Эгоист

Глава 37. Таня

– Почему ты вообще решил стать гонщиком? Еще и «Формулы-1»? – наблюдаю, как поднимается и опускается грудная клетка Майка. Все довольно размеренно в отличие оттого, что происходило несколько минут назад.

Марино смотрит в одну точку в потолке. Выглядит очень задумчивым, с налетом грусти, о которой тоже хочется у него расспросить. У нас был жаркий секс, а он тут грустить вздумал!

– А почему бы и нет? – поворачивается, подмигивает, – у меня неплохо получается, да?

Глубоко вздыхает и ближе меня к себе прижимает.

– Мне нравится. И, кстати, я долго к этому шел. Знаешь ли, не каждого богатенького отпрыска берут в «Формулу», чтобы ты там не думала.

Майк переворачивается набок и подкладывает руку под голову. Смотрит с наглой усмешкой, которая завязывает узлы в животе.

– А что насчет тебя, Жемчужина? Почему журналист?

О боже!

Закатываю глаза и откидываю голову на подушку. Со следующей зарплаты куплю себе такую же. Она же не будет стоить всех моих денег?

– Почему бы и нет? – прикусив губу, с вызовом смотрю на Марино.

Немного странно, что сейчас это интересует Майка. То есть еще какое-то время назад он и не знал про мою профессию, а тут вдруг заинтересовался. В такие моменты смущаюсь и страшно допустить мысль, что я и правда что-то, да значу в его жизни.

– Написала однажды разоблачающую статью у нас в местную газету. Было прикольно, столько шороху навела. И подумала, что это круто.

Внимательно смотрю на реакцию Майка. Для меня это важно. Он смеяться начинает, заливисто и безостановочно.

Толкаю в плечо. Вроде и мне смешно, но и слова не сказал после моего признания, а хочется.

– Боевая Эльза?

– Что-то типа того, – Майк не замечает в полумраке, но я слегка покраснела. Его взгляд пронизывает своей остротой.

– И ты так и собираешься работать помощником менеджера? Это явно не предел твоих мечтаний, – прямо спрашивает.

Мы еще ни разу не обсуждали мое будущее рядом с ним и мою карьеру, если можно так выразиться. Это тема будто отдельно от нас и от меня в частности.

Я не уверена, что на свой вопрос Майк ждет мой ответ.

– Не предел, – насколько возможно сдерживаю печаль в голосе. Мы в его доме, у нас был замечательный вечер и эти каникулы стали для меня особенными.

– Только не иди в желтую прессу, ок? – спрашивает, посмеиваясь.

– Не пойду, – тихо отвечаю и отворачиваюсь от Майка. Сердце огромным мешком стучит в груди и давит, мешает.

– Вот и отлично, – наваливается сверху, выбивая воздух. Не успела вдохнуть, теперь перед глазами от нехватки кислорода летают искорки и жгут роговицу.

Майк покрывает меня поцелуями, которые становятся все настойчивей и настойчивей. Руками скользит вдоль тела, пальцами перебирает по ребрам до щекотки. Губы растягиваются, и вновь хочется забыться. В его объятиях это просто.

Никогда не знаешь, когда наступит наш последний день счастья.

Мы целуемся долго, настойчиво. Время останавливается. Тела липнут друг к другу. Ведь на нас совсем нет одежды. Это больше похоже на затянувшуюся прелюдию, которая готова вывести тебя к оргазму.

Я то и дело провожу Майку по спине, по его плечам, стараясь запомнить каждую деталь. Что он там говорил про мышечную память? Хочу, чтобы в следующий раз, когда закрою глаза и подниму руки, без ошибок могла очертить его тело в воздухе.

Марино наклоняется над моей грудью и втягивает кожу, где родинка. Нравится она ему. А мне никогда не нравилась. Белоснежная кожа словно испорчена, на ней поставлена хоть и маленькая, но клякса.

Когда Майк медленно входит в меня, я сгораю от чувственности момента. От нежности, неторопливости, какой-то любви… Множество импульсов проходят сквозь меня и устремляются в промежность и низ живота. Перед взором тысячи ярких цветов разлетается, в венах жарится кровь.

В этот момент мы встречаемся взглядами. Не отводим их, пока Майк толкается в меня, а я, открыв рот, дышу короткими вдохами. Царапаемся губами, снова смотрим в глаза.

Дура, влюбляюсь сильнее.

– Майк… – зажмуриваюсь, когда чувствую невозможную скорость подступающего оргазма.

– Быстрее?

Качаю головой.

Пальцами хватаюсь за его шею. Я в состоянии прочувствовать каждую натянувшуюся микромышцу.

Марино все же чуть ускоряется. Скользит внутри меня и выходит полностью, когда улетаю и рассыпаюсь.

Ног не чувствую, по ним иголочки пляшут. Лежу и улыбаюсь своим чувствам. Майк приносит из ванны смоченное полотенце, вытирает меня. Потом возвращается и ложится ко мне, обнимает со спины, и не помню тот момент, когда проваливаюсь в сон.

Утром я не нахожу моего гонщика рядом с собой.

Сложно ориентироваться в незнакомой обстановке. Еще пару минут я валяюсь и надеюсь на то, что мой парень вернется с подносом, на котором свежесваренный кофе и красная розочка в вазе. Но нет.

Тяжело вздохнув, иду в ванную, ополаскиваюсь и вытираюсь полотенцем Майка. Как и положено, оно черное, чистое, пахнет цветочным кондиционером для белья.

Внизу никого не нахожу. Не то чтобы я рассчитывала увидеть снова все семейство Марино за обеденным столом, и вчерашнего ужина мне хватило, но я бы не отказалась от небольшой экскурсии по кухне.

Она здесь большая. Или, правильнее будет сказать, огромная. Вроде и по современному слову техники, но стиль выбран как на старинных итальянских виллах. Много натурального камня, дерева, каких-то высохших цветочков. Мило, дорого.

Мой взгляд тут же притягивает кофемашина. Слава богу, она капсульная, и наверняка бабуля Эмилия по этому поводу проела весь мозг старшему Марину.

Нахожу капсулу, погружаю в отсек и подставляю чашку.

Продолжаю прислушиваться к звукам дома.

– Привет. Таня, – позади знакомый голос, полный дерзости. А было сказано-то всего два слова. В этом весь Энцо.

Поворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и натыкаюсь на высокомерного брата Майка.

Винченцо в футболке не по размеру, но сейчас это модно. Волосы уложены в стиле моего гонщика, и это вызывает у меня смешок. Один в один, как у пилота «Серебряных стрел».

– И тебе привет, – говорю под гудение кофемашины.

– Не ожидал тебя здесь увидеть. Вы вроде бы с Майком… – присвистывает. Язык горит от желания сказать, что в доме не свистят, – расстались или что-то в этом роде.

– Расстались, – отворачиваюсь, когда слышу характерный щелчок: мой кофе готов. Беру чашку, замечая, что мышцы на руке натянулись.

– В таком случае, что ты здесь делаешь?

Уоу! Это было… Грубо.

– Мы снова вместе, – отвечаю слабым голосом. Я как будто не уверена в своих словах, за что хочется треснуть себя и по губам, и по голове.

– Неожиданно, – усаживается у кухонного островка на то место, которое приметила я. Ладно, могу и постоять, – и как тебе наш дом?

Отпиваю вкусный кофе. В окне пытаюсь высмотреть кого-то из Марино. Желательно Майка.

– Отлично.

– Спорим, ты никогда не была в похожих домах?

Бросаю полный непонимания взгляд. До этого вопроса Энцо казался мне избалованным, залюбленным ребенком, может, немного хамоватым, но уж точно не таким бестактным.

– Не была.

Чашка, из которой пью, наверное, из лимитированной коллекции какого-нибудь известного дизайнера. Пол выложен дорогущей плиткой, мебель – сплошь сделана на заказ или, вообще, антиквариат. Молчу про то, кем является дедушка Майка, его папа и мама.

– Ох, Таня, Таня… Поэтому я и удивлен, что ты здесь. И снова с Майком. Странно тебя видеть с ним. Или, его с тобой.

Отставляю чашку. В горле ком. И нет, я вроде как не в обиде на Энцо за его прямоту и честность, пусть он и немного козел, но каждое слово бьет по самому больному. Хроническому. Ведь Винченцо… Прав.

– Раньше ты такого не говорил, – глупо защищаюсь. Как бы прекратить этот разговор?

– Но думал, – Энцо вздыхает.

Он по-хозяйски оттесняет меня от кофемашины, у которой стояла, берет капсулу и повторяет то, что проделывала я. Остается только наблюдать.

– Ты пойми, Майк всегда был окружен моделями, папиными дочками с богатым наследством. Он вырос среди этого. И все, что не вписывается в его привычную жизнь, Майк воспринимает как, не знаю, способ развлечься, как очередную игрушку.

В желудке сгущается давящее напряжение. Мне сложно оставаться в том положении, в котором я сейчас. Тянет опуститься на колени, а затем рухнуть на пол.

Жалею, что выпила кофе. Меня тошнит, горечь поднимается по пищеводу и щиплет рецепторы.

Ответить Винченцо ничего не могу. Своими откровениями он лишил меня возможности говорить. Ни черта я не бойкая Эльза.

– Не пойми меня неправильно, Таня. Я не враг тебе. Поэтому все это и сказал. Пока не поздно, лучше тебе оставить Майка. И да… Мои объятия всегда смогут утешить, – Энцо подмигивает. Выглядит настоящей скотиной.

– Майк в курсе, что ты предлагаешь мне такое? – выдавливаю из себя улыбку. Не хочу, чтобы он видел, как я задета и ранена.

Энцо немного бледнеет, или это свет так падает. Но его лицо меняется. Черты грубеют, и он все меньше и меньше становится похож на моего Майка.

– Если ты не дура, о таком ему и не скажешь.

– Не скажешь о чем? – громкий голос Марино дает трещины в стенах.

У меня все внутренности от страха сжимаются. Пульс бьется в висках до невыносимой боли. Заламываю пальцы, пока не слышу хруст.

Майк надвигается на нас грозовой тучей. От него пахнет охотой и смертью. Боже, его глаза горят вражеским пламенем.

Вот что видели ведьмы в глазах своих убийц перед сожжением. И чувствовали они то же, что и я. Страх, болезненные ощущения между ребер и жуткое давление в голове.

– О чем не скажешь? – повторяет свой вопрос и переводит гневный взгляд с меня на Энцо и обратно.

– Что кофе из этой кофемашины ужасный. Бабуля Эмилия права, к чертям надо выкинуть эту кофеварку. Нет ничего лучше, чем старая добрая турка.

Энцо свою чашку кладет в раковину и примирительно подает руку Майку для приветствия. Значит, они еще не виделись сегодня.

Марино не пожимает, сканирует ее. Его лицо остается каменным. А я и вовсе перестала существовать. Здесь мой призрак, даже не душа.

– Тебя сегодня приглашали? – грубо спрашивает. Вид у Майка такой, будто ему подсунули тухлую улитку. И это ни капельки не смешно. Мне не хочется становиться предметом раздора между братьями.

– Нет. Но я приехал к бабуле.

– Деньги закончились? – первая усмешка на губах Майка, но напряжение по-прежнему делает воздух густым и безжизненным.

– Типа того, – отмахивается.

– Ну, иди тогда к ней. Она в саду.

Пауза в разговоре. Все остаются стоять на своих местах. Да и если мне прикажут сдвинуться с места, потому что началась война, я продолжу прорастать в пол.

– Пока? – Энцо проводит пальцами по подбородку и прищуривается, когда скользит по мне странным взглядом. На грудную клетку словно вылили кислоту после его взгляда.

– Угу. Иди-иди.

Когда Винченцо уходит, Майк остается стоять ко мне спиной. Волны его… Ненависти растворяют. Мне хочется окликнуть его, сказать что-то успокаивающее. Да я даже готова воспроизвести то, о чем мы с его братом говорили. Но Марино бросает быстрое:

– Собирайся. Мы уезжаем.

И поднимается к себе в комнату, так и не посмотрев на меня.

Наши римские каникулы подошли к концу.