Эпоха королей

— Я сказала Секване, что постараюсь. И мне до смерти любопытно, кто же поведёт Хигеля к алтарю.

Мы договорились выехать на следующий день. Ни Абердин, ни Пвил, ни Веледа к нам не присоединились. Абердин с Пвилом очень редко посещали На-Сиог, их обязанности в Братстве прочно привязывали их к Эйлму, а Веледа всегда оставалась с родителями. Я задумалась, найдет ли она когда-нибудь смелость рассказать им о своих чувствах.

Герцогиня, в свою очередь, тоже уезжала, но снова в Эйре.

Перед тем как спуститься в конюшни, она завела меня в свою комнату.

— Если мне удастся выяснить что-то особенное или важное о принце или дне рождения, я отправлю сообщение Абердину и Пвилу, чтобы они передали тебе.

Её слова были ударом под дых.

— Я…

Женщина громко щёлкнула языком.

— Если бы ты попыталась помочь бездомному и грустному котёнку, а он укусил бы тебя за руку от страха, ты бы отвернулась от него или терпеливо ждала, когда он поймёт, что ты не причинишь ему вреда?

Я нахмурилась.

— Вы сравниваете меня с котёнком?

— Я просто задала вопрос. Ты сравнила себя с котёнком.

Мы какое-то время смотрели друг другу в глаза, пока невольная улыбка не заиграла на моих губах. Я изо всех сил пыталась её скрыть, но это было бесполезно. И герцогиня её увидела.

— Наслаждайся огнями Бельтайна. После праздника мы вернём твою сестру, и ты сможешь привести её в На-Сиог на Лугнасад. Кто знает? Может, вы даже захотите там жить.

Лугнасад. Ещё один из запрещённых праздников. Представив себе прогулку по На-Сиог рука об руку с Каэли, я почувствовала, как моё сердце трепещет. Ей бы точно понравилось это место. Но в целом, для нас это был бы такой же город, как любой другой в Гибернии; нам всё равно нельзя будет показывать, кто мы на самом деле, в любом случае придётся проявлять осторожность. Либо мы притворяемся людьми в любом другом месте, либо притворяемся полукровками там. Не говоря уже о том, что мы окажемся слишком близко к Долине Смерти.

Я только кивнула.

— Спасибо, герцогиня. И мне жаль, что в роли Плумерии я пробуду недолго.

— Ох, молодые девушки постоянно умирают под колёсами карет, да и мне не привыкать носить чёрное. К тому же я уже нашла для Плум уютный домик на юге, недалеко от побережья, где она сможет незаметно жить вдали от Двора.

Мысль о настоящей Плумерии, отправляющейся к новой жизни, где ей не придётся посещать дворец или возвращаться к тем, кто лишил её семьи, согрела моё сердце. Возможно, через несколько лет я смогу её навестить.

В конюшне герцогиня села в свою карету, а я присоединилась к лже-Охотникам. Опять было только три лошади: два жеребца и кобыла Мэддокса. Эпона прожигала меня взглядом, и хотя она попыталась отступить, её всадник не позволил ей этого сделать.

Я остановилась у колена Мэддокса.

— Сегодня ты снова заставишь меня ехать с тобой?

Он покачал головой с лёгкой улыбкой на лице. Без королевского облачения и формы Охотника, весь в чёрном и с копьём за спиной, он был особенно привлекателен. Тёмные круги под глазами уменьшились. Было видно, что перспектива возвращения в На-Сиог, особенно после случившегося на Теу-Биаде, подняла настроение всем.

— На этот раз ты можешь выбрать.

— Только не меня, — крикнула Сейдж.

— В таком случае…

Я протянула руку Мэддоксу. К моему удивлению, дракон смотрел на мои пальцы как на какое-то видение. Я помахала рукой в воздухе, приподняв брови, и мне показалось, что он сглотнул.

Его рука встретилась с моей, кожа к коже.

Девушка смеётся до колик.

Остальные три толкают её, валятся и угрожают, но она в восторге. Даже несмотря на всю грязь, что покрывает её и скрывает её миловидные черты, её глаза всё ещё светятся, два фиолетовых огонька. Её грудь вздымается от сбившегося дыхания. А её смех… Я уже давно не слышала ничего прекраснее.

Она его…

Я крепко ухватилась за рукоять, и передо мной замелькали образы: то я, играющая с девчонками в грязи, то золотистая грива Эпоны. Я почувствовала, как Мэддокс устроился у меня за спиной: на этот раз он явно не собирался держать дистанцию, как это было раньше. Я старалась отделить свои чувства от тех, которые исходили от него. Это было сложно. Они были такими яркими, пронзительными, словно луч солнца, прорывающийся сквозь тучи после долгих дней мрака.

Неужели это одно из его самых глубоких воспоминаний?

Смеющаяся я?

«Такая красивая и беззаботная, что мой мир содрогнулся».

Это не было преувеличением.

Его руки обвили меня, чтобы взять поводья, его грудь прижалась к моей спине, его бёдра устроились позади меня. От близости его тела и жара, исходящего от него, моё дыхание быстро сбилось. Похоже, я сделала не самый разумный выбор, но моё тело жаждало именно этих ощущений.

— Готова? — прошептал он мне на ухо.

Мурашки пробежали по моей шее. Я вздрогнула. Его бёдра напряглись, сильнее сжав мои, и я услышала его взволнованный вдох.

Голос Сейдж, острый как кнут, заставил нас вздрогнуть:

— Конечно, конечно, ослабьте чары ещё сильнее. Это именно то, что нам нужно.

— Сейдж! — воскликнула Гвен.

— Что? — огрызнулась та.

Пока они прожигали друг друга взглядами, я тихо произнесла:

— Возможно, мне лучше поехать с Гвен.

— Нет, — решительно ответил Мэддокс и на случай, если я решу изменить своё решение, обхватил меня за талию одной рукой и потянул поводья Эпоны, направляя её к выходу из конюшни. — Уже поздно отступать, sliseag.

Несмотря на очевидное неудобство, спустя некоторое время мне удалось найти комфортное положение на лошади. В отличие от прошлого раза, когда мы ехали через лес Робабо, я не чувствовала необходимости сидеть прямо и держаться на расстоянии, так что расслабленно прильнула к его груди. И, честно говоря, это было приятно. Очень приятно. Мэддокс держал поводья одной рукой, а другая большую часть времени лежала на бедре, но его пальцы постоянно касались моих. Я не знала, было ли это из-за движения лошади или намеренно, но не сказала ни слова.

Мы уже приближались к началу Хелтерских гор, когда я вытащила один из кинжалов и погладила красный камень.

— Он был у тебя, верно? В кольце.

Я почувствовала, как он напрягся за моей спиной. Я застала его врасплох.

— Ты говорил, что это временный подарок, — продолжила я, нарочито громко вздохнув. — А потом вставил что-то своё сюда. Понимаешь, почему это кажется мне подозрительным?

После долгой паузы он всё-таки ответил. Мне показалось, что он сделал это неохотно. Но если это была тема, которую он не хотел поднимать, то ему не стоило оставлять такие очевидные следы. Не будь я так сосредоточена на тренировках с герцогиней, а потом на происходящем на Теу-Биаде, я бы заметила намного раньше.

— Полагаю, ты не слышала о кладдахских кольцах.

Любопытство тут же проснулось.

— Нет.

— Эти украшения часто встречались до войны. Их создавали в деревне Гобии на севере, в Кладдах, и они быстро стали популярны.

— И?..

— И… это были кольца, которые женихи носили, когда решали, что хотят жениться.

В этот момент напряглась уже я.

— Ты помолвлен?

Хмыкнув, он весело взъерошил мои волосы.

— Нет, sliseag. Но я носил его с тех пор, как оно подошло мне по размеру, потому что это была одна из трёх вещей, с которыми меня перенесли сюда, когда я был младенцем.

Я слегка повернула голову к нему. В этот момент я пожалела, что мы сейчас на лошади и я не вижу его лица.

— Из трёх?

— Одеяло с вышитым именем; кольцо, которое, как я предполагаю, принадлежало моему отцу, и мой мешочек с драгоценными камнями.

Резко развернувшись, я едва не упала. Мэддокс крепко обхватил меня за талию и помог восстановить равновесие.

— Осторожно.

— Мешочек с камнями?

— Да. Двенадцать драгоценных камней, созданных в вулканах Островов Огня, которые должны были быть инкрустированы в мои крылья, когда я достигну совершеннолетия. — Хотя он говорил спокойно, в его голосе звучала тоска по несбыточному. — Родители тщательно выбирают их для своих детей ещё во время беременности и кладут в колыбель сразу после рождения. Они придают силу и жизненную энергию драконам, являются важной частью их развития.

Важной частью, которой он не мог насладиться. Он даже не мог показать свои крылья, как же тогда инкрустировать их камнями? Я нежно погладила красный камень на кинжале.

— Истории о воинах с камнями в крыльях — любимая сказка моей сестры, Каэли, — призналась я тихо. — Я не знала, правда ли это, когда впервые услышала о них в детстве в Реймсе, и в итоге сочла обычной сказкой.

Его рука сжала мою талию сильнее.

— Тогда я покажу ей камни, когда встречу её.

— Я… тоже хотела бы их увидеть.

Его грудь прижалась к моим плечам, когда он наклонился вперёд.

— Я на это и рассчитывал, sliseag.

Я слегка толкнула его локтем, и он засмеялся, хотя грусть от мыслей о его непростой судьбе всё ещё витала в воздухе. Я снова вложила кинжал в ножны, больше ничего не говоря по этому поводу. Причина, по которой он попросил Ойсина вставить этот камень…

— Можно задать тебе вопрос, касающийся Двора?

Он тяжело вздохнул.

— Конечно.

— Почему король как будто бы ненавидит принца Брана?

Хотя я знала, что семейные отношения могут быть очень сложными (достаточно взглянуть на мои с матерью), обычно за этим стояли какие-то причины. Мне хочется верить, что родители не ненавидят своих детей просто так (как и дети — родителей).

Бран ведь единственный настоящий сын короля, но даже не догадывается об этом, и король относится к нему так, словно вынужден его терпеть.

— Тебе понадобилось всего три дня, чтобы это заметить, да? Это правда, старик никогда не был особенно деликатен в выражении своих чувств. Никогда. Разница между нами всегда существовала, сколько я себя помню. Оглядываясь назад, думаю, что вначале это было неосознанно. Для короля я был наследником, а Бран — запасным. Все его ожидания и усилия были направлены на меня. По мере того как мы росли, Бран плохо переносил это пренебрежение, хотя могу тебя заверить, что в постоянном внимании короля тоже мало приятного. Я пытался поговорить с ним, говорил, что не нужно принимать всё это близко к сердцу, пытался показать ему, что для меня мы были братьями, что мы могли быть… — Он замолчал, тяжело дыша. — Ты, наверное, не поверишь, но Бран не всегда был таким. Я бы даже сказал, что в детстве он был слишком добрым и чувствительным для Двора. Какое-то время я был уверен, что смогу защитить его от гнили, что смогу спасти его. Знаешь, что это шрам на скуле ему оставил я?

Я моргнула.

— Правда?

— Это произошло не нарочно. Однажды вечером король настоял, чтобы мы с Браном играли вместе, но его игры были… чертовски жестокими. По его замыслу мы должны были соревноваться друг с другом. Неважно, если мы при этом причиняли друг другу боль. Важно, чтобы я всегда побеждал. — Его голос стал отстранённым, как будто Мэддокс вновь переживал те давние события. Гвен и Сейдж приблизили своих лошадей, внимательно слушая, хотя, вероятно, уже знали эту историю. — В тот день он дал мне лук и стрелу и поставил Брана перед мишенью. Я был хорош, но всё же оставался ребёнком. Я умолял Брана взглядом не двигаться, но… что получилось, то получилось. Король был рад. Он сказал, что шрам — это именно то, чего не хватало его красивому лицу. С тех пор между нами всё изменилось.

После всего, что я видела при Дворе, меня не должно было ничего удивить. Но… это ведь его собственные дети; для него оба мальчика были его плотью и кровью…

— Вскоре после этого случилось то, что случилось, с нашей ма… королевой Дектерой. — От его запинки при упоминании короля с королевой как о папе и маме моё сердце сжималось. Он рос с ними с младенчества, как он мог не считать их своими родителями, хотя бы подсознательно? — Думаю, именно тогда возникла ненависть Брана к сидхам. Ему было всего семь лет, и единственное, что он понял, это то, что его мать умерла из-за них. С тех пор король даже видеть его не хочет, потому что он копия Дектеры. Лицо, волосы, глаза… всё в Бране напоминает королю о женщине, которую он любил и которая его предала. То, что ты видела при Дворе несколько дней назад, было проявлением хороших манер и заботы с его стороны, игрой на публику. В остальное время Брану запрещено даже приближаться к его покоям.

Я не знала, что сказать. Те травмы, которые я видела в принце, были не только реальными, но и гораздо более глубокими, чем я могла себе представить. Глубокими и неизлечимыми.

Я коснулась руки Мэддокса, обнимавшей меня за талию.

— Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это.

— Осторожнее, Аланна, а то я начну думать, что ты действительно неравнодушна ко мне.

В Тельмэ царит хаос. Люди бегут к своим домам, воздух пропитан дымом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что случилось что-то плохое. Меня всего несколько часов не было дома, пока я собирала травы в лесу.

Мимо меня пробегает мальчик, и я останавливаю его.

— Нэт, что случилось?

Он вырывается из моей хватки. Его глаза полны страха.

— Дикие Охотники! Они схватили Ффодора из-за его россказней.

Я отпускаю его и остаюсь стоять посреди улицы, слегка онемев. Ффодора? Из-за россказней? Он же просто сказочник. Развлекает детей. И хотя порой он говорит запрещённые вещи, как Охота могла об этом узнать? Неужели кто-то его выдал?

Вместо того чтобы идти домой и прятаться, я тайком пробираюсь к центру деревни. Ффодор на площади. Увидев его, я зажимаю рот рукой. Ффодора привязали за руки и ноги к столбу и теперь подкидывают дрова к его ногам. Собираются сжечь его. Чтобы все вняли предупреждению, даже если думают, что они в безопасности у себя дома.

Ффодор плачет. Он не умоляет и не просит пощады, просто плачет. Словно смирился со своей судьбой. Он едва шире столба, руки связаны над головой, и от этого его рёбра выглядят так, словно готовы прорваться через кожу. Некоторые из Охотников смеются, говоря, что гореть он будет недолго.

Нет, нет. Он не может умереть.

Он был мне другом.

Он научил меня читать.

Он помог мне поверить, что жизнь — это не просто тёмная пропасть, как считает моя мать.

«Мама говорит, что любопытство до добра не доведёт», — сказала я ему однажды, когда мне удалось сбежать и навестить его. Мать узнала о нашей дружбе и выпорола меня веткой так, что на глазах выступили слёзы. «Вспомни эту боль в следующий раз, когда захочешь пойти туда, куда не следует», — ругалась она.

«Твоя мама просто хочет тебя защитить. Но знание, мой юный друг, — это всегда сила», — ответил он.

В чём бы его ни обвиняли, он не заслуживает такой смерти. Нет, не может быть. Мама только что родила и слаба, а если его не станет… Я останусь одна с младенцем? Как я смогу позаботиться о Каэли?

Я смотрю на него сквозь слёзы, убеждённая, что мой мир рушится.

Тьма противится. Она говорит, что может помочь мне.

Может ли? Говорят, что она коварна. Что она поглотит меня, если я воспользуюсь её силой. Что из-за неё против меня обернутся и люди, и сидхи.

Вдруг один из охотников бросает факел на дрова. Они быстро загораются. Ффодор кричит.

— Помоги ему, — прошептала я еле слышно.

И она помогла. Я почувствовала, как она перемещается по изгибам и узлам, приближаясь к столбу. Я почти ощущала кончиками пальцев, как она вгрызается в верёвки. В груди возникло приятное покалывание, а в животе — тепло; так всегда бывает, когда я использую магию. Я не чувствую пустоты или боли, только облегчение.

Слышно, как рыдания Ффодора прерываются, когда он чувствует, что его ноги освобождаются. Он смотрит вниз, ошеломлённый, но быстро поднимает голову и оглядывается вокруг. Он замечает меня, прижавшуюся к одной из стен, его глаза, впавшие в глазницы, широко раскрываются. Он исступлённо мотает головой. Но тьма уже грызёт верёвки на его запястьях, и те с треском рвутся.

Ффодор падает вперёд, теряя равновесие, пытается убежать от огня. Увидев это, охотники бросаются к нему. Нет, нет, нет. Он должен бежать. Он должен…

Один из охотников осматривает остатки верёвок и качает головой. Я не вижу его лица из-за капюшона и маски, но сразу понимаю, когда он замечает меня.

— Вон она! — кричит он, указывая на меня. — Она помогла ему с помощью запрещённой магии!

Никогда ещё я не бежала так быстро. Я петляю между домами, чтобы сбить охотников со следа, и, влетев в дом, пугаю мать. Она кормит грудью Каэли у камина. Увидев моё лицо, она всё понимает. Понимает, что случилось что-то ужасное.

Я наглухо закрываю дверь, но даже так слышны крики приближающихся охотников. Мать бледнеет и встаёт. Под её взглядом я чувствую себя ничтожеством.

— Что ты натворила, несносная девчонка?! — кричит она на меня. — Что ты наделала? Ты привела их к нашему порогу!

Собрав последние силы, она передаёт мне Каэли и ведёт к задней двери, в сад, который я вырастила в одиночку. Она выталкивает меня наружу и снимает с себя чёрное пальто. Вместо того чтобы надеть его на меня, она ещё плотнее укутывает в него Каэли.

Потом хватает меня за плечи. Больно.

— Беги. Спрячься там, где тебя не найдут. Если не ради себя, глупая, то ради своей сестры. Ты меня поняла?

Быстро киваю. Мать склоняется, чтобы поцеловать безволосую головку Каэли, а затем отходит.

— Быстрее!

Я уже бегу, когда слышу, как она захлопывает дверь. Продолжаю бежать очень, очень долго. С наступлением темноты достигаю окраин рудников Нурала и прячусь в одном из сараев, подальше от глаз рабочих. Остаюсь там до рассвета, всю ночь пытаюсь унять плачущую Каэли, позволяя ей сосать мой палец. С наступлением следующей ночи снова выхожу. Делаю узелок из плаща, чтобы привязать сестру к груди.

Когда я добираюсь до окраин Тельмэ, деревня кажется спокойной. Но это пугающее спокойствие. Над соломенными крышами поднимается чёрный дым, слышен лай нескольких собак.

Осторожно, постоянно оглядываясь, я приближаюсь к дому. Сад разрушен, задняя дверь едва держится на петлях. Внутри ничего не слышно, и, хотя внутренний голос просит меня не входить, что-то заставляет меня сделать это. Я должна увидеть. Я должна увидеть.

Я узнаю этот запах в воздухе. Этот металлический запах крови.

Замечаю силуэт матери на полу у камина. Подхожу ближе. Не чувствую ничего, когда вижу лужу крови у её головы. У неё нет нескольких пальцев. Не чувствую ничего, когда опускаюсь на колени и касаюсь её плеча. Не чувствую ничего, видя её обнажённую грудь и всё остальное.

Но ужас охватывает меня, когда я слышу её слабый стон.

Она ещё жива.

Её глаза красивого изумрудного оттенка с трудом находят меня. Она едва может держать веки открытыми, но пытается что-то сказать.

Я не хочу ничего слышать, но всё же наклоняюсь ближе.

— Знала… — Её голос — сама смерть. На последнем издыхании. — Знала, что это… глаза зла.

Резко отстраняюсь. Ничего не отвечаю, потому что… она права. Остаюсь рядом с ней до тех пор, пока не убеждаюсь, что она больше не заговорит, и даже не вздрагиваю, когда из неё выходит тёмная тень и проникает в меня. Это не первая тень, и я знаю, что не последняя. Закрепляю Каэли на спине и тащу тело матери в огород.

Копаю, копаю.

Продолжаю копать.

У меня уже обломаны все ногти, но это не важно.

По крайней мере, могила должна быть достойной. Раз уж я так и не смогла стать для неё хорошей дочерью, то самое малое, что я могу сделать…

— Хватит.

Чьи-то руки опускаются на мои, останавливая меня. Большие, смуглые и сильные руки, принадлежащие кому-то в чёрной одежде.

Я падаю на землю и пытаюсь отползти, охваченная страхом, но те же самые руки удерживают меня.

— Спокойно. Спокойно, sha’ha, это я.

Делаю судорожный вдох и вижу перед собой опечаленное лицо Мэддокса. В его глазах — жгучая боль, когда он берёт меня за руки. Я чувствую его тепло. Настоящее тепло.

Это какой-то бред.

Его здесь никогда не было. Я…

Оглядываю себя и понимаю, что я уже не двенадцатилетняя Аланна. Каэли не привязана к моей спине. Могила моей матери закопана, а от дома остались лишь руины и плохие воспоминания.

Стоя посреди самого ужасного из событий моего прошлого, того, что всегда напоминает мне о том, кто я и какое у меня наследие, я позволяю себе на мгновение опереться на Мэддокса. Его рука поглаживает меня по щеке, но когда его большой палец касается скулы, там нет слёз, которые можно было бы вытереть. Я не плакала, когда умерла моя мать, и никогда не плачу, вспоминая её. Интересно, заметит ли он это, подумает ли, что я ужасна.

Вместо этого он говорит: «Это не то, что я имел в виду, когда сказал, что умираю от желания узнать, куда ты меня отведёшь».

Проходит несколько секунд, прежде чем до меня доходит, о чём он говорит. Но то был сон. Как и это.

Нет.

Я резко подскочила, просыпаясь в окружении темноты и мерцающих огоньков. Такое ощущение, будто я лежу на чём-то жёстком.

Моё сердце забилось чаще. Я же ехала верхом с Мэддоксом. Где я?..

— Спокойно, — произнёс тот же голос, что и в моём сне, почти с той же интонацией. Он звучал позади меня, у самого уха. — Мы в пещере Хелтер, у лагуны. Всё в порядке. Ты со мной.

Я узнала каменные стены и поняла, что мерцающие огоньки были светом костра. Гвен и Сейдж, сидевшие в нескольких метрах от нас, мрачно смотрели на меня. Я была в самой глубине пещеры, где она сужалась. Сидела, прильнув спиной к Мэддоксу, на полу, его длинные ноги были по обе стороны от моих, и я ощущала сильное биение его сердца позади меня.

— Что случилось?

Когда я попыталась выпрямиться, давление на груди помешало мне. И хотя он быстро убрал руку, я поняла: он трогал татуировку. Я до сих пор ощущала горячий след его ладони.

Резко отстранилась, охваченная паникой от того, что могло случиться на самом деле, от того, что он мог увидеть.

— Что ты сделал?

Мой вопрос прозвучал обвинительно.

— То, что должен был сделать, — ответил он, сжав челюсти. Он подтянул ноги к себе и встал. В маленьком пространстве ему пришлось сгорбиться. — Ты не просыпалась и мучилась от боли.

— Мне не было больно.

— Бесполезно отрицать, sliseag. Я был там с тобой.

Он был там…

Он…

Дрожа, я тоже поднялась на ноги.

— Так вот что происходит, когда касаешься татуировки? Ты проникаешь в мой разум?

Его взгляд был полон раздражения.

— Ты уверена, что хочешь знать ответ? Потому что, насколько я помню, тебя не интересует ничего, связанное с наид-наком. Или ты больше не считаешь его болезнью?

Гвен и Сейдж тоже встали, но лишь для того, чтобы выйти из пещеры. Я хотела последовать за ними, убежать. Но не сделала этого.

Сжав кулаки, я ответила:

— Трудно считать иначе, когда происходят такие вещи. Я не знаю благословений и даров, которые позволяют вторгаться в чужую личную жизнь.

— Вторгаться в чужую личную жизнь? — медленно повторил он с закипающей яростью, и я почувствовала себя глупо. Как будто передо мной была открытая дверь, а я продолжала биться головой о стену. — Ты уснула рядом со мной. Когда мы приехали сюда, я попытался тебя разбудить, но ты не реагировала. Я тряс тебя, поливал водой, даже кричал, и ничего. Ты выглядела мёртвой, понимаешь? Единственное, что удерживало меня от полного безумия, это то, что твоё сердце продолжало биться.

Грудь кольнуло чувство вины. Это случалось со мной не впервые, хотя Каэли знала, что нужно сохранять спокойствие, потому что рано или поздно я всегда просыпалась.

— Ты начала кричать, как будто тебя пытали, — продолжал он. Его глаза излучали тьму. — Я не мог это вынести. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы ты никогда больше не издавала таких звуков.

Я задрожала, несмотря на костёр рядом.

— Это был всего лишь сон, — сказала я, голос мой стал ещё более прерывистым.

— Сон или воспоминание? — Я плотно сжала губы. Мэддокс понял это и прищурился. — Так умерла твоя мать, верно? Её убили Дикие Охотники. Не ты.

Я возразила, не в силах сдержаться.

— Это я виновата. Они… — Я замялась. В выражении лица Мэддокса не было ни разочарования, ни осуждения. Он всё ещё был зол, и я знала, что под этой маской гнева скрывается страх. Если бы я не могла разбудить его и видела, как он страдает… — Охотники раскрыли нас из-за меня, а я просто бросила её там умирать.

— Ты была всего лишь ребёнком, пытавшимся помочь мужчине, которого собирались сжечь.

Я сглотнула. Не была уверена, сколько он увидел из того дня, но если бы он обнаружил что-то подозрительное, что-то связанное с тьмой, то вёл бы себя сейчас иначе. Многие сидхи могли управлять предметами на расстоянии, например, развязать верёвки силой мысли.

— Я открыто использовала магию. Знала, какие будут последствия. Я была не так уж мала, мне к тому времени уже исполнилось двенадцать.

Он явно не был с этим согласен, но промолчал.

— После ты попала в Эйре, тебя ранили, а Каэли схватили.

Я кивнула. Не было смысла скрывать всю историю, он и сам уже собрал её по кусочкам.

— Когда я вернула её, мы долго странствовали, уходя всё дальше на север. В конце концов мы осели в Гальснане. Мне казалось, что это идеальное место, чтобы затеряться, и нам это даже удавалось, пока там не появился тот солдат, из-за которого нам снова пришлось уйти.

В моих словах было что-то, что заставило Мэддокса на мгновение зажмуриться.

— Что?

— Ничего. — Он провёл руками по волосам, взъерошивая их. — Просто мне невыносимо думать о том, что ты снова сделаешь это, когда спасёшь свою сестру. Снова будешь искать место, где можно спрятаться.

Я сделала глубокий вдох и задержала дыхание.

— Да. Ты знаешь, что таков был план с самого начала.

Мы смотрели друг на друга в свете костра, пока я не отвела взгляд, потому что не могла выдержать того, что видела в его глазах. Под его взглядом мне было и хорошо, и плохо, и тепло, и грустно одновременно.

Мэддокс подошёл ближе. Обхватил моё запястье пальцами и потянул мою руку к моей ключице. Я остановилась, не желая касаться кожи, но его хватка была сильнее.

— Доверься мне, Аланна. Пожалуйста.

Эта мольба в его голосе… Чёрт, это нечестно. Я не могу ему противостоять, когда он так говорит, когда так смотрит на меня.

Я перестала сопротивляться, и мои пальцы коснулись татуировки. Одновременно он тоже положил руку под ворот своего чёрного плаща.

Я резко стала ощущать гораздо больше. Будто мои чувства, которые до этого момента были размером с арбуз, теперь увеличились вдвое. Меня охватила глубокая печаль. Горе, которое приходит с большими потерями. Оно смешалось с разочарованием, тоской и… голодом. Но не по еде. А по прикосновениям кожа к коже, губы к губам. Тысячи других чувств нахлынули на меня, серия мурашек, похожих на те, что я испытала, когда появился наид-нак и эта метка. Холод, тепло, ощущение, будто я одновременно нахожусь и здесь, и там и всё вокруг дрожит.

Sha’ha.

Его голос. Мэддокс не произносил этого вслух. Но я услышала.

Я смотрела ему в глаза, потерянная. Неужели это было?..

Тут Мэддокс отпустил меня и вынул руку из своего плаща. Как только это произошло, пузырь стал уменьшаться. Я вновь осталась наедине со своими чувствами, которые, как оказалось, не так уж отличались от его.

Я продолжала смотреть на свою руку, очарованная.

— Если когда-нибудь окажешься в опасности, прикоснись к ключицам и подумай обо мне, — сказал Мэддокс. Он сделал шаг назад и отвёл взгляд в сторону. — Я услышу тебя.

Я медленно опустила руку.

— Это…

— Это не татуировка, а вечная связь, — торопливо продолжил он, словно ему нужно было сказать всё сразу. — Это священные символы для рода драконов, и они, как считается, напоминают рисунки на чешуе драконов. Они образуют мост между теми, кто их носит. У этого моста много функций, но самая важная…

— Мэддокс, — перебила его. Я прижала руку к животу, пытаясь удержать это ощущение ещё хотя бы немного. — Осенью король отречётся.

Осенью этот мост исчезнет.

Мэддокс не смотрел на меня. Я чувствовала напряжение, исходящее от его тела, видела, как натянуты сухожилия на его шее и челюсти.

— До тех пор помни об этом. Прикоснись к связи, и я приду к тебе.

Глава 38

Бельтайн — это огонь, свет, страсть, полнота, изобилие и плодородие.

Бельтайн — это жизнь.

Из запрещённой книги «Четыре праздника на весь год»

Радость и предвкушение праздника витали над На-Сиог. День был ясный, несмотря на неизменный туман, стелющийся над рекой, и если оставаться под солнцем слишком долго, можно было вспотеть. Все были безмерно рады видеть Гвен и Сейдж, которые к тому же принесли подарки (в том числе знаменитое какао). Первую мы быстро потеряли из виду в таверне, где она, по-видимому, активно участвовала в ставках, а Сейдж позвали помочь перенести всю еду, приготовленную соседями, в открытый обеденный зал.

Секвана и Цето вскоре тоже утащили меня для своих целей — завершить работу, начатую несколько недель назад. Я последовала за ними, не оглядываясь и не беспокоясь о том, что сделает Мэддокс; остальную часть пути я проделала с Гвен, на красивом лице которой было написано много вопросов. К счастью, она оставила их при себе.

Цето поручила мне привязать плетёные ленты длиной в несколько метров к верхушке столба. Затем этот столб должны были вкопать в землю, чтобы он сыграл роль так называемого Майского дерева. Как я поняла, вокруг этого столба будут танцевать, держась за ленты.

— Так, значит, Хигель — её внук, — заметила я, забивая гвозди. — Не могу сказать, что он очень похож на неё.

Старая женщина улыбнулась. Они с Цето заканчивали пришивать жёлтые цветы к лентам. Жёлтый цвет должен был доминировать на этом празднике, так как на нём чествуют солнце и жизнь, которую оно дарует. Это праздник богини Ксены. Я видела её символы на каждом шагу: на мисках с едой, на детских одеяльцах и манжетах рубашек. Всюду сплошь солнца.

— Он похож сердцем, и это главное. Он добрый, может, даже слишком, и семья для него на первом месте. Как и у бабушки Секваны.

Помогая этим двум мерроу, параллельно выслушивая их болтовню, я как будто исцелялась изнутри. Я убеждала себя (или, по крайней мере, старалась изо всех сил убедить), что не могу нести ответственность за чувства Мэддокса. Я скрывала от него многое, но всегда была честна во всём, что касалось наид-нака. А после того, как узнала, что его ждёт…

Это какой-то абсурд.

Вся эта ситуация терзает мою душу, разрывает надвое. Это безумие. Но от моих желаний тут ничего не зависит.

Почему, чёрт возьми, я решила ехать с ним?

На что я надеялась?

— Мы просили закрепить ленты, — сказала Цето, — а не ломать столб.

Я тут же перестала забивать гвозди. Да, возможно, я приложила больше силы, чем нужно. В какой-то момент мимо прошёл Мэддокс, неся ещё пару столбов, бочек и мешков, которые, кажется, были наполнены рисом. Наши взгляды встретились на мгновение, и я с участившимся пульсом поспешила вернуться к своей задаче.

В середине дня за мной пришла Гвен.

— Пойдём, нам нужно подготовиться.

Я вытерла руки о штаны и нахмурилась.

— Подготовиться?

— Ты собираешься на Бельтайн в таком виде? Чего ты хочешь: чтобы исполнили твоё желание или чтобы прокляли на три года?

— О, нет. Бальными платьями я уже сыта по горло.

— Это платье тебе понравится, обещаю. Идём!

Я уже собиралась последовать за ней, но холодная и всегда влажная рука Секваны потянула меня за запястье, чтобы я наклонилась к ней. Прям как в тот раз, когда она потребовала, чтобы я вернулась.

— Sha’ha означает что-то вроде «моя последняя мечта», — прошептала она тихо. — Раньше так называли того, с кем хотят провести остаток своих дней.

Моё сердце пропустило удар.

И с чего же все вдруг решили, что я «последняя мечта» Мэддокса? Так меня назвал Тантэ, а потом и тот мальчик, как будто слухи распространились по всему городу. Они не знали, что он дракон, поэтому не знали о наид-наке. И даже если бы знали… Связь не делала нас автоматически парой на всю жизнь. По крайней мере, не для меня.

Женщина игриво потянула меня за косу.

— Достаточно увидеть, как он на тебя смотрит, девочка. И услышать его голос, когда он говорит с тобой. Ах, для мерроу это как прекраснейшая песнь о вечной преданности.

Я всё ещё пыталась осмыслить услышанное, когда Цето, сидящая рядом с подругой, добавила:

— А sliseag означает «та, что режет». Мне бы хотелось узнать, что ты такого сделала, чтобы получить это прозвище.

Оглушённая, я выдала первое, что пришло на ум.

— Я отрезала ему обе ноги, чтобы он не смог меня преследовать.

Громкий и мелодичный смех обеих мерроу звучал мне вслед, пока я догоняла Гвен.

Бельтайн начался на закате, когда последний луч солнца скрылся за каменным мостом и далёкими красными дюнами Вармаэта. Когда я спросила у Гвен, почему они ждали ночи, чтобы начать празднование, если чествовали солнце, она объяснила, что традиция заключается в том, чтобы провести всю ночь без сна, танцуя, выпивая, пируя и обсуждая всё на свете. Когда начнёт светать, все вместе встретят рассвет.

— Есть много обычаев, таких как пить из родников и источников, где могли задержаться первые утренние лучи солнца. И многие феи, будь то друиды или нет, будут собирать росу, чтобы хранить её и использовать в мазях на протяжении всего следующего года.

— Ну, что скажешь? — спросила Гвен, закончив поправлять на мне платье. На весь процесс одевания ушло не больше десяти минут.

Я посмотрела на себя в зеркало, которое было в комнате Гвен в трактире Тантэ. Провела руками по жёлтой ткани. Длинные рукава, квадратный вырез, пояс на талии и лёгкая юбка, доходящая до щиколоток. После всего, что я пережила во дворце, мне трудно было поверить, что для того чтобы выглядеть красиво, нужно так мало. Также я заметила, что именно поэтому я уже подходила к зеркалам более естественно, и моё тело не напрягалось при виде теней. Они мне всё ещё не нравились, их значение оставалось ужасным, но они никуда не денутся. Возможно, я просто должна привыкнуть.

Я прикоснулась к шее. Придётся надеть платок, чтобы закрыть ключицы и спрятать татуировку… связь. Многие в На-Сиог могут догадаться, что это такое, и, следовательно, узнать о существовании дракона. А дальше уже легко сложить два и два и понять, что это Мэддокс.

— Без подъюбников, без турнюров, без каблуков и корсетов… — перечислила я вслух, притворяясь задумчивой. — Знает ли герцогиня, что такие платья существуют?

Лицо Гвен озарила заговорщицкая улыбка. Она тоже была в длинном жёлтом платье, но более светлого оттенка.

— Это будет нашим секретом. А теперь скажи мне, что будем делать с волосами?

Она тоже посмотрела на моё отражение, и на мгновение у меня возникла абсурдная мысль, что она может увидеть тени за моей спиной. Но она их, конечно же, не увидела.

— Ничего. Оставим распущенными.

— Мне нравится!

Меня очаровала атмосфера, царившая в На-Сиог. Свет сотен фонарей и свечей был повсюду, словно местные жители старались отразить звёздное небо. Возле каждого дома горели костры, одни больше, другие меньше. На некоторых жарили каштаны, благодаря чему по деревне разносились ароматы дров и орехов. Все были одеты в жёлтое или, по крайней мере, носили что-то этого цвета. В воздухе витали беззаботность и веселье. Эта атмосфера побуждала двигаться, переходить от одного места к другому. Мне казалось, что температура воздуха, вместо того чтобы холодать по мере наступления ночи, повышалась. Возможно, это было из-за множества костров и скопления народа, но мне даже не нужен был плащ.

Пока мы ждали, когда нам подадут корзинку с только что приготовленными каштанами, Гвен вдруг бросила на меня странный взгляд.

— Ты в порядке?

Тогда я поняла, что не могу перестать ёрзать на месте, перенося вес с одной ноги на другую. Я застыла.

— Да. А что?

— Не знаю… — Она резко приблизилась ко мне, и я с трудом удержалась, чтобы не отступить назад. — У тебя странный блеск в глазах, как будто… лихорадочный? Надеюсь, ты не заболела.

— Никто не болеет и не умирает в Бельтайн, — сказала фея, готовившая нам каштаны. Пара радужных крыльев росли у неё из спины, отражая лучи света разноцветными пятнами. — Разве что от любви.

Я, конечно, не восприняла её слова всерьёз. К тому же я не чувствовала себя больной. Только взволнованной. Но это было неудивительно: я всё ещё не могла забыть свои ощущения от того, как увидела сестру на поводке. И чувство вины не покидало меня.

Пока мы ели каштаны, к нам подошла Сейдж. Боже мой, она была великолепна. Никогда прежде я не видела её с распущенными волосами — каскад густых чёрных волн, спускающихся до бёдер, смягчал её черты. Однако никто в здравом уме не обманулся бы: невозможно не заметить её мрачного пронзительного взгляда.

На ней, как всегда, были узкие брюки, но она надела жёлтую блузку и красивое золотое ожерелье с бирюзовыми бусинами. Даже здесь, в На-Сиог, она носит браслет с защитными чарами. Я задумалась, делает ли она это, чтобы не беспокоить Пвила, или за этим скрывается другая причина, как у Оберона, который не хочет ослеплять всех вокруг своей красотой.

Гвен сложила руки под подбородком с мечтательным вздохом.

— Я люблю тебя. Я уже говорила тебе об этом?

— Каждый год в этот самый день, — устало ответила Сейдж.

Внезапно Гвен бросилась на нас обеих, обвив свои тонкие ручки вокруг шеи Сейдж и моей.

— Я люблю вас обеих. Как же я обожаю Бельтайн!

Рынок стал местом встречи, полным музыки и смеха. Я не знаю как, но у всех нас в руках оказались кружки с пивом. Когда я сделала глоток, вкус взорвался у меня на языке, распространяя покалывание по горлу, вниз к животу, до странного спазма.

Я наклонилась к Сейдж, чтобы крикнуть ей в ухо:

— Из чего приготовлено это пиво?

Но фея только пожала плечами, словно не знала или не считала мой вопрос важным. Помимо продолжающегося покалывания, мне стало жарко и сильно захотелось пить. Я сделала ещё один глоток, затем ещё и ещё. Я не чувствовала, что пьянею; моя голова не становилась лёгкой, я не теряла равновесия. Это просто было приятно.

Мы гуляли, пили, танцевали с плетёными лентами вокруг Майского столба с десятками детей и снова пили. Когда мы добрались до костра возле трактира старой Мэй, одного из самых больших, я уже чувствовала капельки пота на затылке и в ложбинке, под платком. Я попыталась отойти подальше от огня, чтобы глотнуть свежего воздуха, но Сейдж меня остановила.

— Куда ты? Нужно загадать желание и прыгнуть.

Я уставилась на пламя, которое было высотой с двух мужчин.

— Ты с ума сошла?

Она рассмеялась, и для меня это прозвучало как подтверждение её безумия.

— Огни Бельтайна не обжигают, глупышка. Но если тебе страшно…

— После тебя.

Все, кто был рядом, захлопали, когда Сейдж встала перед костром и потёрла руки. Она стояла неподвижно с рукой на груди и закрытыми глазами. Шептала что-то себе под нос. Затем, рванувшись вперёд, она прыгнула в огонь. Я задержала дыхание, когда она исчезла в пламени. Её длинные волосы развевались позади — это последнее, что я увидела. С другой стороны послышались крики и аплодисменты.

Сейдж обошла костёр и посмотрела на меня с приподнятыми бровями. Она тяжело дышала, но её кожа и одежда ничуть не пострадали.

— Твоя очередь, — громко сказала она.

Все смотрели на меня. Глубоко вдохнув, я подошла к костру. Не зная, что делать, я постаралась повторить за Сейдж. Приложила руку к груди, закрыла глаза и подумала о том, чего я по-настоящему желаю. Если Бельтайн действительно исполняет желания и всё ещё хранит магию богини жизни, то чего бы я хотела?

Ответ пришёл почти сразу.

Я хочу, чтобы и я, и моя сестра были хозяйками своих судеб.

Затем, вопреки всем инстинктам, которые кричали мне держаться подальше от огня, я бросилась вперёд. И нет, огни Бельтайна не жгли, но я почувствовала каждый из этих языков пламени, охватывающих моё тело, как снаружи, так и внутри. Я ощутила их чистоту, их простоту, их доброту. За долю секунды, что я была внутри, я как будто бы родилась заново.

Я вылетела с другой стороны, едва не врезавшись в толпу. Пара рук подхватила меня, смягчая падение. Из меня вырвался спонтанный, искренний смех, и несколько человек похлопали меня по голове, поздравляя.

Я отпрянула назад, чтобы взглянуть на того, кто меня поймал, и встретилась с сияющими серебристыми глазами Оберона.

— Надо же, тебя и здесь не хватает? — сказала я с улыбкой.

— Как видишь, я невероятно востребованный сидх.

Я снова засмеялась.

— Ты уверен, что вас не трое? Может быть, все эти Оберон и компания — это тоже ты?

— Боюсь, Гиберния не выдержала бы больше одного такого, как я, — прокомментировал он, глядя на меня с лукавой улыбкой. Его серебристые волосы были распущены на плечах, а сверху лежал венок из жёлтых орхидей, который, вместо того чтобы убавить его мужественность, лишь подчеркивал её. — Позволь представить тебе мою небезызвестную компанию. Это Персиммон и Мэдоу.

Двое юношей, стоявших рядом с ним, выглядели лет на двадцать. Оба высокие и стройные, они не скрывали свои сидхские черты. У них были заострённые уши и раскосые глаза. Персиммон был с короткими растрёпанными тёмными волосами и язвительной улыбкой, и, хотя я видела его вблизи впервые, в нём было что-то смутно знакомое. Глаза Мэдоу были слегка прикрыты зелёными кудрями. Их обнажённые торсы пересекали толстые кожаные ремни, украшенные цветочными орнаментами на плечах. Это были два молодых фея, привлекательные и очень заметные. Они казались идеальными сообщниками для Оберона.

— Это та самая девушка, о которой я вам рассказывал.

Персиммон кивнул.

— Я думал, ты, как всегда, преувеличиваешь, но у неё действительно красивые глаза.

К счастью, благодаря жаре и прыжку через костёр мои щёки и так уже были румяными, так что моё смущение было не слишком заметным.

Мэдоу опёрся локтем на плечо Оберона.

— Ты уверен, что она с Мэддоксом?

— Уверен, — ответил тот, кто был у меня за спиной.

При звуке его голоса всё моё тело напряглось. Я выпрямилась, и горячая волна устремилась прямо к центру моего существа. От этого прилива удовольствия все мысли улетучились.

Оберон, который всё ещё держал меня, с любопытством наблюдал за нами.

— Если не хочешь разговаривать с этим ворчуном, только скажи, дорогая.

Конечно, в следующую секунду он был вынужден отпустить меня. Одна из рук Мэддокса скользнула по моей талии и притянула к его груди. От соприкосновения мои соски мгновенно затвердели, и я едва не застонала. Это было невозможно. Он едва касался меня. Моё тело прежде не откликалось так быстро, даже когда мы целовались в замке.

— Вы никогда не упустите возможность, — произнёс Мэддокс. — Будь то праздник или неудачный мятеж.

Напряжение сгустилось в воздухе. Персиммон и Мэдоу окружили Оберона, как будто считали, что он может понадобиться им в любой момент. Это сказало мне две вещи: фей с серебристыми глазами был лидером, а его товарищи (или партнёры, или кто бы они ни были) считали Мэддокса серьёзной угрозой.

Ну что ж, возможно, они правы.

Но у меня не было времени на эту выставку тестостерона. Тихо попрощавшись, я высвободилась из хватки Мэддокса и обошла костёр. Я услышала, как дракон зовёт меня, но проигнорировала. Мне нужно уйти подальше от него. Что-то явно не так. Я только что поняла, что весь жар, который я чувствовала с начала ночи, исходил не снаружи, а изнутри. Может быть, Гвен права. Может быть, я действительно заболевала чем-то, что точно не было любовью.

Я приложила руку ко лбу и почувствовала, что он горячий; я вся горела.

Гвен и Сейдж, увидев, как я удаляюсь от костра, тут же поспешили за мной.

— Ланн, что происходит? — Гвен схватила меня за плечи, чтобы остановить и внимательно осмотреть меня. — Боже мой, ты краснее помидора. Сколько ты выпила?

Сейдж взглянула на меня, а затем посмотрела куда-то вдаль поверх моей головы. Она сжала губы.

— Дело не в выпивке. Это Бельтайн… и связь, которую она слишком долго игнорирует.

— Что?

Мой голос прозвучал хрипло. Я испытывала ужасную жажду, поэтому выхватила кувшин из рук Сейдж и сделала большой глоток.

Это не принесло облегчения, только усилило беспокойство в животе и напряжение в ногах. Когда я осознала, что потираю бёдра в попытке найти хоть какое-то облегчение, я резко остановилась, засмущавшись.

— Наид-нак нельзя игнорировать. Это гейс. Несоблюдение его требований имеет последствия, понимаешь?

— Ты хочешь сказать… — Я задохнулась, когда волна возбуждения накрыла меня с такой силой, что я пошатнулась. — Ты хочешь сказать, что связь делает это со мной?

Сейдж посмотрела на меня с явным раздражением.

— Ты делаешь это сама, отрицая то, что дала тебе природа.

То, что дала мне природа…

То есть пожизненную связь с драконом.

— Это несправедливо, — пробормотала я, вытирая пот с висков тыльной стороной руки. — Получается, у меня нет выбора.

Сейдж казалось, готова ударить меня, но это было для неё обычным состоянием.

— Потому что наид-нак не про выбор, глупая. Сами силы природы, первозданная магия Ширра и его желание видеть своих потомков счастливыми ясно дали понять, кто твоя пара. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Насколько маловероятно было, что Мэддокс найдёт тебя?

Гвен вздохнула.

— Сейдж… Не думаю, что это то, что ей нужно сейчас услышать.

— А может, это именно то, что ей нужно. Может, уже пора кому-то сказать ей, что она ведёт себя как ребёнок, и что она не одна страдает из-за отрицания этой связи.

Её слова обжигали своей правдивостью.

— Простите, — вздохнула я. Обе посмотрели на меня, наверняка удивлённые извинением вместо очередной грубости. — Простите за моё поведение, правда, и за то, что это может значить для него. Но у меня есть свои причины.

Они не стали расспрашивать. Возможно, они уже сделали свои выводы, считая меня эгоисткой, для которой на первом месте сестра, а всё остальное не имеет значения. И до недавнего времени это было так.

Я вернула кувшин Сейдж.

— Думаю, я пойду. Может быть, приму ванну…

Фея покачала головой.

— Это тебе не поможет.

— Тогда я буду жевать валериану, пока не отключусь.

Я вернулась в гостиницу Тантэ, избегая самых людных улиц, хотя сидхи были повсюду. Когда я добралась до своей комнаты, у меня в руках уже были жёлтые цветы, кусочек пирога с какао, которое принесла Гвен, и мешочек с рисом для осыпания новобрачных. Я ещё не видела Хигеля и его невесту, хотя знала, что их церемония планируется на рассвете. Если я немного отдохну, то смогу на ней присутствовать.

Я заперла дверь на засов и положила всё, что мне дали, на стол рядом с чернилами и стопкой белых листов бумаги. Опёршись на поверхность, я почувствовала, как меня охватывает волна чистого желания. И только когда она прошла, я заметила, что вонзила ногти в дерево.

Возможно, мне нужно нечто эффективнее, чем просто отдых.

Я сбросила сапоги и развязала пояс, направляясь к постели. Белые занавески колыхались от лёгком ветерка, доносящего музыку, смех и запах жареных каштанов. Закрыв глаза, я растянулась на мягком покрывале, моё горячее тело жадно впитывало ночную прохладу.

Подняв немного юбку и засунув руку под неё, я почувствовала, как мои пальцы дрожат. Никогда раньше этого не делала. Хотя я наслаждалась сексом и иногда ласкала себя в процессе, мне ни разу ещё не приходило в голову делать это в одиночестве. Я не видела в этом смысла, потому что желание никогда не длилось дольше, чем пока я была с другим человеком. Когда мы заканчивали, я уходила домой, не желая продолжения. И мне казалось, это значит, что я удовлетворена.

А вдруг настоящее желание именно такое? Неутихающее влечение? Которое возникает просто при мысли о нём?

Я вызвала в памяти образ Мэддокса, каким он был в тот день в бальном зале, улыбающимся и расслабленным, счастливым просто от того, что дерётся со мной.

И когда мои пальцы скользнули под нижнее бельё, я обнаружила, что там уже очень влажно, и меня это поразило. Одно лишь прикосновение к узлу нервов на верхушке принесло волну удовольствия, и мне пришлось прикусить губу, чтобы не застонать. Постепенно я вспоминала ту часть себя, которую давно подавила. Вспоминала, как это приятно. Вспоминала, какое наслаждение способна дарить эта часть моего тела. Жар внизу живота и желание получить разрядку нарастали, становясь всё больше и больше, пока я не осознала, что никакой разрядки я не получу. Это сильнее меня, этого не…

Этого просто недостаточно.

Разочарованная, я провела свободной рукой по шее, невольно наткнувшись на связь.

В какой-то момент я почувствовала, как на моих ключицах оказались другие пальцы — более длинные и грубые, касающиеся меня. Запах свежего дерева и дыма наполнил мои ноздри. Я оказалась максимально близко к пику наслаждения, и я выдохнула, почти достигнув…

Резко отдёрнула руки. Обе. Сжала простыни и с этим же выдохом, застрявшим в горле, я поднялась. Оглядела комнату, несмотря на то, что точно знала, что здесь больше никого нет. Свечи мерцали, отбрасывая тени, но замок был на месте, и не было ни одного угла, где что-то или кто-то мог бы спрятаться.

Это не было игрой воображения. Я это чувствовала. Тот палец, грубый и горячий, коснулся моего входа, и…

Раздался настойчивый стук в дверь.

— Sliseag. Открой.

Глава 39

Существует свидетельство о первом наид-наке — явлении, разделившем историю королевства на до и после. Это случилось с Третьей: драконица, приняв человеческий облик, как только взглянула в глаза своему спутнику-фею, почувствовала, как образуется эта связь. От них произошли первые драконы, младенцы, почти полностью похожие на людей при рождении, с круглыми ушами и без драконьих или фейских черт. Лишь почти через год начали появляться крылья, два небольших бугорка на спине, которые, к всеобщему облегчению, развивались нормально и позволяли им летать. Первый дракон был мальчиком и звали его Ильзрис, свет нового начала.

Из запрещённой книги «О народе драконов»

Мои ноги не слушались и подкашивались.

Когда я приблизилась к двери со смешанным чувством тоски и агонии, мне на долю секунды захотелось, чтобы она сама собой открылась, чтобы мне не пришлось принимать какие-либо решения. В конце концов, как говорила Сейдж, наид-нак — это не про выбор.

Мои босые пальцы ног коснулись деревянной поверхности двери. Должно быть, Мэддокс услышал меня, потому что в этот момент он шумно вздохнул.

— Открой.

— Это плохая идея.

В воздухе повисла пауза, в которой было слишком много всего.

— Почему ты закрыла замок? Ты не доверяешь мне?

Казалось, будто слова давались ему с трудом.

И хотя я так делала редко, особенно с ним, но в этот раз я решила быть абсолютно честной.

— Я не доверяю себе.

В ответ послышалась смесь стона и смеха, хотя довольно безрадостного.

— Чёрт возьми, Аланна…

Я опустила руку на деревянную поверхность и иронично улыбнулась.

С самого начала я была уверена, что смогу бороться с тем, чтобы не поддаться связи. Против себя и своих глупых желаний, против тех уз, о которых я никогда не просила, но которые медленно, постепенно обвивали меня, ласкали и дарили покой. Как одежда, которая идеально сидит на теле, и потому её практически не чувствуешь. Облегая, обволакивая, ощущаясь так приятно.

Теперь я знаю, что была глупа. Хватит ли мне сил бороться с этим? Продолжать держаться, стоять на своём? Или…

Голос Мэддокса, тихий и умоляющий, разорвал мою защиту в клочья.

— Пожалуйста, ша’ха.

Почти всё моё сопротивление растаяло. Я привалилась к двери, мой горячий лоб коснулся холодного дерева.

— Не называй меня так, — выдавила я.

Мэддокс замолчал.

— Как скажешь, больше не буду. Но открой дверь. Позволь мне помочь тебе. Не заставляй меня… — Он запнулся, как будто ему трудно было говорить это вслух. — Не заставляй меня всю ночь чувствовать твою боль.

Мои пальцы, словно живущие своей жизнью, коснулись замка, но я вовремя опомнилась и сжала руку в кулак. Ещё одна опустошающая волна прошла от макушки до пят, словно кто-то облил меня ведром лавы.

Искры и языки пламени вернулись, обвивая мои бёдра и низ живота. Я задышала тяжело и сжала ноги так сильно, что мои колени заныли.

В ответ дверь задрожала. Я услышала хриплый мужской стон, и железные петли заскрипели под напором дракона.

Я сходила с ума от боли, удовольствия, разочарования, желания и ненависти к себе и ко всему вокруг.

— Ты мог бы сломать эту дверь и войти в любой момент, не так ли?

— Я этого не сделаю, — ответил он без промедления, решительно, хоть и стиснув зубы.

— Но ты мог бы.

— Твоё согласие всегда на первом месте. Всегда. К чёрту богинь, к чёрту Ширра, потому что никто не заставит меня забыть об этом. — Я затаила дыхание, и туман искр, окружавший меня, немного рассеялся при звуке обещания в голосе Мэддокса. Дракон был твёрд в своём решении, несмотря на то, что страдал не меньше меня. — В тот день, когда ты станешь моей, это будет только на наших условиях. В тебе не будет ни капли сомнений или сожалений, ничего, что могло бы побудить тебя возвести стену между нами.

Эти слова ошеломили меня. Под всей этой бурей эмоций, которые меня охватывали, закралось удивительное ощущение. Это было нечто, что не могли создать ни божественная связь, ни магия Бельтайна, это было мои собственные чувства. Трепет в животе.

И что хуже всего, я верила Мэддоксу. С тех пор как мы познакомились, я увидела множество его граней. Некоторые из них мне до сих пор не нравились, например, его привычка доводить меня до белого каления или его пренебрежение к понятию чужого личного пространства. Однако в серьёзных вопросах он никогда меня не подводил. Даже когда он лгал, у него на то были веские причины. Он держал своё слово, данное мне тем днём в Робабо: «Не беспокойся, я не потребую от тебя больше, чем сам готов дать». То, что тогда казалось мне завуалированным оскорблением, ироничным и деликатным способом сказать мне, что он тоже против наид-нака, теперь приобрело совершенно иной смысл.

Знал ли Мэддокс об этом тогда?

Было ли это обещанием, а не вежливым отказом?

Мои пальцы коснулись замка. Железо скрипнуло едва слышно, настолько тихо, что человеческое ухо не смогло бы это уловить. Но ухо дракона? Я как будто чувствовала, как он задерживает дыхание, как упирается руками в каменный косяк и опускает голову, сокрушённый.

— Ты кажешься очень уверенным, что этот день наступит, — прошептала я. — Что это неизбежно произойдёт.

Ему понадобилось меньше секунды на раздумья.

— Потому что так и есть. Со связью или без, я не такой идиот, чтобы упустить такую девушку, как ты. Богини, Аланна, от одной только схватки с тобой в том зале я стал твёрдым, как камень.

— Почему ты думаешь, что…

Он перебил меня.

— Не делай этого. Сегодня мне не хочется играть в эту игру, будто я дурак, который ходит за тобой по пятам, слюни пускает, а ты не чувствуешь вообще ничего.

Мне показалось, или он произнёс это с горечью?

Может, эта связь сводила меня с ума, заставляя видеть нечто большее, но с каждой фразой становилось только очевиднее: Сейдж была права, и я не одна страдаю от этого.

Я внезапно приняла решение. Решение, о котором я знала, что не пожалею, но которое принесёт последствия. Какие именно, узнаю потом, но и чёрт с ними. Иногда даже я устаю от борьбы.

Двумя резкими движениями я отперла замок и решительно открыла дверь. Я поняла, что застала Мэддокса врасплох, по тому, как его прищуренные глаза округлились, а губы приоткрылись.

Как я и предполагала, он опирался о камень у двери, и в этом положении его плечи казались ещё шире. На нём была только чёрная рубашка с открытым воротом, закатанная до локтей, и тёмные брюки. Он стоял босиком.

Это напомнило мне тот первый сон, где мы были на пляже в Дагарте.

Возможно, так Мэддокс выглядит, когда остаётся наедине с собой…

«Не думай о нём в его спальне!» — закричал мой разум, но было уже поздно. Перед моими глазами промелькнул неприличный образ — Мэддокс, на котором не было ничего, кроме тонкой чёрной простыни, прикрывающей его бёдра. Лёжа на спине, с крыльями, расправленными в стороны и занимающими почти всё пространство, он протянул ко мне руку, приглашения разделить тёмные удовольствия.

Чёрт, почему я представила его с крыльями?

Новая волна накатила на меня. Хуже всех предыдущих. Я вынуждена была крепко держаться за дверь, чтобы не упасть, пока горячая энергия охватывала каждую часть моего тела: мою грудь, которая казалась тяжелее обычного, мой живот, где бабочки плясали свой дьявольский танец, и место между ног, отчего желание превращалось в настоящую пытку.

Богини, если бы я только знала, как это остановить.

Мэддокс, должно быть, тоже испытывал нечто подобное, потому что вены на его руках и предплечьях вздулись от усилий, с которыми он сжимал камень.

Когда я смогла снова заговорить, не боясь застонать, я пробормотала:

— Я никогда не видела, чтобы ты пускал слюни, ни по мне, ни по кому-либо ещё.

Его веки всё ещё были плотно закрыты, но на губах заиграла одна из его фирменных ухмылок.

— Может быть, ты просто не обращала внимания.

— И я никогда не говорила, что ничего не чувствую.

Наступила пауза, пока он осмысливал мои слова. Его широкая грудь тяжело поднималась и опускалась, и когда он открыл глаза и посмотрел на меня, я почувствовала, будто внезапно наступил день и солнце озарило комнату.

У меня осталась последняя защита, что-то вроде внутренней стены, которую я не могла себе позволить потерять. Даже с этой открытой дверью и его глазами, пожирающими меня, как если бы он уже представлял всё, что хотел бы со мной сделать, я должна была кое-что прояснить, иначе рискую потерять этой ночью намного больше, чем просто свою гордость.

— Я всё ещё не хочу принимать эту связь, — предупредила я.

Он не двинулся с места, лишь моргнул.

— Я понимаю.

Я вдохнула, дрожа.

Он понимает? Почему он не сказал «я тоже» для равновесия?

— И я думаю, ты со мной согласишься, что, будь у нас такая возможность, мы бы постарались как-то спастись от этого… этого…

— Зуда? — подсказал он. Его глаза весело блестели.

— Мучения, это слово я подбирала. Мы бы справлялись другими способами, возможно, с другими партнёрами…

Я поняла, что сказала что-то не то, по едва уловимому изменению атмосферы. Всё ещё держа руки поднятыми, Мэддокс наклонил голову вбок, как хищник, изучающий свою добычу, и вдруг воздух стал гораздо плотнее, затрудняя дыхание. Он был насыщен чем-то большим, чем энергией этой связи. Чем-то, что сильно пахло углём.

— Я сказал, что пускаю слюни по тебе, что у меня член встаёт при одном твоём появлении, и ты думаешь, что я стал бы искать другую, чтобы утолить своё желание? Да что там… — Он опустил руки и сделал шаг внутрь комнаты. — Ты действительно думаешь, что я позволю тебе искать другого, чтобы тебе стало легче?

Когда он подошёл ближе, я заметила, как изменились его глаза. Зрачки пульсировали почти гипнотически. Драконья кровь внутри него пыталась взять верх, сопротивляясь маскировочным чарам.

Но этого было недостаточно, чтобы я почувствовала беспокойство, нет, конечно же, нет. Если уж на то пошло, эта первобытная сторона Мэддокса каким-то безумным образом дополняла меня. Дарила ощущение безопасности, а не тревоги.

Уголки моих губ сами собой растянулись в улыбке.

— Не знала, что мне нужно твоё позволение.

Он смотрел на меня несколько секунд, а затем ещё одна его ухмылка заиграла на его красивом лице. Я старалась не показывать, как моё внимание притягивали его зубы, эти клыки, которые вместо того чтобы пугать, казались мне слишком привлекательными.

И я не хотела, чтобы он заметил, как сильно забилось моё сердце, когда он закрыл дверь за своей спиной на замок.

— Тогда я рад, что пришёл в самый подходящий момент. — Он снова повернулся ко мне и начал приближаться шаг за шагом. — Так я смогу прояснить кое-что и предотвратить трагедию.

Я не замечала, что отступаю, пока вдруг не ударилась поясницей о стол. Судя по звуку, упало что-то тяжёлое, возможно, подсвечник. Меня мало беспокоил возможный пожар, честно говоря. В этот момент для меня не было ничего важнее Мэддокса, неумолимо приближающегося ко мне. Его гипнотический взгляд был сосредоточен на мне, словно дракон тоже не замечал ничего вокруг.

Я сглотнула и на ощупь нашла опору руками позади себя. По холодной влаге я поняла, что пролила чернильницу.

— Какую ещё трагедию?

— Не хотелось бы разбираться с тем несчастным, что осмелится к тебе прикоснуться.

Он остановился прямо передо мной, его ноги по обе стороны от моих. Скользнув руками мимо моих плеч, он опёрся на стол, непоколебимо заключая меня в ловушку. Несмотря на то, что моей кожи он не касался, я чувствовала жар его тела. И его запах…

— Ты угрожаешь смертью любому, кого я выберу? А как же все те слова о том, что моя воля всегда на первом месте?

Он издал низкий, хриплый смех, звук, наполненный дымом и углями. Он наклонял лицо к моему, я же не позволила себе отступать даже на дюйм. Наши носы слегка коснулись друг друга, и я почувствовала дыхание Мэддокса на своих губах. Он чуть сдвинулся в сторону, и я приоткрыла рот в ожидании.

Я почувствовала его дыхание на шее, прямо под ухом.

— Возможно, мне стоило быть конкретнее с самого начала. Ты будешь со мной тогда, когда сама этого захочешь, ни раньше, ни позже. — Его глубокий голос заставил мои пальцы ног скрутиться. — За тобой всегда будет первое и последнее слово во всём, что касается меня. Я помогу тебе пройти через всё, что принесёт нам эта связь, будь то хорошее или плохое, потому что я полный идиот и я у твоих ног. Но я не позволю другому получить то, что природа предназначила для меня, потому что зверь внутри меня никогда этого не допустит.

— Это звучит… примитивно.

Я не хотела, чтобы мои слова звучали так сбивчиво, но как с собой справиться?

— Знаю. Ещё как знаю, ведь я давно с этим борюсь. — На этот раз его смех прозвучал горько. — Я знал, что испугаю тебя, если приду и покажу эту сторону. Но это… Это тоже я. Инстинкты дракона…

Казалось, он хотел сказать больше, намного больше, но сдержался. Тайная часть меня, спрятанная глубоко внутри, хотела подбодрить его продолжить. Услышать всё о нём, о его расе, о том, как это на него влияет, какая часть всего этого связана со мной. Однако я этого не сделала. Конечно же, не сделала.

Я знала, что приближается новая волна, потому что вся моя кожа вдруг покрылась мурашками. Я начала задыхаться. Резко вдохнула, когда огонь вновь охватил меня, и приподнявшейся грудью задела Мэддокса. Он отстранился от моей шеи, и наши взгляды встретились. Смесь каштанового с золотым против фиолетового. Душа могучего дракона против наследницы того, что осталось от проклятого рода.

Мои дрожащие пальцы скользнули по разлитым чернилам и столкнулись с пальцами Мэддокса. Вместо того чтобы отдёрнуть руки, я провела большим пальцем по его запястью.

— Я думаю, ни один из нас не виноват в том, что с нами происходит, — прошептала я. — И пока это желание не пройдёт, я согласна мириться с твоей дикой натурой. С одним условием.

— Что угодно, — прорычал он.

— Это должно быть взаимно. Не требуй от меня больше, чем ты сам готов дать. Помнишь?

На мгновение я поклялась, что его глаза заблестели ещё сильнее, словно он точно понял, что я хотела ему сказать.

— Договорились.

Мгновение спустя его губы оказались на моих. Его бёдра придвинулись, прижимая меня ещё сильнее к столу. Его рот так идеально подходил к моему, что у меня сложилось ощущение, будто мы просто продолжаем начатое несколько недель назад. Как будто всё это время мы вовсе не изводили друг друга наиглупейшим образом. Ведь, как он и сказал, это всё равно должно было произойти.

Он навалился на меня так, что я затылком прижалась к стене. Его большие руки крепко сжимали мои бёдра, сминая платье, впиваясь пальцами почти у самой попы. Он потянул меня к себе, и я без колебаний раздвинула ноги, позволяя ему оказаться между ними и поднять подол моего платья. Он прижался ко мне явно очень твёрдым членом, и я, кажется, застонала прямо в его рот.

Я провела руками по его лицу, оставляя следы чернил, пока он завоёвывал мои губы как настоящий захватчик, как тот, кто не сомневается в своих действиях, потому что желал этого слишком долго. Невероятно, как он откликался на каждое моё прикосновение, как напрягались его плечи, как покрывалась мурашками кожа на шее. Его рука скользнула по моему обнажённому бедру, поднимая платье всё выше и выше. По моим плечам и спине пробежали мурашки. В этот момент я не была девочкой, рождённой с проклятием, не была монстром, которого даже родная мать полюбить не смогла; я не чувствовала себя одинокой, виноватой или управляемой некими кукловодами.

Здесь были только я, Мэддокс и то, что творилось между нами…

После глубокого поцелуя губы Мэддокса скользнули в сторону, оставляя приятный мокрый след на моих щеках. Когда он зубами захватил мочку моего уха, я почувствовала, как у меня подкашиваются колени, хотя я сидела на столе.

— Я представлял этот момент сотни раз, — пробормотал он, — и даже так ты оказалась куда более чувствительной, твоё тело откликается на каждое прикосновение. И это наводит меня на мысли о всевозможных извращениях, понимаешь? Таких, что мне должно быть стыдно.

Постепенно, как бы прощупывая почву, его пальцы начали подниматься по моему бедру. Большой палец коснулся точно того же места, что и в тот день во дворце, и казалось, что моя кожа тоже вспомнила тот раз, и оба прикосновения — из прошлого и настоящего — слились в одно. С моих губ сорвался трепещущий вздох, и, сама не осознавая, что творю, я схватила Мэддокса за затылок и притянула к себе.

С тихим смехом он коснулся края моего нижнего белья. Я сама касалась себя там всего несколько минут назад. И он был со мной в тот момент, если эта злосчастная связь, созданная меткой, позволяла не только слышать, но и чувствовать.

— Интересно, что я почувствую, когда коснусь тебя здесь, — сказал он, проводя пальцем по краю ткани сверху вниз. Он был так близко… По коже пробежал холодок, словно молния, настолько мощная, что я вскрикнула в объятиях Мэддокса, и внезапно его пальцы оказались там, где я нуждалась в них больше всего. — Чёрт, надо было медленнее. Надо было…

Бормоча глупости себе под нос, он отодвинул моё нижнее бельё в сторону и коснулся меня впервые безо всяких преград. Ощущение его пальцев, почти таких же горячих, как и я сама, скользящих по моим складкам… Ни с чем несравнимо. Ни с чем.

— Боги, Аланна, ты такая мокрая. Скажи, что не ходила так по деревне, — пробормотал он хриплым голосом. — Скажи, что ты не была такой, когда встретила Оберона и его шайку.

Мэддокс продолжал исследовать мои самые интимные места, пока говорил, его пальцы выплетали узоры, создавая череду ощущений, от которых я всё сильнее сжимала коленями его бёдра. Из меня вырвалось несколько звуков — я даже не знала, что способна такое издавать. И когда перед глазами вспыхнул ослепительный свет, я схватила Мэддокса за запястье, чтобы остановить его движения.

— Ты задаёшь слишком очевидные и неправильные вопросы, — прошептала я, задыхаясь. — Хочешь знать, когда в последний раз я была такой мокрой?

Он сурово взглянул на меня, хотя я знала, что в нём кипели страсть и едва сдерживаемое желание. Если он чувствовал хотя бы половину того, что я, то удивительно, почему мы всё ещё на столе.

— Нет. Да. Нет. Чёрт.

Он закрыл глаза, борясь с собственной нерешительностью, и я решила добавить к списку своих маленьких радостей пункт «сбивать Мэддокса с толку откровенными фразами». Я слегка вонзила ногти в основание его волос и приблизилась к его уху.

— Во дворце, когда ты оставил мне записку под платьем.

Он пробормотал ругательство, которое я никогда раньше не слышала, и уткнулся головой в мой шею. Почти в наказание он сделал две вещи одновременно, заставившие моё сердце забиться быстрее: он укусил меня в изгибе, где шея встречается с плечом, и ввёл палец внутрь. Он вошёл легко, уверенно, и все мои внутренние мышцы сжались вокруг его пальца, как будто от этого зависела моя жизнь. Я отпустила его запястье и повисла на его плечах, потерянная, околдованная.

— Кто бы сомневался, что ты будешь такой узкой, — проворчал он.

Затем его палец медленно вышел, несмотря на моё сопротивление и попытки удержать его внутри. Он на мгновение скользнул по внешним губам, пробуя, и снова вошёл внутрь. Моя кожа, казалось, была охвачена огнём, как будто всего этого было одновременно и слишком много, и слишком мало. Движения Мэддокса стали ровными, твёрдыми, от этого ритма невозможно было перестать дрожать.

— Хочешь показать мне, как тебе нравится? — спросил он, не переставая двигать рукой. — Скажи мне. Покажи.

Говорить? Сейчас? Он вообще нормальный?

— Ты… ты всё делаешь хорошо, — удалось пробормотать мне.

Он самодовольно ухмыльнулся; меня разрывало одновременно от страсти и от желания врезать ему. Однако, когда его большой палец нашёл клитор и начал уделять ему внимание, я вовсе забыла, где нахожусь. Я всем телом прижималась к нему, я не могла усидеть на месте и пыталась следовать его ритму, ускорить его, двигая бёдрами навстречу. Однако у Мэддокса, похоже, были другие планы.

Он внезапно убрал пальцы, я тут же почувствовала себя пустой. Я знала, что он использовал только один палец, и всё же моё тело умоляло вернуть его. Эти ощущения навсегда перевернули моё восприятие. А что будет, если…

Все вопросы, сомнения и вообще сколько-нибудь рациональные мысли исчезли из моей головы, когда я увидела, как Мэддокс опускается на колени. Он был настолько высоким, что это не было проблемой, даже несмотря на то, что я сидела на столе, но я подумала, что моё сердце выскочит из груди, когда его руки взяли меня за ягодицы и подтянули к самому краю, пока то, что он только что трогал пальцами и дразнил, не оказалось в нескольких сантиметрах от его лица.

Я рефлекторно попыталась сомкнуть ноги, но Мэддокс, похоже, предвидел это и обхватил мои колени руками, мягко остановив меня. Моя юбка собралась на бёдрах. В этот момент я поняла, что платье безнадёжно испорчено, заляпано чернилами, а кожа вся в чёрных следах там, где Мэддокс прикасался ко мне.

Вместо того чтобы огорчиться, как это, наверное, случилось бы с нормальной девушкой, буря ощущений захлестнула меня с ещё большей силой. В голове мелькнуло сравнение, словно моё тело рассказывает историю, как книги, которые я так любила.

Глаза Мэддокса следили за мной, как будто у него в голове было множество идей, и он не знал, какую выбрать первой.

— Что ты делаешь? — прохрипела я.

Я не была глупой, слышала о подобных практиках, но сама никогда не пробовала. Я начала понимать, что мой опыт в Гальснане был крайне ограниченным. До сих пор я думала, что того, что я узнала, было достаточно, я была очень довольна собой, когда избавилась от обременительной девственности и, так сказать, выполнила часть списка вещей, которые, по идее, не должна была делать.

Теперь я понимала, что была наивна и что на горизонте было гораздо больше, чем я удосужилась исследовать.

Изучая мои интимные места, Мэддокс наклонил голову вбок, и я вся задрожала. Ему пришлось приложить усилия, чтобы удержать мои ноги на месте.

— Я не выйду из этой комнаты, не сделав несколько вещей, — сказал он. Если раньше его голос был хриплым, то теперь он стал почти гортанным. — Это одна из них.

И в следующий миг он прижал туда свой рот. Я выгнулась дугой от яркого ощущения, мои блуждающие руки искали, за что бы ухватиться, и я ещё больше испачкала пальцы чернилами, пока не нашла край стола. Язык Мэддокса был горячим и влажным, когда он скользил по моим складкам; и я полностью сдалась. Я расслабила ноги, положив их на его плечи, и тогда он смог полностью посвятить себя служению мне. Не было другого способа описать это. То, как он целовал меня там, довольно рыча, наши запахи, грубость его рук на моей коже… Всё это захлестнуло меня, и я совершенно не была против.

В какой-то момент эта пружина плотного и горячего наслаждения стала натягиваться, приближая меня к самому пику. Я неосознанно задвигала бёдрами навстречу лицу Мэддокса, желая большего. Сдавленный стон вырвался из моего горла.

— Очень хорошо, sliseag, — пробормотал он с одобрением. В этот момент его палец вновь вернулся внутрь, и мой пульс окончательно сошёл с ума. — Чёрт, это… Ты великолепна, знаешь? Как ты сжимаешь меня, какая ты мягкая и влажная… — Это пульсирующее напряжение всё нарастало и нарастало, и я не могла ничего с этим поделать, кроме как задыхаться и умолять. — Ах, нет. Если ты собираешься кончить, то сделаешь это мне в рот.

Не переставая двигать пальцем, он прижался губами к моему клитору, и я бы поклялась, что вся комната затряслась и Тантэ придётся влезть в долги, чтобы отремонтировать таверну после этого. Пружина сорвалась, и это было так, словно всё напряжение в моём теле, всё, что делало меня сильной и стойкой, исчезло. Кажется, я пробормотала серию бессвязных слов, среди которых было его имя. И когда последняя волна дрожи разорвала меня на кусочки, а Мэддокс слизал все доказательства того удовольствия, которое он только что мне подарил, я запутала пальцы в его волосах и потянула вверх.

Послушный, он поднялся к моему рту и поцеловал меня, как будто всё ещё был очень голоден, несмотря на только что устроенный пир. Мой вкус на его языке был сильнее любого афродизиака. Странно, но возбуждающе. Я начинала понимать его и задумалась, будет ли он так же хорош на вкус. Мне тут же захотелось проверить, смогу ли я привести его разум и тело в такой же хаос, как он сделал со мной.

Я почувствовала его эрекцию у своего бедра и скользнула к ней рукой. Пока я ласкала его через штаны, любопытство становилось всё сильнее. Он был больше, чем я ожидала, и это при том, что я ещё даже не видела его.

С мученическим стоном Мэддокс оторвался от моих губ.

— Если ты продолжишь это делать, мне будет очень сложно сосредоточиться на другой вещи, которую я хочу сделать.

Я ещё не успела прийти в себя, и моё дыхание снова стало прерывистым. Да, он говорил о двух вещах. Но если он не собирался задействовать член, то мой затуманенный ум не в состоянии представить, о чём может идти речь

— И что… что же это?

Рука Мэддокс потянула за конец жёлтого шарфа, который всё ещё был на моей груди, сняла его с моей шеи и отбросила в сторону. Я ощутила прохладу своей разгорячённой, вспотевшей и очень чувствительной кожей, отчего волоски на руках встали дыбом. Мэддокс наклонился ко мне, его волосы коснулись моих щёк, затем шеи и потом…

Он оставил мягкий поцелуй, едва мазнув губами по моей коже, на метке. Я задрожала, но уже по совсем другим причинам. Остатки оргазма ещё не покинули моё тело полностью, и внезапно я почувствовала, что могу достичь новой вершины. У меня перехватило дыхание и заныло в животе. Всё больше казалось, что дело не просто в плотских желаниях.

Как же ты заблуждалась, Аланна, если когда-либо думала, что это лишь физическое влечение.

Мэддокс медленно целовал метку, его дыхание ласкало мою ключицу, его руки мягко обхватывали мою талию.

— Ты не представляешь, что значит для меня видеть это на твоей коже, — прошептал он. — Даже не догадываешься, сколько порочных, недостойных мыслей возникает в моей голове, когда я думаю о том, что эта метка делает тебя моей. Зверь внутри меня…

Он замолчал, задумавшись, не сказал ли он лишнего, не напугает ли меня эта часть его. Нет, не напугает. О, богини, конечно же нет. Зверь внутри него? Эти слова напомнили мне о моей собственной тьме, которую мать всегда называла «монстром». Я не могла рассказать ему об этом ни при каких обстоятельствах, но…

Его пальцы коснулись лент моего платья и спустили их с плеч. Ему хватило двух рывков, чтобы спустить одежду вниз, и моя грудь оказалась перед его глазами. За исключением ткани, собравшейся на бёдрах, я была полностью обнажена.

Рокочущий звук, вырвавшийся из его груди, эхом разнёсся по комнате.

— Клянусь звёздами, — зарычал он, — ты…

Пальцы скользнули к моей груди, и я мягко оттолкнула его. Его взгляд остановился на моих руках.

— Что? Что не так, sliseag? — спросил он.

— Я почти голая, а ты слишком одет.

Медленная загадочная улыбка расползалась по его лицу.

— Ну что ж, пусть это будет самой большой проблемой этой ночью.

Его пальцы начали расстёгивать рубашку, но я снова остановила его.

— Я хочу сделать это сама.

Его глаза засверкали, в них вспыхнула янтарная искорка. Поразительно, что маскировочные чары ещё не рассыпалась от напряжения.

— Я весь твой.

Я не пыталась скрыть учащённое биение сердца — это было бы абсурдно. В этот момент у меня дрожали даже ресницы. Когда я смогла увидеть его метку (впервые не испытывая при этом ужаса), я заметила, что она очень похожа на мою. Возможно, если изучить внимательнее, окажется, что они идентичны. Я помогла ему снять рубашку через голову, восхитившись крепкими мышцами и загорелой кожей, которые открылись передо мной.

Когда рубашка упала на пол, я глубоко вдохнула. Он был… исключительным. У него тело не просто воина, а воина-дракона. Он такой высокий и широкий, что я даже не знала, с чего начать.

А нет, знала. На самом деле, знала. Аккуратно, я положила пальцы под самой меткой. Мэддокс говорил, что узор должен напоминать драконьи чешуйки. Я провела пальцем по одной из спиралей, удивившись тому, как напряглись его мышцы. Я вспомнила кое-что.

— В первые дни в замке мне приснился очень странный сон. И мне всё не даёт покоя вопрос, насколько это было реально.

— Это было реально, — подтвердил Мэддокс хриплым, полным эмоций голосом. — Не зная того, ты помогла мне пережить транс, пока я впитывал чары Пвила. Без тебя я, наверно, сошёл бы с ума от агонии.

— Но я видела не тебя. Это был дракон. — Я помнила всё с кристальной чёткостью: лес, колоссальный размер дракона, его дыхание с запахом серы. — Огромный дракон с чёрными чешуйками.

Руки Мэддокса, чёрные от чернил, как и мои, медленно скользили по моим обнажённым бёдрам.

— Это был я. Он живёт во мне. У всех драконов есть зверь внутри. Мы не способны превращаться в полноценного дракона, как Ширр или Девятка, но они всегда с нами с момента рождения.

Я попыталась представить, каково это — жить с осознанием, что ты всегда не один, и это оказалось не так уж сложно.

— Ты чувствуешь его внутри, но видел ли ты его когда-нибудь? — Его пальцы замерли на мгновение, а через секунду он покачал головой. — Тогда знай, что он великолепен.

Его взгляд потемнел, но в то же время он улыбнулся.

— Ты ведь понимаешь, что, называя его великолепным, ты называешь так и меня, да?

Я улыбнулась.

— Для этого тебе придётся снять брюки. А там посмотрим.

Внезапно он застыл, глядя на меня так, будто впервые увидел.

— Не делай этого, чёрт побери. — Закрыв глаза, он потянулся к поясу своих брюк. — Когда ты так улыбаешься, клянусь, я сделаю всё, что ты попросишь.

Каждая часть меня, которую он ласкал и дразнил, радостно отозвалась на его слова. Я была так взволнована, что даже слюну проглотить не могла. Тем не менее, я обвила его ноги своими лодыжками и придвинула ещё ближе к себе.

— Что угодно?

— Что угодно, — подтвердил он с уверенностью, одновременно вытаскивая ремень. — И знаешь, почему я в этом уверен? Потому что что бы ни происходило в твоей голове, я уже был там сотни раз.

У него был такой взгляд, что у меня не осталось никаких сомнений в его словах. И я поняла. Я поняла, что что бы ни хотело моё тело или разум, Мэддокс это даст, потому что мы с ним в одной лодке, мы оба пленники одного и того же неукротимого желания. Ничто не будет чрезмерным, ни одна фантазия не будет слишком постыдной.

Мэддокс спустил брюки. И, увидев его член, я поняла, что у нас возникнут проблемы. Потому что у меня будет много, очень много фантазий.

Глава 40

Если хочешь испытать дикое, ослепляющее возбуждение, оседлай дракона.

Я про спину, если что.

Запись героя Фионна в запрещённой книге «О народе драконов»

Я смотрела на него с жадностью и любопытством. Прежде, занимаясь сексом в тёмных амбарах, я мало что могла разглядеть. И хотя я уже ощупывала и догадывалась о многом благодаря определённому опыту ведения незаконных дел в Реймсе, также известном как столица удовольствия Гибернии, ничто не могло сравниться с видом полностью обнажённого мужчины.

Хотя, по правде говоря, я не считала Мэддокса типичным представителем мужского рода.

— Если ты собираешься и дальше так на меня смотреть, нам лучше устроиться поудобнее.

Он взял меня на руки и понёс к кровати. Моя кожа испытывала всевозможные короткие замыкания и ощущения при соприкосновении с его телом. Мэддокс уложил меня на покрывало и начал стягивать смятое чёрно-жёлтое платье, которое в итоге быстро оказалось на полу. Сам же дракон остался у подножия кровати, глядя на меня, лежащую обнажённой, и мне показалось, что на мгновение его взгляд затуманился, как будто он был слишком ошеломлён увиденным.

Я же думала о том, что нет никого притягательнее его.

Мэддокс опустил руки на матрас и подполз ко мне.

— Это и правда сон, — прошептал он.

Я обняла его лицо руками и притянула для поцелуя. Желание быть как можно ближе к нему было единственным, что меня волновало; ощущать его вес, его тепло — всё это было мощно и опьяняюще. От глубокого прикосновения его языка, скользящего по моему, моё сердце забилось быстрее, и, понемногу, поцелуй за поцелуем, я начала чувствовать, как жгут снова закручивается внутри меня. Как будто ничего до этого не существовало; моё тело требовало большего. Больше Мэддокса, его рук, всего, что он заставлял меня чувствовать. Возможно, я пробормотала это вслух, потому что его рука сжала мою грудь и массировала сосок большим пальцем, стимулируя.

С моих губ сорвался тихий стон, полный желания.

Я согнула колено и подтолкнула его бедро. Его член прижимался к моей ноге, и, честно говоря, я хотела, чтобы он был немного левее, прямо там…

Мэддокс зарычал.

— Ладно, думаю, пора… О богини, sliseag, дай мне секунду, — сказал он, уворачиваясь от моих попыток притянуть его ближе. Он сел на пятки, между моих раздвинутых ног, с доказательством своего желания, направленным прямо в то место, где я его жаждала. Какие ещё намёки ему нужны? — Нам надо поговорить.

Я попыталась испепелить его взглядом, но это было очень сложно. Он усложнял простое.

— Поговорить? Ты уверен?

Я качнула бедрами и на мгновение коснулась кончика его члена, что заставило дракона зашипеть и снова опустить взгляд. Он облизнул губы, как будто вспоминал мой вкус или готовился к чему-то большему, и я поняла, что между желанием и болью лишь тонкая грань.

— Нет. Да, — быстро исправился он. — Это важно, клянусь Триадой.

Должно быть, это действительно важно, если он останавливается в такой момент. Я приподнялась на локтях, его глаза не упустили ни одного движения моей груди.

— Ну что ж, раз у нас, похоже, нет дел поважнее… Я слушаю тебя.

Он порочно улыбнулся в ответ на мой сарказм.

— Ты будешь мне благодарна, поверь. Это… — Его руки обхватили мои раздвинутые бёдра, прижимая их к покрывалу и раскрывая меня перед ним. На его лице было написано дикое желание, когда он подался бёдрами вперёд и его член скользнул по моим складкам. Мы оба одновременно застонали; каждый сантиметр моего тела стал в тысячу раз чувствительнее. — Если я это сделаю… Если я сделаю это, мы станем ещё ближе, понимаешь? Чёрт, я бы хотел рассказать тебе больше, но ты… — Он упёр одну руку в матрас, в то время как другой обхватил моё лицо, заставляя смотреть на него. Смотреть на его желание, его волнение, его едва сдерживаемую страсть. — Аланна, есть несколько этапов закрепления связи наид-нак. Мы уже сделали первый шаг, когда поцеловались. Второй — вот это. — Он снова скользнул членом вверх-вниз, давя на мой клитор; у меня перехватило дыхание. — Войти в тебя. Стать единым целым.

Это…

Да, это действительно заслуживало паузы для разговора, должна признать.

Ко всем тем чувствам, ко всем тем битвам эмоций и инстинктов добавилось чувство неопределённости. Я хотела этого. Вероятно, я никогда не хотела ничего для самой себя, для себя одной, так сильно, как его. Мои желания всегда отодвигались на второй план. Выживание и безопасность моей сестры стояли на первом месте.

— Любое твое решение будет правильным, — сказал он. Так пристально наблюдая за мной, он не мог не заметить моего внутреннего конфликта. — Даже если ты захочешь, чтобы мы остановились прямо сейчас. Если это то, чего ты хочешь, так и будет. Я просто хочу, чтобы ты выбирала то, что будет лучше для тебя, хорошо?

Я слушала его, конечно, но также прислушивалась к своему телу и к тому, как оно было уверено, что мне будет очень приятно ощутить его внутри себя.

И это изменит меня.

Быть может, навсегда.

Я почувствовала ласковое прикосновение к щеке.

— Хорошо, sliseag?

— Да. Я… думаю, что не готова.

Я знала, что должна быть более решительной, более уверенной. «Я не готова» звучало лишь временным состоянием, а не полным отказом.

На его лице не отразилось ни малейшего признака раздражения, ни намёка на разочарование из-за того, что я отказывала ему в том, чего мы оба явно желали. Напротив, он наклонился и поцеловал меня с такой нежностью, что весь клубок нервов в моём животе мог вылиться в слёзы.

Когда Мэддокс отстранился, я пробормотала:

— Но это не значит, что я хочу остановиться. То есть… я…

За его тихим смехом, который показался мне жестокой насмешкой, последовало движение его бёдер. Его эрекция оставалась на месте, готовая ко всему, что я захочу.

— Я знаю. И у меня есть идея. Ты доверяешь мне?

Я, не задумываясь, кивнула. Мы легли, и он обнял меня сзади, прижимая свой торс к моему, его бёдра устроились позади меня. Ощущения были интригующими. Как я и предполагала, я ничего не знала о сексе. А эта поза, в которой я не могла его видеть, но могла чувствовать, вызвала во мне волну запретного удовольствия.

Одна его рука оказалась подо мной, обхватив меня таким образом, что он мог держать меня и одновременно касаться моей груди. Вторая рука легла на мой бок.

Его губы и нос скользнули по моей шее и затылку, открытым и уязвимым. Затем Мэддокс спустился ниже, к моим шрамам. Я втянула воздух, когда почувствовала, как он поцеловал их и глубоко вдохнул.

— Океан и ясень, — пробормотал он. — Твой аромат не покидает меня с того самого дня, как я взял тебя на руки в Робабо.

Тогда я тоже уловила его запах и нашла его завораживающим: свежая древесина и огонь. К этому моменту комната была пропитана смесью наших ароматов, и это ощущалось как нечто порочное.

Рука на моем бедре исчезла, и через мгновение я почувствовала, как что-то твёрдое и горячее скользнуло между моими ягодицами. Я вздрогнула всем телом, напряжённая, пока не почувствовала, как его рука пробирается между моих ног.

— Если ты раскроешься для меня, я обещаю, тебе будет очень хорошо.

Я послушалась. Подняла немного ногу, и его член скользнул между моих складок. Он ласкал меня им так же, как и до этого, только теперь я его не видела. И хотя головка члена дразнила мой вход каждый раз, когда проскальзывала мимо, дракон не делал попыток преодолеть эту преграду. С каждой новой атакой и отступлением я всё больше входила во вкус, всё больше подстраивалась под его движения, пока между нашими вспотевшими телами не осталось ни одного зазора. Головка стала каждый раз касаться моего клитора.

— Во имя трёх богинь, — застонала я.

— Да, об этом я и говорил.

Его пальцы играли с моими сосками, и хотя он казался очень довольным собой, я заметила, каким быстрым и поверхностным стало его дыхание. Оно было в такт с моим и звучало, как очень быстрая мелодия.

Я не смогла бы долго этого вынести, только не при всех этих ощущениях одновременно. И когда я попыталась опустить руку, он остановил меня.

— Это несправедливо, — захныкала я. — Я тоже хочу тебя трогать.

— Может быть, в другой раз, — грубовато ответил он. — А пока мне нужно сохранить самообладание.

Он говорил о маскировочных чарах? Из-за наших ласк всё могло пойти насмарку?

Я перестала задаваться вопросами, когда Мэддокс начал покусывать мою шею. Стон сорвался с моих губ, почти неосознанно, пока я продолжала чувствовать его снова и снова между своих ног, почти желая, чтобы произошла ошибка и он случайно вошёл в меня. Звуки, которые я издавала, казалось, подстёгивали его, его бёдра двигались с большей интенсивностью и силой, ударяя по моим ягодицам и производя всевозможные непристойные звуки. Чувствовать его таким разнузданным и потерявшим контроль из-за меня было слишком. Когда пламя пульсирующего удовольствия охватило меня всю, унося за грань, я закричала. Выгнулась и протянула руку назад, чтобы схватить его за волосы; мне нужно было удержаться за что-то, что продлило бы это головокружительное падение.

— Чёрт, ша’ха, — прорычал он над моим ухом.

Всё его огромное тело содрогнулось, и, после последнего мощного толчка, он отстранился, и я почувствовала горячие струи, выплеснувшиеся на нижнюю часть моей спины и ягодицы.

Несколько долгих минут не было никаких звуков, кроме нашего тяжёлого, удовлетворённого дыхания. Руки Мэддокса теперь полностью обнимали меня, удерживая рядом, и то, что с любым другим превратилось бы в неловкий момент и непреодолимое желание отстраниться, с ним было… Приятным. Тёплым. Уютным.

Я как будто обрела дом.

И эта мысль подтвердила мне, что я никогда не буду прежней.

Мы оделись в тишине, наполненной множеством оттенков. Нельзя было сказать, что это было неловко. Это было естественно после того, что мы пережили. Очевидно, вся нужда, которую я ощущала в течение ночи, рассеялась, как дым после порыва ветра. Появилось новое осознание, и некое гудение в моих интимных местах подтверждало, насколько хорошо они были удовлетворены.

Мы с Мэддоксом пытались смыть чернила водой из умывальника, но только больше размазывали их. Заря занималась на горизонте за окном, и никто из нас не хотел опоздать на свадьбу Хигеля.

Я посмотрела на Мэддокса. Боже мой, да никто не поверит, что чернила пролились случайно. На его челюсти был отчётливый отпечаток пяти пальцев, один из которых заходил на скулу. Если бы я приложила свою руку, она бы идеально подошла.

Я не хотела даже представлять, что творится у меня между ног.

Он, казалось, был не особо обеспокоен этим, если вообще обеспокоен. Быстро осмотрев свои руки и грудь в чернильных узорах, напоминающих татуировки, я мечтала стереть его ухмылку кулаком с размаху.

— Это не смешно, — бросила я ему.

— Ты просто не видишь это так, как вижу я.

Я не знала, простит ли мне Гвен безнадёжно испорченное платье. Пришлось надеть брюки и рубашку с длинными рукавами в надежде, что они скроют следы на коже. Мэддокс, облокотившись на стол, снова был в своей тёмной одежде и держал в руке один из жёлтых цветков.

— Подойди сюда.

— Нам нужно торопиться, — возразила я, хотя ноги по инерции понесли меня к нему.

Осторожным движением он вплёл цветок в мои волосы возле виска.

— Так мы не оскорбим ни одну богиню, — прошептал он. Когда его глаза скользнули по моему лицу и ниже, я почувствовала себя так, словно всё ещё была обнажённой.

Я взяла ещё один цветок и сделала то же самое: завязала маленький узел из стебля на одной из его достаточно длинных прядей так, чтобы не выпал. Я чувствовала себя странно и одновременно хорошо. Это была я, и в то же время не я. Возможно, потому что всё это было для меня новым и удивительным.

Я ни с кем ещё не испытывала такой близости, но мне всё ещё мало. Это какое-то безумие.

— Готова? — спросил он.

Я в последний момент вспомнила, что нужно взять мешочек с рисом.

— Готова.

К тому времени веселье Бельтайна немного поутихло. Разгул, смех и музыка уступили место тому, о чём говорила Гвен. Костры уже потушили. Повсюду на глаза попадались жёлтые цветы, и тут и там собирались компании, чтобы вместе встретить рассвет. Куда бы мы ни шли, на нас смотрели с нескрываемым интересом. Я старалась не краснеть, зная, что они видят и какие выводы делают, но это было сложно для девушки, которая привыкла держать детали своей жизни в тайне.

Секвана и Цето сидели на крыльце своего дома вместе с другими мерроу и феями. Их челюсти отвисли при виде нас, но мы с Мэддоксом продолжили идти дальше.

— Мама, что у них на лице? — спросил маленький фей с деревянными рожками, указывая на нас.

Женщина поспешила опустить его руку и тихо одёрнуть его.

Мы нашли Гвен и Сейдж, сидящих на склоне перед таверной, где собралась большая часть жителей деревни. Если бы это было возможно, я бы запечатлела выражения их лиц, когда они увидели нас вместе. В таком виде.

— Какого чёрта? — тихо выругалась Гвен.

Сейдж решительно выставила ладонь.

— Даже знать не хочу.

Мэддокс со вздохом опустился рядом с ней.

— Я и не собирался рассказывать.

— Да тут и так всё ясно. Ты шёл как павлин с раскрытым хвостом.

Я решила сесть рядом с Гвен, чтобы обе девушки оказались между нами. Мне это показалось хорошей идеей. Вероятно, первое моё разумное решение за последние несколько часов. Блондинка подалась вперёд и крутила головой, глядя то на Мэддокса, то на меня, раз тридцать. Если она продолжит в том же духе, то свернёт себе шею.

Сейдж остановила взгляд на мне и приподняла брови.

— Это чернила?

Не было смысла лгать.

— Да, — буркнула я.

— У меня такое было однажды. Используй помидоры, чтобы очистить кожу, иначе сотрёшь её до крови.

Гвен шумно вдохнула.

— Сейдж!

— Что? Думаешь, только у тебя есть право развлекаться?

— Святая Ксена, а я-то думала, что я самая развратная из всех.

— Напоминаю, что сегодня ты уединилась как минимум с тремя разными партнёрами.

— Не одновременно же!

— И что с того?

Я изо всех сил сдерживала улыбку, наблюдая, как солнце медленно поднимается над Хелтерскими горами и освещает На-Сиог. Когда я почувствовала тепло его лучей на своём носу и щеках, мне показалось, что я поймала момент абсолютной чистоты и благополучия. Больше мне ничего и не надо. Я довольна собой и всем, что меня окружает. Осталось только вернуть сестру, и всё будет хорошо. Как только я снова открыла глаза, это ощущение прошло, но я хорошо его запомнила. Это было незабываемо.

Мы втроём, нашей женской компанией, прошли к задней части таверны, где рядом с колодцем находился маленький источник. Выпили пару глотков, зачерпывая воду руками, и мне показалось, что это была самая сладкая и чистая вода, которую я когда-либо пробовала.

— Это священный колодец, — сказала мне Гвен. — Его воды текут прямо от источника Муирдриса.

Я заметила, как многие собирают в крошечные флакончики росу, скопившуюся на краях крыш, тенистых камнях или подоконниках. Уже собиралась попросить у кого-нибудь лишний флакон, как вдруг Мэддокс подошёл ко мне.

— Я подумал, что тебе тоже захочется взять, — сказал он, вложив в мою руку склянку размером с мой большой палец. Внутри было всего четыре-пять капель сверкающей, неожиданно густой жидкости.

Мы с Мэддоксом посмотрели друг другу в глаза. Воспоминания были так свежи, что внутри меня всё сжалось от волнения.

— Спасибо, — прошептала я.

Он прочистил горло и неопределённо кивнул. За его спиной Гвен притворилась, что теряет сознание. Так как Сейдж не подхватила её, ей пришлось упасть на землю.

Наконец, с наступлением утра, мы собрались на свадьбу Хигеля и красивой девушки-феи с длинными светлыми волосами, из которых кокетливо торчали два лисьих ушка. Её волосы были украшены цветами, а на ней самой было прекрасное платье лимонного цвета. Оба стояли босиком и улыбались друг другу.

Один из самых интригующих моментов свадьбы произошёл, когда Тантэ и старая Мэй встретились вновь после двадцати лет разлуки. Хотя они стояли по разные стороны от толпы и сына, между ними чувствовались искры. Кроме того, старая Мэй вовсе не выглядела старой. Она была феей, почти такой же высокой, как Тантэ, с пышными формами и белой кожей. Её волосы были такими же рыжими, как у сына. Также я заметила, что борода, изображённая на вывеске таверны, на самом деле была красивой заплетённой козлиной бородкой, которая ей действительно шла. За её спиной нервно вилял хвост всё того же рыжего цвета. У стоявшего же с другой стороны Тантэ рыбий хвост так сильно бился о землю, что все вокруг были вынуждены отступить. Хигель грозным взглядом дал понять, что если они не успокоятся, им не поздоровится.

Церемонию вела сама Секвана, которая вынуждена была сидеть на табурете на протяжении всего действа. Если Цето утверждала, что она была молода до войны, и они обе были подругами, значит ли это, что Секвана тоже жила в те времена?

Мерроу говорила о доброй воле, с которой пришли сюда сегодня двое влюблённых, чтобы связать судьбы вместе, о том, насколько этот день благоприятен для получения благословения богини жизни и почитания окружающей нас энергии. Она сказала Хигелю переплести свои руки с руками его избранницы, а затем связала их тремя лентами разных цветов: жёлтым, красным и чёрным. После того как они дали обещания уважать, поддерживать и страстно любить друг друга («Очень страстно!» — громко добавила Цето), они поцеловались, и все жители На-Сиог разразились бурными аплодисментами.

Всё ещё со связанными руками, новобрачные прошлись по кругу, чтобы все могли посыпать их головы рисом. Считалось, что это отгоняет дурные предзнаменования и приманивает процветание и плодородие. Когда они подошли к нам, я постаралась встать ближе к Мэддоксу, поскольку всё ещё чувствовала себя немного чужой и не знала, что красивого им сказать.

— Ой, смотрите-ка! — воскликнула жена Хигеля, увидев нас с Мэддоксом.

Рядом с ней Хигель разразился смехом и толкнул плечом Мэддокса с такой силой, что тот чуть не упал на меня. И заодно игриво коснулся локтем жену.

— Та сама энергия, что нужна мне в день свадьбы! Спасибо, дружище!

В тот день мы ели и поднимали тосты за пару столько раз, что я сбилась со счёта. Помню только, что после третьего бокала начала притворяться, а не пить, потому что не хотела закончить, как Гвен, лежащей без сознания, пока деревенские дети обвязывали её лентами от ушей до кончиков пальцев и приклеивали к её лицу рисовые зерна.

Когда я отошла к таверне по нужде, мне внезапно преградили дорогу. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы узнать эти медово-русые волосы.

Это была сестра Тали, убитой девочки из леса. Жертвы Дуллахана. У меня не было ни малейшей догадки, почему она остановилась передо мной и почему смотрела на меня с такой серьёзностью, но моё сердце забилось сильнее.

Я не успела ничего сказать, она заговорила первой.

— Это ведь ты мне помогла, да?

Её слова стали ударом под дых, почти физически ощутимым. Я попыталась скрыть своё удивление.

— Я не…

— Я видела тебя. Знала, что что-то произошло, почувствовала магию вокруг себя, совсем другую магию. Никогда раньше не испытывала ничего подобного. — Она смотрела на меня внимательно, без тени сомнения в карих глазах. — Я вышла из дома и увидела, как ты уходишь. И это ты нашла мою сестру.

Значит, она всё почувствовала, заметила меня и сопоставила… Кому она могла об этом рассказать? И что именно?

Не замечая моей нарастающей паники, она протянула мне что-то. Это были бумажные цветы, такие же, как те, что я видела в её комнате через окно.

— Мне не важно, что произошло на самом деле. Я была на грани отчаяния и вдруг смогла снова дышать, — добавила она тихо; это явно было нечто глубоко личное. — Так что я просто хотела сказать спасибо.

Она ушла, оставив меня стоять там, обескураженную, с цветами в руках. Кто-то поблагодарил меня за использование тьмы? Конечно, я сильно сомневалась, что она вела бы себя так же, если бы знала, что за магия подействовала на неё в тот день, прикоснулась к её коже и передала последние мысли её сестры. Тем не менее…

Я посмотрела на цветы, чувствуя, как сжимается сердце. На каждом из них было коряво написано «Эмбер и Тали».

К вечеру почти все были измотаны после стольких часов без сна. Бельтайн подошёл к концу. Мэддокс понёс Гвен на руках в таверну. Мы с Сейдж последовали за ним. Я посмотрела на течение Муирдриса и задумалась, отмечал ли Фионн Бельтайн хоть как-то.

Перед тем как мы разошлись по своим комнатам, Мэддокс бросил на меня выразительный взгляд. Я слегка качнула головой, и он кивнул. Подмигнув напоследок, он унёс храпящую Гвен.

— Я бы спросила, понравился ли тебе Бельтайн, но похоже, что ты нас всех переплюнула, — сказала Сейдж с лёгкой улыбкой на губах.

Если выбирать между той Сейдж, которая называла меня идиоткой и ребёнком, и той, что стояла сейчас передо мной, то вторая явно выигрывала. Они с Гвен решили, что между мной и Мэддоксом произошло нечто большее.

— А тебе? — вернула ей её же вопрос. — Понравился праздник?

О фее я знала меньше, чем о Гвен. Ни о её интересах (помимо желания постичь искусство друидов), ни о том, откуда её семья, хотя её происхождение было очевидно.

На мгновение её тёмный взгляд устремился вдаль и затерялся в пространстве. Спустя несколько секунд она рассеянно кивнула.

— Да. На самом деле, да.

— Я рада, — искренне отозвалась я.

Она моргнула и отступила на шаг назад.

— Да… Ну, спокойной ночи, Ланн.

И только по возвращении в свою комнату я осознала, что она назвала меня сокращённым именем, выбранным Гвен.

Глава 41

Помните: демоны, даэг-ду — наши союзники. Возможно, иногда они поддаются своим низменным инстинктам, но они пришли из Иного мира, чтобы помочь нам со всеми нашими бедами. Вам жалко дать им немного крови взамен?

Пропаганда Двора

Спустя два дня после возвращения в Эйлм и Мэддокс, и девушки были вынуждены вернуться к своим обязанностям охотников. Как оказалось, случившееся на параде не было единственным запланированным нападением, и в Эйре начала распространяться атмосфера паники. Снесли статую Теутуса, подожгли одну из усадеб аристократов. Но настоящую тревогу вызвала новость о виконте Эремон, который был найден мёртвым в своём столичном особняке.

— Если это тот, о ком я думаю, то я помню его в окружении даэг-ду на Теу-Биаде, — сказала я. — Возможно, его смерть не имеет никакого отношения к мятежникам.

Сейдж кивнула.

— Мы думаем то же самое, но король хочет, чтобы в его драгоценной столице не осталось ни одной крысы, так что нам теперь предстоит организовать расследование и заодно попытаться спасти головы тех, кто заигрался в игру «Разгроми королевство».

Гвен, которая всегда смотрела на вещи под другим углом, вздохнула.

— Они борются за то, что считают правильным, как и мы.

— Дерьмовыми методами.

Хотя её собеседница была явно не согласна, она ничего больше не добавила.

Я встретилась с Мэддоксом в коридоре у наших спален. Он шёл с мешком, перекинутым через плечо, и копьём, прикреплённым к спине. На нём было полное обмундирование охотника. Не хватало только значка.

Это был первый раз, когда мы оказались наедине с той ночи в На-Сиог. После того как я сказала ему, что предпочитаю спать в кровати одна, он больше не настаивал. Я знала, что он даёт мне право выбора.

Проблема в том, что будущего у нас нет, и я не вижу смысла продолжать дарить свои чувства и эмоции тому, кого после спасения Каэли я больше не увижу.

Я даже не позволяла себе думать о том, что произойдёт осенью. Давление, которое я ощущала в груди, было невыносимым.

Мэддокс сбросил мешок и подошёл ближе. Я осталась стоять у двери своей спальни, не в силах решить, что делать.

— Помни, когда Морриган передаст твою сестру, нам ещё предстоит выяснить, в какую часть дворца её уведут, — повторил он то, что мы уже бесчисленное количество раз обсуждали накануне. — Как только узнаем точное место, мы с Гвен и Сейдж разработаем быстрый план. Нам известны тайные ходы, я могу попасть в королевские покои, у нас есть всё необходимое, чтобы вернуть её прежде, чем он сможет прикоснуться к ней хоть пальцем. Когда он задует чёртовы свечи, твоя сестра уже будет далеко от его лап.

Я кивнула. Несколько дней назад я бы перебила его и напомнила, что уже знаю всё это, но сегодня дала ему высказаться. Я уловила то, о чём он умолчал, по его взгляду, по тому, как он сглотнул.

— К чёрту, — выдохнул он, преодолевая расстояние между нами.

Он обхватил мою талию одной рукой и подтянул меня к себе, так что я встала на цыпочки, наши тела соприкоснулись, несмотря на его доспехи. Его поцелуй был жёстким, требовательным, и когда я попыталась вдохнуть, Мэддокс углубил поцелуй, скользя языком по моему языку. Когда волна удовольствия пробежала по всему моему телу, я не смогла сдержать стон и, сдаваясь, обвила шею Мэддокса руками.

Всё закончилось так же быстро, как и началось. С последним прикосновением губ Мэддокс позволил мне прийти в себя и отпустил. Его грудь тяжело вздымалась, на скулах появился лёгкий румянец. Я чувствовала жар, поднимающийся от рубашки к лицу.

— Прошу, не исчезай без причины, — произнёс он. В его голосе не было просьбы, это было что-то более грубое. Более острое. — По крайней мере, позволь увидеть тебя перед отъездом. Позволь…

«Позволь попрощаться», наверное, хотел он сказать.

«Прощания важны. Они дают понять другим, что ты думаешь о них перед отъездом, и будешь продолжать думать, даже когда будешь далеко».

Эта мысль приводила меня в ужас, но глядя в его глаза, я не смогла отказать.

— Хорошо.

Я провела свои последние дни в замке Сутарлан, читая всё, что могла, из библиотеки, наполняясь всеми запретными знаниями, которые там хранились и которые потом уже для меня станут недоступными. Веледа помогла мне создать небольшой дневник друидов, в котором я записала всё, чего не знала, или что думала, что знала, но делала неправильно до этого момента.

Если бы у этой девушки была магия, уверена, друид из неё вышел бы лучше, чем из Сейдж. И нет, я никогда не скажу этого воинственной фее.

— Один из членов Братства принёс несколько дней назад небольшой мешочек с кофейными зёрнами с юга. Попробуем? — предложила Веледа.

— Если мне удастся уговорить Хопа разрешить мне остаться на кухне больше пяти минут…

Мы вышли, обсуждая, как лучше всего растопить обиженное сердце брауни. Подходя к лестнице, мы едва не сбили того, кто поднимался по ней. Веледа, находясь слева от меня, резко остановилась, врезавшись плечом ему в грудь. Мне хватило быстрого взгляда на длинные пепельные пряди, и мои брови тут же взлетели вверх. Внезапно почувствовав себя заложницей на переговорах, я немного развела руки в стороны и сделала шаг назад.

Я осторожно оценила представшую сцену. Удивительно, но Веледа не отступила назад, как я. Она подняла свои прекрасные глаза и встретилась с взглядом Оберона.

Повисло молчание. Оберон казался… Богини, он выглядел как олень, застигнутый охотником в лесу. Одна его рука была поднята, словно он собирался поймать Веледу после столкновения, но передумал; другая держала книгу.

И как только я решила открыть рот, чтобы прервать этот странный момент, Веледа меня опередила:

— Тебе что, нужны очки?

В её тоне не было ни капли язвительности или насмешки, только любопытство.

Оберон моргнул и слегка прищурился, словно только в этот момент заметил, что у него на переносице очки с овальной оправой.

— Нет, — пробормотал он, торопливо снимая их.

Это какой-то театр абсурда. Во-первых, потому что Оберон замялся — впервые на моей памяти высокомерный фей выглядел настолько неуверенным в себе. Во-вторых, потому что очевидно, что очки ему нужны.

Веледа кивнула.

— Понятно, — пожала она плечами и указала на очки, которые Оберон сжимал в кулаке. — Они тебе к лицу. Что читаешь?

Пока фей, напоминающий ребёнка, которого только что отчитал учитель, открывал и закрывал рот, ничего не говоря, я подумала, не стоит ли мне убежать и предупредить кого-нибудь о том, что происходит. Что бы это ни было.

В последний раз, когда эти двое стояли так близко друг к другу, Веледа ударила его коленом в пах.

Она тяжело вздохнула.

— Ладно, Оберон, я не собираюсь больше нападать на тебя. Не пойми меня неправильно, ты это заслужил, и я не жалею. Теперь мы в расчёте.

К моему удивлению, фей бросил на меня косой взгляд. И как это понимать? Мне нужно уйти и оставить их одних? Или сказать что-то и увести её подальше?

— Мы были детьми, — продолжила девушка, видя, что Оберон молчит. Тот самый Оберон, который за словом в карман не полезет. — Я не… Давай просто не будем больше поднимать эту тему.

Оберон напрягся и нахмурился. Он, кажется, немного пришёл в себя, судя по тому, как крепче сжал книгу и пробормотал:

— Да, мы были детьми, но я… Но я ушёл не по тем причинам, о которых ты думаешь.

Тень пробежала по лицу Веледы.

— Неважно, это уже не имеет значения. Это было много лет назад, и, как я сказала, для меня вопрос закрыт.

Хмурое лицо Оберона становилось всё мрачнее. Я была почти уверена, что мне следовало тихонечко уйти и оставить их одних, как бы мне ни было интересно. У меня есть свои догадки о том, что могло произойти между ними. Похоже, Оберон поступил некрасиво по отношению к Веледе или произошло какое-то недоразумение.

Я не была уверена, но не стала бы расспрашивать о чём-то таком личном. Одно было ясно: воздух между ними накалялся при каждой встрече. Что бы там ни говорила Веледа о закрытом вопросе.

Молчание Оберона вновь затянулось, и Веледа повернулась ко мне.

— Ты всё ещё хочешь попробовать кофе?

— Конечно.

Девушка прошла вперёд и начала спускаться по лестнице. Я воспользовалась моментом, чтобы оглянуться на Оберона, который, казалось, ничего не заметил. Он смотрел на ковровое покрытие с таким напряжением, что это было даже немного пугающе. Впервые я увидела его таким, без улыбок и шуточек.