Эм + Эш. Книга 1

Глава 18. ЭШ

Я проснулся под утро, а, обнаружив у себя на плече Эм, спящую, глазам своим не поверил. Не мог понять, что за иллюзия? Подзабылось всё со сна, а когда вспомнилось, и вовсе офигел. Я и она… мы с ней переспали… оу… Я даже представить себе не мог, что такое случится. Ну нет, я, конечно, сто раз представлял, но как нечто нереальное. То есть это не было целью или планом, это была просто мечта, даже не мечта (в мечту хоть верят), а тайное желание. И вот оно неожиданно сбылось. Я лежал, смотрел на неё, вспоминал подробности и млел. Рука затекла, но я терпел — боялся, что разбужу её, если начну ворочаться. Боялся, что проснувшись, она придёт в ужас, пожалеет обо всём и меня возненавидит за то, что воспользовался вчерашним её состоянием. Да и вообще, хотелось, чтобы она подольше побыла со мной.

Около восьми щёлкнул замок входной двери — вернулся отец. Принесло же! Лучше бы он проторчал у своей подружки до обеда, а ещё лучше — до вечера, а если б переехал к ней на всё время, что матери нет, — было бы вообще шикарно.

Отец повозился в прихожей, прошёл в гостиную, потом в их спальню, а затем вдруг заглянул ко мне. Какого чёрта? Дверь оглушительно скрипнула, и в щель просунулась его голова. Увидев Эмилию, он вытаращил глаза и отвесил челюсть, но сообразил быстро скрыться. Хорошо хоть она не проснулась.

Через четверть часа я всё же встал, прошлёпал на кухню, поставил чайник. Отец тотчас вцепился в меня:

— Это не Ира, — зашипел он.

— Я в курсе, — кивнул я, насыпая в кружку растворимый кофе.

— Кто она?

— Эмилия Майер, — честно признался я, с удовольствием наблюдая за отцовской реакцией. Да, батя, я и сам до сих пор офигеваю.

— Директорская дочка? А как она тут оказалась?

— Пришла, — пожал я плечами.

— Как пришла? — не мог оправиться от удивления отец.

— Обыкновенно. — Я изобразил пальцами шагающего человечка. Отец вдруг взвился:

— Ты ненормальный! Она же девчонка совсем. Ещё и дочка этого… Он знает?

Я мотнул головой.

— Отлично! Ты мало нам там проблем создал? Снова за старое? Решил и тут всё испоганить? Да ты хоть знаешь, что за тип её отец? Я вот имел с ним дело. Ещё тот жлоб. Если он узнает — поймает тебя и кастрирует.

— Устанет ловить, — буркнул я, — а поймает, так ещё посмотрим, кто кого. Слушай, батя, давай отвезём её в Химки. Ей там к тётке надо…

— Никуда я никого не повезу! — завопил отец. — Я в это даже вмешиваться не хочу. И ты не лезь! Ясно? Я тебе запрещаю! Слышишь?

Такого поворота я не ожидал.

— Что значит — запрещаю? Ты что, указывать мне будешь, с кем общаться?

— Пока я за тебя отвечаю, буду…

— Может, и мне тогда указывать, с кем тебе общаться… ночами, пока матери нет?

Приём, конечно, подлый, но ведь вынудил. Отец тут же осёкся, беззвучно открыл-закрыл рот, как рыба, потом всё же выдавил севшим голосом:

— Я работал.

Я только хмыкнул в ответ и стал сыпать в кружку сахар. Отец помолчал, зачем-то взял со стола сахарницу, повертел, поставил.

— Ладно, отвезу я её. Куда там надо?

— Да не надо, я передумал. Сам провожу. Ты лучше спать иди. А то Эм скоро проснётся, неловко ей будет при тебе…

Отец тяжело вздохнул, но спорить не стал. Ушёл в спальню.

Эмилия проснулась только в десять и уставилась на меня непонимающим взглядом — я рядом сидел, сразу напрягся в ожидании. Затем, видимо, начала вспоминать вчерашнее, потому что вдруг смутилась, отвела взгляд, покраснела.

— Какие планы? — спросил я, чтобы отвлечь её, а то сейчас как начнёт в себе копаться, и фиг знает, до чего она там додумается.

— К тёте пойду, — пожала она плечами.

— Домой не хочешь?

Она покачала головой. Нижняя губа у неё порядком вспухла и посинела. И я бы не хотел домой.

— Отвернись, пожалуйста, я переоденусь.

Отворачиваться я тоже не хотел, но не стал смущать её ещё больше. Хотя мне всегда нравилось, как она смущается. У меня от этого прямо кровь вскипала. Да, всё-таки лучше отвернуться. Сейчас не время. Но это не помогло. Я слышал шорохи за спиной и невольно представлял её, и это дико будоражило. В конце концов не выдержал и повернулся. Она уже надела джинсы и как раз выправляла свитер. Я обнял её, запустил руки под футболку и притянул к себе. Она хотела что-то сказать, но я не дал, заглушил слова поцелуем. Губы у неё самые мягкие, оторваться невозможно. А уж когда она вытягивается в струнку и начинает отвечать на поцелуй — так вообще крышу сносит. Тут из родительской спальни донёсся кашель. Она вздрогнула, отпрянула и воззрилась на меня полуиспуганно-полувопросительно.

— Отец, — пояснил я. — Он сюда не зайдёт.

Попытался снова её обнять, но она вывернулась, подняла упавший свитер и торопливо натянула.

— Я тебя провожу, — сказал я, доставая из шкафа толстовку.

— Зачем? — удивилась она.

— Да у меня хобби по субботам с утречка в Химки бегать. Так что, считай, нам просто по пути.

Она пожала плечами и робко вышла в коридор. Озираясь, чуть ли не на цыпочках прошмыгнула в прихожую, торопливо оделась и у дверей посмотрела на меня.

— Щас, — кивнул я, шнуруя кроссовки. В подъезде не удержался и разочек-таки прижал к стенке. Поцелуй, правда, получился смазанным, кому-то из соседей в самый неподходящий момент вздумалось выйти. Она тотчас вырвалась и вчистила на выход. Но у дверей остановилась в нерешительности.

— Можешь выйти посмотреть, нет ли его там?

Я обошёл вокруг дома, вернулся в подъезд.

— Чисто.

И всё равно, выскользнув, она пугливо рванула за угол. Огляделась и только потом быстро-быстро засеменила прочь. Я еле поспевал за ней. Только когда мы миновали наши дворы и школу, она немного успокоилась, сбавила шаг и даже позволила взять себя за руку. Но шли мы по её милости всякими проулками, где непросыхаемые лужи по колено, потому что по дороге мог случайно ехать Дракон. Я пытался её разговорить, про отца выспрашивал и вообще про всё подряд, но она или отвечала односложно и неохотно, или вообще отмалчивалась. В общем-то, я могу её понять: уйти из дома в шестнадцать лет — это что-то запредельное. Хотя всерьёз я не воспринимал её уход. Пересидит денёк у тётки и всё равно ведь вернётся. Но отец её — урод, конечно. Прямо руки чесались репу ему начистить.

Тётка жила в пятиэтажке прямо рядом с «Прометеем». Удобно с дискача домой попадать, не то что мы пилили тогда в ночи. И тётка эта оказалась неожиданно молодой, не больше тридцатника. Только мне она всё равно не понравилась. Даже не то что не понравилась, а, скорее, неприятно обескуражила. Увидев племянницу, она почмокала, конечно, посокрушалась, потом усадила нас пить чай, а сама разглядывала меня примерно так, как разглядывают рабов на невольничьем рынке. А когда Эмилия вышла из кухни, вообще добила:

— А ты ничего такой, смазливенький, — ухмыльнулась она и погладила по бедру. — Бабы, поди, так и вешаются. Многих перепортил?

Можно, конечно, было ответить в том же духе, а то и спошлить — сама напрашивалась, но она ведь взрослая женщина, да ещё и тётка Эмилии.

— Не особо, — выдавил я, офигевая.

— Ой, не скромничай, — хохотнула она и снова провела ладонью по бедру снизу вверх. — А с Милькой как? Было что?

Я встал из-за стола. Достала уже трогать!

— Мне пора, — бросил я и пошёл в прихожую одеваться. Эта ненормальная мерзко захихикала вслед. Блин, и вот с ней останется Эмилия?! Надеюсь, ненадолго.

Пока меня не было, к нам, оказывается, снова приходил Дракон. Отец нас не сдал, но, по-моему, здорово перетрухал. Во всяком случае, разнервничался.

— Куда ты меня втянул? Она — несовершеннолетняя! Ты это понимаешь? А он! Этот её отец, он был как бешеный, — квохтал батя. — Сказал, что весь город оббегал. На уши ментов поставил. По-моему, ты влип…

Весь день я места себе не находил. Как она там? Что делает? Нашёл ли её отец? Дурак я, что так быстро слинял и даже не додумался взять у её тётки номер телефона. Хоть бы позвонил сейчас.

Эмилия вернулась домой на следующий день, в воскресенье. Я как раз отправился за хлебом, когда ко второму подъезду подкатила чёрная драконовская «Волга» и оттуда вышла она с отцом. Отчего-то, как её увидел, сердце больно сжалось, но она прошла мимо, даже не взглянув. И лицо было как неживое.

До самой ночи я напряжённо вслушивался в звуки за стеной, но вроде он её больше не трогал.