Глава 8
Ночь еще не совсем опустилась, когда Круус добрался до хижины, но было достаточно темно, чтобы свет изнутри отбрасывал мягкое сияние на окружающую территорию. Это странно контрастировало с бушующим огнем, который развели охотники, этот свет был приглушенным, приветливым и успокаивающим. Его тянуло к нему.
Круус вспомнил, как она отреагировала на его прикосновение перед тем, как ему пришлось уйти, чтобы проверить вторжение нового человека в его владения. Она не отстранилась от него, а прижималась, как будто желала большего — точно так же, как и он едва мог отстраниться от нее. В те мимолетные мгновения они испытывали одно и то же. Они жаждали одного и того же.
Когда он подошел к крыльцу, то заметил ее на кухне, стоящей спиной к окну. Его возбуждение возросло, он едва мог сдерживать переполнявшую его энергию.
Мгновение он молча наблюдал за ней. Ее плечи и руки двигались, когда она работала над чем-то перед собой, чего он не мог видеть. Его пристальный взгляд блуждал по ее телу, изгибам бедер и ягодиц, которые слегка покачивались, когда она переминалась с ноги на ногу, и изящной шее. Ее заплетенные в косу каштановые волосы ниспадали до середины спины. Ему хотелось распустить их, запустить пальцы в эти шелковистые локоны, почувствовать мягкость. Он хотел почувствовать ее мягкость рядом с собой. Но, независимо от того, насколько материальным он себя чувствовал, он еще не мог по-настоящему испытать это.
Еще несколько дней…
Он скользнул вверх по ступенькам и остановился перед окном со стороны кухни.
— Софи, — позвал он.
Она повернула голову и посмотрела в его сторону, но он сомневался, что она могла видеть его сквозь отражения на внутренней стороне стекла. Она нахмурилась.
— Круус?
Звук его настоящего имени, слетевший с ее губ, вызвал трепет.
— Иди ко мне, Джозефина Дэвис, — поманил он.
— Секундочку, — ответила она, снова сосредоточившись на своей задаче, медленно поднимая и опуская руки.
Она схватила маленькое полотенце, лежавшее рядом, и вытерла им руки, прежде чем бросить обратно на стол.
Круус подошел к прихожей, чтобы подождать ее. Несколько мгновений спустя она открыла внутреннюю дверь. Крыльцо залило светом, но несмотря на то, что он был прямо на пути Крууса, ощущение ослабления было минимальным. Он никогда еще не поглощал столько жизненных сил за такое короткое время, даже на пике голода.
Он снова прошелся по ней пристальным взглядом, и его пронзила внезапная тревога — ее рубашка спереди была испачкана кровью, а руки были измазаны алым.
— Что случилось? — требовательно спросил он, его тени поднимались, увеличивались и темнели. — Ты ранена?
Глаза Софи расширились.
— О чем ты? Я не…
Он прижался к сетчатой двери, частично просачиваясь сквозь нее, чтобы упереться в невидимый барьер порога.
— Ты вся в крови, Джозефина.
Она осмотрела себя.
— О! На самом деле она не моя. Просто у меня не было возможности переодеться.
Круус провел по воздуху темными когтями, касаясь черты, которую не мог пересечь. Он страстно желал прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Ее аромат, безусловно, был самым сильным, который он мог ощутить. В своей физической форме он смог бы различить запахи крови по виду, но сейчас едва мог уловить второй.
— Если кровь не твоя, то кому она принадлежит?
— Подожди.
Она повернулась и пошла на кухню.
Разочарование смешалось с замешательством. Он не мог последовать за ней, и, несмотря на то, что ей, казалось, было с ним комфортно, она не соизволила пригласить его внутрь. Почему его эмоции были такими непостоянными? Он никогда не испытывал такого беспокойства, как при виде Софи, испачканной кровью. Благополучие одного смертного не должно иметь никакого значения для Владыки Леса. Бесчисленные миллионы людей жили и умерли за время его существования, и ни один из них никогда не привлекал его внимания больше, чем на мимолетное мгновение.
Она вернулась несколько мгновений спустя с коричневой коробкой в руках, и бедром толкнула сетчатую дверь. Круус попятился, когда она вышла на крыльцо.
— Я решила выйти на прогулку и наткнулась на этого парня, — она опустила коробку и осторожно наклонила ее, чтобы показать маленького коричневого кролика, завернутого в тонкое одеяло, с повязкой на одной из задних лапок. Софи нахмурилась. — Он попал в старую ловушку. Его лапа была сильно разодрана, но я не думаю, что что-то сломано.
Круус протянул щупальце тени к существу. Кролик, подергивая носом, прижался к стенке коробки. Животные во владениях Крууса боялись его, он не мог винить их за это, как бы больно ему от этого ни было. Он был для них чем-то неестественным. Хищником, охотящимся на все живое.
Он нежно прикоснулся к кролику, проведя усиком по его шерсти. Животное задрожало. Его нога не была сломана, как и предполагала Софи, но кролик пострадал. И его страдания, как и страдания многих его созданий, были результатом человеческой беспечности.
Его тени бушевали, и потребовалось немало усилий, чтобы взять их под контроль. Билл и его охотники всплыли в сознании Крууса — их умышленная жестокость, радость и развлечение, которые они находили в страданиях других существ, их пренебрежение к его лесу. Ярость вспыхнула в нем.
Но он проглотил ее, загнал обратно, когда поднял взгляд на Софи. Она была не такой, как они. Она была причиной, по которой он подавил свой гнев и успокоился.
— И ты спасла это животное и позаботилась о нем.
— Ну, да. Я не могла просто взять и оставить его там страдать.
Ее сострадание освежало после того, чему он был свидетелем. Это было приятным контрастом не только с жестокостью других смертных, но и с местью, которую совершил Круус. Жизнь — простая штука, которую можно отнять. Покончить с этим. Однако помочь выжить другому существу часто намного сложнее. Софи потребовалось бы меньше усилий, чтобы сломать кролику шею или просто уйти и предоставить его судьбе, чем освободить его, принести домой и обработать рану.
Сейчас такие действия были за пределами его возможностей. Благодаря проклятию, он мог только брать, а не давать что-то лесу и его обитателям. Когда-то он смог бы исцелить кролика. В нынешнем состоянии он мог только украсть его жизненную силу.
Силу, бьющуюся в его вытянутом усике: паническую, эфемерную, соблазнительную.
Он резко отодвинулся от существа, переключив внимание обратно на Софи.
— Ты сделала гораздо больше, чем другие решились бы, Джозефина Дэвис.
Она посмотрела на кролика.
— Это… легко игнорировать, когда другие страдают. Легче притворяться, что ничего не происходит, потому что тогда не придется вмешиваться. Но есть люди, которые готовы помочь. Их не всегда легко найти, но они где-то рядом.
— Такие, как твоя Кейт?
— Да, как Кейт, — она отошла, села на старый стул в дальнем конце веранды и положила коробку на колени. Деревянный стул заскрипел под ее весом.
Круус двинулся ближе к ней, остановившись в полоске тени между открытой дверью и окном.
— Что он с тобой сделал, Софи?
Софи невесело рассмеялась, не глядя на него.
— Было бы проще спросить, чего он со мной не делал.
Она сунула руку в коробку и погладила кролика. Между ее бровями залегла страдальческая складка, а уголки губ были опущены. Она смотрела вдаль с пустотой в глазах, которая не понравилась Круусу.
Он скользнул к ней щупальцем и провел им по лодыжке. Исходящее тепло ощущалось сильнее, чем когда-либо, и он мог почти почувствовать текстуру ее носка.
— Расскажи мне, Джозефина Дэвис.
Она взглянула на тень, ласкающую ее лодыжку, прежде чем на несколько мгновений перевести взгляд на него. Наконец, она вздохнула и перевела взгляд на кролика.
— Тайлер — симпатичный парень. В нем есть что-то особенное, харизма, которая привлекает людей. И вот я сижу одна в том же старом кафе, на том же самом месте, что и каждый день, когда пишу, и внезапно… его внимание приковано ко мне. Я была шокирована тем, что он проявил хоть какой-то интерес, что выбрал меня из всех присутствующих женщин. Он флиртовал со мной и возвращался в течение следующих нескольких дней. Казался таким заинтересованным мной и моей жизнью. Это было так приятно, что я никогда… никогда не задумывалась, что он делал на самом деле.
Крууса с самого начала привлекала Софи, у нее была какая-то притягательная сила, о которой она, казалось, не подозревала, сила, неподвластная ее контролю. Но Тайлера, как он догадался, привлекло не это.
— Что он делал?
— Нацелился на меня. А я была такой доверчивой, что позволила очаровательной улыбке, ласковым словам и внимательности сломать ту скудную защиту, которая у меня еще оставалась, — она наклонила голову, и выбившаяся прядь волос скользнула вниз, коснувшись щеки. — Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я потеряла своих родителей, у меня не было ни близких друзей, ни других живых родственников, и моя работа, сама по себе, очень уединенная. Я все время ходила в ту кофейню, но ни с кем не общалась. Просто… После смерти родителей я чувствовала себя слишком изолированной дома, поэтому и ездила туда, чтобы не чувствовать себя такой одинокой. Он быстро понял это. У меня никого не было, и я была намного уязвимее, чем думала. Если бы только у меня был друг, который сказал бы мне, что события развиваются слишком быстро, что с ним что-то не так, или кто-то, кто указал бы мне на знаки, я, возможно, сделала бы совсем другой выбор. Я даже не заметила, как попала в его сети. Мы поженились три месяца спустя. Это было похоже на бурный роман, но, оглядываясь назад, я понимаю, что мы действовали так быстро, чтобы я не успела разглядеть трещины в маске, которую он демонстрировал миру. Я так и не узнала его по-настоящему. Он создал иллюзию, будто существует только ради меня. И раскрыл карты не сразу. В каком-то извращенном смысле он любил и ценил меня… но как собственность, а не партнера.
Она покачала головой и на мгновение прикусила нижнюю губу зубами.
— Думаю, где-то внутри, подсознательно, я понимала, что что-то не так. Я ведь… Я даже никогда не говорила ему, что обычно меня зовут Софи. Я представилась Джозефиной, и он начал называть меня Джози, а я просто смирилась с этим. Решила, что это… наша фишка, ведь он был единственным, кто так делал.
— Софи — имя твоего сердца, — произнес Круус, повторяя слова, сказанные им, когда они обменялись настоящими именами. — Почему Софи, а не Джозефина?
— Родители всегда называли меня Софи, — ответила она, грустная улыбка тронула ее губы, когда она мельком взглянула на Крууса. — Они говорили, что в детстве я не могла произнести «Джозефина» и всегда получалось просто «Софи». Они подумали, что это очень мило, так оно и прижилось. Мне нравилось. И, знаешь… я рада, что не рассказала ему. Это частичка меня, которую он никогда не получит. Это мое, единственное, что он не смог забрать.
Круус нежно сжал ее лодыжку, вызвав новую волну тепла.
— Продолжай, Софи.
— Вскоре после свадьбы он начал намекать на то, что я должна бросить писать. Сначала из-за денег. Он хорошо зарабатывал, и мы не нуждались в доходе, который я приносила. Его тон начал меняться, когда я вновь и вновь повторяла, что мне нравится писать, и я не хочу бросать это занятие. Тогда он стал говорить, что в моих книгах разврат и грязь, и он не может мириться с тем, что его жена фантазирует о других мужчинах и думает о сексе с ними. Он запретил мне ходить в кафе, и вскоре это распространилось практически на все места. Мне не разрешалось выходить одной, потому что он не хотел, чтобы я с кем-то флиртовала. Доходило до того, что стоило мне только взглянуть на другого мужчину, как настроение Тайлера менялось, и он обвинял меня в неверности. Единственное место, куда мне можно было ходить одной — продуктовый магазин, пока он был на работе. Но даже тогда он писал или звонил мне на протяжении всего похода за покупками, чтобы убедиться, что я не делаю ничего неподобающего. А после он всегда возвращался к этому и объяснял тем, что слишком сильно любит меня и хочет, чтобы я была в безопасности. И даже если я не очень верила в это, я соглашалась. Долгое время.
Софи опустила руки на нижнюю сторону коробки, сжимая ее уголки, но Круус успел заметить, что они слегка дрожат.
Он обхватил усиком тени ее щиколотку, провел им выше по ноге, а сам переместился и расположился позади стула, возвышаясь над ней. Положив призрачную руку ей на плечо, он отчаянно желал почувствовать это прикосновение, которое казалось почти реальным. Софи слегка наклонилась ему навстречу.
Круус знал, что такое собственничество. Этот лес принадлежал ему. И он хотел, чтобы она тоже принадлежала. Но обладание не гарантировало удовлетворения. Если Софи будет несчастна… Она станет существовать, а не жить. Как птица с подрезанными крыльями, навечно прикованная к земле, когда ее душе было суждено парить. Вся красота, которую она излучала, весь свет, который несла в своем сердце, в конце концов поблекнет, пока не погаснет совсем.
— Однажды вечером, примерно через пять месяцев после свадьбы, мы пошли на встречу с несколькими коллегами, с которыми он был дружен. Думаю, Тайлер хотел немного покрасоваться мной — это было нормально, что он хотел это сделать. В общем, я приоделась, и мы встретились с его друзьями в баре. Все шло хорошо, и я наслаждалась происходящим впервые за долгое время. Я всегда была немного затворницей, но после свадьбы с Тайлером все стало гораздо хуже. Так что было приятно выбраться из дома, побыть среди людей, просто расслабится и повеселиться. Но один из его друзей, Дэн, все время втягивал меня в разговор. У Тайлера, казалось, не было проблем, когда я общалась с женами его коллег, и я не предала этому значения. Поэтому улыбалась и болтала с Дэном, не замечая, каким напряженным становится Тайлер и сколько пьет. Он начал часто вмешиваться в разговор, пытаясь исключить меня из диалога, но Дэн был настойчив. Он продолжал возвращать свое внимание ко мне. Я поняла, что Тайлер… злится, когда он сказал, что нам пора уходить и взял меня за запястье, — она сжала пальцы в кулак. — Я до сих пор помню ту боль, ведь он схватил меня слишком сильно.
Она сделала паузу и медленно разжала руку.
— Он выволок меня на улицу, на парковку. Подальше от группы людей, стоявших у дверей. Он не кричал. Его ярость была в глазах, в голосе и языке тела. Он обвинил меня во флирте с Дэном, сказал, что по нашим взглядам ясно, что мы давно крутим за его спиной. Я все отрицала. И была зла, так чертовски зла. Впервые за долгое время мне было весело, и я почувствовала себя нормальным человеком. Мне было больно от его ужасных обвинений и от того, что он так не доверял мне. Я назвала его параноиком, и Тайлер… ударил меня.
Она коснулась кончиками пальцев уголка губ и продолжила.
— Это был первый раз, когда он поднял на меня руку. Я была потрясена, совершенно ошеломлена. И он тоже. Он ударил меня так сильно, что зубы поранили губу, и капли крови упали на белое платье. Во рту стоял медный привкус, и я почувствовала… тошноту. Тайлер упал на колени и обнял меня, прижимая к себе. Он извинялся и умолял о прощении, снова и снова повторял, что любит меня и что ему очень жаль. Он поклялся, что это больше никогда не повторится. И я… поверила ему. Простила его. Я чувствовала исходящий от него запах алкоголя и внушила себе, что это был несчастный случай. Он ведь любил меня. И конечно, никогда бы не причинил свой жене боль намеренно.
Софи покачала головой. Ее голос стал хриплым, и когда она шмыгнула носом, в ее глазах заблестели непролитые слезы.
— Это был первый раз. Но он оказался лишь верхушкой айсберга. После той ночи он стал пить намного чаще, и алкоголь, казалось, пробудил в нем худшее… Даже будучи трезвым он находил причины для недовольства. Мне кажется, он начал наслаждаться властью, которую имел надо мной. Тем, как легко мог заставить меня дрожать, падать к его ногам и делать все, что угодно, лишь бы избежать новой вспышки гнева. Обычно после этого он извинялся, иногда дарил маленькие подарки, и я снова прощала. Думаю, я потихоньку умирала внутри каждый раз, когда позволяла ему выйти сухим из воды. А потом…
Слезы потекли по ее щекам. Она вытерла лицо тыльной стороной ладони, прежде чем опустить ее и снова сжать коробку.
— Я отказала ему в сексе. Я больше не могла… не могла заставить себя терпеть эту близость. Он давил на меня, разрушая изнутри. Его прикосновения были болезненными и невыносимыми, особенно когда он ласкал меня так, как будто любил. К тому времени я уже поняла, что никогда по-настоящему не любила и никогда по-настоящему не знала Тайлера. Ночью, когда я сказала нет и отстранилась от него… он заставил меня. Схватил рукой за горло и изнасиловал.
Ярость, которую Круус испытывал из-за охотников ранее, бледнела перед тем, что пробудил в нем рассказ Софи. Это был гнев, какого он никогда не испытывал, превосходящий даже то, что он чувствовал, когда был проклят. Для него было немыслимо, как можно обладать таким сокровищем, как Софи, и обращаться с ним так ужасно, с такой неоправданной жестокостью и злобой.
Возможно, именно поэтому ее жизненная сила горела так ярко, и была так притягательна для него. Выживание сделало ее сильнее во многих смыслах — в этом он не сомневался. Но, также, оно оставило на ней шрамы и заставило нести тяжелый давящий груз в одиночку.
— Круус? — неуверенно спросила она. — Ты… ты становишься холоднее.
Он резко отстранился от нее и отступил в тень между окном и дверью. Он не хотел слышать продолжение, но должен был. Он должен был знать.
— Мне жаль, Софи. Продолжай.
Какое-то время она смотрела на него. Полные слез глаза сверкали отраженным светом.
— Почему ты хочешь это услышать?
— Потому что, открыв мне эту часть себя, ты позволишь мне разделить твое бремя, — ответил он.
— А как же твое бремя? Твое проклятие? Ты все еще не рассказал мне, как можно его снять.
— Закончи свою историю, Джозефина Дэвис.
Она нахмурилась, пробежавшись по нему взглядом, прежде чем снова перевести его на кролика.
— В ту ночь я поняла, что уступать ему было легче — менее болезненно. Думаю, он жаждал этого контроля. Его… возбуждала моя беспомощность, то, как легко он мог причинить мне боль и остаться безнаказанным. Он часто делал это. Следы, которые он оставлял на моем теле, были своего рода клеймом, доказательством того, что я принадлежу ему. Рубцы от ремня, синяки от рук, следы от зубов. Но он был единственным, кому было дозволено их видеть.
Она прерывисто вздохнула.
— Через пару лет после свадьбы напротив нас поселилась Кейт. Однажды она пришла к нам познакомиться. Тайлер был дома и, конечно, надел свою маску дружелюбия. Он даже представил меня. Но как только дверь захлопнулась, сказал, что он — мой единственный друг, и я не должна больше разговаривать с этой женщиной. Мое место рядом с ним. И нигде больше.
— Примерно через неделю, когда я вышла забрать почту из ящика, ко мне подошла Кейт. Она была такой теплой и дружелюбной, такой яркой и полной жизни. Я не могла представить, как выглядела в ее глазах. Я с трудом узнавала себя, когда смотрела в зеркало. Извинившись, я так быстро, как только могла, вернулась в дом. Однако Кейт не сдавалась. Она часто навещала меня, находя предлоги, чтобы поговорить, приносила цветы, печенье, запеканку и приглашала меня на чай. Я так сильно нуждалась в общении, что… пошла на это, зная, какими будут последствия, если Тайлер узнает. Я делала все, что могла, чтобы сохранить нашу дружбу в секрете. Кейт работает в бухгалтерской фирме, но ей часто разрешают уходить на удаленку, так что мы виделись днем, когда Тайлера не было дома. Мне просто нужно было успеть вернуться и приготовить ужин к его приходу. Я никогда не упоминала о нем при ней. И никогда не говорила, как он со мной обращается. Но… она знала. Думаю, она все понимала даже до того, как увидела синяки. Я была в ужасе и заставила ее пообещать, что она никому ничего не расскажет и не станет звонить в полицию. Я не знала, что сделает Тайлер, если узнает.
— И вот однажды он пришел домой пьяный. Таким я его еще никогда не видела. На столе ждал горячий ужин, я улыбалась и вела себя как идеальная жена, но… Не знаю, что произошло. Может, я вздрогнула, когда он прикоснулся ко мне, может, он увидел в моих глазах ненависть к нему и нашей жизни, а может, я передержала стручковую фасоль. По какой-то причине он сорвался. Ударил меня кулаком в живот, обвинил в притворстве, а затем ударил еще несколько раз. Он разгромил кухню и разбросал по комнате всю посуду с едой, которую я приготовила. Затем я снова стала его мишенью.
Ее слезы продолжали литься, а голос стал очень тихим.
— К тому моменту, когда он сел, привалившись к стене, и отключился с очередной бутылкой в руке, той, которую попытался разбить о мою голову, но стекло оказалось крепче, чем он думал, я была вся в крови. Все тело пылало от боли. Я была почти уверена, что умру. Из последних сил я выползла из дома и добралась до Кейт. Помню, как асфальт резал ладони и колени — казалось, я ползу по разбитому стеклу… Но это был просто белый шум на фоне всей боли. Кейт чуть не сломалась, когда открыла дверь и увидела меня. Она помогла мне войти внутрь, заперла дверь и вызвала полицию. Тайлера арестовали, а я на несколько недель попала в больницу, на восстановление.
— После этого я осталась у Кейт, и мы спланировали мой побег. К счастью, Тайлер никогда не знал о банковском счете, который был у меня еще до знакомства с ним — туда поступали мои авторские гонорары. Кейт помогла найти хорошего юриста, разобраться с документами и купила этот домик, чтобы сдавать его мне в аренду. Так не осталось никакого следа, по которому Тайлер мог бы меня найти. И… вот я здесь. Прячусь. В надежде вернуть то, что потеряла… Начать новую жизнь.
Круус был в ярости, но внутри него бушевало нечто большее. Он скорбел по ее украденной радости, чувствовал ее затянувшуюся боль и страстно желал исцелить ее раненое сердце.
— Никогда прежде я не желал покинуть границы своего леса, — тихо сказал он, — но теперь хочу.
Софи подняла голову и посмотрела на него.
— Зачем?
— Чтобы найти Тайлера, разорвать его на куски и вытянуть жизнь из его тела. Я хочу, чтобы он страдал в десятки раз сильнее, чем страдала ты.
Ее губы приоткрылись, а глаза слегка расширились. Она отвернулась от него.
— Того, что ты поклялся защищать меня, достаточно, Круус, — она поставила коробку к ногам и осторожно накрыла кролика концом одеяла.
— Нет, это не так, — сказал Круус, приближаясь. Держать форму становилось все труднее. — Он — причина твоего страха. Он должен заплатить за все, что отнял у тебя. За все, что с тобой сделал.
Софи откинулась назад и посмотрела на себя — на кровь. Она вздохнула и сложила руки на коленях.
— Наверное, это прозвучит ужасно, но… это самое приятное, что я слышала от мужчины за очень долгое время.
Когда их взгляды вновь встретились, на ее лице была слабая, призрачная улыбка.
Круус протянул руку и коснулся ее щеки. Он страстно желал коснуться ее по-настоящему — кожа к коже, успокоить, унять ее боль. Подарить ей простое, первобытное утешение.
— Значит, мужчины в твоей жизни никогда не были тебя достойны.
Ее улыбка стала чуть шире. Она потянулась к нему и погрузила пальцы в его тени, наблюдая, как темные, туманные завитки обвивают ее кожу.
— Теперь твоя очередь. Как снять проклятие?
— Тебе не стоит беспокоиться о моей судьбе, Софи.
Она нахмурилась, глядя на него.
— Я рассказала тебе свою историю. Теперь ты расскажи мне, как снять твое проклятие. Равноценный обмен, верно?
— Это не так работает.
— Конечно, так.
— Мне нечего тебе рассказать, — прорычал он.
Она вздрогнула, тут же замолкнув, и укол сожаления пронзил его. Раскаяние усилилось, когда она убрала руку и отстранилась от него.
— Любое проклятие можно разрушить. У каждого есть ключ. Но я не знаю, что положит конец моему. И не понимаю, с чего начать, — добавил он уже мягче. — Королева давным-давно покинула мой лес, и рядом не осталось никого, кто мог бы разгадать эту тайну.
— Мне жаль, — сказала она. — Я бы хотела тебе помочь.
— Ты уже помогла больше, чем можешь себе представить, — он скользнул ближе к Софи, и склонился, заглядывая ей в лицо. — Не беспокойся обо мне. Я буду существовать, пока от моего леса ничего не останется. С проклятием или без.
— Это такое печальное существование.
— В последние дни в моем существовании было мало печали, Джозефина Дэвис.
Он провел чернильным усиком по ее бедру. Ее ноги слегка раздвинулись, дыхание участилось а темный взгляд устремился на него. Аромат ее возбуждения наполнил воздух, смешиваясь с привычной сладостью лаванды и ванили. Круус втянул его в себя, почти ощущая на вкус.
Ее грудь быстро поднималась и опускалась, от нее исходил жар. Она вцепилась пальцами в свободную ткань рубашки и сжала ее.
— Круус, — тихо произнесла она.
Не сводя с нее глаз, он придвинулся ближе и скользнул тонким завитком тени по бедру.
— Позволь мне войти, Софи, — прошептал он ей на ухо.
Она ахнула и резко вскочила. Стул с грохотом заскользил по половицам, едва не опрокинувшись. Софи, пошатнулась, выставив руку, чтобы ухватиться за перила крыльца. Несколько мгновений она смотрела на него широко распахнутыми глазами и дрожала. Она боялась Крууса? Или того, как него реагировала?
Схватив коробку, она метнулась мимо него, распахнула сетчатую дверь и ворвалась внутрь.
Ее внезапное бегство застало его врасплох. Он двинулся за ней, протиснувшись, когда сетчатая дверь захлопнулась, но натолкнулся на невидимый барьер на пороге. Софи, придерживая коробку, дотянулась до входной двери и уже собиралась закрыть ее, но вдруг остановилась, когда их взгляды встретились.
— Впусти меня, Софи, — повторил он хриплым от желания голосом. Он хотел прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус. Он нуждался в ней всей.
Она покачала головой.
— Я не могу.
Прежде чем он успел спросить почему, она захлопнула дверь. Раздался тихий удар, когда она прислонилась к ней с другой стороны.
— Пока нет, — прошептала она.
Круус провел ладонью по двери, его тени беспомощно скользили по крашеному дереву, жаждущие, стремящиеся к ней. На миг ему даже показалось, что он почувствовал ее тепло через преграду.
Даже когда он обладал своим физическим телом, он никого никогда не желал так сильно, как Джозефину Дэвис. Его связь с королевой, неземной и невероятно красивой, была всего лишь развлечением и проявлением любопытства. Несмотря на ее могущество, его влечение к ней было минимальным. Их объединение было скорее взаимовыгодным соглашением. Но очарование Софи обладало силой, которую он не мог игнорировать.
Она тоже хотела его, но сдерживалась по причинам, которые он не мог до конца понять. Находиться рядом с ней, с этим знанием, было невыносимо. Мучительнее любого проклятия, которое могла бы наложить королева.
Круус больше не мог отрицать правду, он жаждал Софи гораздо сильнее, чем желал освободиться от проклятия.