Эпоха королей

— Тебе мало того, что её название говорит само за себя? — Я развела руками, указывая на ужасающий пейзаж перед нами. Нервозность заставляла меня пятиться от леса, даже под пристальным взглядом Мэддокса. — И Фионн… Как ты можешь быть уверен, что найдёшь его и что он захочет нас принять? Всё, что я слышала о нём, не внушает особого оптимизма.

Дракон сморщил нос.

— Это во многом зависит от количества виски и от того, чувствует ли он в этот день желание поностальгировать.

Ноги налились свинцом, а сердце билось как крылья колибри. Существовала очень веская причина, по которой ни я, ни моя мать, ни кто-либо из моих предков никогда не ступали на землю Аннвина. И причина эта заключалась в том, что там, среди руин того, что когда-то было оплотом самых храбрых героев Гибернии, скрывалась правда о нас.

Правда, из-за которой нас могли счесть монстрами или пешками. Из-за которой нас либо казнят, либо используют в своих целях.

«Если подойдёшь слишком близко, она притянет тебя, как зов банши. А ты, моя драгоценная Аланна… Ты самая опасная из нас всех».

«Я знала, что это глаза зла».

Мэддокс принял моё молчание за простое сомнение из-за слухов.

— Я знаю, что говорят о долине, но в основном там лишь развалины и воспоминания. Поверь мне, это самое жалкое место в королевстве; единственное, что там осталось, — это деревня На-Сиог. Если и есть о чём беспокоиться, так разве что о склонности Фионна к эксгибиционизму.

Под пронизывающим взглядом дракона я почувствовала себя глупо. Он не понимал, почему меня учили держаться подальше от этого места, и я не могла ему это объяснить.

Но я напомнила себе, что есть кое-кто, ради кого я пройду через все леса, долины и даже реки, если понадобится.

«Ты хочешь, чтобы меня любили. Чтобы меня лелеяли. Но для этого у меня есть ты. Я никогда не променяю тебя ни на кого, Аланна'са».

Заставив ноги двигаться, я подошла к Мэддоксу. Вынула кинжал из ножен, готовая к любому развитию событий.

— То есть помимо того, что у него прескверная репутация, он ещё и голышом периодически разгуливает?

Мэддокс смотрел на меня несколько секунд, возможно, пытаясь понять, скрывается ли что-то ещё за моей нерешительностью.

В итоге он улыбнулся.

— Ты когда-нибудь слышала легенду о Фионне и его юбке из фазаньих перьев?

Я закатила глаза и, игнорируя пустоту в груди, сделала первый шаг в лес Спорайн.

— Почему вам, мужчинам, так нравится сравнивать свои причиндалы с разными предметами?

Мэддокс последовал за мной с тихим смехом, от которого у меня защекотало метку.

— Знаешь, какие длинные перья у фазана? Так вот, говорят, что даже при этом из-под них выглядывал его…

Глава 14

Справа и слева от неё её сёстры Ксена и Луксия начертили общий символ, ведь всё, что начинается, должно завершиться, и все концы дают начало новому. Вдохновлённые странным творением из другого мира, они переплели солнце и луну, а в нижней части, между гостеприимными солнечными лучами и утешением ночи, поместили змею. Они назвали этот символ оив.

Из запрещённой книги «Эпоха богинь»

Лес Спорайн определённо не жаловал путников. Едва шагнув между мёртвыми клёнами, я почувствовала, что даже двадцати слоёв шерсти не хватило бы, чтобы спастись от этого холода. Это был не зимний холод, а сосредоточение злобы и жестокости. Он пронизывал одежду и кожу, пробирая до самых костей.

Именно это, по всей видимости, случилось с деревьями. Они умерли изнутри.

Как-никак, ненависть то же самое делает с людьми.

Мэддокс остановился и прищурил глаза, осматривая окрестности в поисках чего-то. Его уши двигались вперёд и назад, словно у животных, пытаясь уловить больше звуков; он даже слегка принюхался. Солнечный свет, который мы оставили позади, всё ещё пытался нас догнать, хотя безуспешно. Стоит нам продвинуться немного дальше, и мы погрузимся в этот пугающий полумрак.

— Что случилось? — тихо спросила я.

Он стоял неподвижно, всматриваясь вдаль. Несколько секунд спустя он моргнул и покачал головой.

— Чувствую, что что-то изменилось, но не могу определить, что именно.

И если до этого он шёл впереди, то теперь взмахнул рукой:

— Ты первая.

Развитый за годы в бегах инстинкт самосохранения всколыхнулся. Я нахмурилась.

— Почему?

— Здесь мне нужно всё время видеть тебя перед глазами.

— И снова: почему? Я без проблем могу следовать за тобой, да и ты сам сказал, что здесь нет ничего, что могло бы тебя удивить.

— Ты не собираешься упрощать мне жизнь, да, sliseag? — пробормотал он сквозь зубы и ещё раз взмахнул рукой, более настойчиво. — Мне придётся каждые две секунды оглядываться, проверяя, что с тобой. Мне эти волнения ни к чему, так что будь добра, иди вперёд.

Оставляя в стороне тот факт, что мне нет дела до его переживаний, полагаться на других не в моём стиле.

С другой стороны, я никогда раньше не пересекала мёртвый лес.

— Хорошо, иди за мной. — Я прошла мимо него. — Уж я точно не буду оглядываться каждые две секунды.

— То есть ты признаёшь, что не можешь не замечать моё присутствие, сколько бы ни старалась?

Я не ответила, но боюсь, это правда. Несмотря на своё крупное телосложение, он умел передвигаться бесшумно. И всё же я каждую секунду чувствовала, что он идёт позади меня, на расстоянии одного метра, и, вероятно, спокойно всё видит впереди из-за нашей разницы в росте. Его выдавал лёгкий скрип его кожаных доспехов и неестественное тепло, исходящее от него, словно под одеждой у него скрывался целый костёр. И не будь я уверена, что это невозможно, я бы поклялась, что затылком ощущаю каждый его взгляд.

Я заставила себя сосредоточиться на окружающей обстановке, чтобы не обращать внимания на это чувство. Свет стал таким туманным, таким призрачным, что казалось, будто всё окутано мрачной завесой, размывающей очертания вокруг. Ветви деревьев сгибались, как когти, над нами. Каждый пень или камень напоминал безымянную могилу.

Конечно, здесь не было ни птиц, ни белок, ни стрекоз. Не было ничего живого, кроме нас двоих. И это не самая обнадёживающая мысль.

Мы шли часами, не замечая никаких изменений в пейзаже, не слыша ничего, кроме наших шагов и дыхания; мы не останавливались даже чтобы поесть. Мы вытащили хлеб и сыр из наших сумок и жевали на ходу. По словам Мэддокса, мы должны были добраться до На-Сиог к полудню следующего дня.

— Примерно на полпути есть безопасное место, где мы можем переночевать.

— Лучше не останавливаться, так мы быстрее выберемся отсюда.

Но он категорически отказался.

— Ночью по этому лесу ходить нельзя.

— Хочешь сказать, что ночью здесь ещё хуже? — Я подняла взгляд на купол из чёрных и острых веток, упади которые, превратили бы нас в дырявый сыр. — Я даже не могу сказать, который сейчас час при таком скудном свете.

Пальцы Мэддокса слегка надавили мне на плечо, едва касаясь, чтобы отвести меня от груды камней. Только присмотревшись, я поняла, что это были не камни.

Это были кости.

— Ты узнаешь, когда наступит ночь, поверь мне, — пробормотал он. — Именно тогда звери выходят поиграть.

После этих слов я больше не стала спорить. Теперь я понимала тревожное спокойствие леса; оно напоминало мне Эйлм, когда я смотрела на него с вершины холма в глухую ночь.

Время от времени я украдкой следила за шагами дракона. Не могла иначе, я всю жизнь анализировала других. В какой-то момент почти незаметно мы начали идти бок о бок, и он перекинул копьё через плечи и шею, руки расслабленно опустились. Он больше не волочил ноги, и хотя под его глазами всё ещё оставались тёмные круги, он внимательно следил за всем вокруг, за дорогой впереди и за тем, что мы оставляли позади. И за мной.

Он чувствовал себя лучше или просто вынуждал себя держаться из-за обстоятельств?

Логично было бы предположить, что если бы с ним действительно что-то было не так, ни Абердин, ни Пвил (да и Сейдж с Гвен вряд ли бы) не позволили бы ему уйти.

Но что-то подсказывало мне, что дракон не из тех, кто безоговорочно слушается других. Когда он хочет что-то сделать, он делает это. Не спрашивая разрешения. Мне он кажется сильным духом, раз уж, будучи сидхом, внедрился к Охотникам.

Что привело его туда? Вряд ли его история похожа на историю Гвен, потому что, как минимум, он не был человеком. Но одно было очевидно: за его действиями наверняка стояла очень веская причина. Иначе зачем ему мучиться, всё время скрывая свои крылья?

Несколько часов спустя я поняла, что он имел в виду, сказав, что я узнаю, когда наступит ночь. Это считывалось не столько по количеству света, сколько по изменению атмосферы. Ветер начал дуть у самой земли, закручиваясь вокруг корней и камней. Меж деревьев стелился низкий туман, словно гной из заражённой раны.

Вдалеке, но не так далеко, чтобы до нас не дошёл звук, раздался вой. Множество других откликнулись с разных мест.

От этих пронзительных, режущих слух звуков волосы на моих руках встали дыбом.

— Слуаги, — прошептала я, перекладывая кинжал в ведущую руку.

Эти существа являются демонами по своей природе; первыми, кто пересёк портал из Иного мира и превратил день в ночь своими чёрными крыльями. Они составляли основную часть армии Теутуса, и сколько их ни убивай, всегда появляются другие. Своих жертв они не поедают; они делают нечто гораздо хуже: вынимают душу, оив, и разрывают её на множество частей. Каждый из этих кусочков отравлен, лишён воспоминаний и сущности человека или сидхе, которому они принадлежали, и из них рождается новый слуаг.

Во время войны слуаги были падальщиками, находящими тела после сражений. Один павший враг означал пять, десять, двадцать новых слуагов в рядах Теутуса. Поскольку они созданы из таких крошечных, деформированных и размытых оивов, сами по себе они слабы и относительно легко убиваемы. Я не раз пачкала руки их гнилой кровью. Проблема в том, что они никогда не нападают в одиночку.

Мэддокс ускорил шаг.

— Следуй за мной, мы уже близко.

Он повёл меня в сторону от тропинки. Крики не прекращались, некоторые звучали слишком близко. Мы начали подниматься по холму, покрытому острыми камнями, которые, судя по форме и расположению, оказались здесь не случайно. Я не заметила нору, пока Мэддокс не указал на неё. Войти можно было только ползком.

Вот эта маленькая тёмная дыра и есть его безопасное место?

Раздался ещё один вой одновременно со звуком ломающейся ветки у одного из ближайших деревьев, и я тут же поспешила упасть на колени. Инстинкты сработали быстрее разума, и вот я уже ползла внутрь с зажатой в зубах рукоятью кинжала.

Коридор был всего метр длиной, и я быстро смогла встать на ноги. Я ничего не видела. Скудный свет из леса не проникал сюда, но темнота никогда не была для меня проблемой. Я отступила назад, пока не прижалась спиной к стене. Хотя бы с одной стороны я была защищена.

Меня озадачило лёгкое дуновение магии, возникшее, когда я вошла, и то, что оно пробудило во мне. Оно скользнуло по моим щекам, как нежное прикосновение, и принесло с собой запах тиса. Я узнала его, потому что это дерево очень полезно для приготовления зелий, особенно самых ядовитых. Порошки, которые я посыпала на Гвен, содержали крошечную часть тисового листка. Однако его ложные плоды можно было есть, и они были очень сладкими.

Это всё какой-то бред — откуда здесь, внутри, мог взяться запах тиса? В мёртвом лесу не было живых деревьев. Ещё и это ощущение в животе…

Я услышала, как Мэддокс бросил внутрь что-то металлическое — копьё, конечно же, — и затем сам зашёл внутрь.

Я не видела его, но знала, что он прямо передо мной.

— Здесь мы будем в безопасности, — сказал он. — Это древний дольмен.

Что ж, это объясняло внешнюю форму. Дольмены созданы не природой, а руками людей или сидхов. Все расы, и магические, и нет, хоронили своих мёртвых в этих священных усыпальницах, которые одновременно служили храмами Луксии, богини смерти.

Это также объясняло запах. Тис известен как дерево смерти.

Я чувствую остатки магии, которая была здесь когда-то.

Магии самой Луксии.

Я мягко потёрла живот. Нахождение в дольмене не объясняло спазмы, которые я чувствовала; мои мышцы словно скручивались сами по себе, реагируя на нечто неизвестное.

— Я думала, что все они были уничтожены первыми королями.

— Только те, которые могли бы напоминать людям, что они сами возвели их в честь богинь. — В его голосе послышалась резкость. — Некоторые находятся в таких местах, куда никто не осмеливается прийти.

Но ты осмелился.

— Меня удивляет, что ты знаешь, что это такое, — добавил он после паузы. — Не многие люди в королевстве слышали о таких древностях. И ты довольно быстро догадалась, что я дракон, хотя уже века прошли с тех пор, как двор уничтожил наш род.

Я открыла рот, чтобы выпалить очередную ложь, но передумала. Стоит ли? Я всегда хранила в тайне большую часть своих знаний и их источник, потому что за это карали смертной казнью. Я не раз была свидетелем, как мало нужно солдатам короля, чтобы осудить человека за распространение лжи и отравление умов.

Но прямо сейчас я разговаривала с ходячей ложью и уже несколько дней жила в замке с очень примечательной библиотекой, из-за которой Двор мог бы приказать сжечь Эйлм дотла.

— Народ Гибернии помнит намного больше, чем думает Двор, — сказала я, потому что это было правдой. Задолго до того, как я научилась добывать информацию самостоятельно, я впитывала её из общения с людьми, подслушивала в тавернах и на площадях, всегда интересуясь о той эпохе до войны, о том почти идиллическом времени, когда, возможно, кому-то вроде меня или Каэли не пришлось бы жить во лжи, вечно скрываясь. — Даже Костолом не смог стереть всё. Ты бы удивился, сколько людей плюнули бы в лицо сидху и при этом прятали у себя дома всевозможные запрещённые предметы и тексты. Я работала на торговца в Реймсе, у которого были карты, датированные до войны, и на виконта Арриана, который устраивал подпольные аукционы и выставлял там всё, что только можно представить. И уверяю тебя, среди покупателей были не только простые фермеры.

— Когда ты говорила, что жила во многих местах, ты не преувеличивала, — пробормотал он с улыбкой. — И всё это ты узнала, потому что каким-то образом раз за разом оказывалась в нужное время в нужном месте или потому что активно искала?

Удивив даже саму себя, я решила снова быть честной.

— Второе.

— Это приятно знать. — Я совсем его не видела, но отчего-то была уверена, что он улыбается, причём это та самая широкая улыбка в тридцать два зуба. — Дай мне руку.

Я инстинктивно сжала пальцы в кулаки.

— Зачем?

— Потому что нам нужно пройти дальше, чтобы добраться до комнаты, а ты ничего не видишь.

— А ты видишь?

— Да, — просто сказал он.

Чёрт.

Наверно, это одна из особенностей драконов. И теперь, зная, что он меня видит, я расслабила руки и выражение лица. Быть искренней уже не казалось такой хорошей идеей, как тогда, когда я думала, что меня защищает темнота. Я неуверенно подняла левую руку, так как в правой всё ещё держала кинжал. Едва я перевела её на несколько сантиметров в сторону, как его пальцы, грубые и горячие, сомкнулись на моих.

Мальчик с тёмными волосами плачет навзрыд, стоя на коленях в огромной, холодной, пустой комнате. Его колени все в крови, пол вокруг стал красным. Пахнет железом и смертью. Перед ним, раскинувшись на полу, лежит прекрасная женщина с длинными серебристыми волосами. Разрез на её шее настолько глубокий, что голова почти отделена от тела.

Её глаза всё ещё открыты.

Он всё ещё чувствует на себе её взгляд.

Его переполняют боль и ярость, и что-то дикое внутри него просится наружу. Мрачный голос гулко звучит в его голове, точно зверь, рычащий изнутри. Это слишком для такого маленького ребёнка.

Мальчик хватается за голову. Он не может, не может… Если зверя выпустить, всё будет напрасно. Он дал обещания; так много, так много обещаний…

Ошеломлённая, я отдёрнула руку. Мэддокс не стал меня удерживать.

— Ладно. Тогда держись за мой пояс. Вот здесь…

Я почувствовала, как он потянули меня за рукав плаща, мои пальцы коснулись жёсткого края его пояса. Не говоря больше ни слова, он пошёл вперёд, и я старалась поспевать за ним.

То, что я только что увидела… Мне знакомы эти эмоции. Я всей душой сопереживала мальчику; меня не отпускало чувство, будто колени всё ещё мокрые, и к горлу подкатывала тошнота от приторного запаха крови.

Когда мы дошли до комнаты, Мэддокс попросил меня отпустить его. Я услышала, как он ходит туда-сюда, а потом как будто достаёт что-то из сумки. Несколько минут спустя он вернулся ко мне и снова взялся за край моего плаща, чтобы повести меня. Я не знала, как себя чувствовать: возмущаться тем, что он так со мной обращается, быть благодарной за то, что он уважает мои желания, даже не высказанные вслух, или злиться на себя за то, что я вот такая-сякая.

— Я разложил одеяла прямо у твоих ног.

Я села на них, радуясь, что мне не придётся ложиться на холодный каменный пол. Я уже достаточно замёрзла, а внутри дольмена было всё равно что снаружи. Каменные стены не только не удерживали тепло, но и было здесь что-то… Не злое, не негативное, просто что-то, что бродило по этому месту и не позволяло появиться теплу. Что-то, что заставляло темноту носиться из угла в угол, как собаку, гоняющуюся за лисой.

— Ты не собираешься разжечь огонь? — Я была уверена, что это будет первое, что он сделает. — Как тогда, когда мы вошли в кнок.

Он ответил не сразу, спустя несколько секунд.

— Лучше не стоит. Дым или запах могут привлечь нежелательных гостей. Они не смогут войти, но я предпочитаю не слушать всю ночь их крики и визги.

Я начала растирать озябшие колени и бёдра. Я запрещала себе задавать вопросы; ведь это не моё дело, и я не хочу, чтобы он думал, будто меня волнует его самочувствие.

Но чёртов стон дракона из моих снов снова прозвучал у меня в голове. Это был всего лишь сон — таким причудливым образом мой разум пытался справиться с беспорядочными мыслями о драконе. И всё же…

— Чары скрывают не только твои крылья, не так ли?

Что-то тяжёлое упало на пол; возможно, одна из сумок.

— Честно, да. Но крылья дракона — это эпицентр нашей силы. Без них… У меня лишь немного более развитые чувства, чем у обычного человека, такие как ночное зрение или обострённый слух.

Он сказал это с такой идеальной, столь точно подобранной ноткой безразличия, что стало очевидно: это полное враньё. Или, возможно, это очевидно только для меня, королевы лжи.

— Тебе, наверное, больно.

По звукам я поняла, что он устраивается неподалёку; его огромное тело двигалось достаточно близко. Похоже, он положил свои одеяла рядом с моими.

— Это… — Он замолчал, вероятно, подыскивая правильные слова. — Чёрт, не буду лгать. Это постоянная мука. Если повезёт, через несколько дней я снова забуду, каково это — иметь их и не пытаться ими двигать.

Моё сердце сжалось от его слов. «Он даже летать не может».

«Прости» крутилось на языке. Но почему я должна извиняться? Я была не виновата в том, что произошло в лесу. Будь моя воля, его чары никогда бы не разрушились, и ему не пришлось бы проходить через это. Вот только я не могла это предотвратить.

Но и он тоже не виноват.

Мы поужинали масляными булочками и молоком, которое благодаря бурдюкам всё ещё было тёплым. За одно только это Хоп заслуживал целый набор посуды. Я легла на одеяла, укрывшись плащом до самого носа, и свернулась клубочком, насколько это было возможно. Я почувствовала укол грусти; даже в самые худшие моменты со мной всегда была рядом Каэли. Мы могли прижаться друг к другу и делиться теплом, и никакая ситуация уже не казалась такой ужасной.

Я была старшей сестрой, и, возможно, Каэли никогда не поймёт, до какой степени она, даже будучи всего лишь младенцем, а потом ребёнком, спасала мне жизнь.

Я для себя решила, что непременно скажу ей это, когда мы снова встретимся.

Мэддокс, которому, скорее всего, было прекрасно видно, в какой позе я лежу, вздохнул.

— Наутро ты превратишься в кусок льда.

— Это не первый раз, когда я сплю на улице зимой. Выживу.

— И я должен всю ночь слушать, как стучат твои зубы? Нет уж, спасибо. — Вдруг я почувствовала, как мои одеяла резко приподнялись. — Не двигайся.

— Что..?

Пару секунд спустя огромная спина прижалась к моей. Даже сквозь несколько слоёв одежды жар его тела согревал меня. Меня охватила дрожь, хотя, конечно, я сказала себе, что это от контрастных температур.

— Поверь мне, единственная, кто тут выигрывает, — это ты, — спокойно пробормотал он.

Я должна отодвинуться.

Я должна.

Но я осталась на месте и закрыла глаза. Время от времени слышались крики и шум крыльев слуагов, пролетавших над дольменом. У них плохое зрение, они ориентируются благодаря острому обонянию, способному учуять каплю крови за километры. Но даже если бы они нас обнаружили, Мэддокс правильно заметил: к этим священным камням они бы не рискнули приближаться.

Эти твари созданы из искажённого оива. Что с ними станет, если они подлетят слишком близко к древней магии, связанной с богиней?

Я попыталась отвлечься, подумать о лесе Борестель и о том, как он выглядел раньше, но знала, что мне будет трудно уснуть в таких условиях. Я чувствовала дыхание дракона; его спина чуть-чуть давила на мою при каждом вдохе. Я никогда не ночевала ни с кем, кроме матери и сестры, но это не значит, что у меня никогда не было близости с парнем. Когда мы обосновались в Гальснане, мне уже было четырнадцать, и во мне начали пробуждаться всякие разные чувства. Чувства, которых я никогда не просила и которые сначала мне не хотелось контролировать.

Прежде у меня был крайне скудный опыт общения как с противоположным полом, так и с собственным. Я не ходила на балы, ни с кем не дружила, даже не посещала школу. Моим первым и последним другом был старик Ффодор, и всё закончилось так, как закончилось. Осознание того, кем я являюсь на самом деле, и опасность, связанная с общением с другими, были записаны на подкорку. Я не могла держаться за ручку с кем-то, как делали другие девочки, потому что тем самым получала доступ к личным воспоминаниям, порой доводившим меня до слёз. Я не могла влюбиться, выйти замуж и даже иметь детей, ведь для всех было бы лучше, если бы то, что у меня в крови, никогда бы не передалось по наследству.

Нет, лучше не связываться с мужчинами. Большинство молодых людей, с которыми меня пытались свести в Гальснане, казались мне тупыми и грубыми. Я без сожалений захлопывала дверь у них перед носом и продолжала свою жизнь. Но Дугалл…

Мне всё ещё сложно сказать, что именно меня привлекло в нём. Возможно, то, что он вовсе не был заинтересован в браке со мной. Он был на год старше, чуть выше меня и работал в шахтах, как и все остальные мужчины в деревне. Он приходил раз в неделю за травами для своей матери. Он не был разговорчив, но смотрел на меня так, словно моя одежда не была грязной и заплатанной, и приносил Каэли сердолики и аметисты, которые находил. Для жителей Хельглаз эти яркие камни не имели такого значения, как гематит.

Я игнорировала его заинтересованные взгляды несколько лет, пока однажды не узнала, что Дугалл подал заявку на вступление в армию и уедет весной. Тогда я сама подкараулила его ночью у трактира. Мы провели вместе много ночей в следующие месяцы, с негласным соглашением попрощаться на хороших условиях, когда придёт время. Так и вышло. Слёз не было ни с одной стороны, и если я что-то почувствовала, провожая его, так это…

Благодарность. Он открыл для меня секс, всегда заботился о моём удовольствии и позволил познать ту часть жизни, которая, как я всегда думала, будет для меня закрыта. Если мне никогда не суждено иметь семью, то теперь хотя бы я знаю о близости, основанной на взаимной симпатии и уважении.

И главное, он не взял ничего взамен. Его воспоминания были приятными, но моё сердце никогда не трепетало из-за него. От его взгляда не подкашивались колени, и, уж конечно, его улыбка никогда…

— Твоя сестра такая же скрытная, как ты?

Голос дракона, низкий и глубокий, застал меня врасплох. Я думала, что он уже уснул.

Я выбросила из головы все свои мысли, заставляя мозг обработать этот странный вопрос.

— Скрытная?

— Я собирался использовать другое слово, но не хочу, чтобы ты отодвинулась, и я отморозил себе зад.

Я сдержалась, чтобы не толкнуть его локтем, но затем перед глазами сам собой возник образ Каэли. Её манера ходить, подпрыгивая, её радость, когда снег таял весной, и её остроумие, которым она умела удивить всех вокруг. Её дырявая улыбка, когда у неё начали выпадать молочные зубы, и то, как она умудрялась пускать молоко струйками через щели.

— Нет, Каэли не такая, как я, — с улыбкой ответила я. — Она сама радость. И она никогда не перестаёт удивляться. Я заботилась о ней с тех пор, как она была ещё младенцем, и в каждом дне она находила что-то удивительное. Она хорошая.

— А ты нет?

Я не ответила. Что я могла ему сказать? Та, что знала меня лучше всех, всегда утверждала, что я соткана из нитей зла.

Он сдвинул руку и на мгновение коснулся моего бедра.

— Что случилось с вашей матерью?

Этот вопрос… Я могла бы сосредоточиться на фактах и рассказать ему, что сделали Дикие Охотники. Описать всё, что произошло в тот роковой день, который обрёк нас Каэли на тяжёлый, мучительный путь, что почти два года спустя привёл нас на север. Одних.

Однако эта странная близость в дольмене, казалось, развязывала мне язык больше, чем обычно, и я сказала правду:

— Я.

Гробовая тишина за спиной напрягала; я ещё сильнее прижала колени к животу, борясь с пустотой в желудке, в груди, в душе.

— Я не знаю историю, что стоит за этим, и не собираюсь спрашивать, — мягко произнёс он, — но тот, кто способен убить свою собственную мать из дурных побуждений, не воспитал бы такую девочку, какой ты описала свою сестру.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю.

Звучало это так уверенно и категорично, что мне захотелось ему поверить.

Через несколько минут он медленно, шумно выдохнул.

— Что ты делала, если Каэли не могла заснуть?

— Ты смеёшься надо мной?

— Я совершенно серьёзен. У меня бессонница.

Наверно, это было враньё, чтобы сменить тему и разрядить обстановку, но я с радостью подыграла. Это в тысячу раз лучше, чем ковыряться в старых ранах.

— Я рассказывала ей истории. Легенды, бабушкины сказки, всё такое.

— Расскажи мне одну.

Я могла бы напомнить ему, что он не восьмилетний ребёнок, или сказать, что устала и хочу спать. Однако я представила старика Ффодора, сидящего у дверей своего дома, с его костлявыми ногами, вытянутыми к солнцу, и озорным блеском в глазах.

— Ты слышал о крылатых чудовищах с Островов Огня?

Мэддокс, удивившись, тихо рассмеялся. Это был глубокий и насыщенный смех, эхом разнёсшийся по всему помещению. Я почувствовала, как сердце отозвалось на этот звук. Казалось, что если что-то и способно прогнать холод этого леса и дольмена, так это смех Мэддокса.

Метка слегка защекотала.

— Нет, удиви меня.

Я рассказала ему всю легенду, слово в слово, придавая ей ту же интонацию, что и старый Ффодор, словно в этих существах было что-то одновременно ужасающее и завораживающее.

— Они явятся как сны и фантазии и заразят тебя самой ужасной болезнью, из существующих, более жестокой, чем сама смерть: наид-нак.

Он осторожно повернул своё тело, так, чтобы не касаться меня. Я поняла, что он повернулся ко мне лицом, потому что почувствовала это. Давление на затылке, неумолимое осознание того, что на меня смотрят. Каскад мурашек скатился по моей спине, и мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы не заёрзать.

— По-твоему, наид-нак — это болезнь?

Когда он повернулся ко мне, его голос прозвучал ближе, более интимно. Казалось, будто он шептал мне на ухо, хотя на самом деле даже не прикасался.

— Так меня учили.

Он издал что-то вроде фырканья, причём без намёка на веселье.

— Уверяю тебя, это вовсе не зло. Для народа драконов наид-нак был священен. Это был дар их создателя, Ширра, всем его сыновьям и дочерям. Дар, sliseag, а не болезнь.

— Что бы это ни было, неважно. Я не могу… — Быстро поправилась. — Я этого не хочу.

— Я знаю, — ответил он спокойно.

Тогда я почувствовала лёгкое прикосновение к косе, как будто он поймал одну из выбившихся прядей. Это было так мимолётно, что я ничего не сказала, уверенная, что ошиблась. Я не могла представить дракона, наблюдающего за моими волосами и не устоявшего перед желанием их коснуться.

— Но если когда-нибудь тебе станет интересно узнать другую сторону наид-нака, я с удовольствием тебе о ней расскажу. — Он сделал паузу. — И когда ты найдёшь Каэли, у тебя будет для неё новая история.

Глава 15

Теутус прибыл в Гибернию с целой армией демонов из Иного мира. Под его командованием были трое Тёмных Всадников, самые жестокие из всех. Один отвечал за пополнение рядов армии. Другой распространял инфекции и эпидемии среди врагов. Последний не имел ни лица, ни тела и, подобно паразитам, питался своими носителями.

Из запрещённой книги «Эпоха богинь»

Мы покинули дольмен рано утром, после быстрого завтрака. Мы говорили мало и совсем не затрагивали вчерашнюю тему.

Всё тело затекло, плечо и бедро ныли от долгого пребывания в одной и той же позе. Посреди ночи мне пришла в голову глупая мысль, что, возможно, если я перевернусь во сне, то в итоге окажусь на Мэддоксе. Между этим и постоянными кошмарами, в которых появлялись вороны, змеи и безымянные могилы, я провела большую часть ночи, глядя в пустоту. К счастью, я знала, что дискомфорт и усталость исчезнут через несколько часов.

Мы вернулись на тропу, и всё выглядело так же, как накануне: тихо, жутко, словно огромный спящий зверь, которого лучше не беспокоить.

Через некоторое время дорога слегка свернула влево. Казалось, земля съёжилась в этом месте, обнажив толстые корни, доходившие мне до бёдер.

Пара больших горячих рук сомкнулась на моей талии и подняла меня в воздух. Я перекинула ноги через корень и мягко скользнула на другую сторону. Когда мои ботинки коснулись земли, я, нахмурившись, обернулась, чтобы…

Задыхаясь, я отступила назад.

— Во имя богинь…

Мэддокс перепрыгнул следом, шумно приземлившись, и протянул ко мне руки.

— Что случилось? Ты в порядке?

Когда он понял, что мой взгляд был прикован к чему-то за его спиной, он заслонил меня своим телом и поднял копьё, направив его на…

Даже он задержал дыхание.

Там, в дереве, была вмурована женщина. Её грудь была прижата к стволу. Судя по тому, как гнилая кожа слезала с костей, несчастная была там уже много дней, если не недель. Лохмотья тёмных волос ниспадали на спину, частично скрывая тело. Одна рука была вытянута в сторону, вися в воздухе в неестественной позе, но остальное… сама кора дерева обхватывала её плечи, бёдра и ноги.

Словно деревянные челюсти.

Её юбки были покрыты засохшей кровью, чёрной, как смола. Возможно, она была ещё подростком, если судить по росту.

Мэддокс опустил копьё, его черты смягчились от печали.

— Лес голоден.

Мне пришлось сглотнуть, чтобы заговорить. Меня не пугали ни смерть, ни кровь, небеса знают, что я видела их слишком часто, но…

Кончиком указательного пальца я едва-едва коснулась выступающего корня дерева.

Девочка бежит, оглядываясь через плечо, охваченная страхом. Она спотыкается. Упав на землю, она слышит приближающийся зловещий смех. Скоро он окажется рядом. Она изо всех сил зажмуривается, её сердце вот-вот остановится от ужаса, и в этот момент её лицо и грудь ударяются обо что-то шероховатое; оно захватывает её в свой плен. Что-то ледяное, обжигающе холодное, оно вскоре проникает под кожу, сквозь её щеки, и живот, и…

Она кричит, кричит и кричит, вспоминая улыбку, которая всегда дарила ей ощущение безопасности, руки, которые держали её даже в самые худшие моменты…

Я разорвала связь. Никто не должен умирать такой жуткой смертью.

— Сомневаюсь, что это был только лес.

Внезапно ветер, появившийся из ниоткуда, встряхнул длинные пряди её волос, как будто лес не собирался успокаиваться, пока не покажет нам весь ужас. Её одежда была разорвана от плеч до талии, обнажая спину. У неё не было позвоночника.

Его вырвали полностью, и я знала, что в тот момент она была ещё жива. Она протягивала руку в поисках какой-то помощи.

— Чёрт, — прорычал Мэддокс. — Дуллахан пробудился.

Моё сердце пропустило удар.

— Что? Дуллахан… покоится здесь?

И словно само его упоминание могло его призвать, я огляделась вокруг.

Возвращаясь в Иной мир, Теутус поступил хитро. Как хороший стратег и завоеватель, он оставил после себя своих самых верных вассалов, чтобы они следили за его делом: Дуллахана, Нукелави и Никто, трёх Тёмных Всадников. Но, не имея войн, в которых можно было бы участвовать, и не имея возможности истреблять людей из-за заключённого Теутусом договора, они уснули. Никто за почти пятьсот лет не видел больше их, но все знали, что они где-то здесь, в Гибернии. Готовые действовать, если будет совершено какое-либо действие против воли Теутуса или Двора.

Их глазами и ушами была сама Морриган, и поэтому богиню также называли Глашатаем. Одно её слово — и смерть обрушится на королевство.

— Похоже, его уже призвали на Теу-Биад. — Мэддокс поднял брови. — Поэтому я и чувствовал что-то странное.

— Теу-Биад празднуют каждый год, почему сейчас… — До меня дошло, пока я говорила. — Пятисотлетие. Уникальное событие.

Именно так говорила леди Болг.

Мэддокс присел и прикоснулся к основанию дерева, обагренному кровью. Он понюхал пальцы, и его выражение стало ещё более мрачным.

— Пойдём, нам нужно спешить.

Он взял меня за руку и потянул меж деревьев, по этой окаменелой земле, растительность которой напоминала колючую спину животного. Я бросила последний взгляд на тело в дереве и мысленно помолилась за оив бедной девочки.

Мэддокс вёл меня, а я и не сопротивлялась. Лишь поглядывала на его серьёзный, решительный профиль.

— Откуда ты знаешь, что его собирались призвать?

Крепкая челюсть Мэддокса напряглась.

— Это не секрет для тех, кто имеет доступ ко Двору. Подготовка к празднику началась ещё летом.

И он, будучи одним из Охотников и находясь под командованием наследного принца, имел тот же статус, что и знать, как та же герцогиня Аннвин. Их Академия находилась почти у самого дворца; я однажды пробралась туда, чтобы украсть кое-что по заказу, когда ещё была слишком мала, чтобы осознавать весь масштаб риска, который я тогда взяла на себя.

— Будут ли пробуждены другие два Всадника?

— На данный момент только Дуллахан и Нукелави. Никому не известно, где дремлет Никто. Но я понятия не имел… — Он повернулся и посмотрел на меня. Казалось, он был зол, но не на меня. На самого себя. И хотя цвет его глаз потерял блеск, дракон не собирался мне лгать. Влияние, которое он оказывал на меня, было таким же, как когда мы столкнулись в Гримфеаре. — Я бы никогда тебя сюда не привёл, если бы знал. Никогда, sliseag. Клянусь.

Я отвела взгляд, когда внезапно безо всякой причины мне перестало хватать воздуха. Я выдернула руку из его хватки. Почему он говорил так, будто он ответственен за то, что мы оказались в этой ситуации? Будто он искренне переживал за мою безопасность?

— Ты не привёл меня, я пошла с тобой добровольно. Кроме того…

Ржание лошади прервало мои слова. Мы с Мэддоксом замерли на месте и замолчали. Я даже задержала дыхание, боясь, что этот звук может привлечь ненужное внимание. Очень осторожно, на носочках, я повернулась вокруг себя и осмотрела каждый мёртвый клен, каждую обугленную ветку, каждую щель.

Постепенно до нас начал доноситься топот лошадиных копыт, приближающихся с невозмутимым спокойствием. Вот только с какой стороны? Звук, казалось, исходил отовсюду одновременно. Что, если я побегу в неправильном направлении и окажусь прямо перед конём?

Я повернулась к Мэддоксу, но вопрос замер на моих губах. Рядом никого не оказалось, тропа была пуста. Я стояла одна.

Я огляделась в отчаянии. Он сбежал без меня? Фырканье лошади прозвучало так близко, будто она уже дышала мне в спину, и одновременно так далеко, как если бы она была за километры от меня.

Тьма вырвалась из-под подошв моих ботинок и стремительно поползла вверх по рукам, обвивая мои запястья и каждый палец. Я могла использовать её, чтобы скрыться, но это всегда был последний вариант, крайнее средство; и если кто-то увидит, как я это делаю…

— Дракон! — разъярённо прошептала я. — Я тебя…

Вдруг металлический конец копья возник прямо перед моими глазами. Я схватилась за него обеими руками, не раздумывая, и была поднята в воздух с необычайной лёгкостью, словно весила меньше подушки. Я оказалась сидящей верхом на ветке, спиной к Мэддоксу; его мускулистая рука держала меня за талию, а другая зажала мой рот.

Я не сопротивлялась и не жаловалась, потому что в этот момент появился Дуллахан. Дракон сильнее прижал меня к себе, словно полагал, что, если обнимет меня достаточно крепко, никто не сможет нас увидеть.

Я не могла сказать, что было страшнее: конь или его всадник. Возможно, их вообще не следовало считать двумя разными существами, потому что они не были таковыми. Мощные чёрные копыта пробивали землю на своём пути, разбрызгивая тени. Конь был покрыт не шерстью, а чем-то жидким, вязким, постоянно капающим и блестевшим при малейшем свете. Каждая чёрная капля падала с шипением, словно яд, разъедающий любую поверхность. Животное жадно грызло уздечку, пуская пену, а его полностью белые глаза без зрачков светились.

На нём восседал всадник без головы. В чёрной одежде и потёртом бордовом плаще, он держал в одной руке короткий меч, а в другой…

Я беззвучно ахнула, ужаснувшись, и Мэддокс крепче сжал меня, без слов давая понять, что он видит то же самое.

Предметом, что он держал в своей руке вместо плети, волочившимся по земле и оставлявшим за собой глубокий след, был позвоночник.

Дуллахан медленно прошёл под нами, словно просто прогуливался по лесу приятным прохладным утром. Едкий запах гниения окутал нас, у меня аж слёзы на глаза навернулись.

Всадник исчез вдали, шум копыт постепенно затих, но ни дракон, ни я не двигались и не издавали ни малейшего звука ещё долгое время. И худшим было не это напряжённое ожидание, а то, как мой мозг постепенно осознавал, насколько близки наши тела, насколько интимна была эта поза. Ужас от увиденного начал превращаться во что-то другое, что-то, что тоже держало мои нервы напряжёнными, внимательными, выжидающими. Я хотела бы не обращать на это внимания, но не могла.

И метка горела по-другому. Она посылала волны тепла по всему телу, распространяя дрожь.

В какой-то момент рука Мэддокса скользнула с моего рта и, почти лениво, легла на бедро. Моё уже учащённое дыхание застопорилось. Жар его пальцев обжигал даже сквозь штаны; я готова была поклясться, что на моей коже останется ожог. Волна возбуждения охватила низ живота.

Эти приятные ощущения заставили меня напрячься.

Что, чёрт возьми, происходит с моим телом?

Почему мне кажется, что оно больше не совсем моё?

Дыхание Мэддокса коснулось моей шеи.

— Sliseag…

Нет, нет. Я не хотела слышать его глубокий голос в этот момент. Это было неправильно.

Я перекинула ногу через ветку и спрыгнула. Мне было совершенно всё равно, какое там расстояние и не переломаю ли я себе ноги. К счастью, я приземлилась на корточки, опёршись одной рукой о землю для равновесия, и сразу же пошла в противоположную сторону от той, в которой исчез Дуллахан; к счастью, это была та же тропа, что вела нас к выходу из этого адского леса.

Я услышала, как дракон также спрыгнул с дерева и тяжёлой походкой последовал за мной.

Я чувствовала его взгляд в спину весь этот проклятый путь и решительно его игнорировала.

Дар, как же.

Глава 16

Долина казалась закрученной в водовороте, и в самом её центре раскинулось застывшее на протяжении стольких веков, что никто уже и не помнит его иным, озеро Гленн На-Сиог, в чьих глубинах, говорят, живёт королева манан-лир.

Из запрещённой книги «Эпоха богинь»

Должно быть, до войны На-Сиог была прекрасна. Если закрыть глаза, можно в своём воображении превратить эти сухие и бесплодные земли в зелёные пастбища. Можно представить, как Муирдрис течёт через всю эту долину, принося и унося жизнь и здоровье, сверкая ярче самих звёзд. Сквозь его прозрачные воды, наверно, было видно белокаменное дно, а вдоль берега росли вереск и камыши. А этот каменный мост, соединяющий восточный и западный берега? Наверняка по нему ходили толпы людей из Аннвина и других мест. А горы, окружавшие деревню, напоминали спящих каменных стражей. И если прислушаться, можно было услышать, как гномы работают там без остановки.

Но случилась война.

И На-Сиог сильно пострадала.

Время близилось к полудню, и на выходе из леса нас встретило ясное небо и огромное солнце, которое застало меня врасплох, ведь я уже привыкла к полумраку. Нам предстояло спуститься по крутому склону между долиной и Хелтерскими горами к деревне, но внизу на расстоянии вытянутой руки уже были видны дома.

Мой взгляд скользнул к каменному мосту и дальше, туда, где находятся озеро, Долина Смерти и последняя насмешка Теутуса над этой землёй.

Густой туман скрывал конец моста и всё, что было по ту сторону. Лишь у самого горизонта, в нескольких днях пути, виднелось начало красных дюн Вармаэта.

Мэддокс подошёл ко мне.

— Это мой самый любимый пейзаж во всей Гибернии, — сказал он, и в его голосе не было слышно ни капли иронии.

Мне совсем не хотелось с ним разговаривать; я всё ещё чувствовала себя странно, но продолжать его игнорировать было бы глупо. У нас было много дел, и я почти во всём зависела от него.

— Тебе нравится очевидное напоминание об ужасах войны?

— Я не вижу ужаса, когда смотрю на эту долину. Я вижу, насколько мы стойкие, насколько сильно мы можем цепляться за своё даже в самых худших обстоятельствах. На-Сиог должна была стать частью руин и запустения, которые её окружают, но её жители отказались. Ты знаешь, чей двор правил в этой части королевства?

Я кивнула.

— Двор королевы Никсы.

— На-Сиог была деревней манан-лир, водного народа. И остаётся ею. — Мэддокс перевёл глаза на меня, и хотя в них чувствовалась настороженность, его взгляд излучал тепло. — Ты не найдёшь там ни одного человека.

От этого мои губы приоткрылись. Я снова посмотрела на груду коричневатых крыш, которые отсюда казались букетом ромашек.

— Только сидхи?

— Со временем, из-за его труднодоступного местоположения, где жизнь сложна из-за бесплодной земли, На-Сиог превратилась в своего рода святилище, укрытое от внимания Двора и армии. Никто не придёт сюда, — возможно, из-за высокомерия, — поэтому именно сюда мы привозим спасённых сидхов. Здесь они могут исцелиться, жить спокойно, без необходимости постоянно использовать магию, чтобы скрываться. Когда приходят нежеланные гости…

Странный звук, похожий на рог, прервал его объяснение. Мы оба одновременно вскинули головы и увидели приближающуюся крупную птицу с длинной шеей и оранжевым клювом.

— Вовремя, — пробормотал Мэддокс.

Она приземлилась в нескольких метрах от нас. Она отличалась от других птиц грациозностью позы и элегантным изгибом шеи. Я видела таких только порхающими над заливом Эйре — вроде как сады дворца полны ими.

— Это лебедь.

Мэддокс присел и позволил птице клевать из его руки, в которой откуда-то появилось несколько виноградин.

— Её зовут Фира. Она и её стая подают сигнал тревоги, если кто-то пересекает лес или горы.

— Это единственный маршрут?

— Да. Пока никому не пришло в голову попытаться добраться сюда с другой стороны реки, — с усмешкой ответил он.

Когда была съедена последняя виноградина, Фира вновь поднялась в воздух, грациозно скользя над деревней и, к моему удивлению, исчезла в тумане за мостом.

Мы начали спуск под полуденным солнцем, лучи которого, отражаясь от скалистых склонов, согревали землю. Воздух всё ещё оставался холодным, и повсюду лежали кучки талого снега, смешанного с грязью, как будто зима здесь уже была на исходе, но никак не решалась уйти окончательно. Вскоре я вся вспотела.

Почти через час местность начала выравниваться, и группа домов разрослась до такой степени, что я уже не могла их сосчитать. Мы были почти на месте. Я собиралась войти в деревню сидхов.

— Это место отдыха и исцеления, далёкое от Двора, короля и человеческих законов, — сказал дракон, глядя на мою руку, крепко сжимавшую кинжал. Я даже не заметила, как это сделала, но после слов Мэддокса постепенно ослабила напряжение в пальцах. — Готова?

Я задумалась, мог ли он каким-то невероятным образом знать правду. Мог ли он прочитать по моим глазам; почувствовать, как сильно у меня забилось сердце от одного только вида тумана за мостом.

Нет, это невозможно.

Никто не знает настоящую Аланну.

— Готова.

Войти в На-Сиог было всё равно что попасть в другой мир. Как будто здесь несколько веков назад был создан защитный купол, и мне внезапно повезло увидеть, каким это место было до войны.

Туман на берегу смешивался с серым дымом, выходящим из труб, но воздух был свежим. Я то тут, то там улавливала запахи еды, но как только мы столкнулись с первым жителем…

Я впала в ступор.

Первым, что привлекло моё внимание, был его длинный коричневый хвост, который раскачивался из стороны в сторону, пока сам мужчина возился с вёдрами. На конце хвоста была густая кисточка рыжих волос. Услышав шаги, мужчина повернулся к нам, и я увидела большие овальные уши, тоже покрытые шерстью, и пару маленьких белых рогов, торчащих прямо изо лба.

Фей. Через вырез его зелёной рубашки я увидела, что вся его грудь покрыта тонким слоем рыжих волос. Ему было не больше тридцати лет.

Он улыбнулся и помахал рукой.

— Рад тебя видеть, приятель. — Когда его круглые глаза, полные тепла и дружелюбия, лучше рассмотрели Мэддокса, его улыбка угасла. — Хотя выглядишь ты не очень.

Дракон кивнул.

— А я вижу, что ты всё ещё занимаешься тем, что тебе не положено, Хигель.

Одна из ставней дома резко распахнулась, и длинная пухлая рука замахала в воздухе.

— Вода нужна сегодня, бездельник!

Нисколько не смутившись, Хигель закатил глаза и взял по два ведра в каждую руку, как будто в них были перья, а не вода.

— Надо было послушать отца, когда он говорил мне не иметь дел с матерью. Какой мудрый совет.

Мэддокс улыбнулся, хотя в его позе чувствовалась напряжённость. Фей с любопытством поглядывал на меня, но не задавал вопросов. Я предполагала, что на этом здесь всё и строится: сообщество, где подозревают всех и каждого, не стало бы принимать у себя всех обездоленных сидхов.

Когда молчание неприлично затянулось, фей снова поставил вёдра на землю.

— Ну, выкладывай.

Тихим голосом Мэддокс рассказал ему о нашей встрече с Дуллаханом.

— Что? — вскрикнул Хигель. — Когда он пробудился?

— Предполагаю, несколько дней назад, но он уже нашёл свою первую жертву. — Мэддокс положил руку ему на плечо, они были почти одного роста. — Это была молодая девушка, может быть, даже девочка. В жёлтой юбке.

Фей сильно зажмурил глаза и опустил голову. Его уши поникли, как увядшие цветы.

— Ах, проклятие. Мы искали её вдоль берега, думая, что, возможно… Даже мысли не возникало, что она могла приблизиться к лесу; мы предупреждаем всех новоприбывших о его опасности. Оберон привёл её всего несколько недель назад. — Фей потёр лицо тыльной стороной другой руки. — Бедная, бедная девочка; пусть Луксия примет её в свои объятия.

— У неё была семья?

С закрытыми глазами Хигель кивнул.

— Старшая сестра. Они потеряли родителей больше десяти лет назад по приговору Двора. Сестра по сути заменила ей мать, и они были… очень близки.

Я глубоко вздохнула, переваривая новую информация. Чтобы справиться с дрожью, охватившей всё тело от колен до губ, я снова сжала рукоять кинжала.

— Это не могло случиться несколько дней назад. Её тело было…

— Это то, что делает Дуллахан со своими жертвами: он высасывает из них всё, что может, насухо. Тело кажется давно разложившимся, но кровь была свежей. — Мэддокс бросил хмурый взгляд на деревню. — Вам нужно выставить охрану. Он будет бродить поблизости, пока не отправится в Эйре на Теу-Биад.

Хигель кивнул, хотя печаль отражалась в уголках его глаз и в изгибе его губ.

— Я подниму тревогу. И кто-то должен поговорить с сестрой девочки. — Затем фей переключил внимание на меня и попытался изобразить доброжелательную улыбку. — Мне жаль, что ты оказалась здесь при таких обстоятельствах. Ты ищешь убежища?

— Нет, я пришла за ответами.

Фею этого было достаточно.

— Тогда надеюсь, что ты их найдёшь. А теперь прошу меня извинить, я бы вас проводил, но меня уже заждались.

— Спасибо, Хигель.

Махнув нам, фей снова поднял вёдра и быстро направился к дому на склоне. Увидев фасад, я сразу поняла, что это таверна. На деревянной вывеске, висящей на скрипучих петлях, был нарисован мерроу, пытающийся съесть ноги феи. Прямо под ним было написано «Бестолковая рыба».

— Его отец умер? — тихо спросила я, вспоминая комментарий Хигеля.

Лёгкая улыбка тронула уголки губ Мэддокса, хотя глаза потемнели.

— Для старой Мэй — да. Он живёт на другом конце деревни и управляет единственным постоялым двором. Они не видели друг друга уже около двадцати лет, но не торопись с выводами. Единственное, о чём они говорят, так это друг о друге. Хигель — их единственный сын, и он разрывается между двумя домами, чтобы угодить обоим.

Мои губы дрогнули при мысли об этом.

Мэддокс наклонился ко мне.

— Это улыбка?

— Нет.

— Ах, понятно. А я был готов поклясться, что это она.

— Ты бы поклялся напрасно.

Деревня была больше, чем мне показалось с холма; она растянулась вдоль берега реки. Были дома так близко к Муирдрису, что я даже задавалась вопросом, а не манан-лир ли в них живут. Насколько я знала, этот народ мог плавать в глубинах Муирдриса, но даже для них это было рискованно.

Мы продолжали идти по той же тропе. Мэддокс всё поглядывал на меня, я же пыталась не упустить ничего важного. Я застыла при виде женщины с жабрами вместо ушей. Она держала за руку ребёнка с волосами в виде щупалец. Мерроу. Они поздоровались с Мэддоксом, доброжелательно посмотрели на меня и вернулись к своим делам.

Я на секунду потеряла дар речи, потому что знала: после такого моя жизнь уже никогда не будет прежней.

Одно дело — собирать слухи, и совсем другое — убедиться в их реальности.

Дальше мой взгляд упал на группу сидхов, сидящих на деревянных скамейках вокруг колодца. Там был мужчина, чьё лицо обрамляли огромные красные лепестки, второй отличался кожей чудесного лаймового оттенка и острыми ушами, а у женщины из висков росли ветки, словно рога. И чем больше сидхов я видела, тем больше восхищалась. Всевозможные оттенки кожи, завораживающие глаза (некоторые совершенно чёрные или белые), хвосты, когти, копыта… Был момент, когда я посмотрела на свои собственные руки — смуглые и гладкие, без ярких цветов или чешуи, — и они показались мне слишком невзрачными.

Мэддокс немного наклонился ко мне.

— Со мной было то же самое, когда я впервые сюда попал.

Я убрала руки за спину и глубоко вдохнула.

— Когда это было?

Вместо конкретного ответа он улыбнулся.

— Давненько.

— Они знают, что ты?.. — Я скосила глаза на его плечи.

— Нет. Они, разумеется, знают, что я состою в Братстве и притворяюсь Охотником, но когда заходит речь о моём происхождении, я всем говорю, что я фей.

— Если это место — надёжное пристанище и ты помог многим из них, почему ты не можешь доверить им эту тайну?

Он слегка нахмурился, как будто не ожидал такого вопроса.

— Дело не в доверии, я просто хочу их защитить. Чем меньше они знают, тем меньше рискуют. Мне не важно, что произойдёт со мной, я могу постоять за себя, но они… Это место священно.

Я уже собиралась задать ещё один вопрос, но вовремя остановилась. Знала, что за этим последует другой вопрос, потом ещё один и ещё. У дракона было столько тайн, которые будоражили во мне ту часть, что чувствовала зуд в пальцах всякий раз, когда я находила новую книгу. Чем они рискуют? Разве они бы не были рады узнать, что раса драконов не полностью вымерла? Где его семья? Он такой один? Как он попал в Братство?

Будь на его месте Гвен или Сейдж, я бы не колеблясь засыпала их вопросами.

Возможно, при других обстоятельствах я бы и с ним не сдержалась.

Возможно.

Мэддокс провёл меня через всю деревню до постоялого двора на другом краю. Здание было трёхэтажным. Часть крыши была наполовину не достроена, с балками без навеса; вывеска в форме стрелы гласила: «Алая борода». Прямо под ней была нарисована пухлая женщина с румяными щеками, поглаживающая длинную рыжую бороду. Пара маленьких рогов, выступающих из её лба, показались мне до боли знакомыми.

Я снова сжала губы, чтобы не улыбнуться.

— Дай угадаю: мать Хигеля — фея, а отец — мерроу.

Он с улыбкой посмотрел на вывеску.

— Тонко, да? Пойдём, отдохнём и перекусим немного.

Перед первой из трёх ступенек у входа я схватила Мэддокса за локоть.

— Постой. — Я тут же отступила, пожалев о своём порыве. Я никогда никого не касалась, даже через одежду.

— До наступления ночи нам делать нечего, раньше мы Фионна не увидим, — произнёс он через плечо, глядя на меня с чем-то слишком похожим на понимание. — А я хочу есть.

Затем он с размаху открыл двойные двери, и наружу вырвался шумный гул. Несколько голосов радостно его окликнули. Я смотрела, как его широкая спина исчезает внутри, и пыталась заглушить смесь растерянности и тепла, которые поднялись во мне от его слов.

Глава 17

Достойные и прекрасные феи — великие защитники всего, что нас окружает, — рождаются с умением повелевать одной из четырёх природных стихий. Самые могущественные из них называют себя друидами, и я всегда улыбаюсь, когда вижу, как они играют со своими камнями. Ещё раз, оставляю в этих записях свои искренние извинения за неудобства, которые могли причинить мои сыновья и дочери. За каждую невольную вспышку огня я заставлю их посадить дерево.

Запись Ширра, Дракона, в запрещённой книге «Двор Паральды»

Мне очень нравилась атмосфера на постоялом дворе, хоть там и творились странные вещи. Отца Хигеля звали Тантэ. Когда представлялся, он провёл своим плоским светло-синим хвостом по моему бедру, намочил мои штаны и сунул в руку ключ от моей комнаты. Я едва успела заметить его перепончатые пальцы.

— Твоя всё ещё свободна, — сказал он Мэддоксу перед тем, как исчезнуть.

Он был очень занят, потому что на постоялом дворе работало только двое: он и повар. Сам Тантэ отвечал за приём гостей, обслуживание столов и уборку; за час я услышала, как он упоминал Хигеля не менее восьми раз.

— В деревне много людей, которые с радостью помогли бы ему, но он категорически отказывается, — сообщил мне Мэддокс. — Говорит, что ему нужна только помощь сына.

— Его мать поступает так же?

— Нет. Она, напротив, всегда говорит Хигелю, что не нуждается в его помощи. Но стоит ему уйти помогать отцу, как её работники заболевают, кухня горит или обваливается крыша.

Я округлила глаза, но не стала комментировать.

Столовая, должно быть, была самым просторным помещением во всём заведении и к тому же находилась в процессе ремонта. Бревенчатые балки, которые я видела снаружи, теперь находились у меня над головой, с сеткой из канатов и временными настилами, по которым ловко передвигались трое рабочих. Внизу стояло более тридцати тёмных деревянных столов, почти все занятые, с тарелками, источающими пряный и насыщенный аромат, и небольшими настольными фонарями с горящими свечами внутри. Освещали помещение голубоватый туман снаружи и маленькие оранжевые шарики. Атмосфера была уютной, домашней.

Мэддокс проводил меня к свободному столу. Затем он змейкой прошёл через зал и остановился у группы из шести или семи сидхов. Он тепло поприветствовал всех и наклонился, чтобы поговорить с мальчиком с тёмными волосами и острыми ушами, которому было около восьми-девяти лет на вид. Мальчик с энтузиазмом кивнул, и Мэддокс дал ему две монетки, которые достал из кармана.

— Ты задолжал деньги маленькому ребёнку? — спросила я, когда он вернулся.

— Нет. Я нанял его.

Краем глаза я заметила, как мальчик попрощался с остальными сидхами и выскочил из столовой. Некоторые попытались слегка хлопнуть его по спине или взъерошить волосы, но он ловко увернулся. Сцена меня не удивила, потому что я сама с малых лет выполняла всякие поручения для разных людей. Я только почувствовала лёгкий трепет в груди, подумав, что среди них сейчас могла бы быть Каэли.

— И за чем же он побежал?

Мэддокс загадочно подмигнул мне.

— За информацией.

Мы едва успели сесть, как Тантэ появился перед столом с двумя кружками, и я наконец смогла его рассмотреть. Он был высоким и худым, и в этом, пожалуй, было его единственное сходство с сыном. Хигель унаследовал расу и черты своей матери. У Тантэ же кожа была очень светлого голубого оттенка, который темнел к кончикам пальцев и хвосту. На его щеках были три большие прорези — жабры, — которые открывались и закрывались каждый раз, когда он говорил. Его длинные чёрные волосы были собраны в высокий хвост.

— Официально в «Алой бороде» нет еды для гостей, — сказал он, ставя кружки перед нами. Его голос был мелодичным и немного расщеплённым, словно ему вторило эхо, которое я иногда слышала, когда опускала голову под воду, чтобы вымыть волосы.

Мэддокс небрежно махнул рукой.

— Принеси нам что-нибудь по своему вкусу, здесь всё превосходно. — Он скосил на меня взгляд. — Ты ведь любишь рыбу, верно?

Я нечасто её ела. В Гибернии это была еда, доступная только в прибрежных районах и для состоятельных людей.

— Да, конечно.

Когда я заговорила, мерроу вперил в меня свои глубокие чёрные глаза.

— Ты его sha'ha?

— Что?

Мэддокс, который в этот момент делал глоток из кружки, поперхнулся.

— Чёрт, Тантэ.

Мерроу достал из-за пояса тряпку и бросил её Мэддоксу.

— Понятно, — пробормотал он и удалился.

Я наблюдала, как дракон вытирает подбородок и ворот своей чёрной рубашки. Мы оба сняли свои плащи, как только вошли внутрь.

— О чём он говорил?

Мэддокс как будто избегал моего взгляда, пока вытирал несуществующие капли с края стола.

— Ни о чём. Он просто сумасшедший.

Я пристально смотрела на него несколько секунд, но решила не спрашивать его об этом, как не спрашиваю о его прошлом или о его самочувствии. Тем не менее, мой мозг жил своей собственной жизнью, перебирая все древние тексты, которые я читала, все термины на запрещённом языке, которые мне попадались, всё, что могла вспомнить…

И ничего.

Я не помнила, чтобы когда-либо видела или слышала это слово раньше. Но то, как Тантэ произнёс его… Я бросила незаметный взгляд вниз. Моя блузка полностью закрывала ключицы, невозможно было разглядеть…

Я покачала головой.

Примерно через десять минут Тантэ подал нам две щедрые порции запечённой рыбы с овощами и картофелем. Пахло изумительно.

— Если что, я никого не кормлю.

Заметив мой озадаченный взгляд, Мэддокс объяснил:

— Когда Тантэ и Мэй разошлись, они договорились не вмешиваться в дела друг друга. Это значит, что таверна кормит деревню, а постоялый двор предоставляет кров тем, у кого нет дома или кто здесь временно. Так что всё, что ты сейчас видишь в этой столовой, не совсем законно. Просто играй по правилам, как и все мы.

Я не знала, что за рыбу мне подали, но она была восхитительной. Для места, где не должны подавать еду, они справлялись замечательно. Я с удовольствием уплетала картошку, как вдруг тьма быстро шепнула мне предупреждение на ухо. Не раздумывая, я вытянула ногу и сильно толкнула стул Мэддокса. Дракон потерял равновесие и упал назад.

Полсекунды спустя деревянная балка рухнула прямо на то место, где он сидел. Пол проломило от силы удара, щепки разлетелись во все стороны.

Я смотрела на весь этот бардак с нахмуренными бровями. Пыль ещё не осела, как Мэддокс уже бросился ко мне.

— Ты в порядке?

Увидев, что меня не задело, он пристально посмотрел на меня, наклонив голову вбок. Этот взгляд мне совсем не нравился.

Я открыла рот, чтобы ответить, но меня прервал крик сверху:

— Виноват!

Вся столовая одновременно подняла глаза, и я успела заметить, как Мэддокс весь напрягся. Один из рабочих спускался на ремнях безопасности, паря в воздухе, словно он был рождён для этого и гравитация на него не действовала. Солнце очерчивало его фигуру, не позволяя мне рассмотреть его до тех пор, пока он не приземлился рядом с нами. Как только его ноги коснулись пола, он отпустил веревку.

В первую очередь меня привлекла его широкая улыбка. Как будто это не его небрежность едва не обернулась трагедией. Вокруг нас большинство тяжко вздохнули и вернулись к своим тарелкам. Женщина за соседним столом (фея, судя по её оленьим рогам) вытерла рот салфеткой и устроилась поудобнее, с большим интересом наблюдая как за Мэддоксом, так и за виновником событий. И она была не одна такая.

Я пригляделась. Что-то происходило, но у меня не было ни малейшего понятия, что именно.

С виду это был молодой парень, обычный человек. Ни одного признака сидха. Высокий, почти как Мэддокс, но гораздо более худощавый. Длинная коса пепельного цвета свисала через плечо, и было в нём что-то…

Что-то завораживающее.

Он был одет в простые брюки и рубашку, запыленные и пропитанные потом, без каких-либо украшений или отличительных знаков, но хорошего качества. Из оружия виднелось лишь несколько инструментов, висевших на его поясе. В чём же заключалась его притягательность? В его непринужденной позе? В том, как брюки свободно висели на нём, но при этом казались сшитыми на заказ? В хитром взгляде? Я была так поглощена разгадыванием этой загадки, что не сразу заметила, что он тоже смотрит на меня. Мои глаза встретились с парой серебристых глаз. Не серых и не бледно-голубых, а ярких, точно чистое серебро. Они были обрамлены почти невидимыми ресницами того же светлого оттенка, что и его волосы и брови. Всё это, вместе с его бледной кожей, не должно было придавать ему привлекательности. Но он определённо был привлекательным.

Очень.

И он это знал.

Я бы поклялась, что это невозможно, но его улыбка стала ещё шире.

— Ну, привет. Оберон и Компания. — Он протянул мне руку; я уставилась на неё. — Лучшие плотники и столяры во всей…

Тогда я наконец поняла, почему Мэддокс выбрал копьё своим излюбленным оружием. Бесшумно и одним движением он ударил Оберона по задней стороне коленей. Парень рухнул на спину, растянувшись на полу.

Кто-то свистнул, впечатлившись. Несколько человек рассмеялись.

— Тараксисины сиськи! — выругался Оберон, перекатившись на бок. — За что?

— Держи свои руки при себе, — сухо ответил дракон.

Сверху крикнули:

— Всё в порядке, начальник?

Парень продолжал ахать и охать, но я была уверена, что он не пострадал. Я видела, как он слегка повернул голову за мгновение до удара, как будто предчувствовал движение. Он позволил себя ударить.

Он поднялся, надув губы — жест, которого я никогда не видела у взрослого мужчины.

— Я был так рад видеть тебя, что уронил то, что держал в руках.

Мэддокс невозмутимо прислонил копьё к столу.

— Я думал, ты нашёл золотую жилу среди богачей Эремона.

Оберон, видимо, понял, что его представление не давало нужного эффекта, а потому перестал тереть руки и поставил их на бёдра.

— Мы всегда там, где нужны, — спокойно ответил он.

— Ну да, конечно. — Дракон глубоко вздохнул. — Я уверен, что Хигель скоро тебя найдёт.

— Этот бык на подработке? Зачем я ему?

Пока Мэддокс подбирал слова, я вспомнила, что Хигель говорил нам о пропавшей девочке.

— Это по поводу сестёр, которым ты недавно помог. — Мэддокс понизил голос. — Младшая… Мы нашли её в Спорайне.

Что-то словно покинуло тело Оберона. Или, может быть, вернулось. Казалось, будто до этого момента его окутывало почти прозрачное покрывало, которое скрывало то, что он не хотел показывать, а теперь оно испарилось. Его поза изменилась с расслабленной на напряжённую, почти доминирующую, за считанные секунды. Его веселье улетучилось, как стая испуганных птиц. В его глазах вспыхнуло что-то опасное.

— Дуллахан пробудился, — продолжил Мэддокс.

После мгновения тишины холодная, беспощадная улыбка растянула губы Оберона. Дрожь пробежала по его телу, руки сжались в кулаки с такой силой, что ему должно было быть больно.

— Дуллахан, — повторил Оберон медленно, проталкивая слова сквозь оскал. — Похоже, король спешит собрать гостей на свой любимый праздник. Он и его мерзкий человеческий двор.

В его словах был чистый, смертельный яд, ничем не подслащенный. Мэддокс не возразил.

— По слухам, они собирались отложить это на последний момент. Не знаю, чем вызвано изменение планов, но я это выясню.

Оберон издал сухой смешок.

— Конечно, выяснишь. — После того как он обменялся взглядом с Мэддоксом, в котором было много (очень много) невысказанных слов, парень резко повернулся ко мне. Гримаса, которую он мне подарил, не имела ничего общего с его первоначальной улыбкой. — Мне бы хотелось остаться и узнать, почему такая красивая девушка, как ты, теряет время с таким недоумком, как он, но скромному плотнику нужно вернуться к работе.

Я кивнула.

— Мне жаль.

Его тело на мгновение застыло, как будто он не ожидал моих слов. Он не ответил. Просто смотал веревку, которая обвивала его запястье, и был вновь поднят наверх. Там его встретили ещё двое. Честно говоря, их было слишком мало, чтобы называть это «компанией».

Мэддокс поднял упавший стул, и мы снова сели. Остальные посетители уже вернулись к своим делам, словно моментально позабыли о случившемся. Когда я в следующий раз подняла глаза, Оберона и двух его помощников уже не было.

— Он тоже в Братстве?

Мэддокс фыркнул.

— Он и его друзья действуют сами по себе и всегда отвергали наши методы, к счастью для нас. Нам не нужны задиры и болтуны, нам нужны те, кто хочет изменить мир.

— Но он тоже помогает сидхам, попавшим в беду, разве нет?

Мэддокс, сжав челюсти, вонзил вилку в свою рыбу.

— В большинстве случаев его помощь на поверку оказывается дерьмом, которое нам приходится разгребать. Как я уже сказал, нам не нужны такие, как он.

Кто-то громко расхохотался. На фоне звучала тихая музыка арфы, смешивающаяся с разговорами постояльцев и звоном посуды и стаканов. Через пару столов от нас Тантэ снова вещал о том, что официально тут еду не подают, а две феи терпеливо его слушали. Я задумалась о том, что произойдёт, когда весь город узнает о Тёмном Всаднике.

— Какой он расы?

Мэддокс бросил на меня насмешливый взгляд, в котором, однако, было что-то напряжённое. Эти двое определённо не ладили.

— Тебе так интересно?

— Ну, он пытался убить тебя балкой, летал в воздухе на одной верёвке, я нашла, как минимум, две тревожные личности под одной оболочкой, и он занимается тем же, чем и Братство, не состоя в нём. Это действительно интересно.

По тому, как дракон вытянул свои длинные мускулистые ноги под столом, можно было понять, что мой ответ ему не понравился.

— Он чистокровный фей. Происходит из древнего рода, который считал ниже своего достоинства жениться на представителях других рас, тем более на людях. К счастью или к сожалению, он последний живой представитель своей семьи.

Да, истории о сиротах были очень распространены в Гибернии.

— Почему он не показывает свой образ сидха? По крайней мере, здесь, в На-Сиог?

— Я процитирую тебе его ответ дословно, и потом ты мне ещё скажешь спасибо за то, что тебе не пришлось выслушивать это от него лично. — Он посмотрел на меня с выражением крайней скуки. — В своём истинном облике он настолько прекрасен и неотразим, что не может пройти и двух шагов, как кто-то падает к его ногам, потеряв сознание, какая-нибудь женщина беременеет или какой-нибудь мужчина случайно перевозбуждается.

Я несколько раз моргнула. Мысленный образ, который у меня возник от этих слов, был…

Уф.

Я подумала о странной ауре, которая его окружала, и о том, насколько едва различимыми казались его черты. И даже так он был красив. Возможно, он не преувеличивал. Возможно, феи такой чистоты, чья кровь восходила к временам до войны и которые жили в легендарном лесу Борестель, были слишком совершенными, чтобы их можно было воспринимать спокойно.

А может, он просто пустозвон.

— Спасибо, — пробубнила я.

Ботинок Мэддокса коснулся моего.

— Не за что.

Под столом тьма ласково обвилась вокруг моих лодыжек, почти как собака, свернувшаяся у ног хозяина. Если бы я могла пнуть её, как сделала это со стулом Мэддокса, то именно так бы и поступила.

Глава 18

Не загадывай желания на падающие звезды. Лучше озвучь их дракону, он гораздо могущественнее.

Забытая народная поговорка

После обеда я привела себя в порядок в комнате, которую мне выделил Тантэ. Она была маленькой, но не могла сравниться ни с одной комнатой на тех постоялых дворах, на которых я когда-либо останавливалась. Здесь даже деревянный пол были отполирован, но больше всего внимания привлекала кровать с красивым белым балдахином. Матрас и постельное белье казались такими мягкими, что мне захотелось нырнуть в них с головой. Дневной свет попадал через прямоугольное окно с одной стороны. Потолочные балки были украшены вьющимися растениями, а на подоконнике радовали глаз маленькие горшочки с хризантемами, пионами и календулой. Также здесь стоял письменный стол со всем необходимым для ведения переписки.

Все вещи в комнате были потёртыми, все ткани многократно постиранными, но видно, с какой заботой здесь следят за порядком. Я даже подумала, не ошибся ли Тантэ, отдав мне свою собственную комнату.

Я как раз заново заплетала косу, когда в дверь постучали. Тьма заранее шепнула мне, кто это. И всё равно у меня неприятно сжалось в животе, когда я увидела на пороге дракона. Зачем он пришёл? Мы же только что вместе обедали. Я провела с ним полтора дня. Почему, чёрт побери, моё сердце забилось чаще при виде него?

У меня возникло абсурдное желание расцарапать свои же ключицы, но я сдержалась.

— Что-то случилось?

Он держал руки за спиной и, заметив моё нахмуренное лицо, улыбнулся.

— Подумал, что, возможно, ты соскучилась по мне, так что… Ладно, ладно! — Он быстро вставил ногу в проём, чтобы я не захлопнула дверь у него перед носом. — Если, конечно, ты не хочешь отдохнуть, есть одно место, которое, как мне кажется, тебе может понравиться.

Моим первым порывом было отказать. Но, открыв рот, я тут же его закрыла. Комната была прекрасна, но мне не хотелось проводить здесь остаток дня. Да и не привыкла я дремать днём, какой бы уставшей ни была. Честно говоря, я сама подумывала прогуляться по деревне.

Единственной проблемой было то, что продолжать проводить время с драконом — большее необходимого — казалось очень плохой идеей.

Я так долго размышляла, что пауза неприлично затянулась.

Мэддокс опёрся рукой о дверной косяк над моей головой и наклонился ко мне. Я из принципа не отступила. До меня донёсся лёгкий запах мыла — смесь лаванды и ромашки, и я заметила маленькие капельки воды между его шеей и плечом. Он тоже помылся.

Я пришла в ужас, когда поймала себя на мысли, что хочу убрать эти капельки пальцами.

Своими пальцами.

— Что-то не так, sliseag? Я тебя смущаю?

Его тактика была столь же очевидна, как и у ребёнка, залезшего рукой в банку с печеньем. А я…

Я была не таким ребёнком.

— Я возьму свой плащ.

На этот раз Мэддокс повёл меня по другой улице, там, где дома стояли вплотную друг к другу. С фасадов свисали разноцветные навесы и деревянные корзины, заполненные фруктами, овощами и специями. Продавцы с заострёнными ушами расхваливали свой товар, другие предлагали пакеты, держа их хвостами, а не руками; я с трудом сдержала восторженный возглас, увидев пару мерроу, которые готовили мороженое и коктейли, используя свою магию. Им стоило только подуть на чаши с фруктами, чтобы превратить их в лёд; я полностью понимала маленькую девочку-фею, которая подпрыгивала от нетерпения, ожидая своей очереди.

В палатке с музыкальными инструментами несколько фей исполняли импровизированную мелодию на барабанах и флейтах.

Рынок был узким, сидхи сталкивались друг с другом, переходя от одного прилавка к другому; шум был оглушительным, но жизнь, которая там кипела, казалась мне…

Каэли была бы в восторге.

Моё настроение, поднимавшееся с каждой секундой, вмиг испортилось. Я почувствовала тяжесть в груди, уже знакомое чувство вины, и сосредоточилась на нём. Какими бы удивительными ни были деревня На-Сиог и её жители, я пришла сюда не гулять и веселиться. Отвела взгляд от мороженого. У меня и так немало недостатков, не хотелось бы добавлять в этот список пункт «плохая сестра».

— Что случилось?

Я моргнула, глядя на Мэддокса. Чёрт. Дракон озадаченно наблюдал за мной, как будто заметил перемены в моём настроении. Либо я теряю хватку, либо он слишком внимательно за мной наблюдает. В этот раз я бы предпочла второе.

Я обвела рукой прилавки.

— Откуда у вас всё это?

Он принял смену темы с кривой улыбкой. Что-то подсказывало мне, что так будет не всегда, что дракон не привык оставаться без ответов на свои вопросы. Мысль о том, что он проявляет ко мне уважение, вызвала во мне странное чувство. Если он делал это потому, что мы были почти незнакомыми людьми, связанными обстоятельствами, я могла это понять. Если же он делал это потому, что считал меня хрупкой и не знал, насколько сильно можно давить…

— Выше, возле горного перевала, есть несколько очень плодородных пастбищ, небольшие участки, которые не затронул яд долины. Подниматься туда и возвращаться каждый день, чтобы ухаживать за урожаем, — тяжёлая работа, но несколько семей взяли на себя этот труд.

— А не проще ли было построить жильё наверху?

— Никто не хочет уезжать отсюда. Там есть хижина и сарай, но их используют только как склад и место для ночлега в исключительных случаях. Остальные вещи, которые ты видишь, делают здесь или привозят путники. Прошлым летом Гвен привезла несколько мешков какао, едва ли не став за это героиней.

Мы прошли через весь рынок, который был длиной около пятидесяти метров, а затем свернули на более широкую улицу с утоптанной землёй. Мэддокс остановился перед прямоугольным зданием с огромной круглой трубой, из которой поднимался густой дым. Окон видно не было, но внутри раздавались громкие удары металла о металл. С одной стороны проходил водяной канал, предположительно идущий прямо из Муирдриса, приводивший в движение большое деревянное колесо.

Кузница.

— Сейчас вернусь, — сказал мне Мэддокс. — У него не всегда есть время на приём гостей.

Я кивнула. Мэддокс громко постучал три раза в дверь гигантской колотушкой в форме плескающегося лосося и, не дожидаясь ответа, вошёл.

Я осталась одна, погружённая в свои мысли, пока не почувствовала лёгкое, почти незаметное, подёргивание в ботинке. Опустив взгляд, я увидела, как тьма скользнула из моей тени в узкий проход между двумя домами. Между деревянными фасадами было не более метра, и этот промежуток был затенён.

Какого?..

«Вернись!» — приказала я ей.

Она не послушалась. Я почувствовала, как она удаляется, хоть и медленно, словно…

Словно хотела, чтобы я последовала за ней.

Я огляделась. На этой улице никого не было, все как будто ушли на рынок. Мэддокс мог вернуться в любой момент. Я колебалась, переминаясь с ноги на ногу, но в конце концов тоже шмыгнула в проход между домами. Это даже проходом назвать было сложно; просто случайно образовавшееся пространство. Через несколько метров я оказалась позади домов.

Я нашла тьму на подоконнике одного из окон, она скапливалась в углу. Тьма подала мне знак, словно поманила меня своим тёмным пальцем. Я нахмурилась.

Так не пойдёт. Ты должна следовать за мной, а не наоборот.

Но я, как полная идиотка, всё равно пошла туда. Осторожно заглянув за стекло, я увидела небольшую комнату, полную мебели и прочих предметов. Там было две кровати, сундук с рыжим котом, дремавшим на его крышке, и ваза с красивыми бумажными розовыми цветами. Кто-то шевельнулся, и я с удивлением узнала Хигеля. Он склонился над кем-то, сидящим перед ним, и поглаживал его по спине.

Тьма проникла через щель, и вдруг я услышала:

— …в любое время. Ты не одна. Обещаю.

Голос Хигеля сопровождался женскими всхлипами — такие звуки мог издавать только кто-то убитый горем; даже трудно представить, что после такого можно оправиться.

Я застыла, чувствуя, как боль этой девушки, имени, лица и даже возраста которой я не знала, проникает в самую душу. Почти не было разницы между тем, что чувствовала она, и тем, что двигало мной последние дни. Мы не знали друг друга, но на мгновение стали сёстрами по несчастью.

Вместо того чтобы почувствовать себя хуже, я только облегчённо выдохнула.

С Каэли такого бы не случилось.

И хотя вернуть сестру незнакомки уже нельзя, я подняла взгляд к небольшому кусочку горы и леса, видневшемуся из окна. Мой взгляд впился в те мёртвые деревья, и перед глазами вновь возник тот кошмарный образ, что привёл меня в ужас. Такие демоны, как он, не чувствуют так, как чувствовали бы люди, сидхи или другие существа Гибернии. Для них чужие жизни ничего не значат. Ничего не стоят. Нас не нужно оберегать или защищать, потому что для них мы всего лишь инструменты, еда, а то и просто украшения.

Я не заметила, как крепко сжала кулаки, пока не стало больно. Ногти вонзились в кожу, и я была даже благодарна за эту боль.

Тьма прокралась внутрь дома и теперь обвилась вокруг одной из ножек стула, на котором сидела девушка. Всего в нескольких сантиметрах от её обнажённой лодыжки тьма остановилась, и я поняла, что она колеблется.

Я почувствовала её немой вопрос.

Она уже делала так раньше, хотя обычно я заставляла её вернуться, спрятаться и не лезть. В первые разы, когда она была меньше, я была настолько удивлена, что не знала, что делать, ведь эта сила, учитывая её происхождение и природу, считалась опасной. Она была чистым злом.

И я примерно такая же.

«Ты, моя бедная Аланна… Ты самая опасная из всех нас».

Я прислонилась спиной к деревянной стене и закрыла глаза.

Вперёд.

Как только тьма коснулась кожи её лодыжки, дыхание девушки стало прерывистым. Я вспомнила те немногие мгновения, которые удалось спасти из воспоминаний погибшей девочки. Я отсекла страх и мучения, которые она пережила, и вместо этого передала её последние хорошие воспоминания. Эти несколько мгновений покоя перед тем, как её жизнь была оборвана, те образы, которые напоминали ей о сестре: её запахе, её песнях и о тех моментах, когда они шли, держась за руки.

Постепенно рыдания стали утихать.

— Милая?

Меня так напугал второй мужской голос, что я чуть не ударилась головой о стену. Это был Оберон. Он тоже находился в комнате. Должно быть, он был вне моего поля зрения. Я услышала его шаги, довольно лёгкие для его телосложения, и его полный ярости голос:

— Я найду его, слышишь? Я добьюсь справедливости. Он и отвратительные люди, которым он служит, заплатят за каждую каплю крови, пролитую Тали. Клянусь.

— Оберон… — В голосе Хигеля прозвучал упрёк.

Я приказала тьме отступить, пока мы не услышали что-то лишнее или, что ещё хуже, забрали что-то от девушки, какую-то эмоцию или мысль, которые не принадлежали нам. Мы и так уже слишком вторглись в её личное пространство. Я надеялась, что это хоть чем-то помогло. Я пыталась передать ей только приятные ощущения, такие как тепло домашнего очага зимой, хотя даже не была уверена, что она сможет связать это с чем-то, что напоминало ей о сестре.

Но если это хотя бы на капельку уменьшит боль потери…

Возвращаясь ко мне, тьма нежно коснулась моего подбородка.

Я вернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Мэддокса, уже направившегося в сторону рынка — очевидно, в поисках меня. Должно быть, он услышал мои шаги своим драконьим слухом, потому что он обернулся и пристально посмотрел на меня.

Его брови сошлись на переносице.

— Я думал, что…

Я закуталась в плащ.

— Просто осматривалась. Ну, так что? У него есть время на гостей?

Дракон глубоко вздохнул. Вместо того чтобы высказать то, что думает, он жестом позвал меня следовать за ним.

— Идём.

Внутри кузницы было темно и пахло раскалённым железом и горящим углём. Мне это место не понравилось. Оно напоминало мне поле боя, залитое кровью. Я прищурилась от искр, что летали в воздухе, и с любопытством осмотрела помещение.

Каменный пол был покрыт сажей, а кирпичи на стенах почернели от огня. Везде висели деревянные щиты с различными символами: трискель, крест, древо жизни, даже авен и оив. Окон не было, и в помещении было душно, поэтому мне пришлось снять плащ. Возле входа стоял деревянный стол с наполовину растопившейся свечой, кусками заплесневелого хлеба и покрытым пылью кувшином. У двух табуреток не хватало ножек, и я не понимала, как они всё ещё стояли.

Задние стены были неровными, словно тот, кто клал кирпичи, решил положить больше с одной стороны и меньше с другой. В центре находился кузнечный горн. Огонь внутри него был чистой лавой и окрашивал всё в оранжевый, почти красный свет. Энергия водяного канала приводила в движение огромный молот и подавала воздух на огонь. К счастью, прямо сейчас они не использовались. Иначе, полагаю, шум стоял бы такой, как если бы гигант стучал по воротам замка во время шторма.

Звуки ударов исходили от мужчины среднего роста, но очень крепкого телосложения. Он ковал кусок металла на наковальне, и искры разлетались во все стороны. Он был весь в поту и в чёрном кожаном фартуке, обнажавшем его мускулистые руки.

Мэддокс свистнул, чтобы привлечь его внимание. Мужчина остановился и посмотрел на меня своими тёмными глазами.

— Подойди, лайли. Скажи, нравится ли тебе размер.

Я подошла посмотреть, над чем он работает, хотя мало что понимала в его деле. То, что я видела, напоминало просто деформированные куски металла.

— Зависит от того, для чего это, — осторожно ответила я. Не хотелось бы обидеть кузнеца, в руках у которого очень тяжёлый молот.

Мужчина поднял брови и посмотрел на Мэддокса.

— Я испорчу какой-то сюрприз?

Я повернулась к дракону, который, старательно избегая моего взгляда, смотрел на наковальню.

— Это кинжалы. Для тебя.

Я сразу же начала отказываться, но он стоял на своём.

— Не воспринимай это так серьёзно, это не подарок, — заверил он, будто всё дело было именно в этом. — Я одолжу тебе их на время. Если мы ничего не добьёмся здесь и тебе придётся отправиться ко Двору, они тебе понадобятся.

И всё же…

— Я думала, Игнас хочет, чтобы ее племянница была скромной девушкой, впервые вышедшей в свет.

Уголки губ дракона слегка изогнулись.

— Ты просто ещё не знаешь Игнас и её методы.

Я снова посмотрела на куски металла, теперь уже пытаясь представить себе кинжалы, которые кузнец выкует с помощью молота, холода, жара и своего мастерства. Моё сердце забилось быстрее. Когда я украла кинжал у Гвен, меня поразила его лёгкость, специально рассчитанная для женских рук, и смертельная острота его лезвия. Я завидовала тому, что она владела таким красивым и эффективным оружием. А теперь у меня будет своё собственное?

Чувство вины снова попыталось захлестнуть меня, подобно лавине, но я быстро загасила его в себе.

— Ладно. Только на время.

Это не символический подарок; это то, что мне понадобится, то, что поможет мне защитить себя и проложить себе путь во Дворе или где бы то ни было.

Мэддокс лишь широко улыбнулся, как будто это я ему приготовила подарок, а не он мне, и кивнул кузнецу.

— Она должна будет скрывать их под платьем, так что добавь ремни и застёжки. И новый пояс для ножен, — протараторил он, как будто боялся, что я передумаю.

— Разрешишь взглянуть на твои руки? — спросил кузнец.

Мои ладони уже вспотели от жара, так что я вытерла их о штаны перед тем, как протянуть кузнецу. Я задержала дыхание, думая, что он их схватит, и мне показалось, что Мэддокс наклонился вперёд. Однако мужчина просто внимательно осмотрел их своими маленькими глазками. Если он и заметил следы от ногтей, то ничего не сказал.

— Эти руки принадлежат человеку, которому не чужд физический труд, — прокомментировал он. — Травничество?

— Вы очень наблюдательны.

— Это моя профессия. А скажи, Мэддокс, ты собираешься представить меня как положено или позабыл все манеры, когда шагнул через порог?

Дракон переступил с ноги на ногу.

— Аланна, это Ойсин, лучший кузнец во всей Гибернии. Ойсин, это Аланна. Она временно сотрудничает с Братством.

— Никто не соглашается добровольно жить в тени и идти против Двора, если у него нет на то веской причины. Какая бы ни была у тебя, вот совет кузнеца, которого никто не спрашивал: капля помощи значит больше, чем море сострадания.

Я застыла, растерянная, особенно когда он ничего больше не добавил.

— А, э-э… Спасибо?

— Если не возражаешь, могу я ещё посмотреть твой пояс? И мне нужно будет снять с тебя мерки.

Ойсин скривился от ужаса, когда я положила пояс возле наковальни, весь мятый и обгоревший. Да, мой пояс переживал не лучшие времена.

Я вытащила кинжал из ножен, чтобы облегчить пояс, и Ойсин вздрогнул. Он смотрел на него так, будто я только что открыла перед ним сундук, полный сокровищ. Его маленькие глаза распахнулись так, что я впервые за время нашего знакомства увидела белки.

— Это…

— Семейная реликвия. Кинжал из гобинской стали.

Ойсин вышел из-за своего рабочего места. Я с трудом скрыла удивление, увидев под фартуком покрытые шерстью ноги, заканчивающиеся чёрными копытами. Как у козла, у него выходили вперёд суставы, из-за которых казалось, что его колени согнуты назад.

Ну да, он явно сидх.

— Можно? — прошептал он, протягивая руки почти с благоговением.

— Конечно.

Кузнец-фей не спеша изучал мой кинжал, отмечая каждую филигрань на рукояти, каждый символ на лезвии. Он провёл пальцем по острому краю и улыбнулся, когда порезался. Это было бы жутковато, если бы не слёзы, выступившие из его глаз.

— Никогда раньше не видел гобинскую сталь, кроме как на рисунках в рукописях, — признался он. Достав из кармана платок, кузнец аккуратно положил на него кинжал, чтобы тот не издал ни звука. — Формула была открыта великим Гобом Ледяным Молотом. Говорят, он спустился в самые недра мира, чтобы найти необходимые материалы. Не знаю, правда ли это, но это объясняет, почему её до сих пор не удалось воспроизвести. — Вдруг он нагнулся, чтобы его глаза оказались на уровне края стола, как будто это давало ему новую перспективу. — Многие думали, что это изобретение станет решающим в войне. И оно помогло, да. Но его оказалось недостаточно. Ничего не было достаточно.

Да, считалось, что король Гоб создал его, приложив немало сил и ума, как противовес гематиту. Изобретение, призванное уравнять силы на войне, начатой Теутусом. Его появление было неизбежно. Так же, как люди уничтожали сидхов с помощью гематита, сидхи нашли способ ответить им тем же. В случае с гобинской сталью ходили слухи, что если человек выживал, то чувствовал жжение от пореза всю оставшуюся жизнь. Как будто оружие навсегда врезалось в его плоть.

Я подумала о принце Бране и о том, что сказала мне Сейдж: теперь я самая разыскиваемая сидха в королевстве. Неудивительно. Я сделала его калекой.

Ойсин последний раз провёл пальцем по рукояти.

— Не знаю, как он сохранился до наших дней, но спасибо, что показала его. Используй его с умом.

И тогда, как будто прочитав мои мысли, Мэддокс улыбнулся во все зубы. Это была искренняя улыбка, полная веселья.

— Аланна уже мастерски его использовала.

Мы встретились взглядами, и я не смогла сдержать улыбку, заигравшую на моих губах. Даже если бы я захотела, её уже невозможно было скрыть. Брови дракона приподнялись, и его собственная улыбка постепенно исчезла.

Он остался стоять с открытым ртом.

Вздохнув, я забрала свой плащ и пояс.

— Спасибо, Ойсин.

— Тебе спасибо, лайли. Можешь прийти за заказом завтра.

На выходе из кузницы Мэддокс встал у меня на пути. Оперевшись на дверь, чтобы я не смогла её открыть, он наклонился ко мне, внимательно разглядывая, как если бы я была головастиком, а он — трёхлетним ребенком.

— Это что, улыбка? Для меня? Из-за того, что я сказал?

— Никакого флирта в моей кузнице, Мэддокс!

Глава 19

Огни Бельтайна горят с такой силой, что согревают сердца тех, кто проходит сквозь них.

Из запрещённой книги «Четыре праздника на весь год»

Ночь быстро опустилась на На-Сиог. Или же время летело незаметно, пока Мэддокс показывал мне окрестности деревни. Он так и не смог уговорить меня купить что-нибудь на рынке, даже восхитительное мороженое, приготовленное с помощью запрещённой магии. В какой-то момент я села и начала плести ленты вместе с двумя старушками-мерроу. На низких столиках перед нами стояли латунные светильники с ароматическими свечами. Обе женщины пили чай с отвратительным запахом, как будто отвар из рыбьих костей, и я постаралась максимально вежливо отказаться от предложенной мне чашки. Тем временем подол моего платья всё норовила зажевать коза, а я делала вид, что не замечаю этого.

Напротив меня Мэддокс рубил дрова из трёхметрового ствола и раздражающе улыбался.

— Мы готовимся к Бельтайну, — сказала одна из женщин, представившаяся как Секвана. На вид ей могло быть от девяноста до ста пятидесяти лет. Её волосы были похожи на красные водоросли, даже казались скользкими на ощупь.

Я напрягла мозги, вспоминая, что я знаю о Бельтайне. Когда-то, при правлении Триады, было четыре священных праздника: Самайн, Имболк, Бельтайн и Лугнасад. Все они были запрещены после войны; одно упоминание о них каралось смертной казнью. Молва гласила, что Бельтайн Теутус запретил в первую очередь, как будто что-то в этой дате вызывало у него особую ненависть. Я задумалась, есть ли в библиотеке замка Сутарлан книги на эту тему.

— Вы празднуете начало выпаса скота? — предположила я. Если я правильно помнила, это было где-то между весной и летом. То есть впереди ещё два месяца, так что они начали подготовку довольно рано.

Обе мерроу рассмеялись, и я почувствовала, как по моему телу пробежала волна приятных мурашек. Их голоса, даже немного охрипшие от возраста, звучали так мелодично, что слушать их было одно удовольствие.

— Мы чествуем огонь, свет и размножение, — сказала Секвана, откидывая волосы через плечо и случайно окропляя меня каплями воды (по крайней мере, я надеялась, что это просто вода). Я заметила, что у неё нет ушей, а лишь гладкие отверстия.

— Вы имеете в виду сезон размножения животных?

Новый взрыв смеха.

— Я говорю о желаниях и страстях, которые есть в каждом из нас. — Пока я пыталась осмыслить её слова, коза таки оторвала кусок моего платья. — Мы благодарим природу за все её дары, за плоды и изобилие. Когда эта долина ещё не была проклята безумным богом, здесь разводили самый большой костёр, сидхи и люди со всего королевства приходили вместе прославлять жизнь.

Её подруга, Цето, вздохнула так печально, что маленький плавник, тянущийся по её черепу ото лба до затылка, приподнялся, раскрываясь.

— Я всё ещё помню, как мы обменивали речные жемчужины на яблоки. А теперь всё стало сводиться к этим отвратительным деньгам, грязному и мерзкому золоту.

Изумлённая, я оглядела Цето с ног до головы.

— Вы это помните? Вы тогда жили?

— Я была всего лишь мальком, но я не забыла те времена.

Секвана наклонилась ко мне.

— Она не помнит, где оставила своё нижнее бельё, но прекрасно помнит события пятисотлетней давности.

Я едва обратила внимание на слова Секваны, меня зацепило сказанное её подругой.

— Что такое яблоки?

Они снова рассмеялись, и я уже не была уверена, то ли они это делали по-доброму, то ли свысока, насмехаясь надо мной. Сердце нервно застучало, я невольно стала искать взгляд Мэддокса. Наши глаза встретились.

— Талтай!

Мальчик из постоялого двора бежал к нам с такой скоростью, что, завернув за угол, едва не упал, поскользнувшись. Мэддокс схватил его за плечи, чтобы тот не врезался в его ноги. Мальчик прошептал что-то ему на ухо, и на лице Мэддокса заиграла лёгкая улыбка.

— Ты молодец. Теперь можешь идти домой.

Мальчик фыркнул, как будто идея пойти домой была совершенно абсурдной, и снова убежал.

— До свидания, Цето! До свидания, Секвана! До свидания, sha'ha Мэддокса!

Дракон тихо выругался, мерроу же замерли с лентами в руках и уставились на меня. Их глаза без белков, были, мягко говоря, встревожены.

— Ну надо же, — произнесла Секвана.

— И я о том же. Ну надо же, — добавила Цето.

Не успела я и рта открыть, как Мэддокс встал рядом со мной.

— Пойдём, sliseag. Нам пора.

— Sliseag? — Секвана казалась потрясённой. — О чешуя королевы… Ну ты даёшь, парень!

Дракон чуть ли не выдернул стул из-под меня, чтобы я поскорее встала. Я передала ленты Секване, немного переживая, что моя работа была ужасной и ни на что не годилась.

— Вы знаете, что это значит? — прошептала я, не торопясь выпрямляться.

Мэддокс нетерпеливо махнул.

— Аланна.

Мерроу переглянулись и улыбнулись друг другу. Их улыбки, хоть и не выдавали ничего конкретного, заставили меня почувствовать себя маленькой девочкой, заходящей в комнату, где взрослые внезапно замолкают.

Секвана протянула мне руку с острыми ногтями и перепончатыми пальцами.

— Возвращайся на Бельтайн. У меня внук женится, надо как-то затмить воспоминания о войне.

Я приняла её руку после секундного колебания. Задержала дыхание, но вскоре поняла, что тьма не показала (или не захотела показывать) ничего страшного в этой пожилой женщине.

— Я постараюсь.

— Ты обязательно должна прийти. — Она притянула меня к себе и прошептала на ухо; её журчащий голос напомнил звук воды, ударяющейся о небольшие камни в реке. — Тогда мы расскажем тебе всё, что тебе будет интересно узнать.

Я едва поспевала за быстрыми шагами Мэддокса, направившегося в другую сторону деревни, туда, где находилась таверна матери Хигеля. С наступлением темноты у дверей повесили фонарики. Туман стелился по земле, обвивая наши ноги и расползаясь клочьями, когда мы проходили сквозь него. В воздухе витал сладковатый запах.

Я хмуро смотрела на затылок дракона. Не знай я наверняка, что он пришёл в На-Сиог только вместе со мной, то подумала бы, что он успел распространить всевозможные слухи и уговорил всех разыграть меня. Мне не нравилось, что все здесь знают что-то, чего не знаю я.

И ещё больше мне не нравилось то, что я даже спросить никого не могу, потому что это привело бы только к нежелательным разговорам и ситуациям.

Музыка, свет и голоса доносились из таверны «Бестолковая рыба». Мелодия была печальной, наводившей тоску. За этот день я насчитала около тысячи сидхов, живущих в На-Сиог. Мало для такого обширного региона, как Гиберния, но гораздо больше, чем я могла себе представить вначале. Их много, очень много, их можно встретить по всему королевству. Они скрываются изо дня в день, живя в страхе быть раскрытыми.

По мере того как мы приближались к таверне, голоса становились громче, смешиваясь с криками и некоторыми весьма красочными ругательствами. Мэддокс остановился на полпути и поднял голову к тёплому свету, льющемуся из окон и освещающему землю и сухую траву. В следующую секунду оттуда вылетел табурет, причём прямо на меня.

Дракон схватил меня за руку и притянул к себе; я уткнулась носом в его грудь. Табурет разлетелся на куски о каменную стену позади нас.

— Ай! — нарочно вскрикнула я.

Я надавила руками на его живот, пытаясь оттолкнуться, но не получилось. Мэддокс крепко держал меня за талию. На случай если он с первого раза не уловил намёк, я толкнулась сильнее. Он сжал меня ещё крепче.

Стиснув челюсти и напомнив себе, что не стоит втыкать ему яйца в глотку, ведь он мне ещё пригодится, я откинула голову назад, чтобы взглянуть на него. И на мгновение, совсем на краткий миг, я готова была поклясться, что его глаза вновь обрели янтарный блеск.

Я приоткрыла губы, но стоило мне моргнуть, блеск исчез.

— Почему ты всегда так пахнешь? — прорычал дракон. Он казался раздражённым, и в его голосе слышалась двойственность, которая насторожила меня.

Когда он так говорил, он, казалось, не был самим собой. Этот Мэддокс, не знающий, что такое личное пространство, явно отличался от того Мэддокса, который спал рядом со мной в дольмене, уважая мои границы.

— Отпусти меня, Мэддокс.

Он наклонил голову набок. Серёжка качнулась.

— Ты впервые назвала меня по имени.

— Поздравляю. Отпусти меня, если не хочешь, чтобы первый раз стал заодно и последним.

Его взгляд, серьёзный и сосредоточенный, остановился на моих губах.

— Интересно, стоит ли мне воспринимать твои угрозы всерьёз. Я задаюсь этим вопросом с тех пор, как ты напала на меня в лесу Робабо. Кстати, это было больно.

Я старательно изображала скучающий вид, никак не обращая внимания на то, что его большой палец скользил по моей талии вверх и вниз. И от этой случайной ласки мои здравые мысли постоянно уплывали.

— И ты решил, что сейчас лучшее время для проверки?

Из таверны донёсся звук бьющегося стекла. Мэддокс повернул голову и отпустил меня. Отступил на пару шагов, сжимая и разжимая кулаки, словно не знал, что с ними делать, или словно пытался сбросить онемение.

Когда он посмотрел на меня из-под своих длинных тёмных ресниц, я была уверена, что он собирается извиниться.

Дверь таверны распахнулась, с грохотом ударившись о стену. Мужчина вылетел наружу как мешок с картошкой, перекатился по склону и оказался перед нами, растянув руки и ноги в разные стороны и уткнувшись носом в холодную землю.

Я бы подумала, что он мёртв, если бы не тот звук, который он издал.

— Уходи домой, старик! — прорычал вышедший на улицу один из мужчин.

— Не могу поверить, что старая Мэй до сих пор даёт ему в долг. Я бы ему и кирпича не доверил.

Ругаясь между собой, они скрылись внутри таверны, мы с Мэддоксом и слова произнести не успели. На их месте появился взволнованный Хигель.

— Прошу прощения, — извинился парень, словно это он вышвырнул мужчину. — Мужики сегодня не в настроении. Новость о Тали…

Мэддокс поднял руку.

— Всё в порядке, Хигель. Я с ним разберусь.

Фей кивнул в знак благодарности и, бросив последний взгляд на лежащего лицом вниз мужчину, закрыл дверь. Голоса и музыка внутри продолжались, словно ничего не произошло.

— Что ж, — выдохнул Мэддокс, слегка пнув мужчину в рёбра. — Как раз вовремя.

Как раз вовремя?!

Я задумалась. Но это невозможно. Неужели это он?

— Да быть того не может, — прошептала я.

С ленивым стоном мужчина заёрзал на земле. Он несколько раз пытался подняться на ноги, один раз даже ухватившись за штаны Мэддокса. Я сделала несколько шагов назад. Когда он наконец выпрямился, я увидела, что он весь покрыт грязью, от кончиков редких белых волос и доходящей до груди неухоженной бороды до сапог, из которых торчал чёрный палец. При слабом свете луны и на фоне таверны я даже не могла разглядеть черты его лица.

Он стоял, покачиваясь, и смотрел на нас. Я чувствовала на себе его пристальный взгляд.

Внезапно он отрыгнул прямо в лицо Мэддоксу.

Дракон отвернулся, сморщив нос.

— Чудесно. Именно так я и представлял себе сегодняшний вечер.

Не говоря ни слова, мужчина развернулся на пятках и, каким-то чудом не упав, пошёл прочь.

— Лучше поторопимся. Когда у него забирают виски, он просто идёт спать.

Я не верила своим глазам. Что это вообще такое?

— Это шутка такая?

— К сожалению, я серьёзен.

— Это и есть легендарный герой Фионн Несокрушимый? — Я указала на сгорбившуюся, покачивающуюся фигуру, с которой что-то капало (надеюсь, виски). — Тот, кто сражался верхом на Ширре во время войны и бросил вызов самому Теутусу?

— Самый что ни на есть. Хотя теперь его называют Фионном Слюнтяем.

Я сжала кулаки так сильно, что ногти снова впились в кожу.

— И ты думаешь, что этот несчастный как-то мне поможет? Он едва стоит на ногах.

— В его защиту скажу, что у него всегда были проблемы с чувством равновесия. В основе его техники боя на самом деле было алкогольное опьянение.

Мне дико хотелось вонзить кинжал в один из его красивых глаз, но я была хорошей девочкой и просто повернулась спиной. Гнев кипел во мне, как вулкан, готовый извергнуться. Я чувствовала себя такой…

Мэддокс догнал меня и встал на моём пути, заставив остановиться.

— Послушай, я знаю, что это выглядит плохо, — признался он. — Я даже не могу сказать, что он тень того, кем был когда-то, потому что это было бы оскорблением его тени. Но он последний бессмертный, последний из фианов, сама Тараксис даровала ему вечную жизнь. Он родился и жил ещё до появления Морриган.

Упоминание богини отрезвило меня. Да, я пришла сюда, чтобы узнать о ней, готовая на всё, чтобы спасти Каэли. Но может ли это ничтожество сказать мне хоть что-то? Неужели я проделала весь этот путь, подойдя так близко к Долине Смерти, совершенно напрасно?

Я подняла глаза к небу, игнорируя дракона.

Подумала о сестре Тали.

Нет, хотя бы ради неё это путешествие того стоило.

— Ладно, — огрызнулась я, снова разворачиваясь и следуя по следам грязи, которые оставлял за собой этот «великолепный» герой, — но если он разденется, я ухожу.

Глава 20

Однажды юная дева-фея влюбилась во сне в прекрасного юношу. Но когда она нашла его наяву, он оказался лебедем. Для неё это не стало препятствием, ведь любила она его по-настоящему. Настолько сильным было её чувство, что она сама превратилась в лебедя. Говорят, все лебеди королевства — их потомки.

Из запрещённой книги «Легенды и мифы»

Фионн Слюнтяй двигался зигзагами к Муирдрису, направляясь к каменному мосту, через который сегодня утром пролетала Фира. Не раздумывая, начал переходить его, топая по камням и напевая под нос песенку, посвящённую чьим-то титькам — кажется, некой Молли.

Так же, как и перед входом в лес Спорайн, я посмотрела на свои собственные ноги, прежде чем ступить на мост. Мне представлялось, что от каждого шага по мостовой волна вибрации поднимается вверх по ногам, предостерегая. Туман становился всё плотнее и поглотил Фионна на середине моста.

Мэддокс шагнул ко мне, не касаясь, но очень близко.

— Туман рассеется, когда мы дойдём до другой стороны, — сказал он.

— Сколько раз ты переходил на тот берег?

— Несколько.

Ну, по крайней мере, он знал, что там, хотя этого места не было ни на одной карте. Мы следовали за Фионном, слушая его фальшивое пение, пока я не почувствовала, как мои ботинки снова коснулись земли. Через два шага туман действительно рассеялся, открывая перед нами совершенно иной пейзаж.

Это была центральная часть долины, и всё пространство занимала равнина. На юге возвышались Эремонские горы с нуральскими рудниками, а вокруг на многие километры простиралась лишь сухая земля. Освещённая тусклым лунным светом долина, куда ни посмотри, напоминала кладбище. Возможно, поэтому то немногое, что здесь было, сильно выделялось.

В нескольких километрах от нас, в направлении, куда, шатаясь, шёл Фионн, возвышались остатки какой-то постройки. За ней скрывался тёмный массив, который я не могла различить отсюда. Почва здесь была такой же сухой и потрескавшейся, как в Спорайне; трещины появлялись там, где мы ступали, словно это была не земля, а хрупкий лёд. Мы шли по следам Фионна, который проделал своего рода тропу своими расхаживаниями из стороны в сторону. Внезапно я заметила отблеск справа и поняла, что приток Муирдриса течёт в сторону постройки. Тогда я вспомнила, что где-то здесь, среди этой бесплодной местности, должно быть озеро. Гленн На-Сиог. В центре которого…

— Что-то случилось? — внезапно спросил Мэддокс.

Оказывается, я снова неосознанно схватилась за кинжал.

— Не каждый день удаётся прогуляться там, где убили трёх богинь.

Он кивнул и огляделся вокруг, словно пытался увидеть это место моими глазами.

— Что ж, Теутус убил Ксену на глазах у многих свидетелей, а смерть Тараксис ознаменовала конец войны. Но многие утверждают, что ему так и не удалось поймать Луксию.

— Она тоже мертва.

Я почувствовала его взгляд на себе.

— Почему ты так уверена?

— Если бы я была богиней и моих сестёр убили, во всём мире не нашлось бы ни одного проклятого места, где виновный мог бы спрятаться.

Дракон убрал копьё за спину.

— В это я могу поверить.

В нескольких метрах от нас Фионн споткнулся о свои ботинки и чуть не упал. Мы остановились, пока он восстанавливал равновесие. В очередной раз пустив шептуна, он возобновил шаг.

— Он в курсе, что мы идём за ним? — спросила я.

— О да. — Мэддокс слегка улыбнулся. — Не недооценивай его.

Постройка оказалась сгнившими развалинами. Остатки крыши были изрешечены дырами и покрыты плесенью, остальные части обрушились. Из четырёх стен сохранились три. Когда-то в этом здании должно было быть как минимум три этажа и множество комнат. Возможно, это было что-то вроде особняка? Вокруг валялся всякий мусор: опрокинутые бочки, сломанные колёса телег, пустые мешки, помятые крепления. Фионн лавировал между ними, как будто знал, где что находится, направляясь к разбитому проёму, где, вероятно, когда-то стояла большая дверь.

Внезапно поднялся лёгкий ветерок, и я услышала…

Я всмотрелась в темноту за зданием и остолбенела. Мой взгляд бегал по обширному пространству, пытаясь убедиться в реальности увиденного. Это были… кипарисы. Густая и обширная роща кипарисов, которые не были мертвы, как клёны в лесу Спорайн. Они росли со стороны одной из разрушенных стен, касаясь её и проникая своими корнями в её трещины, и простирались по холму вниз. Я не заметила этот спуск издалека.

Я сделала несколько шагов, чтобы посмотреть, до куда доходит роща; последнее из деревьев, самое высокое и могучее из всех, располагалось прямо перед озером. Как будто бросало ему вызов.

Я смотрела на спокойную воду, красивую, серебристую. Даже рябь не тревожила ровную гладь. Кто-то неосведомлённый подумал бы, что здесь нечего бояться. Озеро было почти идеальной круглой формы; в центре его находился небольшой островок с сухой землёй и парой зелёных пятен. Холм Тинтагель.

Только увидев его, я потеряла контроль.

Одышка.

Притяжение.

Бушующая тьма.

Я зажмурила глаза и мысленно досчитала до десяти.

Нет. Нет.

Я пришла сюда не за этим.

Это не моя судьба.

Я почувствовала, как Мэддокс встал рядом, и мысленно ухватилась за него, чтобы вернуться в реальность. Вдохнула, улавливая его аромат — свежие поленья, подкинутые в пламя очага. Я даже ощутила исходящее от дракона тепло. В тот момент мне было всё равно: если бы мне пришлось обнять его или даже вцепиться руками и ногами, чтобы избавиться от этого невыносимого притяжения тьмы, я бы так и сделала.

Отвернулась от озера и указала на кипарисы.

— Почему они живые?

К счастью, мой голос не был дрожащим или напряжённым.

— Потому что это не совсем деревья.

Я нахмурилась. Мне они казались самыми обычными деревьями. Высокие, стройные, с мелкими чешуйчатыми листьями, зелёные, словно их ежедневно поливает дождь. Но раз уж они смогли укорениться в этом месте, вполне логично, что это не обычные деревья.

— А что это тогда?

Мэддокс тоже смотрел на них.

— Это долгая и печальная история, а у нас, похоже, нет времени.

Из здания послышался стук, за которым последовал треск. Фионн вошёл внутрь и, похоже, был настроен и дальше крушить всё вокруг, как в таверне.

Мы с Мэддоксом направились к нему. Хотя эти руины не защищали от холода, Фионн устроил здесь что-то вроде жилища. И это очень лестный термин. Когда-то стены были побелены, но почти всё обвалилось, обнажив влажные и покрытые плесенью камни. Корни кипарисов проникли внутрь, внося свою лепту в общую картину разрушений.

В углу, где стена была более целой, в беспорядке лежали одеяла и подушки. Прямо за ними виднелись остатки винтовой лестницы, и я задалась вопросом, как он может спать спокойно под этими шаткими досками.

Не было ни столов, ни стульев, ни какой-либо мебели. Зато были маленькие стопки книг на треснувших каменных постаментах. Меня тут же потянуло к ним, но я удержалась. Хотя любопытство всё же каким-то образом взяло верх, и я провела пальцами по холодной стене.

Десятки голосов — мужских, женских, детских. Они смеются, празднуют что-то. Треск огромного костра и радостно-требовательный стук медных кубков по деревянному столу.

Когда я убрала руку, эхо всё ещё оставалось, отражаясь от стен и оставляя во рту горькое послевкусие.

Фионн что-то искал среди одеял на своём импровизированном ложе, но из-за позы то и дело выдавал отрыжки. Мэддокс подошёл к нему.

— Боюсь, сегодня сон придётся отложить. Мы пришли…

Внезапно этот грязный и неустойчивый старик двинулся быстро. Он выпрямился и, повернувшись к Мэддоксу, сделал то, что я сама много раз делала: открыл ладонь и дунул ему в лицо какой-то порошок.

Полсекунды спустя дракон рухнул навзничь. Я подумала, что удар его огромного тела об землю окончательно разрушит эти руины.

— Ты не знаешь, зачем пришла, — прорычал Фионн. Его голос был похож на шуршание гравия под подошвой. Он немного тянул слова, но это, возможно, объяснялось опьянением.