Экстаз

Глава 6

Он не должен будет никогда прикасаться к ней… Как нелепо, и, в то же время так должно быть… Об этом думал Келл, когда они снова находились в гостиной. Рейвен пыталась объяснить своим ошеломленным родственникам ее внезапное решение о браке.

Нелепой оказалась его затея напомнить ей о вероятности физической близости с ним после брака. Это, по его замыслу, должно было испугать ее и привести к отказу. Для этого он и позволил себе так грубо стиснуть ее в объятиях. Однако хитрость ни к чему не привела: он не вселил в нее страх, она не изменила своего решения. Что касается его самого — прикосновение к ее телу оживило память о ночи, когда она была полностью в его власти, желала его и утоляла желания. А он так и не насытил свои. И ощущает это с новой силой.

Черт возьми, не нужно было обнимать ее! Теперь ему даже трудно сосредоточиться на разговоре, который происходит у него на глазах.

Он заставил себя глядеть и слушать внимательнее.

Когда прошел первый шок, лорд Латтрелл разразился гневными восклицаниями, то и дело приподнимаясь с кресла и размахивая палкой, подчеркивая этим свои возражения. Рейвен, боясь, как бы его не хватила кондрашка, пыталась его успокоить. Но тщетно.

Сидя в некотором отдалении, Келл неотрывно наблюдал за происходящим, но мысли его были далеко.

Он сейчас удивлялся самому себе: не мог уяснить, отчего он ощутил вдруг эту странную потребность спасти, выручить из беды совершенно незнакомую женщину, случайно оказавшуюся в его доме. Он продолжал отчужденно взирать на свою нечаянную невесту, столь привлекательную для многих мужчин, в том числе для его собственного брата. И теперь он опередил, обыграл их всех — так получается. А ведь вовсе не хотел, не думал жениться, лезть в супружеский капкан. Однако надо ведь подумать и о шалопае-брате. Несчастном отвратительном Шоне с изуродованным детством… А каким прелестным мальчонкой он был!.. И во что превратился… Нужно будет его как можно скорее отправить куда-нибудь из страны, как поступил дед Рейвен с ее матерью.

Его собственная мать тоже подверглась гонениям со стороны своих родственников по мужу. Не знатных, но богатых и спесивых мелкопоместных дворян, которые так и не приняли ее в свой круг, потому что она, дочь врача-ирландца, без памяти влюбилась в одного из его пациентов — туриста-англичанина, пострадавшего на охоте и доставленного к ним в дом. Даже рождение двух сыновей и то, что муж обожал свою Фи-ону, не поколебало отношения его родителей к невестке. Они сравнительно рано умерли, и бразды правления в семье Лассе-тер достались некоему Уильяму, дяде мальчиков по отцу. Этот человек всеми правдами и неправдами сумел взять опеку над племянниками и не только отобрать их у матери, но и запретить ей пребывание в Ирландии. Вскоре она умерла в одиночестве и бедности.

Келл всю свою сознательную жизнь винил в этом дядю Уильяма и всей душой ненавидел его.

Его постоянно терзала мысль, что, когда это было особенно нужно матери и брату, по возрасту он был не в состоянии защитить их.

И вот сейчас похожая в чем-то ситуация с Рейвен Кендрик — так разве может он, Келл Лассетер оставаться в стороне?

Теперь уже остроту неприятия женитьбы сменило такое же острое чувство необходимости пойти на этот шаг для защиты Рейвен Кендрик. Ни в коем случае не оставаться в стороне. Нет, он не может бросить ее в такой момент, хотя брак никак не входит в его нынешние планы. В общем, будь что будет, а эту несчастную — но такую красивую! — женщину он выручит из беды. А там — хоть трава не расти! Ведь он же игрок, в конце концов. Выкрутится как-нибудь…

Келл расслабился и позволил себе рассмеяться в глубине души. Он вспомнил, как однажды прилюдно поклялся, что лучше сгорит в аду, чем женится на аристократке. А уж если совсем серьезно, то он не раз говорил себе, что хочет жениться по любви — как его родители. Но только из этого вряд ли что-то выйдет — такое бывает, наверное, единожды на миллион. А то и еще реже…

Что же касается этой мисс Рейвен, которая продолжает сейчас с жаром спорить со своими замшелыми родственниками, то по крайней мере она выгодно отличается от типа нудной школьной учительницы младших классов с двумя мыслями в голове: одна о чистоте рук, а другая о правилах поведения в обществе.

Вероятнее всего, их семейная жизнь будет насыщена стычками и скандалами. Что касается его, он предпочитает, чтобы жена стреляла в него по разу в неделю, только бы не пыталась превратить его в покорное домашнее животное и не была им сама.

А уж если говорить о ней как о женщине, тут он знает многое. Хоть она и осталась девственницей, но вчерашней ночью он почувствовал в ней самую настоящую женщину — и какую! До предела… нет, сверх предела страстную, безумно влекущую, прямолинейную и в то же время не раскрывающуюся до конца, таинственную и обещающую еще много неизведанного…

Пожалуй, слишком много.

И то, до чего он сейчас домыслил, представляет немалую опасность. Но ведь дело, черт возьми, сделано, и если он отступит, то совесть — а, как ни странно, она у него еще есть — вконец его замучает.

В конце концов, подумал он, существуют ведь различные способы проживания в том состоянии, которое называется браком. Особенно если он заключен заведомо по расчету. Отнюдь не обязательны интимные отношения, о чем говорила и сама Рейвен. Они вполне могут ограничиться общим домом, положенными знаками внимания на людях и, при обоюдном желании, редкими встречами и беседами на отвлеченные темы. Да разве большинство так называемых нормальных браков не сводятся, раньше или позже, к тому же самому?..

Но хватит, он совсем забыл, где находится и что вовсе не один здесь.

Лорд Джервис, это можно было понять сразу, продолжал бурно возражать против подобного брака. Что было нисколько не удивительно. Поразило Келла, что леди Далримпл переметнулась в сторонницы этого союза.

— Подумай хорошенько, Джервис, — говорила она своим скрипучим властным тоном, — у Рейвен нет другого выхода. Абсолютно нет! Ты рассуждаешь как ребенок!

— Я рассуждаю как взрослый человек, Кэтрин! Ведь ты первая выдвинула навязчивую идею, что этот человек убийца. Выдавать замуж за убийцу!..

— Чепуха! — отвечала дама-дракон. — Ни я, ни кто другой не знает этого. Одни лишь слухи.

— Да, но он игрок, Кэтрин.

— Что верно, то верно, Джервис. Мистер Лассетер — пятно на приличном обществе. Но ведь про Рейвен в данное время можно сказать то же самое. Однако независимо от всяческих слухов ее замужество не может не прибавить хотя бы каплю респектабельности, которой, впрочем… — леди Далримпл окинула племянницу далеко не приветливым взглядом, — ни она, ни он совершенно не заслуживают.

Напряженность в комнате возрастала; подводные течения постепенно выходили наружу, сливаясь в один поток, но Келл молчал, предоставляя обсудить и решить весь вопрос в пределах семьи.

Однако когда лорд Джервис пронзительно крикнул:

— И вообще он скорее всего очередной охотник за приданым!.. — Келл не выдержал и раскрыл рот, чтобы ответить, но был сражен еще одной репликой старика, который заявил: — А кроме того, уж известно, что он из этих… из ирландцев!

Келл поднялся со стула, раздумывая, не покинуть ли ему это чертово гнездо заносчивых аристократов, даже не высказав им то, что он о них думает: они и так уже на ладан дышат. В этот момент он услышал голос Рейвен и на время переменил решение.

— Я думаю, — говорила она, обращаясь к обоим родственникам, — вы как-то совсем забыли, что Йен Кендрик, мой так называемый отец, был наполовину ирландец. И если вы изволили посчитать, что он годится мне в отцы, то почему же мистер Лассетер не может годиться в мужья?

Келл даже не разобрал всего сказанного — бушевавшая в нем злоба частично затмевала сознание; кроме того, он подумал и о другом в связи с обвинением в охоте за приданым Рейвен.

Он был сейчас совершенно законным наследником своего дяди Уильяма, который умер весьма богатым человеком, но Келл отказался воспользоваться его богатством и переписал родовое имение дяди, а также его лондонское жилище на младшего брата. Это, как он считал, была компенсация, хотя бы денежная, за то, что причинил когда-то Шону старый развратник.

На свой игорный клуб Келл заработал деньги сам, будучи удачливым и смелым, если не сказать отчаянным, игроком. Вложив часть заработанного в различные финансовые операции, сумел увеличить доходы в несколько раз, став предпринимателем, весьма уважаемым в определенных кругах общества, исключая снобов-аристократов. Вроде вот этих двух динозавров…

Что же касается обвинения его в том, что у него половина крови ирландского происхождения — если кровь вообще имеет национальность, — то он больше был оскорблен не за себя, а за свою безответную мать, которую тупоголовые английские дворянчики вроде отцовских родственников не считали достойной самих себя. Провались они в тартарары со своим высокомерием и кичливостью…

Итак, Келл не только не покинул не слишком гостеприимный дом лорда Латтрелла и его сестры, но более того: утвердился в решении назло спесивому старику и всем его родным любого колена сделать мисс Рейвен своей женой.

Леди Кэтрин продолжала, несмотря ни на что, уговаривать брата — так ей хотелось избавиться во что бы то ни стало от своей племянницы.

— Его ирландская кровь, Джервис, — говорила она с прямолинейной откровенностью, — ничто в сравнении со скандалом и его последствиями, которые могут свалиться на наши головы.

— К дьяволу скандалы! — с не меньшей прямолинейностью восклицал старик, глядя на внучку повлажневшими страдальческими глазами. — К дьяволу всех ирландцев и карточных игроков! Единственное, чего я боюсь, Рейвен, чтобы ты не решилась на этот брак из упрямства или не по своей воле. Я не хочу… не могу повторить ошибку, совершенную с твоей бедной матерью.

— Я уже говорила, дедушка, — устало, но упрямо отвечала Рейвен, — что это не против моей воли.

К этому времени Келл почувствовал, что хочет и уже может принять участие в затянувшемся разговоре, участники которого топтались на одном месте.

— Я не имею ни малейшего намерения, лорд Латтрелл, — сказал он, — спорить с вашими осуждающими словами по поводу дела, которым я сейчас занимаюсь и которым нажил средства к независимому существованию. Однако признаюсь, я не испытываю ни малейшего стыда за мое ирландское происхождение. Что же касается вашего обвинения в том, что я к тому же охотник за приличным наследством, то это уже полный вздор и оскорбительная нелепица. Я вполне могу обеспечить вашей внучке приличное положение. Ее благосостояние будет не меньшим, нежели сейчас. Если не большим. У нее будут собственный дом и собственные денежные средства, а если вы пожелаете обезопасить ее наследство и приданое, которым собираетесь наградить, то позаботьтесь, чтобы ваши поверенные оформили все это надлежащим способом, дабы абсолютно исключить мое юридическое право на ее достояние.

Лорду Латтреллу пришелся не по вкусу вызывающий тон Келла, и он бросил на него уничтожающий взгляд. Однако леди Кэтрин величавым кивком дала понять, что ее вполне устраивают объявленные условия брачного договора.

— Ну что ж, если так, думаю, что дело решено.

Последовало длительное молчание, на протяжении которого старый лорд постепенно приходил в себя и бормотал себе под нос нечто возмущенно-неразборчивое, но постепенно остыл и окончательно умолк. После чего еще через некоторое время тяжело вздохнул и произнес, глядя в пространство:

— Соглашаюсь, потому что другого выхода нет.

— Вы правы, дедушка, — печально согласилась Рейвен.

— А теперь, — провозгласила леди Кэтрин, торопясь стать хозяйкой положения, — необходимо подумать о публичной версии того, что произошло с Рейвен, чтобы достойно объяснить причину ее вчерашнего исчезновения. Поскольку она скоропалительно выходит замуж, вариант с ее внезапной болезнью отпадает. В это никто теперь не поверит. — Она немного помолчала. — Кроме того, нужно объяснить, почему так поступили с герцогом Холфордом. И все это должно выглядеть абсолютно правдоподобно, — добавила она с сомнением.

У Келла был уже готов ответ. Вот что он сказал:

— Лучше всего, насколько это возможно, придерживаться правды. Ведь многие видели, как была похищена и увезена мисс Кендрик, поэтому отрицать сам факт бессмысленно. Наша задача — предложить собственное объяснение этого происшествия.

— И что же вы предлагаете? — спросила Рейвен не без интереса.

Оказывается, он успел и это продумать.

— История может быть вот какой, — ни минуты tie колеблясь, отвечал он. — Мы были знакомы раньше и даже полюбили друг друга, но я был отвергнут из-за несогласия ваших родственников. Однако в самый канун вашего брака с герцогом я понял, что не представляю себе жизни без вас, и потому решился на похищение, а вы были не в силах отказать мне, несмотря на возражения вашей семьи.

— Вы хотите состряпать подлинную любовную историю? — не без ехидства, спросила леди Кэтрин.

— В чужих глазах нам нужно будет предстать действительно влюбленными друг в друга? — наивно поинтересовалась Рейвен. Она не представляла ни себя, ни Келла в этой роли. Судя по выражению лица, он рассматривает ее сейчас отнюдь не как предмет любви, а скорее как поднадоевший объект вынужденного внимания с его стороны. — Но где и когда, мистер Лассетер, могли мы познакомиться и даже влюбиться друг в друга? Ведь до прошлой весны я жила на Карибах.

— Значит, это произошло там, мисс Кендрик, — твердо сказал Келл. — Когда я заехал туда пару лет назад.

— Да, — задумчиво подтвердила леди Кэтрин. — Так вполне могло быть… Первая любовь… Она и заставила юную девушку отвернуться от герцога. И все дальнейшее тоже вполне может быть объяснено ею… Этим сильным чувством… Такая причина может послужить частичным оправданием и освободить герцога от необходимости для защиты своей чести вызвать мистера Лассетера на дуэль. И в то же время поведение Рейвен тоже в какой-то мере может быть оправдано обществом.

— Нужно как можно скорее совершить свадебный обряд, — сказал Келл, — и поставить всех перед свершившимся фактом.

В его голосе Рейвен уловила обреченность. Впрочем, у нее самой было такое же ощущение.

— А может, вы скроетесь в Шотландии? — предложил лорд Латтрелл. — И там заключите брак?

— Нет, — возразил Келл. — Это будет похоже еще на одно похищение и не восстановит репутацию мисс Кендрик. Кроме того, путешествие туда займет немало дней, и все это время она будет находиться в моем присутствии, не будучи моей женой. И, наконец, — он взглянул на Рейвен, — рана в ноге дает себя знать. Ее заживлению не будет способствовать тряска в карете. — Он взглянул на часы из золоченой бронзы, стоящие на каминной полке. — Еще достаточно времени, я полагаю, чтобы получить специальное разрешение и завершить всю церемонию сегодня же вечером.

— Но ведь нужен священник! — воскликнул лорд Латтрелл.

— Я найду его, милорд. Однако ваш дом не может быть подходящим местом. По причине возникшего на первых порах скандала здесь могут быть нежелательные для нас свидетели, которые захотят оспорить принятую нами версию происшедшего. Лучше, если бракосочетание произойдет в другом доме.

— Где же? — в один голос спросили брат и сестра.

— У меня дом в Ричмонде, — отвечал Келл, — где сейчас почти нет слуг, а на сдержанность тех, кто есть, можно вполне рассчитывать.

Рейвен нахмурилась. Наверняка это один из тех домов недалеко от Лондона, которые содержат холостяки для своих любовниц. Неужели Келл из числа подобных легкомысленных мужчин? Истинные джентльмены так не должны себя вести.

Решить этот вопрос ей помешал голос деда, которого интересовали более практичные вопросы.

— А как же с брачным соглашением? — строго спросил он у Келла. — Я хочу, чтобы наша семья была ограждена от любых неожиданностей материального плана.

К удивлению Келла, даже сестра не поддержала подозрений лорда.

— Джервис, — сказала она, — эти документы могут быть составлены чуть позднее. Сейчас главное — заключить брак.

— Можете не считать меня джентльменом, милорд, — холодно проговорил Келл, — но, поверьте, я не оставлю вашу внучку без средств к существованию.

Рейвен, решив свое последнее сомнение в пользу Келла, добавила:

— Конечно, не надо спешить с этими юридическими делами. Я вполне доверяю мистеру Лассетеру.

Он насмешливо поклонился в ответ. Но она и в самом деле верила ему, его словам и обещаниям. А если чего и боялась, то главным образом того, что вместе с замужеством потеряет столь ценимую ею независимость. У жен гораздо меньше прав, нежели у мужей. Конечно, бывают мужья, над которыми властвуют супруги. Герцог Холфорд, по ее предположениям, мог стать одним из таких, но в отношении Келла Лассетера этого не скажешь.

Вот и сейчас: поди пойми, что кроется во взгляде его таинственных темных глаз. Так и тянет поежиться.

И этот человек совсем скоро станет ее законным супругом. Боже, к чему это все приведет?..

Но выбора уже нет, напомнила она себе, подавляя внезапно охвативший душу страх. Выбора нет. Пути назад тоже. А потому нужно считать: ей повезло, что такой человек, как Лассетер, согласился вытащить ее из пучины, куда она чуть не угодила. И, жертвуя собой — зачем? — подал ей руку помощи.

— Довольно пустопорожних разговоров, — повторила леди Далримпл. — У нас еще немало хлопот. Рейвен, пока мистер Лассетер займется лицензией на брак, тебе следует написать письмо герцогу Холфорду с объяснением того, что произошло, и своими извинениями.

— Конечно, тетя, — согласилась Рейвен. — Я сделаю это совершенно искренне. А также отправлю записку Бринн Уиклифф и ее мужу.

— А я — всем своим знакомым, — сказала леди Кэтрин. — Джервис, — добавила она, — пошли сообщение в вечерние газеты.

— Что касается нас с Рейвен, — сказал Лассетер, — мы должны как можно быстрее отправиться в Ричмонд. Иначе трудно будет убедить почтенную публику, что наше бракосочетание произошло именно вчера, а сюда к вам мы приехали лишь для того, чтобы уведомить вашу семью об этом событии.

Рейвен еще раз не могла не порадоваться остроте ума и сообразительности будущего супруга и вполне согласилась с ним.

— Но Рейвен должна хотя бы переодеться во что-то более приличное, — возразила ее тетка, но Рейвен и тут оказалась на стороне Келла.

— Мистер Лассетер прав, тетя Кэтрин, — сказала она. — Мой вид не имеет сейчас никакого значения. Тем более что мои сундуки, собранные для отправки в дом герцога, надеюсь, еще здесь…

— Они здесь, — подтвердила леди Кэтрин. — Вчера было не до того…

— Прекрасно, — сказал Лассетер тоном хозяина. — Мы позднее решим, по какому адресу их отправить.

Еще немного поспорив, решили с сундуками подождать, а саквояж с самым необходимым взять сейчас. В общем, все как в нормальных семьях.

Поднявшись с кресла, леди Далримпл позвонила в колокольчик дворецкому, который выслушал с непроницаемым лицом ряд распоряжений и молча удалился.

После этого оказалось, что говорить, в сущности, больше не о чем. Можно лишь произносить слова, которые приняты при прощании.

Рейвен не могла не сравнить два ближайших дня — два кануна ее свадьбы: вчера она покидала этот дом, чтобы стать герцогиней, купаться в роскоши и водить дружбу с самыми знатными и сильными мира сего; сегодня она выходит замуж за печально известного игрока. За человека, которого подозревают в убийстве собственного дяди…

Ее родственники, судя по всему, испытывали те же чувства, что и она. Хотя… кто знает… Леди Кэтрин сохраняла ледяное спокойствие и сменила свой бурный натиск на холодную учтивость, а дед в конце концов размяк, сжал руки Рейвен в своих трясущихся пальцах и долго не отпускал.

— Если ты будешь… — проговорил он наконец, — если тебе потребуется помощь, мое дитя… Знай, что всегда можешь рассчитывать на меня.

После этих взволнованных слов молчание показалось еще более тягостным.

Рейвен хотелось плакать, и потому она не сразу пробормотала слова благодарности. Но она была глубоко тронута тем, что этот аристократ — аристократ до мозга костей — сумел вырваться из оков условностей и не повторил того, что он два десятка лет назад совершил по отношению к ее матери.

Повернувшись вдруг к Лассетеру, старый лорд произнес, постаравшись, чтобы его голос звучал устрашающе:

— Если вы станете причиной ее бед, сэр, то предупреждаю: вы будете иметь дело со мной!

— Дедушка, — сказала Рейвен, — не говорите так…

А Лассетер ответил старику с холодной спокойной улыбкой:

— Я собираюсь спасти вашу внучку, сэр, а не принести ей несчастье. И не будем больше говорить об этом.

Говорить действительно не пришлось: они уже выходили из столовой, а в холле к Рейвен подошел бледный и взволнованный О'Малли, ее слуга, учитель и почти что опекун — все в одном лице.

— О, мисс Рейвен, — проговорил он на своем немыслимом ирландском диалекте, — я так боялся за вас… я ничего не знал… не знаю… Как я мог не помочь вам… Простите меня… Этот негодяй Лассетер… Это все он…

— Уже все в порядке, О'Малли, — отвечала она. — Успокойтесь и говорите немного тише. Здесь находится родной брат того негодяя… Вон он, видите?.. И прошу вас, не удивляйтесь слишком открыто, когда узнаете, что я выхожу за него замуж.

— Замуж? — Старый слуга прикрыл рот ладонью, чтобы не закричать. — Святые угодники! Вы смеетесь надо мной, мисс?

Рейвен ничего не оставалось, как очень коротко, без излишних подробностей объяснить ему обстоятельства, вынудившие ее пойти на соглашение с Лассетером-старшим. Соглашение, именуемое брачным союзом.

К ее облегчению, О'Малли сразу ухватил суть и после довольно длительного и энергичного качания головой сказал:

— Что ж, мисс Рейвен, видать, другого выхода у вас не было. Чего в жизни не бывает! Может, оно и к лучшему… Но только не оставляйте меня, я поеду с вами. Ладно? Этот сердитый мистер, надеюсь, позволит вам?

Действительно, Келл Лассетер без особой симпатии смотрел на пожилого, но, судя по его виду, еще полного сил человека. Это он, если верить брату Шону, избил его и оставил в лесу на милость бандюг-вербовщиков.

Рейвен встретилась взглядом с Келлом и спросила напрямик:

— Полагаю, я могу взять с собой моего старого слугу?

Келл кивнул и сказал с едва заметной иронией:

— Пусть заодно он будет одним из свидетелей нашего бракосочетания. А кроме того, вам не помешает иметь под рукой человека, который мог бы защитить вас на тот случай, если моя жестокость перейдет все границы.

Рейвен не посчитала нужным продолжать разговор в подобном духе, да еще в такой момент. Она поторопилась выйти к подъезду, где уже стоял экипаж, в который погрузили ее вещи. О'Малли взобрался на место рядом с возницей, Келл усадил Рейвен в экипаж и сам сел напротив нее…

Все происходящее казалось ей продолжением какого-то сна. Хотя ехать было совсем недалеко, ощущение ею владело такое, словно она начинает совершенно иную жизнь в совершенно новом месте.

Через полтора-два квартала Лассетер первым нарушил молчание.

— Ваш слуга ирландец, — сказал он.

Это было нечто среднее между вопросом и утверждением.

— Да, — ответила она не сразу. — Он был в услужении у семьи Кендрик, когда моя мать вышла замуж, а я… Я еще должна была родиться. О'Малли захотел сопровождать хозяев на Карибы… Он был… он стал в большей степени мне отцом.

— Это он научил вас стрелять в меня.

Опять на его лице эта в общем-то приятная, ироничная усмешка.

— Да… — ответила Рейвен, тоже не удержавшись от улыбки. — И многому другому.

— Удивляюсь, как вы смогли сохранить его у себя в услужении, живя в доме у вашей тетки и у деда. При их отношении ко всем ирландцам вместе и к каждому по отдельности.

— Может быть, потому, что не во всем похожа на них, мистер Лассетер.

— Келл!..

— Хорошо. Келл.

Мимо нее не прошло, как серьезно относится он к вопросам, связанным с происхождением. С тем, откуда человек родом и какая кровь течет в его жилах. И она уже не один раз видела, какой гнев и презрение появлялись в его темных глазах, когда о людях пытались судить не по их поступкам, а по принадлежности к тому или иному роду-племени.

Поскольку она была свободна от подобных предрассудков, то позволила себе спросить:

— Скажите, ваше имя наверняка ирландское?

Он пытливо посмотрел на нее.

— Да, вернее, кельтское. От «келлах». Означает что-то вроде — борьба, спор, несогласие.

Она подавила улыбку.

— Пожалуй, подходит.

Не обратив внимания на ее слова, он добавил:

— Это мое второе имя. Я получил его от матери. Шон тоже пользуется своим ирландским именем.

Упоминание о младшем брате неприятно задело ее: ведь этот страшный человек вскоре станет ее близким родственником — деверем.

Нахмурившись, она произнесла:

— С завтрашнего дня мы как бы породнимся с вашим братом. Но я… но что касается меня… мне будет нелегко с ним общаться. Я предпочитала бы не видеть его и не иметь с ним дела.

— Вы и не будете его видеть, мисс Рейвен.

— Да, но он вполне может посчитать свой акт мести незавершенным. И боюсь, мне понадобится защита от него.

— Я обеспечу вам эту защиту, — ответил Келл.

Слова прозвучали холодно, даже немного раздраженно, однако она поверила им и сразу успокоилась.

Остальная часть поездки прошла в полном молчании: предстоящая брачная церемония не вселила ни в одного из ее участников ни крупицы радости или хотя бы оживления.

Экипаж свернул наконец с главной дороги на боковую, покрытую плотно укатанным гравием. За ухоженным кустарником по обочинам, за толстыми стволами деревьев угадывались временами воды реки. Темза. И хотя Рейвен пребывала не в том настроении, чтобы любоваться природой, пейзаж невольно притягивал глаз. Дом, к которому они подъехали, в большей степени напоминал городскую, нежели сельскую, постройку — просторный, изящный, весь из красного кирпича.

— Он принадлежит вам? — спросила Рейвен. — Или вы арендуете его для ваших развлечений?

— Развлечений?

— Ну да, я слышала, что мужчины часто содержат загородные дома для любовниц. Конечно, если есть деньги.

— Пожалуй, вы совершенно правы, — ответил он. — Этот дом создан для развлечений. Только сейчас он пустует.

Назойливая ироничность его тона вызвала у нее раздражение и желание продолжить разговор в том же духе.

— Пустует потому, что ваша Эмма Уолш находится сейчас в Лондоне?

Его брови нахмурились, на смену ироничности в голосе появился металл:

— Я сделал вам предложение сочетаться со мной браком, мисс Кендрик. Но совсем не для того, чтобы вы вмешивались в мою личную жизнь.

Рейвен почувствовала, что зашла слишком далеко в своих предположениях и выводах. Она покраснела, но все же попыталась оправдаться, не признавая при этом своей вины.

— Я просто пытаюсь, — сказала она, — определить границы наших отношений, мистер Лассетер, и того, что мне позволено замечать и о чем говорить. Чтобы не попадать впросак в будущем.

— Полагаю, — ответил он сухо, — мы уже договорились, что будем вести самостоятельную, отдельную друг от друга жизнь. Вы же, как я замечаю, вступаете в роль жены еще до того, как стали ею официально.

Ей почему-то захотелось рассмеяться от его чересчур серьезного тона, но она ответила тоже серьезно и совершенно искренне:

— Нет-нет! Вы ошибаетесь, уверяю вас…

Их неловкий разговор был прерван: экипаж остановился возле входа. О'Малли подошел к дверце, чтобы помочь Рей-вен выйти. Однако Келл Лассетер опередил его и повел ее в дом. Пропуская ее в холл, он слегка притронулся к спине Рей-вен, и прикосновение отозвалось дрожью во всем теле, С облегчением она подумала: как хорошо и мудро они поступили, договорившись жить совершенно раздельно. Испытывать постоянное томление тела от встреч с ним, от случайных касаний было бы невмоготу. Хотя, вполне вероятно, это ощущение вскоре прошло бы само собой и оставалось бы только удивляться тому, что оно когда-то было. Об этом, во всяком случае, она читала в каких-то романах.

Интерьер дома отличался такой же изысканностью, как и фасад. Во всяком случае, в голову не приходила мысль, что им владеет хозяин игорного заведения. Или его любовница.

Приехавших встречали дворецкий и экономка, мистер и миссис Гудхоуп. Если они и были потрясены сообщением хозяина о его предстоящей в ближайшие часы женитьбе, то не показали и виду — как если бы он проделывал подобное уже не один раз.

Келл отдал распоряжение приготовить для Рейвен спальню и разобрать ее вещи, а когда слуги ушли, обратился к ней со словами:

— Чувствуйте себя здесь как дома, Рейвен, я же сейчас покину вас на длительное время. Нужно побывать в Коллегии юристов для получения лицензии на брак и договориться насчет священника. Советую вам хорошенько отдохнуть после всего, что произошло за столь короткое время.

Она покачала головой.

— Первым делом, — сказала она, — я хочу написать герцогу Холфорду и принести ему свои извинения.

— Это верно, — согласился Келл. — Я велю одному из лакеев отнести ваше письмо.

— О нет, — возразила она. — Лучше я пошлю к нему О'Малли. Не хочу доверять совсем постороннему человеку интимные подробности моей жизни… Пускай они и лживые, — добавила она с горечью. — Тем более, возможно, его светлость захочет написать ответ.

— Пожалуй, вы правы насчет того, с кем передать послание, — задумчиво произнес Келл, — однако не думаю, что герцог удостоит вас ответом. Насколько я знаю, он такой же напыщенный и кичливый, как большинство из этих аристократов. По правде говоря, удивляюсь, что вы нашли в нем, кроме его громкого титула… Впрочем, это не мое дело, — прервал он самого себя. — Вам, конечно, виднее.

Немного удивленная его горячей речью по поводу того, что не имело к нему ни малейшего отношения, Рейвен нашла нужным частично признать его правоту.

— Да, — сказала она, — не могу спорить, титул — одна из самых привлекательных его черт.

Ее чистосердечность вызвала ответную полупрезрительную усмешку, и, пожав плечами, он произнес:

— Что ж, вам виднее, как поступать… Вернемся к тому, о чем я начал говорить. Слуг в доме немного, но все они в вашем распоряжении. Миссис Гудхоуп первым делом пришлет вам горничную.

— Вполне обойдусь без нее, сэр. — И, натолкнувшись на его недоверчивый взгляд, добавила: — Я многие годы обходилась без посторонней помощи. Там, где я росла, слуги считались роскошью. Только оказавшись в Англии, я начала общаться с горничными и дворецкими.

— Прекрасно. — В голосе его звучала усталость: как видно, ему наскучил этот разговор. — Значит, до вечера, мисс Кендрик.

Он повернулся, чтобы уйти, когда она остановила его.

— Мистер Лассетер… Келл… Я так благодарна вам… клянусь… за ваше… ваше самопожертвование… Просто не могу выразить… Ведь вы перечеркнули свое будущее… Вы…

Она замолчала, не зная, что еще сказать.

В его глазах блеснула едва уловимая насмешка, когда он ответил:

— Могу только заметить, что, по-видимому, мой прирожденный рыцарский дух возобладал над здравым смыслом.

Скорее всего от сильного волнения она не совсем поняла, что именно он сказал, потому что с тем же смятением произнесла:

— Как бы то ни было, я так благодарна вам!..

Он, нарочно охлаждая ее порыв, сказал:

— Приберегите благодарность до той поры, когда окончательно станет ясно, что ваша репутация вне опасности. — Он помолчал, как бы колеблясь, и добавил: — Думаю, вы понимаете, что наш союз должен быть подтвержден отношениями, считающимися законными и даже обязательными при браке. Иначе он не может считаться легализованным ни Коллегией юристов, ни самим небом.

Рейвен озадаченно смотрела на него. У нее перехватило дыхание… Что он говорит? Нашел время для шуток…

Потом, придя немного в себя и видя, что он совершенно серьезен, она так же серьезно ответила:

— Да… полагаю, вы правы, сэр.

Его лицо оставалось непроницаемым, когда он сказал:

— Уверены ли вы сейчас, мисс Кендрик, что готовы на все эти жертвы и не хотите вернуться к прежнему положению? Не страшит ли вас перспектива разделить со мною постель? Пускай всего только раз, в брачную ночь.

Она не сводила глаз с его словно высеченного из гранита лица, на котором отчетливо проступал шрам. Шрам не умалял его притягательности, но вселял мысль о возможной жестокости стоявшего перед ней человека. Однако то, что сквозило сейчас в его глазах, подобную мысль начисто отвергало, заменяя ее острым желанием отдаться любви этого мужчины и любить его самой.

В растерянности она неловко повторила его последние слова:

— Это будет только один раз, говорите вы?

— Да, только один. — Сосредоточенность в его лице и голосе подтверждала, что в исполнении этого брачного обряда он находит не больше удовольствия, чем она сама, но всего лишь законную необходимость. — Что ж, до вечера.

Он коротко поклонился и вышел, она продолжала некоторое время смотреть ему вслед.

Оставшись в одиночестве, Рейвен некоторое время не могла прийти в себя. Покусывая нижнюю губу, она размышляла о том, не совершила ли она и в самом деле роковую ошибку, согласившись на брак с абсолютно незнакомым человеком. И возможно, чрезвычайно опасным. В первую очередь тем, что так привлекателен… Так привлекателен бывает истинный грех!.. И разве, положа руку на сердце, такой муж ей нужен?.. Впрочем, и не такой, как герцог Холфорд, который вскоре будет читать ее дурацкое лживое письмо… А ближайшая ночь?.. Вчера, перед свадьбой с Холфордом, она не задумывалась о том, что ее ожидает, но твердо знала: совсем не то, что испытывала она с пиратом в своих сновидениях…

Но что ждет ее сегодня?..

Мысли ее вернулись к прошедшей полубезумной ночи. Если все, что с ней происходило, было явью, Келл Лассетер почти тот самый человек, который являлся ей в бурных снах…

Из ее горла вырвались звуки, похожие на рыдания… Ну и что, если так? Зачем он ей наяву? Разве ей мало того, что у нее есть ее собственный молчаливый пират — любовник и муж, от которого она совершенно не зависит. Ни в чем…

А сегодня ночью все будет совсем по-другому. Она наяву станет законной женой Келла Лассетера… Зачем?.. Боже!..

Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться… Что ж, пускай так… Только она должна суметь противостоять ему. Его притягательной силе… Суметь сделать так, чтобы эта ночь была первой и последней…

С этим окончательным решением она попыталась собрать разбегающиеся мысли и направилась в гостиную, чтобы написать там письмо человеку, чуть было не ставшему ее супругом и чуть не сделавшему ее настоящей герцогиней.

Прошло больше часа, была выброшена куча черновиков, прежде чем содержание письма показалось ей приемлемым. Фантастическая версия, по которой ее похищение было совершено человеком, с кем ее уже давно связывала глубочайшая любовь.

Ложь была ей неприятна, но Рейвен оправдывала себя тем, что описываемая ею история не только спасает ее честь в глазах требовательного высшего света, но и проливает некоторое количество бальзама на душевное состояние адресата.

Окончив свое послание, она впервые за последнее время ощутила облегчение, что не стала женой человека, к которому не испытывала совсем никаких чувств. Согласие на брак с ним — теперь она это поняла — стало следствием ее временной душевной слабости и могучего натиска тетки и деда.

Долго она размышлять об этом не стала, а присыпала чернила песком, после чего запечатала конверт и отправила его с О'Малли бывшему жениху.

Однако до того, как выполнить поручение, старый слуга позволил себе подвергнуть свою любимую хозяйку безжалостному допросу.

— Простите меня, мисс, — сказал он, — но не могу не сообщить вам, что мне пришлось слышать мало хорошего о хозяие этого дома.

— Мне это известно, — спокойно ответила Рейвен, — но почему-то я думаю, что многое из того, что говорят, сильно преувеличено.

— Но его родной брат…

— Келл совершенно не похож на своего брата, я убедилась в этом. Будь все иначе, ничто на свете не принудило бы меня выйти за него замуж… Да, понимаю ваши страхи, О'Малли, и сама боюсь многого, но, как я уже говорила, выбора у меня нет. Заключить брак с мистером Лассетером — единственный выход из создавшегося положения. Чтобы сохранить свое доброе имя.

— Так-то оно так, мисс, — угрюмо согласился О'Малли. — Да как бы вы снова не попали в беду. Мало вам пришлось перетерпеть в детстве…

— Не хочу вспоминать об этом. Будем считать, что самое плохое позади.

Она улыбнулась доброму старику и постаралась хоть как-то успокоить его. А попутно и себя.

Добилась она не столь многого, но все же О'Малли отправился наконец по ее поручению. Рейвен облегченно вздохнула… Что толку думать и рассуждать сейчас о свершившемся?

Конечно, О'Малли на правах не только слуги, но и друга, советчика, воспитателя хочет и имеет полное право знать обо всем, что творится в ее голове и душе. Но чем это поможет в данное время? Однако как хорошо, что он у нее есть, этот добрый упрямый ирландец!..

Память услужливо вытащила из своей шкатулки одну из многих картинок ее детства — не самую яркую, но запомнившуюся: ей было всего десять лет, и тогда впервые она услышала от О'Малли слова утешения…

В те дни Рейвен жила предвкушением праздника, которых у нее было очень немного в жизни: ее подружка, одиннадцатилетняя Джейн Хьюитт, позвала Рейвен на, свой день рождения. Джейн была дочерью какого-то высокопоставленного чиновника, и все дети, чьих родителей считали достойными этой чести, были приглашены.

Обрадованная девочка осмелилась попросить своего отчима Йена Кендрика дать ей денег на новое платье. А в ответ получила весьма внятную и предельно жестокую отповедь, которую не могла забыть долгие годы.

— Тебе не требуется никаких денег на новое платье, — примерно так отвечал ей отчим, — потому что этого платья у тебя не будет. Не будет потому, что ты не пойдешь на день рождения в дом Хьюиттов. Ты должна знать и не забывать своего места… Ведь ты незаконнорожденная, понимаешь? Внебрачная… Приблудная, как вон та кошка с улицы…

Йен Кендрик в этот день был, вероятно, в особенно дурном настроении, которое и излил на приемную дочь.

— Благодари меня и Бога, что об этом почти никто не знает, — заключил он, — иначе тебя бы даже не позвали ни в одну приличную компанию…

Незаконная… Побочная… Какие еще слова обрушил на нее этот злобный человек? Они рвали ей душу на куски. И дело не в том, что у нее не будет нового платья — ей даже удобнее, она давно привыкла к своим старым, без всяких там лент и воланов, — но ей невыносима была мысль о том, что она родилась не такой, как все остальные дети. А главное… самое главное, что ее судьба, или как это назвать, зависит от этого жестокого человека, от его настроения и расположения. От его угроз… Захочет — и расскажет всему миру о том, что она незаконная… побочная… И все для нее кончится…

Она помчалась в конюшню и спряталась там на сеновале, где ее и обнаружил конюх О'Малли.

Рыдая, она призналась ему, что услышала от человека, которого все считали ее отцом. О'Малли спокойно возразил:

— Это все неправда и чушь, мисс Рейвен, вот чего я вам скажу. Вы прекрасная маленькая девочка с доброй душой и таким же сердцем. Так я считаю. А как вас звать-величать — дело последнее: леди или просто мисс, какая разница? Главное, чтобы здесь было в порядке.

Он прижал руку к тому месту, где у него билось сердце.

Она ответила со слезами:

— У меня нет отца!

— Ты говоришь об отце, девочка… У тебя хорошая мать… Если ты хочешь отца, я буду твоим отцом. — О'Малли погладил ее по темным как вороново крыло волосам. — А теперь перестань плакать, осуши слезы и пойдем со мной. Я покажу тебе молодую лошадку, такая красотка — загляденье. А грива у нее точь-в-точь как твои волосы…

Йен Кендрик погиб два года спустя, но все это время Рейвен ни на минуту не забывала его злые слова и не могла избавиться от глубоко засевшего в ней страха разоблачения. Как и ее мать, она мечтала о времени, когда вернется в Англию и будет без боязни там жить и общаться с людьми, для которых ее происхождение не будет играть никакой роли. И не нужны ей ни титулы, ни богатство — только ощущение законности быть наравне с другими… Таким же законным человеком…

Конечно, лучший путь для осуществления этого — стать женой кого-нибудь из весьма знатных людей. Ей почти сразу повезло с герцогом Холфордом, которого она не любила, но который по крайней мере не был ей противен.

Однако все это рухнуло, и она теперь на развалинах — в доме известного игрока. Человека, отторгнутого высшими кругами, для многих подозрительного… И через несколько часов она станет его женой перед Богом…

Поборов приступ отчаяния, она заставила себя сдвинуться с места, оглядеться и позвонить в колокольчик, вызывая экономку.

Перед ее приходом Рейвен подумала: что ж, большую часть прожитой жизни она испытывала острое чувство одиночества. Придется жить с этим чувством и впредь.

Она выпила чаю, немного поела и решила подняться в приготовленную для нее комнату. Она ощутила полную готовность принять судьбу такой, каковой та будет. Не раздумывать о ней и не приходить в отчаяние.

Не хотелось ей думать и о том, как одеться для свадебного обряда, — лучше она постарается просто отдохнуть. Ведь она заслужила хотя бы короткий отдых за два страшных дня?

Она стянула с себя платье, принадлежавшее мисс Уолш — наверняка давней любовнице Келла Лассетера, — вытянулась на постели, укрывшись теплым одеялом, и закрыла глаза.

Моментально она погрузилась в сон, но был он обрывочный, неглубокий. И снова в нем появлялся ее бессменный смуглый любовник.

Он был за что-то страшно зол на нее. Его темные глаза сверкали, как антрацит, его руки впились ей в волосы, притягивая ее голову, губы к его лицу. Никогда раньше он так не вел себя — ей было больно, не хватало дыхания. Да как он смеет?..

— Ты не можешь его любить! — шипел он прямо ей в губы. — Он не достоин тебя! Она соглашалась.

— Конечно, нет, — говорила она. — Я никогда его не полюблю. Только тебя. Только ты владеешь моим сердцем.

Поверил он ей или нет, но он резко отклонился назад, и она вздрогнула от неожиданности. Это был не он! Не ее пират. Но как похож! Те же пронзительные, горящие глаза, те же привлекательные черты лица, в которых застыл гнев… Но это был Келл Лассетер!..

Его лицо, взгляд заполнили все пространство ее сна, она видела только его и читала в нем как в книге: желание, требовательный призыв, но и нечто, предвещавшее опасность, — вот что она могла прочитать.

Испуганная, она попыталась оттолкнуть его, положив ладони ему на грудь, ощущая его напрягшиеся мышцы и жар. Жар всего тела. И еще — тревожное биение сердца… Или это стучит ее сердце?.. Но глаза… Его глаза продолжали угрожать ей — в них было осуждение за расправу с его братом, за то, что она заманила его в ловушку и заставила жениться на ней…

Но она… Внезапно она ощутила в себе силы противостоять ему. С вызовом посмотреть в его глаза. Безмолвно осудить его за то, что ее жизнь оказалась сломленной… Поруганной…

Он смял ее губы грубым, требовательным поцелуем, сильно сжал плечи. Но она боролась, не хотела поддаться ему, сопротивлялась его силе и его обаянию, которое чувствовала, несмотря на скопившуюся в душе ярость. Между ними шла схватка… дуэль. Состязание в силе любви, ненависти… Состязание, в котором не могло быть победителя… Не должно быть…

Она ощущала его гневную страсть, понимала ее, потому что сама испытывала нечто похожее. Она пыталась что-то произнести, объяснить, оттолкнуть, если не силой, то словом, но все было тщетно. Его язык проник к ней в рот, он прижимался к ней всем телом, вдавливая себя в нее. Она уже чувствовала его восставший орган, требовательно и настойчиво касавшийся ее лона. Ее соски горели как раскаленные угольки, их терзала боль… Боль таилась и внизу живота…

Она сжимала бедра, но он сумел просунуть руку и нащупать то жаркое и влажное, что было между ними. Дрожь пронзила ее всю, она застонала и, сразу сделавшись беззащитной, открыла ему свое тело, поняв, что их желания совпали: она хочет того же самого, что и этот опасный, непредсказуемый, неизвестно откуда появившийся человек…

Негромкий настойчивый голос, повторяющий ее имя, пробудил Рейвен от ее тревожных сновидений.

Она застыла от испуга, увидев, что на краю кровати сидит ее пират, похититель ее души и тела из сновидений…

Нет, это был не он, а всего-навсего ее будущий супруг, Келл Лассетер, который легонько тряс ее за плечо.

В свете масляной лампы его чувственное лицо показалось ей возникшим непосредственно из ее сна, его прямым продолжением. Напомнило о неуемной страсти, которая только что охватывала все тело.

Когда она встретилась с ним глазами, она снова почувствовала дрожь. Бесстыдную дрожь желания… Боже, уж не догадывается ли он об этом? О том, какие сновидения посещали ее несколько мгновений назад?

Его взгляд скользнул ниже, и она, проследив за ним, покраснела от смущения. Во время сна она отбросила одеяло, сорочка спустилась с одного плеча, обнажив грудь.

Она скрестила руки на груди, однако он, казалось, даже не заметил ни ее обнаженной груди, ни стыдливого жеста.

— Уже пора, — сказал он, отворачиваясь и вставая с постели.

Тон, каким это было произнесено, больше подходил человеку, которого ведут на эшафот, но не к алтарю.