Эгоист

Глава 35. Таня

– Таня, Майк уже показал вам наши владения?

Отец моего гонщика – Андреа – смотрит в упор. Цвет его глаз, да и сам взгляд будто списан с картин Вечеллио Тициана (Прим. автора: итальянский художник, ярчайший представитель венецианской школы живописи эпохи Возрождения). До мурашек и жара в груди.

– Ох, papà, я показал Тане свои владения. Не беспокойся.

Андреа Марино сдерживает улыбку изо всех сил. Вижу это по тому, как он спешно увел взгляд и начал активно жевать что-то такое вкусное, до чего я еще не добралась.

Наступаю на пилотскую ногу итальянского негодяя. Он как раз по левую руку от меня сидит.

Это прозвучала так… Так пошло, черт возьми. Все, сидящие за столом, поняли, какие именно владения мне показывал Микеланджело, мать его, Марино!

– И они ей понравились, – тоном ставит уверенную точку и подмигивает своим наглым взглядом в эгоистичной манере.

Краснею от пяток до кончиков ушей, а красное платье лишь подчеркивает это.

Прекрасно! Просто прелестно!

– И вам точно все понравилось? – спрашивает бабуля Эмилия с лукавством в голосе, да и в глазах, смотрит на меня. Делает это с элегантной усмешкой, что ль?…

Ее итальянский – это отдельный вид удовольствия. Манерный, яркий. Его можно слушать и слушать. Это сильнее, чем ASMR (Прим. автора: приятные, покалывающие ощущения в теле, мурашки в области головы, шеи и позвоночника; появляются в ответ на особые аудиовизуальные триггеры).

– Есть некоторые замечания, – быстро отвечаю.

Глаза опущены в тарелку. Мне вроде как неловко, но и промолчать я не могла.

– Я рада. Ты знаешь, наши владения… Они думают, что идеальны, но, всегда есть те, что лучше. И симпатичнее.

Быстро-быстро соприкасаемся взглядами с бабулей Эмилией. Если это то, о чем я подумала, то с этой минуты я ее фанатка.

– А мы точно сейчас говорим про наши владения?

Уязвленное самолюбие Майка дало трещину. Марино заерзал на стуле, допил вино. Оно местное, и правда превосходное. Лучше я в жизни не пробовала.

И не попробую уже…

Шикарная женщина играет одним плечом и делает глоток из своего бокала. Новые кольца на ее пальцах искрят и слепят. Щурюсь.

– Не знаю. Ты же влез в разговор мужа моей дочери и твоей прелестной девушки.

Скрывать смех становится сложнее и сложнее. Кажется, я становлюсь свидетелем семейных разборок. Это немного странно, ведь я не знаю, как вести себя дальше, но любопытство – вещь такая, что у нее нет ни пола, ни возраста. Оно живет и будет жить во всех и всегда. Кто знает, сколько жертв падет из-за этого самого любопытства.

– Ты на чьей стороне? – в голосе Майка нескрываемая претензия.

Андреа прикрывает веки и покачивает головой. Вроде хозяин дома, но в то же время позволяет Эмилии руководить. Это достойно уважения. Да и в чем-то и мудрости.

В конце концов, бабуля не Муссолини же местного масштаба?

– Как и положено сеньоре моего возраста, на стороне прекрасного и вечного. А не на той, что имеет… Владения.

Майк накалывает на вилку слепленную вручную равиоли – любимое блюдо этого негодяя-гонщика – и отправляет в рот. Сначала взглядом впивается в свою родную бабушку, затем в меня.

– Я твой любимый внук, забыла?

– И это твоя удача, дорогой.

Моя вилка падает. Хорошо, что я успела съесть все равиоли.

Mamma mia, как же здесь жарко.

– Добро пожаловать на обычный ужин семейства Марино. И это мы еще в очень маленьком составе, – мама Майка, Орнелла, улыбается.

Если внешность Майк унаследовал от отца, характер… Хм, от бабули, то вот улыбку – от мамы.

И как я умудрилась оказаться с ними за одним столом? Я – обычная скромная девчонка Таня?

– А можно вопрос? – спрашиваю, обращаясь почему-то к бабуле Эмилии. Интуиция подсказывает, что только она и знает ответ.

– Ну разумеется, – широко улыбается.

Несколько тушуюсь. Внутри бьется небольшая истерика. Из-за выпитого вина чувствую, как тепло растекается от желудка по всем уголкам тела.

Пьяненько улыбаюсь. Вопрос еще такой… Дурацкий.

– Почему Микеланджело?

Прикусываю уголок губ. Уверена, в моих глаза тонна смешинок.

– Santo Dio (Итал.: Боже правый!) Не сметь! Не сметь рассказывать. Достаточно, что Таня знает мое имя.

Правая рука Майка оказывается за моей спиной. И вообще, он будто бы придвинулся. Сейчас дыханием своим опаляет.

Никакого стыда.

– Все же зовут его Майком. А тут вдруг…

– Это очень интересная история, дорогуша, – бабуля Эмилия расплывается в улыбке, в то время как Андреа берет полный бокал и облокачивается на спинку своего стула, зеркаля позу моего гонщика.

Если я захочу узнать, как будет выглядеть Майк через, скажем, лет двадцать пять, то можно взглянуть на Андреа Марино.

– Несколько лет назад…

– Несколько десятков лет, – прерывает сразу же Марино-старший.

А он бесстрашный.

Орнелла с томной улыбкой толкает локтем в ребра Андреа. Слегка. Тот не корчится от боли, лишь посмеивается. Выглядят родители Майка счастливыми. До сих пор влюбленными.

– Несколько лет назад… – с нажимом в каждом слове продолжает Эмилия.

Ладонь моего Марино ложится на правое плечо и слегка его сжимает, разбрасывая заряды по коже и томление в животе.

Может, это магия? Местная, итальянская? Древняя?

– У меня был шикарный любовник.

Если бы во рту было вино, я бы поперхнулась. Такая женщина, как Эмилия, точно имела приличный список пусть и не любовников, но мужчин, которые ею восхищались.

– Он дарил мне украшения, водил по театрам. Моя первая машина была подарена им. А каким он был шикарным в…

– Мама! – перебивает Орнелла.

– …В своих владениях! Звали его Микеланджело.

– Но замуж он не позвал?

Выпитое вино придает смелости. В случае с бабулей Эмилией, может, и отчаяния с безумством. Мне интересна любая деталь, связанная с Майком.

– Mamma mia! Выходить замуж за любовника? Девочка моя, прекрати читать любовные романы. Обычно они приводят к разбитому сердцу и пустому кошельку. За последнее обиднее всего. Нужно быть сытой и с крышей над головой, а не лить слезы по ушедшей любви в старой хижине и в старомодном платье.

– Значит, Микеланджело, то есть Майк, – бросаю быстрый взгляд на слегка раздраженного Марино-младшего, – был назван в честь вашего любовника?

Прыскаю. Дико, как по мне.

– Отчасти. Мужчина был красив, знаменит, богат и у него было отменное чувство юмора. Не это ли главное? И я подумала, было бы неплохо, если бы мой внук стал таким вот Микеланджело.

– У вас получилось, – отвернувшись, тихо говорю.

И как только Андреа позволил назвать своего сына в честь неизвестного ему мужчины? Считаю, что не все так просто. Это лишь одна из версий.

Марино-старший тот еще хитрец, судя по варварски-обольстительной улыбке.

– Но еще он был чертовски напыщенным эгоистом, – добавляет, когда я погрузилась в раздумья.

– Правда?

Чувствую, как Майк, мой Майк, расплывается в той же улыбке, что и его отец. Мне бы стукнуть Марино-младшего, ответить на его дерзкий взгляд, но я растекаюсь лужицей.

Бабуля Эмилия права, есть в этом гонщике что-то такое, отчего сходишь по нему с ума, прекрасно понимая, что ваши отношения – тупик. Ведь этот парень – законченный эгоист.

И сердце хочется придушить, что бьется мощно несмотря ни на что.

– Потанцуем?

В этот момент как раз начинает играть музыка. Андреа Марино уже кружит свою жену, и выглядит это невероятно красиво.

– А ты умеешь? – подначиваю.

Даже если Майк и не умеет, он все равно это исполнит. И исполнит великолепно, в очередной раз доказывая, что он дьявольски хорош.

– Обижаешь, жемчужинка.

– Мой Микеланджело тоже замечательно танцевал… – добавляет бабуля Эмилия.

– А где он сейчас, ваш Микеланджело?

Женщина на мгновение грустнеет. Я вдруг вижу тень боли на ее хоть и морщинистом, но очень красивом лице. Она в тот же миг скрашивает неловкость своей легкой, небрежной улыбкой.

– Где-то. Красивая любовь должна и заканчиваться красиво, моя дорогая.