Эм + Эш. Книга 1

Глава 12. ЭШ

— Только попробуй разболтай кому-нибудь про то, что ночью было, — предупредила меня Ирка, когда мы поздним воскресным утром возвращались от Горяшина домой.

Белый отпочковался от нас ещё до поворота в Октябрьский и потопал в свой Юбилейный. Иркины подружки шли с нами, но ускакали сильно вперёд, тактично давая нам пообщаться наедине.

— А что ночью было? — невинно спросил я, прикинувшись шлангом. Серьёзно, это её «никому не говори» — просто смех. Во-первых, было бы, о чём рассказывать. Да, технически проникновение случилось, но сексом, нормальным, здоровым сексом, всё это назвать очень трудно. Во-вторых, как будто без меня никто ничего не понял.

— В смысле — что было? — Ирка аж остановилась ошарашенная. — Мы вроде как любовью занимались, нет?

— Тебе приснилось, — продолжал я ломать комедию, за что тотчас получил от неё кулаком в плечо.

— Ты можешь быть серьёзным? Это для меня очень важно. Ты, что, не понимаешь? Если в школе узнают, сплетни всякие пойдут… Оно мне надо?

— А если пацаны спросят, я что, врать должен?

— Ты вообще нормальный? — Ирка чуть не плакала.

— Ладно, шучу я. Не скажу, — и сделав паузу, добавил: — Если обещаешь повторить.

— Нет, ну ты совсем, что ли? Дай мне слово, что не скажешь!

— Да всё, даю-даю. Клясться на крови необязательно?

Ирка повеселела, простилась со мной очень нежно и даже посулила что-то насчёт «повторения».

Зато дома меня ждала драма в двух действиях. Сначала меня яростно любили за то, что живой и невредимый, а потом так же яростно на меня орали. То есть орал отец, а мать плакала. А я сказал, что хочу спать и ушёл к себе.

Майер наверное не слабо досталось. Всю неделю её не было в школе. Во вторник я даже заглянул в её класс во время урока, правда, ничего не разглядел — я же не знаю, где она сидит. Но в среду Лёха Назаров, из которого Дракон уже три дня сосал кровь за бойню на пустыре, сказал, что с ней всё плохо. Не знаю, почему, но это на меня подействовало. И жалко девчонку было, и немного виноватым себя ощущал. Нет, я тут, конечно, ни при чём, но мог бы выйти минут на пять пораньше и ничего бы с ней не случилось. Вспомнилось ещё, что вообще собирался мимо пройти.

Мне хотелось её навестить, она наверное в больнице лежит, раз всё так плохо, как говорят, но, представляю, как нелепо это выглядело бы. Мы ведь с ней даже толком не знакомы. И с Иркой из-за неё поссорился. Вернее, это Ирка так думает. В среду на перемене выдала вдруг при всех:

— Слыхал, Драконовскую дочку девки из третьей школы отпинали?

— Да слышал, конечно. Все об этом говорят, — сказал я спокойно, хотя мне почему-то стало неприятно.

— Посмотрела бы я на это зрелище! — хохотнула она своим каркающим смехом.

— Зачем? — спросил я, с трудом подавив раздражение. Лучше б она вообще никогда не смеялась!

— А интересно, — она снова хохотнула. Брр.

— Ну у тебя и интересы.

— А что? Да я эту Майер вообще терпеть не могу. Сколько помню её — вечно строит из себя королеву. Смотрит на всех свысока, такая важная. Ну сейчас ещё ничего, а класса до восьмого… ты её просто не видел. Она ещё раньше пела на всяких смотрах там, концертах, так вообще себя звездой эстрады считала. Тоже мне — Алла Пугачёва. Так что я этим девкам даже благодарна, хоть немного гонору из неё повыбили…

— Ты думай, что несёшь, дура, — сорвался я. Если бы мы были не в школе, если б вокруг не сидели наши, слушая нас внимательно, то я б её наверное и не так обложил.

— Ты чего на меня орёшь? — выкатила глаза Ирка. — Ты что, за неё, за эту Майер впрягаешься?! Ну ты и козёл!

— Сама коза. Чеши отсюда.

Так груб я был с ней впервые. Она вылетела из нашего кабинета, едва не сбив Аннушку, нашу классную, которая как раз входила.

Два дня мы с ней не разговаривали. Даже так было: стояли классом возле кабинета физики, а Ирка мимо шла со своими, и заметив друг друга, мы оба резко отвернулись. Правда в воскресенье помирились. Она сама пришла ко мне. Будь я дома один, то наверное послал бы. Но отец сразу же усадил её за стол — мы как раз обедали. Начал ей подкладывать того-сего: «Отведайте то», «Покушайте это», а у самого глаза блестят. Он всегда так на хорошеньких смотрит. Он, конечно, просто смотрит, без всяких там непристойных намёков или тем более поползновений, но всё равно противно. Фу. Меня даже за Ирку злость пробрала.

— Это моя девушка, — резко сказал ему я с акцентом на слово «моя».

Отец сделал вид, что мой выпад не понял, а мать его действительно не поняла. Она почему-то к таким вещам всегда была слепа, вопреки пресловутой «женской интуиции». Ну а Ирка зато сразу приободрилась и повеселела. В общем, помирились и помирились. И там же, за обедом отец с видом Деда Мороза сообщил новость:

— Нонночка, а у меня для тебя сюрприз. Я достал тебе путёвку в санаторий. Через неделю поедешь в Кисловодск. Отдохнёшь там как следует, сил наберёшься. А за это время я постараюсь найти тебе работу.

— Я хочу в Сочи. Или в Ялту.

— Какая Ялта, Нонночка! В Кисловодске лучше! Туда Лермонтов всё время ездил, а он знал, куда ездить. Ну? Ты же так хотела развеяться.

Мама капризничать не стала, благодарно улыбнулась, а я так вообще возликовал. Наконец-то я смогу побыть дома один, потому что отец до позднего вечера пропадает на работе. Целый месяц свободы!

Когда мы с Иркой ушли ко мне в комнату, я на радостях даже не стал ей припоминать, что мы вообще-то в ссоре. Ну и она ко всему прочему намекнула, нет, не намекнула, сказала почти прямым текстом:

— Ты неделю назад спрашивал про повторение… Можно будет повторить, когда твоя мама уедет.

Да, повторить я завсегда рад, вот только больше так напиваться не стоит.

Горяшин — трепло. Он, кстати, с той субботней пьянки стал относиться к своей верной спутнице Тимашевской гораздо нежнее. Я даже как-то не удержался и подколол его, мол, как же твоя неземная любовь. У него сразу сделался какой-то пришибленный вид.

— Да я же понимаю, что там мне ничего не светит. Кто я и кто она. А Надька… — он замялся.

— А Надька тебя будет кормить пирогами. Она тебе даже сумку будет носить, только попроси.

Мне его жалко стало — откуда у человека такая самоуничижительная позиция? Но он всё равно трепло.

На прошлой неделе объявили дискач. Ой, не — осенний бал! Но с оговоркой: хотите танцы? Участвуйте в концерте и от каждого класса готовьте номер. И вот тогда Горяшин— дёрнул же чёрт его за язык — объявил, что я могу сбацать брейк. Мочь-то могу, но вот только нафига мне это надо? Девчонки начали тут же канючить. Ещё и Ирку подключили. Я не упрямый и не застенчивый — согласился, хотя на Горяшина и зол. Но раз уж пообещал… Ирка потом от меня не отлипала. Да ещё и сказала, что «повторить» можно будет в пятницу, после дискотеки. Не у меня и не у неё, а у её подружки Димовой. У той мать как раз уйдёт в ночную смену. Короче, сделала мне предложение, от которого трудно было отказаться.

Кстати, пацаны ведь спрашивали, было ли что у нас в ту субботу. Пришлось их разочаровать.

И вообще я подумал, что плохо обращался с Иркой. Обозвал при людях, а она вон сама пришла мириться. Короче, решил я относиться к ней лучше, серьёзнее, что ли. Тут и обещание её, конечно, тоже сыграло роль. Только почему-то, когда встретил Майер, внутри что-то дрогнуло. Наверное, обрадовался, что она поправилась. И ведь сам себе сказал — ну вот, зря накручивал, с ней всё в порядке, теперь можно успокоиться и жить дальше, встречаться с Иркой и так далее, но позже увидел Майер в столовке и не удержался, захотел вдруг лично убедиться, что с ней всё хорошо. Только спросить ничего не успел — появилась Ирка. Пришлось по-быстрому ретироваться. Потом, решил, поговорим.

— Нифига себе, Майер наштукатурилась сегодня! — хохотнула Ирка.

Может, сказать ей всё-таки, чтоб смеялась реже? Или по-другому? Или она опять обидится?

— Да у неё синяки не сошли, — предположил я, — вот и замазала.

— Всё равно прикольное зрелище.

Про смех потом ей всё-таки скажу. После пятницы.