитилем. До тех пор, пока он не услышал призыв архиепископа и не загорелся идеей принятия Креста.

Уже не раз маленькая принцесса вздыхала о том, что будет скучать по своей новой подруге, когда они с королевой отправятся на Сицилию.

— Если бы ты только могла поехать с нами, — задумчиво сказала она, когда вместе с Иден перебирала содержимое своего сундука с приданым, выбрасывая и меняя платья, плащи, ремни, покрывала и перчатки до тех пор, пока светлица не стала похожа на расположенную неподалеку рыночную площадь. Ее слова, произнесенные наполовину в шутку, повисли в воздухе.

Неожиданно Иден откинулась назад, и льняная сорочка, которую она держала в руках, чуть не порвалась в ее конвульсивно сжавшихся пальцах.

— Почему бы и нет? — произнесла она.

— Почему бы и нет — что? — Беренгария смотрела на нее, комкая в руках вязаные чулки, необходимость которых под сирийским солнцем вызвала у нее сомнения — ее мать связала эти чулки еще до того, как она приехала в Англию, чулки были алые с зеленым и очень красивые.

— Почему я не могу отправиться с тобой? — Иден в упор смотрела на нее, в глазах ее сверкнула неожиданная мысль. — Тебе ведь потребуется много дам для свиты, камеристок для твоей свадьбы! Ты несколько раз говорила, что никто не может сделать тебе прическу, как я. Я должна поехать! А потом, когда ты выйдешь замуж и король поплывет завоевывать Иерусалим… — Она глубоко вздохнула и почти выкрикнула свою заветную мысль: — Потом я расстанусь с тобой и отправлюсь на поиски Стефана! — Она недоумевала, почему она, пробыв уже неделю в Винчестере, раньше не подумала об этом.

Глаза Беренгарии сверкали от восхищения.

— Действительно, почему бы и нет? — прошептала она.

Иден подалась вперед:

— Я получу сведения, которые мне нужны; я абсолютно уверена в этом. Стефан отправился под командой сэра Вальтера де Лангфорда — он знаменит и уважаем всеми, так что я найду его без труда. И тогда я попрошу его освободить Стефана от клятвы крестоносца, чтобы, найдя его, я смогла увезти его в Хоукхест. — Теперь в ее глазах стояли слезы. — Ты поговоришь с королевой от моего имени? — умоляющим тоном попросила она. — Она любит тебя и не сможет тебе отказать.

Беренгария улыбнулась.

— Я не думаю, что она откажет, если ты и сама обратишься к ней, ты затронула какую-то струну в ее душе. Ну хорошо, я попрошу ее, я хотела бы что-нибудь сделать, чтобы помочь тебе. Я не понимаю, как Стефан может так долго оставлять тебя одну, — с чувством добавила она. Потом лицо ее стало немного грустным. — Надеюсь, что Крестовый поход не будет для меня причиной слишком долгих отлучек Ричарда. — Она тихо вздохнула.

Иден медленно проговорила:

— Долг короля как главы всех христианских рыцарей — отогнать неверных от Гроба Господня, а долг Стефана, как мне известно, — следовать за королем. Но у Ричарда много хороших людей, которые могут оказаться ему полезными, а у Стефана есть только одна слабая женщина, которая не может сдержать его врага, а правосудие королевы и подавно его не удержит. Если барон поднимет против нас оружие, то эта ссора должна бы произойти между ним и Стефаном. В любом случае для моего мужа в Хоукхесте найдется много работы — и он должен вернуться домой и заняться делами. А мне, по правде говоря, он необходим и как отец, и как брат, и как союзник в различных предприятиях, не говоря уж о том, что он нужен мне как муж, — закончила она, смотря прямо перед собой и пытаясь сосредоточиться на узоре, выбитом на серебряном кубке, который был у нее руках. Но узор расплывался, и вместо него перед ее глазами вставало доброе и серьезное лицо Стефана, говорившего ей слова прощения, однако лицо было словно скрыто какой-то дымкой, и она не могла восстановить его в памяти до мельчайших черт. Прошло слишком много времени.

— О Беренгария, — в отчаянии воскликнула она, — я уже почти не помню его лица!

Принцесса тихонько пожала ее дрожавшую руку.

— Я поговорю с королевой, — пообещала она, — сегодня же.

Она так хорошо сдержала слово, что уже совсем скоро Иден шла вслед за восторженным Жилем, прическа которого напоминала стог сена, по длинному холодному коридору, ведущему к комнате, в которой Элеонора занималась работой, любимой ею меньше всего на свете: пользуясь ловкостью ума и манипулируя временем и деньгами, она рассчитывала содержание королевского домовладения. Голубые вены проступили на широком лбу, когда королева сердито посмотрела на чудовищный гроссбух, лежавший перед ней на столе, и свиток пергамента рядом.

— Ты хочешь обратиться с просьбой? — произнес сухой голос. — Обращайся.

Более чем огорченная таким недружелюбным приемом, Иден сжато изложила свою просьбу. Последовала тишина, пока Элеонора просматривала документ, лежавший рядом с гроссбухом, обмакнув перо в ярко-малиновые чернила.

— Мой сын, — она выводила буквы, не поднимая глаз от пергамента, — издал указ, что единственными женщинами, которым может быть дозволено сопровождать крестоносцев, Являются прачки добропорядочного поведения. Я не могу, как бы я ни хотела, посчитать вас, леди Иден, одной из них.

Иден заломила руки.

— Я много раз мыла своего мужа перед очагом, как это делают прочие женщины, — сказала она. — И я умею стирать белье не хуже других и пользоваться утюгом, так, чтобы не прожечь дырки. Что до характера, то об этом ваша светлость может судить лучше многих, поскольку я думаю, что вы знаете его, каков бы он ни был. — Она уловила перемену в величественном лице королевы и добавила, стараясь не допустить излишней горячности: — Я очень привязалась к Беренгарии и сочла бы за честь быть в качестве прислуги в ее свите.

Королева вдруг воскликнула с яростью:

— Двадцать марок за подстилки с беличьим мехом для рыцарских лошадей! Что, эти алчные чудовища принимают меня за дуру? Если так пойдет дальше, мне придется самой вести все хозяйство. — Брови ее исчезли в жесткой складке, и малиновый чернильный душ окропил страницу. Потом она подняла глаза, и выражение ее лица смягчилось.

— Моя дорогая, хорошо ли вы все обдумали? Что если вы не узнаете никаких новостей о вашем муже?

— Тогда я буду искать его до тех пор, пока не обнаружу где-нибудь его след, — заявила Иден. — Ни один человек не может бесследно исчезнуть с лица земли.

— Я пробуду со своим сыном очень недолго, возможно, всего несколько дней. Если этого времени будет недостаточно для выполнения задуманного дела, захочется ли вам остаться с моей снохой за морем? Ведь это так далеко от вашего дома, к тому же жизнь там очень непривычна для вас. И, наконец, там идет война.

— Я на все согласна. Я не смогу спокойно жить, пока не найду Стефана.

Королева взглянула ей в глаза.

— А что если он мертв?

— Тогда я вернусь домой. Без сомнения, найдется немало людей, которые составят мне компанию.

Элеонора довольно кивнула. И, чтобы поднять настроение, с улыбкой поинтересовалась:

— А хочется ли вам увидеть Святую Землю, миледи? Думаю, что это будет интересно для вас — там очень красиво.

Иден вспомнила, как сама королева приняла Крест, когда еще совсем молодой женщиной сопровождала своего первого мужа, короля Людовика VII Французского, во втором Крестовом походе.

— Это земля синевы и золота, — продолжал немного скрипучий голос. — Земля там — словно золотая чеканка под беспрестанно бьющим молотом солнца. Синева неба и синева моря соревнуются во всевозможных оттенках: сапфир, бирюза, аметист, лазурь; страна словно усыпана драгоценными камнями. Я была молода, когда увидела это впервые, и, пока другие унывали и теряли мужество, я вбирала силу яростного, величавого солнца. Даже небеса Аквитании были не такими яркими.

Ястребиные глаза затуманились воспоминаниями, а Иден размышляла, не вспоминает ли сейчас королева о своем дяде, Раймонде Антиохийском. Они были подходящей парой, как говорили, — молодая королева Франции и христианский принц из заморских владений, безрассудные, веселые, самоуверенные и примерно одного возраста. Родственные отношения дяди и племянницы доставляли им большое удовольствие. Король Людовик, который был гораздо старше своей симпатичной и своенравной женушки, был поглощен Крестовым походом, впрочем, он всегда был занят разными скучными делами — вечно погруженный в заботы и безгрешный человек, но совершенно не подходящий страстной Элеоноре. «Я вышла замуж за монаха!»— объявила она однажды миру. А Раймонд Антиохийский совсем не был монахом. Скандал, который разразился с их участием, раскатился по дюжине государств и обсуждался несколько десятилетий. И сейчас, глядя в сверкавшие глаза королевы, Иден верила каждому слову.

Она улыбнулась:

— Мне ничего больше не хочется, как только увидеть Святую Землю, ваша светлость!

Элеонора протянула вызвавший ее раздражение список вьючных лошадей Жилю, который стоял наготове за спиной Иден.

— Отнесите это мистеру Уильяму и узнайте точно, должны ли мы заплатить. — Потом повернулась к Иден: — Хорошо, миледи. Вы будете прекрасной компанией для Беренгарии. У вас есть голова на плечах, и вы не пасуете перед трудностями. Вы принесете ей пользу, — она вылупилась из гнезда, выстланного шелком, а теперь ей пора учиться летать.

Иден так ослабела от внезапного прилива счастья, что слова благодарности словно застряли у нее в горле. Она едва осмелилась задать волновавший ее вопрос.

— А Хоукхест? — робко начала она. — Мой управляющий верный человек, но он не солдат. Если барон вновь предпримет вторжение…

— Нет! У него уже не будет такой возможности! — Элеонора сухо рассмеялась. — Как я понимаю, вы не имеете представления, чего стоит сформировать и снабдить всем необходимым армию крестоносцев. Мой сын, как говорят, позволил себе неудачное замечание, что он продал бы Лондон, если бы нашел человека достаточно богатого, чтобы купить город. Однако вы легко поймете, что мать сэра Хьюго не будет против, если прощение барона, который опозорил звание рыцаря, будет продано. В самом деле, я не удивлюсь, если сэр Хьюго де Малфорс будет вынужден принять Крест — если он захочет поправить свои дела после моего маленького визита в его владения. Не опасайтесь за свои земли, дорогая, их будут содержать в порядке и должным образом управлять ими до вашего возвращения. Мой управляющий будет настолько же хорошо вооружен, насколько предан мне.

Иден опустилась на одно колено, отдавая должное своей благодетельнице. Ее лицо озарилось радостью, и Элеонора увидела, что девушка еще красивее, чем она полагала.

— Когда мы пускаемся в плавание? — нетерпеливо спросила Иден.

— Не позднее, чем через семь дней, — ответила королева и добавила с улыбкой: — Достань себе набор доспехов. Я давно себе достала!

Иден была озадачена:

— И вы носили их, моя королева?

— Постоянно, — сообщил ей скрипучий голос, — и они часто были так утыканы стрелами, что я напоминала дикобраза.

Прежде чем Иден успела задать следующий вопрос, элегантный взмах руки указал ей, что она может быть свободна. Королева снова углубилась в свои подсчеты.

Спеша сообщить хорошие новости Беренгарии, леди Хоукхеста ломала себе голову, всерьез ли королева говорила о доспехах.

— Ну конечно же! Ты будешь выглядеть великолепно! — сказала ей Беренгария теплым дружеским тоном искренне восхищавшегося человека. — Они должны быть все из золота, чтобы подходить к твоим волосам, правда, я думаю, это будет слишком дорого стоить.

— Пожалуй, — вежливо согласилась Иден, — нам уже пришлось заложить ферму для покупки кольчуги Стефану, одежды его оруженосцам, конской упряжи, а также оружия его людям. И потом, золото слишком мягкий металл для солдатской брони. Я долго не проживу под стенами Акры, одетая в золотые доспехи, — говорят, что стрелы падают там как линкольнширский дождь.

Принцесса встревожилась.

— Неужели там все так на самом деле? И нам придется поехать туда?

Иден покачала головой.

— Вам — нет, леди, а вот мне, может быть, придется так поступить: я намерена найти Стефана, даже если поиски увлекут меня в самую гущу битвы.

— Тогда тебе наверняка необходимы хорошие доспехи. Я сделаю тебе подарок. — Когда Иден открыла рот, чтобы протестовать, черноволосая девушка топнула ногой, впервые напомнив подруге о своей испанской крови.

— Я не откажусь, — улыбнулась Иден. — Может, своим подарком ты спасешь мне жизнь.

Беренгария захлопала в ладоши.

— Отлично! Тогда я узнаю, куда нам следует обратиться за лучшими доспехами в Англии.

Выяснилось, что, по всеобщему мнению, им следовало направиться в дом некоего Хью Оружейника, который находился всего в полумиле от дворца.

На следующее утро, обмениваясь смешками, надвинув капюшоны на самые брови, так, чтобы никто не смог узнать двух высокородных дам, занявшихся мужскими делами, они хорошенько закутались от холода и отправились по указанному адресу. Кошелек Беренгарии был под завязку наполнен золотыми марками. Они были бы очень удивлены, если бы узнали, что за ними следуют и наблюдают с того самого момента, как они покинули дворец, — и совсем не какой-нибудь дворцовый интриган, поднаторевший в шпионаже, а всего лишь обыкновенный оруженосец, который испытывал влечение романтического свойства к прекрасной леди из Хоукхеста. Жиль был поглощен сейчас сочинением цикла стихов, восхвалявших ее красоту, и этим утром ему посчастливилось запечатлеть в памяти некоторые нюансы, а именно спадавший на плечо каскад золотых волос в момент, когда они сворачивали за угол, и изящную ножку, приоткрывшуюся, когда она перешагивала через лужу. То, что ему удалось заметить, пробудило в сердце поэта самые чувствительные струны. Справедливости ради следует отметить, что помимо всего прочего оруженосца терзало любопытство по поводу того, куда направляются леди.

Красивый дом мастера Хью располагался на значительном удалении от оживленной улицы, примыкающей к рынку. Большая его часть была отдана под мастерские. Проезд перед дверьми превратился в настоящую трясину, и для удобства покупателей через грязь были проложены прочные доски. Перед домом стояли лошади, которых держали под уздцы терпеливые сервы, ожидавшие, пока господа воспользуются услугами мастера Хью для собственных нужд или нужд своих коней. Хью начинал как кузнец, и его подмастерья до сих пор могли отковать подковы или уздечку для постоянного покупателя.

Иден провела принцессу по подрагивающим доскам к раскрытым дверям, и они вступили в горячую мглу внутренней части дома.

— Здесь тепло и темно, словно в гробнице! — объявила она, протянув руку, чтобы поддержать оступившуюся подругу.

— А шум! А вонь! — Беренгария наморщила носик. — Ты уверена, что нам не лучше было послать сюда кого-нибудь из мужчин?

— Конечно, нет! — Иден была полна решимости. — Мы не для того лезли через грязь, чтобы уйти ни с чем. Скоро твои глаза и нос привыкнут.

Мастерская оружейника Хью представляла собой глубокую пещеру, освещенную двумя маленькими раскаленными горнами, в которой звучала музыка лязгавших и звеневших молотков. Границы пещеры были трудно различимы, но отблески латуни там и тут позволяли предположить, что стены увешаны амуницией для людей и животных. Внутри стоял резкий запах недавно выдубленной кожи, раскаленного угля и еще более раскаленного металла, а смесь человеческого и конского пота — неизменный запах кузницы.

— Однако, — пробормотала Иден, плотнее сжимая руку Беренгарии, — это похоже на маленький веселый ад!

Беренгария выразила согласие более горячо, чем ей хотелось бы.

Иден откинула капюшон и осмотрелась. У горнов несколько коричневых мужчин и мальчишек, одетых только в кожаные передники, вытворяли непостижимые вещи с листами и полосками металла при помощи длинных клещей. На наковальне двое мужчин ковали кольца из тонко расплющенного стального листа. Еще один выправлял прутки проволоки до предельной ровности и передавал их другому, который наматывал их на стержень диаметром в звено кольчуги. Затем в получившихся спиралях с одной стороны прорезалась щель, чтобы кольца могли быть собраны в кольчугу.

За столом, сделанным в виде козел и заваленным конской упряжью и деталями доспехов, сидел мускулистый гигант, находящийся на грани между зрелостью и старостью, в чистой черной рубахе под фартуком. Наморщив лоб, он сосредоточенно работал над кольчугой. Используя маленький, но тяжелый молоток, он приклепывал цепочку проволочных колец к предыдущему ряду, одновременно соединяя их между собой. Движения его были ритмичными и точными, и было ясно, что ему не доставит удовольствия прервать свою работу. Наконец, закончив очередной ряд, он поднял глаза и встретил восхищенный взгляд Иден.

— Миледи! — Человек быстро встал и вытер рукавом пот со лба. — Простите меня! Я и не подозревал, что здесь у меня такая неожиданная компания! Я Хью Оружейник, чем могу служить вашим светлостям? Может быть, вам нужны плетеные кошельки? У меня есть немного очень хорошего серебра, полученного из…

— Я не стала бы принижать вашу отменную репутацию требованием простого кошелька, мастер Хью, — солидно проговорила Иден. — Я пришла вот зачем — эта леди хочет испытать ваше мастерство в изготовлении доспехов.

Она отступила назад, так что Беренгария поневоле оказалась впереди, несмотря на ее заметное желание поскорее вновь увидеть холодный дневной свет. Она неохотно откинула капюшон и заговорила с оружейником; звон молотков почти заглушал ее тихий нежный голос.

— Действительно так, — согласилась она, — и это должно быть лучшее ваше изделие, потому что я очень ценю жизнь человека, который будет носить их!

Иден импульсивно сжала ее руку.

— Выкованные мной доспехи ни разу не подвели человека, оказавшегося на пути смертоносной стрелы! — гордо объявил оружейник. — Ваш муж может положиться на мою сталь.

Беренгария улыбнулась, она уже начала получать удовольствие от происходящего. Этот большой и прямодушный человек вселял в нее уверенность.

— У меня пока еще нет мужа, мистер Хью, — отчетливо произнесла она. — Доспехи необходимы вот этой леди.

Мастеру Хью в юности самому приходилось участвовать в Крестовом походе, и его удивлению не было предела. Он подверг своих посетительниц более тщательному осмотру — их высокое положение было заметно по одежде и манерам. Неожиданно он улыбнулся, и словно двадцать лет слетело с его морщинистого и запачканного лица.

— Я делал однажды доспехи для королевы Элеоноры, — мягко сказал он. — Жалоб не поступало. Так что если вам будет угодно снять плащ, миледи, я сниму с вас мерку.

Иден сделала так, как он предложил, в то время как Беренгария покраснела. Мастер Хью сам снимал мерку, используя кусок проволоки для кольчужных колец. Он отметил, что его клиентка великолепно сложена: тело ее было стройным и гибким, плечи достаточно широки для того, чтобы кольчуга хорошо сидела, талия самая тонкая из всех, какие ему доводилось видеть, ноги такие же длинные, как у мужчины, а грудь, хоть и достаточно полная, не испортит очертаний его работы. Он мог бы заинтересоваться, зачем созданию, которое столь явно слеплено по подобию Венеры, атрибуты Марса, но такие вопросы были не для него, скромного Гефеста, он только надеялся, что его доспехи не войдут в моду среди придворных дам с легкой руки королевы Элеоноры. В последнее время у него хватало работы по заказам готовившихся к сражениям мужчин и не было дела до маскирующихся в доспехи дам.

Иден узнала, что вдобавок к длинной, доходившей ей почти до колен кольчуге она должна будет носить ножные латы, называемые шассе, нарукавники для защиты предплечий и специальные латные рукавицы.

— А как насчет шлема, миледи? С золотым ободком или, может быть, даже с плюмажем? Год назад я сделал отличный шлем для самого короля Ричарда с плюмажем и фигурой льва.

Иден поспешно мотнула головой. Она заметила, как вздрогнули губы Беренгарии, и сама не могла удержаться от улыбки.

— Да сохранит Господь короля и приведет его к победе! — негромко сказала она.

— А теперь, — проговорила Беренгария деловым тоном, решив, что переговоры между Иден и оружейником закончены, — сколько вы запросите за свою работу? Мы хотим, чтобы все было сделано за пять дней, — невинно добавила она.

Мастер Хью на минуту задумался, а потом спокойно назвал сумму, которой хватило бы свободному горожанину с семьей в пять человек на год относительно приличного существования. Принцесса спокойно заплатила названную сумму, отсчитав на своем французском языке с наваррским акцентом золотые монеты в протянутую ладонь.

Оружейник, который за время своих странствий не раз слышал такой акцент, но очень редко получал плату вперед за любую работу, начал испытывать подозрение: королевский жест или просто женская глупость? Впрочем, это не имело значения — если будущая королева Англии хочет, не поднимая шума, купить доспехи для дамы своей свиты, то он не такой человек, чтобы распространяться об этом. Он просто низко поклонился, провожая своих посетительниц через задымленную прихожую, и твердо решил самым усердным образом выполнить работу для золотоволосого «странствующего рыцаря». Холодный февральский воздух улицы был так же приятен, как глоток прохладного эля. Осторожно продвигаясь по неустойчивым доскам, две дамы повернулись друг к другу, вполне довольные своей вылазкой, и весело рассмеялись, словно малые дети.

— В самом деле, маленький веселый ад, — хихикнула Беренгария, хватаясь за плащ Иден, чтобы сохранить равновесие. — Но у мастера Хью совсем не дьявольский вид, когда он перестает хмуриться. Я почти выдала нас, когда он заговорил о Ричарде, — так я была горда.

Захваченная волной собственного счастья, принцесса не сразу заметила, что ее подруга неожиданно остановилась и замерла как вкопанная посреди доски, неподвижно глядя перед собой, будто человек, обратившийся в камень.

— Что такое, Иден? — вопросительно прошептала она, поворачивая голову в направлении этого застывшего взгляда. И затем без малейшей тени сомнения она определила, что было не так: после проведенных вместе бессонных ночей, полных слез и откровений, сожалений и обвинений, она сразу поняла, что человек, стоявший перед ними на улице с насупленными бровями и искаженным от ярости лицом, не кто иной, как сэр Хьюго де Малфорс.

— Вот так встреча, миледи! Я искал тебя повсюду. Но, признаюсь, не думал, что тебя следует искать так высоко.

Иден все еще стояла замерев на полдороге: путь ей преграждала угрожающая туша барона. Она не издала ни звука: от внезапности этой встречи у нее сковало горло. На некоторое время она забыла, что находится под защитой правосудия королевы, перед ее мысленным взором вновь возникли эти обжигающие, переполненные сознанием своего торжества глаза, находившиеся так близко от нее и диктовавшие ей свою волю. Доска слегка подрагивала под ее трепещущим телом. Затем она ощутила рядом с собой легчайшее движение и услышала тихий, вежливый голос Беренгарии, обращавшийся к сэру Хьюго.

— Барон, не позволите ли нам пройти? Королева ждет нас, и мы не хотели бы давать повод заподозрить нас в неучтивости.

Сэр Хьюго глумливо смерил взглядом маленькую фигурку.

— Значит, слава обо мне уже достигла двора, леди, — едко сказал он, задетый ее вежливым напоминанием о покровительнице Иден. Затем, позабыв о присутствии принцессы, так, словно она была простым сервом, он повернулся к Иден, и во взгляде его загорелась злоба.

— И это по твоей милости, не правда ли, моя леди из Хоукхеста, я неожиданно оказался лишенным почти всего того, чем владел, отогнанным от ворот по праву принадлежащего мне поместья и выставленным бесчестным негодяем в глазах людей моего круга?

Он шагнул на доску, грубо схватил ее за запястье, выкручивая руку, и злобно шипел ей в лицо:

— Они забрали у меня то, что принадлежит мне, длинноволосый канцлер и старая волчица. Но подумай, миледи, о том времени, когда волчонок станет править, а его мать будет устранена. Тогда наступит мое время, Иден. Ричард обязан мне — и он будет знать, как отплатить за услугу.

Его взгляд побуждал ответить, закричать на него, но слова доходили до нее словно из сновидения, издалека, и сил для ответа уже не было, даже если бы она захотела. Она ощущала где-то внутри боль, когда Хьюго безжалостно заламывал ей руку за спиной, но это было все — слова не доходили до нее.

— Я слышал, ты собираешься в путешествие, леди, на поиски своего муженька-импотента, как любая сука во время течки. Ну что ж, попробуй найти и употребить его, но когда ты вернешься, одна или с ним, знай, я буду ждать, и я по-своему поступлю с тобой и с твоим добром, как я это уже сделал однажды.

— Нет, — отстраненно ответила Иден, в голосе ее по-прежнему не было эмоций. — Этому не бывать.

— Это уж точно! — Негодование превратило Беренгарию в маленькую фурию. Она налетела на громадную фигуру барона, как ласточка на высокую башню. — Отпустите леди! Клянусь Богом, вы заходите слишком далеко! Вы еще недостаточно ощутили королевский гнев? Если вы будете продолжать в том же духе, вы почувствуете его на собственной спине, когда вас отхлещут плетьми!

Яростная сила, с которой ее подруга обрушила на врага свой гнев, вывела Иден из состояния транса. Она тряхнула головой и попыталась выдернуть руку. Наконец, полностью осознав факт ненавистной близости барона, она откинула голову и, набрав полный рот слюны, плюнула в мстительное, злорадное лицо.

Она могла предположить, что произойдет дальше, когда была отброшена назад, к дверям мастерской Хью, но ни она, ни разгневанная принцесса, ни тем более сэр Хьюго не могли ожидать, что в следующее мгновение, когда вихрь в человеческом облике, состоявший из молотящих рук, пинавших его из развевавшегося кожаного плаща, с яростным ревом закрутился вокруг барона, обрушив на него шквал ударов.

Незадачливый влюбленный и утонченный поэт, мастер Жиль продемонстрировал все, чему научился, упражняясь в рукопашном бою на дворцовом ристалище, хотя он не слишком там преуспевал. Но его атака не могла длиться долго. Сэр Хьюго был крупным, могучим мужчиной, ветераном не одной кампании, и нападение зеленого юнца не могло причинить ему серьезного вреда. Однако на стороне Жиля был элемент неожиданности, и он сумел хорошо им воспользоваться, пока могучий удар не отбросил его в грязь. Через секунду Иден уже была рядом с ним, обхватила рукой его голову и вытирала кровь с разбитых, но улыбавшихся губ.

— Наверное, именно так ощущаешь себя на небесах. Вы прекрасны, как сама Святая Дева! — сумел восхищенно произнести он, прежде чем потерял сознание, и счастливая улыбка медленно угасла на окровавленных губах.

Происшедшее окончательно привело Иден в чувство. Она свирепо взглянула на запыхавшегося барона.

— Мальчишки и женщины — вот кто ваши излюбленные противники! — насмешливо выкрикнула она. Она была очень рада увидеть, что кулаки Жиля сделали свое дело — на щеке сэра Хьюго багровела длинная кровоточащая ссадина. Он шагнул вперед, и его рука метнулась к мечу.

— Я намерен наконец воздать тебе по заслугам, леди, — начал он, вытаскивая меч из ножен.

Уверенный голос раздался позади маленькой группы:

— Кажется, что-то неладно? Я слышал шум драки, а этого никогда не случается в вавилонском столпотворении, где мне приходится трудиться!

Хью Оружейник возвышался в дверях, бронзовые руки блестели, в кулаке он все еще сжимал молоток. Сэр Хьюго встретил его спокойный взгляд. Возникла пауза.

— Этому мальчику нужна помощь! — воскликнула Беренгария, указывая на поверженного чемпиона.

Мастер Хью кивнул.

— Он ее получит. Ну а вы, барон, могу я что-нибудь сделать для вас? — Тон его был достаточно любезным, однако некоторые нотки ясно дали де Малфорсу понять, что оружейник — царь и бог в своем маленьком владении и он не допустит дальнейшего нарушения мира.

Меч нырнул обратно в ножны.

— Разумеется. Я шел к тебе отдать в починку разорвавшуюся упряжь, когда на меня набросился этот безумный.

Мастер Хью покачал головой, сочувственно цокая:

— Сейчас на молодежь нет никакой управы. Ему нужно отправиться в Крестовый поход. Это поохладит его пыл. Тем не менее, сэр, вы, похоже, преподали ему урок.

Поскольку ссадина на щеке барона бросалась в глаза не меньше, чем синяки Жиля, последнее замечание было спорным, однако ожидать от юноши заказа в ближайшие несколько лет не приходилось, в то время как барон был отменным покупателем. Улыбаясь, мастер Хью увлек его в глубины своей мастерской.

— Теперь меня мучает вопрос, — заметила Беренгария, с удовлетворением наблюдая, как двое дюжих работников укладывают поверженного Жиля на носилки, — в какой переделке этот громадный, грубый зверь имел неосторожность порвать свою упряжь?

Обе подумали о воинственном управляющем королевы и улыбнулись.

— Жиль совсем мальчик. Кто бы мог подумать, что в нем проснется такой лев? Он хочет отправиться с нами за море. Возьмем его? — Иден чувствовала себя обязанной юноше, который с таким рвением кинулся получать и наносить удары ради нее.

— Наверное, придется, — согласилась Беренгария. — Иначе в один прекрасный день мы наткнемся на него, прячущегося где-нибудь среди припасов, и их может уже не хватить на обратную дорогу.

Загрузка...