Я выхватила кинжал из ножен и встала в боевую стойку. Я переводила взгляд между ним и Мэддоксом. Нечто очень похожее на страх сжало мою грудь, но, заметив, что дракон всё ещё дышит, я слегка выдохнула. Впрочем, это ещё ни о чём не говорит. Мало ли, что там был за порошок; Мэддокс может быть живым, но уже никогда не проснуться.
На нём много чар.
Он дракон.
Он не может…
— Что ты с ним сделал?
Фионн проигнорировал меня и поднял плоский камень, под которым оказался тайник с бутылками. Он выбрал одну, наполовину наполненную тёмной жидкостью.
— Клянусь, если он не откроет глаза…
— И что ты мне сделаешь? Убьёшь меня? — Он издал сухой, резкий смех, пронзительный, как крик петуха, и этот звук отразился от уцелевшего потолка. Когда Фионн устал смеяться, он двинулся ко мне, в зону, освещённую лунным светом. — Это всего лишь немного хмеля, но драконы очень чувствительны. Он хорошенько поспит, а когда проснётся, будет очень зол.
Ему известно, что Мэддокс — дракон. Надеюсь, это значит, что ему можно доверять. Ведь Мэддокс уже не раз сюда приходил. Но почему тогда Фионн его вырубил?
— Ты, как и я, знаешь, что лучше ему не присутствовать при этом разговоре, — сказал он мне.
Моё сердце забилось быстрее.
— Ты мог бы просто попросить его оставить нас наедине.
Он фыркнул.
— Дракона, который только-только обрёл свою пару? Ну да, конечно.
У меня душа ушла в пятки. Я несколько раз моргнула; рука с кинжалом дрогнула. Фионн, разумеется, заметил это.
— Да ты серьёзно влипла, не так ли?
Успокоив дыхание, я снова подняла кинжал.
— Это не твоё дело. Я пришла спросить о Морриган.
— Ах, прости за мою невежливость. Совсем забыл, что отвечать на вопросы красивых незнакомок — это моя обязанность, — язвительно ответил он.
Тут он шагнул в свет, и я смогла его разглядеть по-настоящему. Помимо грязных волос и бороды, цвет которых трудно было различить, одежды в лохмотьях и сгорбленной позы, я обратила внимание на его глаза: с ними было что-то не так, но не знаю, что именно. Опущенные веки казались слишком тяжелыми.
У меня возникло странное чувство, будто я уже видела его раньше, хотя это было невозможно.
Я медленно опустила кинжал.
Передо мной был тот, кто видел рождение и смерть Триады.
— У тебя его глаза, — внезапно произнёс он.
Его слова стрелой пронзили самое сердце.
«Я знала… Я знала, что это глаза зла».
Так значит, она всегда была права? Где-то в глубине души я надеялась, что она говорила это из ненависти… из страха, который из поколения в поколение передавался в нашей семье.
Я жадно сглотнула; вдруг стало казаться, что стены стали намного больше и постепенно сжимались вокруг меня.
— Знаю, — прошептала я.
Фионн внимательно посмотрел на меня ещё раз, прежде чем пройти мимо с бутылкой в руке.
— Спокойно, девочка, ты разговариваешь с тем, кого меньше всех в Гибернии на свете интересуют пророчества и избранные дети. Идём. Поговорим, пока этот чурбан не проснулся.
Глава 21
Гиберния содрогнулась в тот день, когда Дикая Охота, воины-фианы и Дракон Ширр, вошли в «Узкий барабан». Хозяин таверны так и не оправился после этого.
Из запрещённой книги «Легенды и мифы»
Я шла за Фионном через рощу, спускаясь к озеру. Он безостановочно пил из бутылки, словно мучился ужасной жаждой, которую мог утолить только алкоголь. Я, скрестив руки, смотрела на кипарисы, и моё сердце сжималось от тревоги. Мне казалось, что за мной наблюдают. Нечто похожее я чувствовала в дольмене, как будто что-то ещё было в воздухе. Нечто неосязаемое, могущественное скользило по моей коже, давая понять, что я здесь нежеланная гостья.
Несколько раз я колебалась, подгоняемая тьмой, но, когда увидела конец рощи, всё же решилась. Протянув руку, я прикоснулась к коре одного из кипарисов.
С криком упала на колени. Рукой схватилась за грудь. Кончики пальцев жгло, как если бы я слишком долго держала лёд. Резкая боль пронзила руку. Тёмные пятна затуманили зрение, всё кружилось.
В какой-то момент чёрный палец ноги Фионна оказался рядом с моим коленом.
— Познакомилась с Голлом, да?
Я не могла ответить. Агония сковала горло. Фионн с любовью похлопал по кипарису, делая ещё один глоток из бутылки.
— Я говорил, что никогда не брошу вас на съедение стервятникам, и сдержал слово. В конце концов, единственное, с чем я не смогу смириться, единственное, что я не позволю забрать, это покой моих друзей. — Он икнул. — Вы были хорошими людьми, не получившими бессмертных даров, как я, но ваши души и сердца вечны. — Икнул. — Видите? Мои ногти так и не восстановились после всех похорон.
Я оперлась на руки и глубоко вдохнула. Волна боли вновь пронеслась от руки к кончикам пальцев, почти как если бы возвращалась в землю. Если в этом замешана какая-то магия, то вполне возможно, что мне не кажется.
Но это было похоже на смерть. Смерть, полную страданий, ненависти и отчаяния.
Что-то коснулось моего подбородка. Фионн поднял моё лицо, глядя с мрачным удовольствием.
— Знакомься, девочка, это фианы.
Я сглотнула, и тут до меня дошло. Кипарисы — священные деревья — были могилами. И под ними покоилось войско фианов. Разрушенное здание, должно быть, было их штабом — местом, где они тренировались, жили и куда приглашали дворы для решения конфликтов. Сообщество, полное храбрых и смелых мужчин и женщин, которые отказали Теутусу, когда тот обратился к ним за помощью на войне. Несмотря на то, что они были людьми и смертными, они сражались на стороне Триады.
И теперь они здесь.
По одному кипарису на каждого из фианов. Целый лес из них.
Я с трудом поднялась на ноги. Тьма продолжала тянуть меня в разные стороны, с любопытством, с настойчивостью, граничившей с отчаянием. Здесь было что-то, что притягивало её сверх меры, и отнюдь не озеро.
— Почему тут так много магии? — Я потёрла пальцы. Они внезапно стали очень чувствительными, как будто изрезанные. — Такое ощущение, что их оив…
— Настолько полон злобы, что вот уже пятьсот лет они не могут обрести покой? — закончил за меня он. Он снова пошёл вперед, повернувшись ко мне спиной. — Да, так бывает, когда у тебя отнимают всё, за что ты боролся, и потом топчут это у тебя на глазах.
Я держала руки поближе к телу, пока завершала переход через рощу. Во мне смешались уважение и страх к тому, что Фионн создал здесь. Он не просто похоронил своих товарищей: он сделал всё возможное, чтобы они не ушли насовсем. И жил рядом со всеми этими… я даже не знала, как это назвать. Это хуже, чем воспоминания. Это постоянная пытка.
Фионн поставил бутылку у подножия последнего кипариса, который стоял в некотором отдалении от остальных. Озеро находилось в пятидесяти метрах от серой, пустынной земли.
— Жди здесь, — буркнул он.
Я не стала возражать. Даже это расстояние уже было слишком опасным для меня, хотя я старательно не смотрела на островок. Особенно когда Фионн начал снимать с себя одежду по пути к озеру. Я разинула рот, увидев пару бледных ягодиц, и поспешила зажмуриться.
Я думала, что он просто притворяется безумцем, пока не услышала плеск воды. Я снова открыла глаза и увидела, как он без колебаний ныряет под воду. Я не знала, что меня больше удивляло: то, что он так рисковал своей жизнью, или то, что он умел плавать.
Но, конечно, он не мог умереть, и родился в то время, когда Муирдрис и Вах были безопасными.
Я села на безопасном расстоянии от кипариса и бутылки. Обхватив колени руками, я отвернулась, когда Фионн начал выходить из озера. Мне не хотелось проверять, правдива ли легенда о перьях фазана.
Когда он вернулся, к счастью, на нём снова были штаны. Влажная кожа блестела. Он был крепким мужчиной. Если бы не его осанка и поведение… Он плюхнулся рядом со мной и тут же поднял бутылку, словно боялся нечаянно протрезветь.
— Знаю, что ты бессмертен, но я думала, что все воды Гибернии кишат дикими манан-лирами.
Он цокнул языком.
— Если в этом озере что-то и осталось, уверяю тебя, я его совершенно не интересую. — Затем он немного повернулся к кипарису и поднял бутылку в молчаливом тосте. — Diord Fionn, daid.
Diord Fionn. Боевой клич фианов. Я много где слышала его, даже в некоторых театральных постановках и уличных пародиях, но скорее как насмешку, а не священный клич героев.
— Что ж. — Он опустил бутылку между нами и отряхнул руки. — Давай разберёмся во всём. Ты — недостающее звено, верно? Та, кого все искали.
Я не считала себя потеряшкой, но именно так, видимо, это воспринимали он и остальная часть королевства.
— Похоже, что так.
— Я знал одного из твоих предков. — Я насторожилась. — Он пришёл сюда, полный сомнений. Думал, что придёт и возьмет меч. — Он указал на островок, но я устояла перед искушением посмотреть.
Я не знала этого. Моя мать никогда ничего не рассказывала; она была уверена, что весь наш род следовал правилам. Я думала, что стала первой, кто ступил в Долину Смерти.
— Почему же он этого не сделал?
— Потому что поговорил со мной. — Фионн состроил странную гримасу. Я не сразу догадалась, что это была улыбка, потому что борода скрывала половину его лица. — Я просто напомнил ему о том, с чем он столкнётся, если сделает это. Последствия. Ответственность. Это не просто слова. Так что я понимаю, почему он предпочёл уйти.
И всё же, мысль о том, что кто-то из моих предков, кто-то вроде меня, дошёл до этого места с таким намерением… Зачем?
Сердце сильнее забилось в груди. Я, наверное, впервые за всю свою жизнь могу свободно говорить на эту тему. Не нужно вовремя прикусывать язык или придумывать оправдания. Это казалось чем-то неправильным — нечто похожее я испытала, когда Гвен назвала меня моим настоящим именем. После всех тех суровых, болезненных уроков, что преподнесла мне жизнь, я не могла избавиться от чувства, что, становясь самой собой, я совершаю преступление.
— Так, значит, ты не веришь в пророчество?
— Я потерял всё в той войне, девочка. Верю ли я, что однажды придёт такой весь из себя расчудесный сукин сын, вытащит меч из камня и спасёт нас всех? — Он разразился громким раскатистым хохотом, в котором не было ни капли веселья. В его смехе чувствовались боль и разочарование, накопленные за пять веков, и было мучительно это слушать. — Эпоха богинь мертва и похоронена. Остались только безумцы, танцующие на её могиле!
Что-то внутри меня напряглось от этих слов. Как будто два кусочка пазла не сходились, несмотря на то, что были созданы друг для друга.
— Чтобы произошли изменения, Гибернии нужно гораздо больше, чем пустые надежды, — добавил он. — После войны здесь побывала бесконечная череда дураков, пытавшихся вытащить меч. Разумеется, у них ничего не вышло. Даже если бы один из них и вытащил меч, на что они рассчитывали? Верить в то, что одному герою под силу спасти нас от последствий многовековой ненависти и тьмы, мягко говоря, наивно.
Я была с ним согласна. Сама всегда так думала. Как может весь этот груз королевства, всё то, что не функционировало нормально на протяжении пятисот лет, возложить на плечи одного-единственного бедолаги? На кого-то вроде меня или Каэли? Мы не только не обладали достаточной для этого силой, мы были… всего лишь Аланной и Каэли. Какие бы способности мы ни унаследовали, что мы могли со всем этим сделать? Даже если бы мы превратились в жаждущие крови тени, в беспощадных убийц, чем бы это помогло сидхам? Проблема не только в жестоком короле, но и во всём королевстве, полном людей, убеждённых, что Триада хотела их поработить и что сидхи — это худшие существа, когда-либо созданные. Что своей магией и способностями они обрекли людей на тьму, на рабство. Теутус и многочисленные короли Нессии поселили в головах своих подданных эту ненависть, и новые поколения росли с этим чувством, глубоко укоренившимся в них.
И кто-то вроде меня должен был изменить это только потому, что смог достать меч из камня?
— Скажи мне, — произнёс Фионн, — что тебе известно о пророчестве?
Я глубоко вдохнула, задрожав.
— Много, очень много веков назад Гибернию населяли только люди. Однажды три богини и Дракон спустились с небес и принесли с собой магию. Так появилось четыре волшебных народа: феи, которые заботились о земле и природе; гномы, почитающие север и горы; манан-лиры, хозяева всех вод, и драконы, народ огня, потомки девяти сыновей Ширра. В Гибернии на протяжении долгого времени царили мир и процветание, пока однажды по земле не прошла трещина, через которую бог-демон пришёл со своим войском из Иного мира. — Я подумала о Толл-Глор. Вторжение тьмы, полагаю, можно было ощутить по всей Гибернии. Мрачный Фионн молча слушал меня. — Хотя его намерением было завоевать королевство, он влюбился в одну из богинь, Тараксис. Он преклонил колено перед ней и её сестрами, и спустя некоторое время они поженились. Их любовь породила трёх особенных детей. Прямых наследников крови двух совершенно разных богов. Никсе, королеве манан-лир, пришло видение в тот день, когда крестили детей. Теутус обезумел, полагая, что от него скрывают что-то важное: он похитил Никсу и подверг тысячам пыток, чтобы заставить её признаться в том, что она видела. И поскольку Никса так и не сдалась, он лишил её самого ценного — того, благодаря чему она смогла объединить водный народ и возглавить его. Он лишил её голоса. — Краем глаза я заметила, что Фионн напрягся. Его взгляд, холодный и жёсткий, был устремлён на озеро, а рука сжимала бутылку с такой силой, что удивительно, как та ещё не разбилась. — Пророчество гласило, что Теутус умрёт от руки собственных потомков, поэтому он приказал убить тройняшек. Одна из тёток младенцев, богиня Ксена, сумела спасти одного из них.
— Это была не Ксена, — резко перебил меня Фионн. — Продолжай.
Я моргнула.
— Что ж, кто-то спас одного из тройняшек, от которого и пошёл мой род. После этого разразилась война. Теутус убил богинь, обезглавил Дракона Ширра и затопил Огненные Острова. Он уничтожил всё и всех. Удовлетворившись результатом, он пришёл сюда, в Долину Смерти, и воткнул свой меч в останки места, где обручился с Тараксис. И сказал…
— «Больше он мне не нужен, ибо я избавился от всех, кто стремился меня уничтожить. В доказательство моего подвига я оставляю его здесь. И взять его сможет только тот, в ком течёт моя кровь».
Я уставилась на Фионна, немного ошеломлённая.
— Я не знала точных слов.
— Я был там, когда он их произнёс.
Мы замолчали на какое-то время. Звук трубы прорезал воздух, и Фира появилась над кипарисами, плавно спускаясь к озеру. За ней следовали десятки лебедей. Они приземлились на спокойную водную гладь, грациозно скользя по ней.
Наконец, я задала вопрос, уже давно не дававший мне покоя:
— Почему он женился на Тараксис и завёл с ней детей, если опасался своих потомков? Как он мог убить младенцев из-за какого-то пророчества?
Фионн сделал большой глоток из бутылки, прежде чем ответить.
— Теутус был богом-завоевателем из Иного мира. Он всегда был таким. Когда он прибыл, Триада и Ширр уже обосновались здесь. Магия распространилась по Гибернии. И хотя не всем людям нравилось делить королевство с сидхами, большинство были счастливы в годы правления Триады. И вот, по какой-то извращённой воле судьбы Теутус был очарован Тараксис. А она им. Они были светом и тьмой, танцующими друг вокруг друга, и все, кто наблюдал за ними, знали, что это не могло закончиться ничем хорошим. Даже Луксия не хотела приходить на крестины своих племянников, потому что предчувствовала грядущую беду. В итоге мы оказались правы. — С потерянным взглядом он высматривал остатки алкоголя на дне бутылки. — Жаль, что так произошло. Жаль, что мы не ошиблись. Они не смогли доказать нам, что любовь сильнее всего на свете.
Я не ответила. Опустив подбородок на прижатые к груди колени, я задумалась.
— В общем, оставим этих глупых богов. Ты не кажешься такой нерешительной, как твой предок, значит, ты пришла сюда не из-за пророчества. Ты упомянула Морриган.
Я рассказала ему всё, что случилось. Рассказала о Каэли, о нашей жизни, о вечных перебежках с места на место и о роковой встрече с Морриган в Гримфеаре. Я ничего не скрывала. С ним это было не нужно.
Он сидел хмурый, слушая мою историю, что могло означать как сосредоточенность, так и недовольство, или и то, и другое.
— Знаешь, кто возглавлял первых настоящих Диких Охотников? — Вопрос заставил меня моргнуть. Я покачала головой. — Морриган. Можно сказать, это было в её духе. Вся Гиберния была наслышана о её кутежах, которые длились неделями. Отсюда и пошло название. Она и её друзья могли выпить весь алкоголь в деревне и заснуть в свинарнике, а могли выпустить в лесу тех, кого считали преступниками, и потом охотиться на них.
Я не понимала, какое это имело отношение к тому, что я только что рассказала, но решила быть терпеливой. Мне нужны от него ответы, любые крупицы информации.
— Звучит весело. Представляю, как их обожало всё королевство, — саркастично отметила я.
— Хоть в это и трудно поверить, у них было довольно много сторонников. Сидхи и люди, которые считали, что Охотники очищают больше, чем загрязняют, знаешь ли. И когда началась война, Дикие Охотники выступили на стороне Триады.
— Что? Но Морриган была… Она же была в армии Теутуса.
— Да, представь лица её друзей и близких, когда она перешла на другую сторону. — Его борода задрожала. Он допил остатки алкоголя; это плохой знак? — Дикие Охотники ещё задолго до войны не раз влипали в неприятности. Иногда им спускали это с рук, иногда нет. В один из особенно неприятных случаев Морриган доставила неудобства тому, кому не следовало, и её наказали, запретив касаться, проклинать или вредить медведям всю её жизнь. Ни прямо, ни косвенно. Некоторые сказали бы, что это очень дерьмовое проклятие.
Медведи. Каэли превратилась в медвежонка. Но…
— Я не понимаю. Причём тут моя сестра? Как Морриган могла превратить её в медвежонка, если ей запрещено что-либо делать с ними?
Мужчина посмотрел на меня из-под своих тяжёлых век, скрывавших глаза.
— Кто сказал, что это была Морриган?
— Хочешь сказать, что моя сестра… сама это сделала? — Голова пошла кругом от одной только мысли. Я вспомнила яркий белый свет, окруживший тело Каэли, чистый свет. — Она сама превратилась, чтобы защититься? Это бессмыслица, Каэли ничего не знала о проклятье Морриган.
— Магия иногда действует по своей воле, чтобы защитить своего носителя. Не говоря уже о вашей уникальной и чертовски сложной родословной, о которой даже я знаю не так много.
Да, наша уникальная и чертовски сложная родословная. Мне было стыдно признаться, что я тоже знала немного. Моя семья никогда не вела никаких записей из страха, что те могут попасть в чужие руки. Я знала только то, что рассказывала мне мать, а она знала то, что ей рассказывала её мать. Вот только бабушка сошла с ума задолго до своей смерти. Сколько информации могло быть искажено?
— Насколько мне известно, никто в моей семье не мог менять облик. Мы всё время пользовались камнями трансмутации, чтобы скрыться.
— У Тараксис и её сестёр была такая способность.
Ааа. Тараксис, богиня любви и охоты. Порой я забываю, что она тоже положила начало нашему роду. И если кто-то должен был унаследовать её великие способности, так это Каэли, несомненно.
— Какого цвета были глаза у богини?
— Зелёные, как отполированные изумруды.
Я улыбнулась. Глаза щипало, хотя я знала, что не пролью ни единой слезинки. Я потянулась к светлой энергии Каэли и, почувствовав её, изо всех сил постаралась передать ей сообщение: «Видишь? Я была права. Ты хорошая. Ты вся состоишь из прекрасного».
Каэли — наследница доброй и щедрой богини.
Я же наследница бога, пришедшего всё уничтожить.
— Скажи мне, как я могу спасти Каэли? Где найти Морриган? Какие у неё слабости? Как…
— Не могу, — перебил меня Фионн. Что-то в выражении моего лица ему не понравилось, потому что он выругался. — Не смотри на меня так, чёрт возьми. Твой предок должен был предупредить тебя, что я больше не решаю проблемы, понимаешь? Я уже пять веков не покидал эту проклятую долину. Остальная Гиберния пусть хоть утонет, я даже не замечу.
Значит, я была права. Визит к Фионну оказался напрасным. Я запрокинула голову и блуждала глазами по тысячам звёзд, мерцавших в ночи. Я должна была почувствовать разочарование, но во мне кипела только горечь.
«Герцогиня будет рада», — подумала я.
— Я ничего не знаю, — пробормотал он тихо, почти неохотно. — Морриган… Имей в виду, она никогда не делает ничего просто так. Она бы не забрала твою сестру, чтобы просто убить или пытать её. Сомневаюсь, что она знает, кто она, но, должно быть, её привлекло то, что Каэли смогла сменить облик.
Я должна была злиться на него, намного сильнее, чем на Мэддокса за напрасную поездку в На-Сиог, но не могла. Возможно, в тот момент у меня не было сил на такое мощное чувство, как ярость. Я вся была пронизана страхами. Страхом того, что Морриган узнает, кто такая Каэли. Страхом того, что она расскажет королю, и тот довольно потрёт ручки. Страхом того, что они могут с нами сделать.
Она жива. Она сильная. Она выдержит, пока я её не найду.
— Существует много историй о том, как ты стал бессмертным, — заметила я, через силу заставив себя переключиться на другую тему.
По тому, как он выдохнул, я поняла, что он тоже был рад поговорить о чём-то другом.
— А тебе как кажется, какая из них правдивая?
— Точно не та, что про лосося.
Фионн взглянул на меня с весёлым блеском в глазах.
— Неужели? Так… просто? — поразилась я.
— Просто? Тот чёртов медведь чуть не убил меня! Его когти вспороли мой живот, и все мои кишки вывалились наружу. Вот здесь, на этом берегу. — Он указал на изгиб озера. — Я уже был одной ногой в могиле, когда появились Тараксис и Ксена.
— Ты сразу догадался, что перед тобой были две богини?
— Я понял, что они не могли быть смертными, это было очевидно. Ксена всё ещё оставалась в облике лосося, а на Тараксис был только лук и колчан с золотыми стрелами. Больше ничего.
Мысль о моей прародительнице, разгуливающей обнажённой перед умирающими мужчинами, едва не вызвала у меня улыбку.
— Должно быть, это было довольно мило, учитывая обстоятельства.
Он пробормотал что-то неразборчивое.
— Я не жалуюсь.
— Так лосось, которого ты спас от медведя, был самой Ксеной, богиней жизни. Ты подозревал это? Поэтому ты рискнул своей жизнью?
— Совсем нет. Я узнал об этом позже, когда понял, что всё это было частью испытания, чтобы проверить, смел ли я сердцем. Нет, я просто увидел бедную, несчастную рыбу, которую несло течением прямо в лапы голодного медведя. И это меня возмутило. Я тут же решил, что не позволю лососю умереть только потому, что он не может махать плавниками сильнее. Какие шансы у него были против течения реки или медведя? Что в этом справедливого?
Что-то подсказывало мне, что Фионн знал, что побудило его на такой глупый поступок. В тот день он увидел нечто большее, чем просто лосося, борющегося с течением. И именно за это богини его вознаградили.
— Что ты почувствовал, когда тебе даровали бессмертие?
Он покачал головой. Его волосы и борода высохли, теперь я могла видеть их истинный цвет: белый. Абсолютно белый. Учитывая, что Фионну было явно не больше сорока, когда его старение остановилось, вряд ли это седина.
— Ничего. Я не почувствовал никаких изменений. И с тех пор их вообще не было. Вот что такое бессмертие, девочка. Ты остаёшься таким, какой есть, день за днём, век за веком. Застывший в одном состоянии.
Я поставила себя на его место и поняла, что после такого сокрушительного удара не остаётся надежды и радости. Теперь понятно, почему он стал отшельником и циником. Его история нашла отклик где-то в моём сердце.
Однажды я тоже прошла через это; я помню ту глубокую грусть, ощущение, что всё было неправильно, совсем неправильно.
Мои ключицы начало покалывать. Внезапно в долине раздался рёв, донёсшийся до нас сквозь рощу кипарисов. Лебеди на озере забеспокоились и захлопали крыльями.
— Ну наконец-то, чёрт возьми, — пробормотал Фионн. — Я уж думал, что убил его.
Я прищурилась.
— Ты сказал, что хмель просто усыпит его.
— Так и есть, но это дракон, подавленный множеством слоёв магии. Он так ослаблен, что на него жалко смотреть. — Фионн встал, и я услышала, как хрустнули его кости. — Если бы не это, я бы уже искал хорошее укрытие, чтобы не стать кучкой пепла.
Я тоже встала. Мне хотелось поскорее уйти от озера.
— Как ты узнал, что мы…? Ну, наид-нак…
Чёрт. Почему я это спрашиваю?
К счастью, Фионн не прокомментировал мою запинку.
— Похоже, ты удивительно мало знаешь о наид-наке и наречённых воинов-драконов.
— А ты, видимо, знаешь много.
— Было время в Гибернии, когда нельзя было поднять глаза и не увидеть дракона, парящего в небе. Если тебе в этот день улыбался лепрекон, то ты мог встретить одного из Девяти. Если ты был удачливым ублюдком, то, возможно, видел издалека легендарные золотые чешуйки самого короля огненных существ.
Я резко вдохнула. Это звучало чудесно.
— Ширр, Дракон. Ты видел его?
— Я держал голову этого мерзавца, когда он напивался и блевал, больше раз, чем могу вспомнить.
Что это, чёрт возьми, значит? Они были друзьями? Ширр, конечно, мог принимать человеческий облик, но чтобы он напивался и блевал по углам…
— ФИОНН!
Гневные шаги Мэддокса приближались. Мой желудок скрутило по непонятной причине.
Пока злой Мэддокс до нас не дошёл, бессмертный наклонился ко мне и прошептал на ухо:
— Не знаю, какие у тебя планы, да и всё равно, если честно, но желаю удачи. Она тебе ещё понадобится, если ты всерьёз надеешься держать что-то в секрете от дракона, недавно нашедшего свою пару.
Глава 22
Внимание, внимание.
Сообщаем, что старший сын Пятого, Адданк, и его могущественная спутница, воительница Ноксия, снова стали родителями близнецов. Первым, что сказала повитуха, приняв младенцев, было: «У нас заканчиваются имена».
Из запрещённой книги «Легенды и мифы»
На то, чтобы успокоить Мэддокса, потребовалось немало времени, особенно потому, что это пыталась сделать только я. Фионн совершенно не сопротивлялся, пока дракон тряс его из стороны в сторону, орал ему в лицо и ругал на все лады. И при этом бессмертный улыбался и бросал на меня взгляды, от которых мне становилось не по себе. Больше всего меня поразило, что Мэддокс ни разу не воспользовался своим копьём: он хотел выпустить пар, но не причинить реального вреда.
Между приступами ярости дракон подошёл ко мне и проверил, всё ли со мной в порядке. Он не поверил мне, когда я сказала, что мы просто разговаривали и что бессмертный вёл себя прилично (я предпочла не упоминать, что Фионн раздевался). Мэддокс осмотрел меня с головы до ног, а когда обошёл вокруг, чтобы взглянуть на меня сзади, я пригрозила ему кинжалом.
В его глазах полыхал огонь. Я уж думала, они реально загорятся. Это заставило меня задуматься о том, что, возможно, эта вспышка гнева разрушит защитные чары и перечеркнёт все труды Пвила. Я заметила движение позади Мэддокса.
— Ты снова теряешь контроль, — напомнила ему. — Ты говорил, что ненавидишь показывать эту сторону себя, помнишь?
Он сжал кулаки так сильно, что на это было больно смотреть.
— Я сказал, что мне жаль, что ты это увидела.
— Извини, но я устала и не хочу ждать, пока ты успокоишься.
Его брови сдвинулись.
— Почему?..
Я сделала шаг назад как раз в тот момент, когда Фионн выплеснул ведро воды на спину Мэддокса. Дракон закрыл глаза и поджал губы. В отличие от прошлого раза, над кожей не поднялись клубы пара. Возможно, потому что, как сказал Фионн, дракон был подавлен множеством слоёв магии.
— Это не был ríastrad, — проворчал он, сплёвывая капли воды. — Я просто зол из-за того, что ты меня усыпил.
Фионн пожал плечами.
— Предпочитаю лишний раз не рисковать с этими драконьими лихорадками.
Мэддокс смерил его взглядом, но нападать больше не стал. Вытерев лицо плащом, он махнул мне.
— Идём, sliseag. Сразу предупреждаю: какой бы уставшей ты ни была, я не отпущу тебя, пока ты не расскажешь мне всё, что произошло, во всех деталях. — Он бросил последний презрительный взгляд на Фионна. — Даже если придётся описывать каждую его отрыжку.
Я немного нерешительно подняла руку, чтобы попрощаться с Фионном. Бессмертный что-то пробормотал и ушёл обратно в свои развалины.
— С тобой точно всё в порядке? — снова спросил Мэддокс. Он подозрительно посмотрел на мои руки.
Чёрт, ничего не ускользнёт от его внимания.
— Ты был прав.
— Знаю, — мгновенно ответил он раздражённым голосом, но затем уточнил: — Насчёт чего?
— Это всего лишь жалкое место скорби, руин и воспоминаний.
Я кратко рассказала ему, что произошло, конечно же, умолчав о своем происхождении и пророчестве. Если он узнает, какими способностями я обладаю, то быстро сложит два и два. Нет никакой другой расы, которая может управлять тьмой так, как это делаю я. И даже я была аномалией в своей семье.
Мы перешли мост, и я с облегчением выдохнула, ступив на восточный берег и оставив позади странный туман, Долину Смерти и холм Тинтагель.
В «Бестолковой рыбе», похоже, продолжалось собрание, но мы направились по дороге к постоялому двору на другом конце деревни.
И, возможно, из-за всего, что произошло, я не смогла сдержать любопытства:
— Что такое ríastrad?
Мэддокс огляделся по сторонам, прежде чем ответить, и это уже дало мне много подсказок. Мы шли рядом, он замедлил шаг, чтобы идти в ногу со мной. Чем дальше мы отходили от таверны, тем тише становилось. Мы прошли мимо дома Цето и Секваны; стулья всё еще стояли снаружи, ожидая своих хозяек для очередного вечера плетения лент.
— У всех сидхов из двора Ширра была одна и та же проблема; чем больше огня они носили в себе, тем труднее им было управлять своими эмоциями. Чувства, такие как гнев, страх или желание, заставляли температуру тела быстро подниматься. — Я чувствовала его взгляд на себе, но сосредоточилась на Муирдрисе и отражении звёзд. — Наиболее подвержены этому были драконы мужского пола, прямые потомки Девятерых. Это своего рода лихорадка, которая вгоняет в безумие. Это могло быть воинственное безумие перед битвой или…
Он замолчал. Я скосила на него взгляд и заметила, как он криво улыбается, обнажив один из своих клыков. Что-то шевельнулось у меня в груди. Ключицы начали слегка пульсировать, почти приятно.
Я знала, что не должна этого делать, знала, что он скажет дальше, и что лучше не касаться этой темы, но…
— Или?..
Мы остановились. Луна отражалась на его чёрных волосах голубыми бликами, в её свете сверкнула серьга, когда дракон наклонился ко мне.
— Или сексуальное безумие, — прошептал он, его свежее дыхание коснулось моего носа, а широкие плечи заслонили весь мир. — Говорят, что оно могло длиться днями, в зависимости от того, что стало триггером. Днями, в которые их родные должны были следить за тем, чтобы они ели, потому что единственное, о чём могла думать пара, — это продолжать удовлетворять друг друга. Есть примета, что после безумия дракона его спутница обязательно будет беременна близнецами.
По изгибу его губ я догадалась, что последнее было шуткой. Проблема была в том, что моё богатое воображение тут же нарисовало яркую картинку. Образ огромных чёрных крыльев с фиолетовой окантовкой, раскинувшихся на кровати. Забыть о еде? Я знала, что такое секс, мне он нравился, но я никогда не чувствовала такого порыва, как это безумие. Мне нравилось узнавать, что может происходить в интимной обстановке, но я никогда не смотрела на Дугалла с ощущением, что хочу удовлетворить его любой ценой.
Мои губы слегка приоткрылись при этих мыслях, и благодаря воображению…
Взгляд Мэддокса впился в мои губы. Я не контролировала своё дыхание. В животе возникло горячее, голодное ощущение, и если бы оно опустилось чуть ниже…
Дракон сделал ещё один шаг ко мне. Он был так близко, что его бёдра касались моих.
— Sliseag… — прошептал он.
«Удачи тебе, если ты всерьёз надеешься держать что-то в секрете от дракона, недавно нашедшего свою пару».
Слова Фионна помогли мне прийти в себя и отодвинуться. Я смотрела по сторонам — куда угодно, только не на Мэддокса. Как лепрекон.
— И это случилось с тобой в замке? Риастрад?
Мне показалось, что он пошатнулся, как будто его всё ещё тянуло к тому месту, где я стояла. Так близко, что если бы я подняла подбородок чуть выше…
— Да, — вздохнув, ответил он. Он продолжал смотреть на меня, наклонив голову, оценивая дистанцию, которую я создала между нами. Несколько секунд спустя он снова шагнул вперёд. — Самый эффективный способ выйти из этого транса — это облиться холодной водой. И отойти подальше от того, что спровоцировало вспышку безумия.
Я кивнула, но была слишком занята самоистязанием, чтобы ответить что-либо. Мы больше не разговаривали по дороге, и дракон не замедлял своих шагов. За этот день и ночь произошло уже слишком много всего, и я была настолько измотана, что даже ни разу не посмотрела на его крепкую задницу.
Попрощавшись с Тантэ и Хигелем, мы направились к нашим комнатам, которые, к счастью, находились в разных коридорах. На прощание я пробормотала: «Спокойной ночи», но даже сама не расслышала своих слов, и попыталась ускользнуть.
— Аланна, — позвал меня Мэддокс.
Я наполовину обернулась. Он не сдвинулся с места. Светильники на стенах тускло освещали коридор, придавая дереву медовый оттенок.
— Мне жаль, что ты не нашла тут ответы. Правда.
На самом деле я узнала здесь много чего интересного, но, конечно, не раздумывая променяла бы всё это на единственную надёжную подсказку о том, как вернуть Каэли.
— Я не сдамся.
Он кивнул.
— Знаю. И, если позволишь, я помогу тебе.
— Ты знаешь, что ничто не обязывает тебя это делать, правда? — сказала я, подняв брови. — Ни тебя, ни кого-либо ещё из Братства. Потому что я пойду до конца, чтобы спасти свою сестру, и мне всё равно, если это привлечёт ненужное внимание, раскроет меня перед Двором и королём или сделает мишенью. Возможно, я не буду действовать так тихо и незаметно, как привыкли вы.
Он тихо засмеялся.
— Иногда незаметность переоценивают. И ты права.
— В чём?
— В том, что меня ничто не обязывает.
Окинув меня взглядом напоследок, он скрылся в своей комнате. Я же ещё долго смотрела на светильники в коридоре.
Перед тем как уйти, мы заглянули в кузницу. Сказать, что Ойсин великолепно справился со своей задачей, — значит ничего не сказать. Мало что могло сравниться по красоте с этой парой кинжалов, они уступали разве что новорождённой Каэли. У одного кинжала было прямое лезвие, у другого — изогнутое. Оба сделаны из сверкающей стали толщиной всего три сантиметра в самой широкой части, сужаясь к кончику, настолько острому, что едва я коснулась его большим пальцем, как на подушечке выступила капля крови.
Я положила палец в рот, слишком заворожённая рукоятками, чтобы почувствовать боль. Их дизайн… Изящные линии, похожие на чешуйки, тянулись от основания лезвия к рукояти, распускаясь в гроздья завитков, образующих гарду. На изогнутом кинжале было несколько аметистов в форме полумесяцев, а на прямом — один красный камень в центре. Надеюсь, это не рубин; его стоимость могла бы прокормить половину На-Сиог на год вперёд.
Кинжалы идеально лежали в моей руке, настолько лёгкие, что мне не терпится попробовать несколько бросков. Поверить не могу, что Ойсин создал нечто настолько восхитительное всего за один день.
— Ты, наверно, знаешь лучше меня, но на всякий случай поясню: этот будет полезен для бросков и ударов, — сказал мне Ойсин. — А этот отлично подойдёт, чтобы перерезать кому-нибудь глотку.
Я улыбнулась как безумная, не в силах сдержаться.
— Они идеальны.
Мэддокс возвёл глаза к потолку.
— Я уже начинаю жалеть об этом.
— Вот тебе портупея и ножны; я не смог использовать ничего из твоего старого пояса. Эти ремни предназначены для бёдер, — пояснил кузнец. — Кожа мягкая, не должна натирать.
— Большое спасибо.
— Надеюсь, ты дашь им достойные имена. А теперь, не порадуешь ли старика? Я хотел бы посмотреть, как ты метаешь кинжалы.
Я охотно кивнула.
— У вас есть мишень?
Ойсин указал на один из щитов, висевших на стене. Я едва сдержала смех, увидев, что в качестве «яблочка» был герб королевской семьи: коронованный ворон. Щит был так изрешечен, что клюв уже и не видно.
Я переложила прямой кинжал в правую руку. Ойсин хлопнул в ладоши.
С резким свистом, рассекающим воздух, мой новый кинжал вонзился почти до рукояти. Я поняла, что переборщила с силой, когда щит ударился о стену и упал на пол. Он покатился по кузнице, как сломанное колесо, пока не ударился о сапоги Мэддокса.
— Борода старой Мэй, — пробормотал Ойсин.
Мэддокс поднял щит, вынул кинжал, и оба они внимательно рассмотрели новую дыру. Я не просто попала в сердце ворона.
Ворона не осталось вообще.
Они оба посмотрели на меня. Ойсин с широко раскрытыми от восхищения глазами; Мэддокс — как будто пытаясь соотнести этот удар с моим ростом.
— Ну что ж, думаю, ты только что выиграла главный приз.
Я собрала все свои новые вещи и забрала кинжал из рук Мэддокса, стараясь делать вид, будто ничего такого не произошло.
— Что бы это ни было, лучше потратьте его на новые мишени.
Глава 23
Помни, если когда-нибудь окажешься в беде и потеряешь свои вещи, оглядись по сторонам. Природа полна обезболивающих и лекарств, и для каждого яда есть противоядие. Огонь может прижечь раны, а пресная вода, льющаяся прямо из источника, — самое простое и эффективное средство, которое только можно найти.
Из запрещённой книги «Искусство быть друидом»
Чем дальше мы отходили от долины, тем больше наблюдалось признаков жизни и растительности. Крутые склоны Хелтера вокруг нас были покрыты орешниками, рябинами и соснами. Вдалеке пели птицы, и запах листвы наполнил мои ноздри, давая осознать, чего не хватало в На-Сиог.
С наступлением сумерек небо окрасилось в розовые и пурпурные тона. Должно быть, мы проходили через центральную часть гор, потому что местность стала ровной, и мои бёдра и колени, горящие от напряжения, почувствовали заметное облегчение. Обратный путь будет на два дня дольше, но идти через лес уже не вариант.
— Немного дальше есть хорошее место для ночлега, — сказал Мэддокс, который, казалось, внимательно следил за каждым моим движением. — Там есть…
Его слова прервались, когда он наступил ботинком в скрытую среди низкой травы лужу грязи. Вода разбрызгалась во все стороны, и я отскочила.
— Фу. — Я прикрыла нос рукой и осторожно обошла лужу. — Сегодня мы оставим между твоим и моим одеялами как минимум двадцать метров.
Он не ответил. Всё его внимание было сосредоточено на этой луже.
— Да вытащи ты уже ногу!
Он пошатнулся, как будто его кто-то толкнул. Из грязи начали всплывать пузыри, которые, лопаясь, разносили зловонный запах.
— Чёрт, — буркнул Мэддокс. — Отойди, sliseag. Мне кажется, это пейсты.
— Пейсты? — Я подняла брови. — В горах? Разве они не обитают в прибрежных болотах?
Дракон теперь держал ногу обеими руками и тянул со всей силы. С громким хлюпом ему удалось освободить её. Проблема была в том, что вместе с ногой вылезли и пейсты.
Пейсты, часто встречающиеся в Гибернии, были мерзкими тварями: наполовину гигантскими червями, наполовину разъярёнными змеями. Туловище размером с человеческую руку было белым и покрыто гнойниками, а вдоль спины росли ядовитые шипы, торчащие во все стороны. Они не были смертельно опасными, но я знала людей, заражённых пейстами, которые молили о смерти. В довершение этой ужасающей картины, их две головы раздвигались, открывая пасти, полные треугольных зубов. Я всегда задавалась вопросом, как они испражняются.
По крайней мере шесть или восемь таких вылезли из грязи, двое из них зацепились за сапог Мэддокса. Похоже, настало время испытать моё новое оружие.
Я метнула прямой кинжал и пригвоздила одного из пейстов к земле. Его визг походил на крик лисы. Это был очень неприятный звук. Я вытащила из пейста оружие и снова метнула, заметив, что в менее чем полуметре от меня находятся ещё два пейста.
Они были быстрыми, и если бы они снова зарылись в землю, мне было бы очень трудно предсказать, откуда они выпрыгнут.
Кривым кинжалом я ловко отсекла одну из голов, избегая брызг любой жидкости, которую они могли выделить. Краем глаза я заметила, что у Мэддокса не было проблем с ними. Я моргнула, удивившись, когда один конец его копья раздвинулся со щелчком, открыв наконечник в виде стрелы. Мэддокс начал протыкать пейстов, как будто накалывал их вилкой с тарелки.
Через пару минут вокруг нас лежало множество кусков пейстов, и зловоние стояло невыносимое. Мы оба дышали с трудом.
— Мои новые кинжалы! — простонала я, глядя на их лезвия, покрытые вонючей слизью.
Посмотрев на Мэддокса на другом конце лужи, опирающегося на копьё, и его сапог, который был полностью в слюне пейстов, я не смогла сдержать смех.
— Ну, и что бы ты без меня делал? За тобой нужен глаз да глаз!
Его губы, пусть неохотно, но тоже изогнулись в улыбке.
— Я не против, если это означает, что ты всегда… Аланна!
Он и тьма закричали мне одновременно. Меня это удивило, поэтому я среагировала медленнее обычного. Крик раздался слева. Пейст взобрался по стволу дерева и, оттолкнувшись, стремительно летел ко мне, его пасть была так широко раскрыта, что могла проглотить мою голову целиком.
Я подняла кинжал, но понимала, что не успею раньше, чем он доберётся до меня. Поэтому инстинктивно зажмурила глаза.
Я почувствовала лёгкий порыв воздуха и услышала тихий щелчок. Крик постепенно затих.
Когда я снова открыла глаза, это слизистое отверстие находилось всего в нескольких сантиметрах от моего носа, а серебряный наконечник копья торчал из его бока, пройдя насквозь.
Тяжело дыша, Мэддокс вытащил копьё и воткнул его в землю между нами. Дракон стоял близко, и я не понимала, как он так быстро добрался до меня.
— Ещё чуть-чуть и не успел бы, — выдохнул он.
Тут пейст дёрнулся последний раз, попытался вскрикнуть. И прямо перед нашими лицами он взорвался.
Мои ресницы стали такими липкими, что я едва смогла их открыть. Я протёрла рот рукавом, но тошнота, как огненный шар, уже поднималась по пищеводу.
Мэддокс передо мной был в таком же состоянии, если не хуже, потому что он плевался, будто ему что-то попало в рот.
— Эта гнида нас отравила! — воскликнула я. — Дай подумать. Корень жергона помогает от большинства ядов, но…
— Пойдём. — Дракон схватил меня за руку и потащил в сторону. — Лучше поспешить.
Я пыталась идти за ним, но в итоге уткнулась пятками в землю и опёрлась о рябину, чтобы опорожнить желудок. Я бы смутилась, если бы не жжение, начинающееся на тех участках кожи, куда попала слизь.
Мэддокс не дал мне времени закончить. Он подхватил меня на руки и побежал, заглушая мои протесты и не обращая внимания на то, что я закрыла рот рукой, чтобы меня не вырвало прямо на дракона. Как его самого ещё не скрутило?
До меня донёсся шум воды. Через несколько метров деревья расступились, открывая небольшую лагуну.
Мэддокс осторожно поставил меня у камня и начал расстёгивать застёжки на моём плаще.
— Снимай одежду.
Я чувствовала себя так, будто кто-то заставил меня выпить целую бочку крепкого алкоголя, а затем скатил по склону холма. Тем не менее, я попыталась оттолкнуть его руками.
— Что ты делаешь? — выдавила я. Мой рот будто был полон соломы.
— Нам нужно немедленно вымыться. Или ты хочешь страдать от рвоты, поноса и ожогов на коже всю оставшуюся жизнь?
Его лицо уже было покрыто волдырями и гнойниками, особенно на лбу и скулах.
— Мы не можем туда войти, — сказала я, указывая на лагуну. — Это опасно.
— Не бойся, я с тобой.
Я попыталась выразить одним взглядом всё, что думаю по этому поводу, но острая боль в животе не давала дышать. Я согнулась, ошеломлённая внезапным спазмом; меня снова тошнило.
Я почувствовала пальцы дракона, пытающиеся стянуть с меня одежду.
— У тебя уже появляются волдыри. Или ты сама раздеваешься и заходишь в воду, или это сделаю я. Выбирай.
Я сглотнула то, что поднималось по моему горлу (вероятно, остатки ужина), и оттолкнула дракона. Пошатываясь, я развернулась к нему спиной.
— Не смотри.
Корчась от боли, я коснулась шеи, снимая плащ. Обожжённая кожа была очень чувствительной. Я тряхнула ногами, чтобы скинуть сапоги. Снимая блузку и обнажая грудь, я впервые в жизни пожалела, что не надела нижнее белье. Можно было бы принять предложение Гвен и купить себе бюстгальтер и чулки.
Когда я сняла штаны и осталась только в хлопковых трусах, кожа на лице опухла, горела, а губы, казалось, вот-вот лопнут, как тот пейст. Я не чувствовала холода, и это было очень плохим признаком.
Я услышала плеск и обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть полностью обнажённого Мэддокса, ныряющего в лагуну. Боль на мгновение исчезла, когда я успела разглядеть его ягодицы перед тем, как он погрузился в воду. Подняв голову из воды, он провёл руками по лицу и волосам, но оставался спиной к берегу.
— Заходи, — скомандовал он.
Я не стала жаловаться на температуру воды, обычную для горных вершин в конце зимы. Я шагала решительно, стиснув зубы, пока вода не покрыла мою грудь. Там я остановилась. Я не умела плавать и предпочитала держаться ближе к берегу. Вдохнув глубже, я погрузилась с головой под воду.
Облегчение было мгновенным, словно бальзам друида, нанесённый прямо на раны. Жжение начало утихать, и острая боль в животе постепенно прошла. Я продержалась под водой столько, сколько смогла, прежде чем вынырнуть на поверхность.
— Боги, — выдохнула я, — это прекрасно.
Я сделала чашу из ладоней и выпила несколько глотков. Пресная вода успокоила бурю в моём желудке, и, когда я ощупала шею, сдирая волдыри, которые начали появляться, я поняла, что воды Муирдриса обладают невероятными свойствами. Никогда раньше я не видела такого быстрого эффекта.
Мэддокс продолжал стоять спиной ко мне, энергично полоща рот. Вода доходила ему до бёдер. Я скользнула взглядом по его широким мокрым плечам и заметила, как влага обрисовывает его чётко очерченные мышцы. Потом вспомнила, что я вообще-то приличная девушка, и тоже повернулась спиной.
Я снова и снова умывала лицо, аккуратно протирая ресницы, чтобы убедиться, что на коже не осталось этой мерзости. Когда я снова опустила руки в воду, передо мной появилось вытянутое лицо с белыми глазами.
Я вскрикнула и отскочила назад, поскользнувшись на глинистом дне лагуны.
Мэддокс мгновенно оказался рядом и закрыл меня своей спиной, взмахом руки убрав меня за себя. В тот момент мне было всё равно, как это выглядит. Вода не была моей стихией, а кинжалы остались на берегу.
— Что случилось? — Он бросил короткий взгляд через плечо. — Ты в порядке?
— Кажется, это был афанк.
— Возможно.
Афанки походили на гигантских бобров, покрытых чешуей, только намного хуже. Они захватывали водоём и убивали всех, кто вторгался в их владения.
Продолжая внимательно осматриваться вокруг, я подошла к Мэддоксу ближе, но не касаясь его.
— Это то место, о котором ты говорил? Для ночлега?
— Да, здесь есть небольшая пещера в скале, я был там раньше.
— С нашей удачей, боюсь, мы там встретим беатахта.
Мэддокс фыркнул, как будто мой комментарий показался ему забавным.
— Давай, окунись в последний раз и выходи. Я прослежу, чтобы тебя никто не тронул.
Я стремительно нырнула на секунду и тут же встала. Перекинула мокрые волосы через плечо и отжала их, наблюдая за широкой спиной Мэддокса.
— Не смотри.
— Ты уже это говорила.
— Это напоминание.
— Теперь ты меня заинтриговала, — сказал он, положив руки на бёдра. — У тебя там что-то особенное?
Не считая тьмы, что следует за мной повсюду и жаждет крови?
Если бы я стояла перед ним полностью обнажённой и позволила тьме вырваться наружу, обвив руки и спускаясь вниз, как кнуты, сомневаюсь, что его бы заинтересовала моя грудь. И по какой-то причине эта мысль меня разозлила.
Я поспешила к берегу, надеясь больше не нарваться на страшную морду афанка.
Мне очень хотелось ударить что-нибудь.
Я услышала резкий вдох, за которым последовала ругань. Резко обернулась. Этот паршивец, оказывается, не послушался и посмотрел на меня. Вода едва прикрывала мои полупрозрачные трусы, хотя взгляд дракона был устремлён выше, на мою спину. И тогда я вспомнила, что волосы я перекинула вперед, оставив всё на виду.
Его ноздри раздувались.
— Кто это с тобой сделал?
Я сжала губы, сопротивляясь желанию вернуть волосы на место. Теперь это не имело значения. Он уже всё видел.
— Один из твоих товарищей, солдат.
Понимание озарило его лицо. Он так крепко сжал кулаки, что все вены на руках проступили.
— Что произошло?
Я опустила взгляд на синие линии на его ключицах, но при виде них мне стало неуютно, и я снова повернулась к Мэддоксу спиной. Скрестив руки на груди, я сосредоточилась на каплях воды, стекающих с моих волос на поверхность. Его вопрос вызвал неприятные воспоминания: детский плач, мои мольбы…
— Я пыталась убежать от проверки гематитом в Эйре, но нас обнаружили солдаты. Я уже думала, что смогла их запутать в переулке, как вдруг почувствовала выстрел в спину. Солдат забрал у меня Каэли и бросил истекать кровью.
Я услышала плеск воды — Мэддокс подошёл ко мне. Я не сдвинулась ни на миллиметр. Несмотря на ледяную воду, от него исходил жар. Дракон коснулся моей шеи, спины, шрамов. Я чувствовала его взгляд. Знала, что это уродство: запутанная сеть разорванных и розоватых тканей, покрывающая верхнюю часть моей спины, от левой лопатки до середины позвоночника. Гематит успел распространиться прежде, чем я выдернула стрелу. Даже моя особенная родословная не помогла полностью излечить все повреждения; было чудом, что я вообще выжила. Убегая с Каэли, я не могла должным образом залечить раны.
Голос дракона прозвучал низко, мрачно:
— Это старые шрамы.
— Мне было двенадцать, а Каэли — всего несколько месяцев. Наша мать только умерла, и мы приехали в Эйре в поисках убежища. Это было ошибкой.
— Как ты вернула сестру?
Я не могла рассказать ему, что перехватила солдат, прежде чем они доставили её во дворец, и ослепила их тьмой. Навсегда. Если бы тот ублюдок был с ними, он бы уже был мёртв. Но он передал мою сестру и продолжал патрулировать улицы в поисках других сидхов. Будто двух напуганных девочек ему было мало.
— Я умею пробираться в нужные места. Воспользовалась моментом. Столичные солдаты слишком самоуверенны: они даже мысли не допускали, что кто-то пойдёт за ними.
— Ты была серьёзно ранена, — заметил он.
— Я справилась. И не так давно я встретила того, кто ранил меня и забрал Каэли, на севере. Он приехал в деревню, где мы жили, в Гальснан. Я его узнала, а он нас — нет.
— И что ты сделала?
В его голосе не было ни капли упрёка.
— Свела счёты.
Мэддокс замолчал на несколько секунд, и я затаила дыхание в ожидании, что он снова коснётся шрамов. Но он этого не сделал. Вместо этого он немного наклонился к моему плечу и прошептал на ухо:
— Ты поступила правильно. Не то мне пришлось бы тратить время, которого у меня нет, на его поиски, чтобы воспроизвести эти раны на его спине. Только он, в отличие от тебя, не выжил бы.
Его губы мельком коснулись верхней части моего уха, и я с трудом сдержала дрожь, пробежавшую по телу и заставившую затвердеть мои соски.
Я не должна чувствовать тепло и слабость в коленях от его слов. В конце концов, это всего лишь иллюзия. У него нет причин так яростно защищать меня, кроме древней магии, что нас связала. А это не настоящие чувства.
Поэтому я была бы дурой, если бы наивно обрадовалась мысли, что есть кто-то в этом мире, кто готов биться за меня. Что он бы действительно рванул прямо сейчас на поиски того солдата, будь тот ещё жив.
Но так уж вышло, что я сама разбираюсь со своими мертвецами.
— То же самое ждало бы тебя, окажись у меня под рукой кинжалы, — пробормотала я. Не дожидаясь ответа, я вышла из воды и не стала ни прикрываться, ни ускорять шаг. — У тебя сейчас за спиной афанк.
Это была настолько очевидная ложь, что меня удивил последовавший резкий всплеск воды, как будто дракон поверил и реально обернулся.
В пещере остались следы прежних посещений Мэддокса или других членов Братства: нарубленные дрова, трут, латунные чашки. Мы устроились и ужинали в тишине. Дракон хмурился по причинам, которые мне были абсолютно безразличны (абсолютно, без сомнения), я же заняла себя тем, что очищала кинжалы, пока даже острый нюх мыши не определил бы, что они были испачканы в слизи пейстов. Треск огня между нами помогал сосредоточиться.
Пока Мэддокс, конечно, не решил открыть рот. Он что-то черкал в маленьком кожаном блокноте, лежащем на его коленях.
— Теперь, когда ты их использовала, нужно дать им имена.
Я ответила, не поднимая глаз:
— Я не собираюсь называть свои новые оружия Пейст Первый и Пейст Второй.
— Это было бы оригинально, без сомнения.
Прежде чем снова воцарилась тишина, я указала на его копьё.
— Как его зовут?
Его карандаш остановился на секунду.
— Я выполню любое твоё желание, если ты сможешь угадать.
— Мне ничего от тебя не нужно.
Он медленно провёл языком по нижней губе, его лицо озарила мальчишеская улыбка.
— Ты ранишь моё самолюбие.
— Сомневаюсь.
— Мне его подарили на пятнадцатилетие. Его выковал Ойсин, поэтому оно такое совершенное и хранит пару секретов.
— И назвал ты его?.. — настаивала я. Возможно, мой голос выдал моё любопытство, но мне всегда особенно сильно хотелось узнать именно то, что от меня пытались скрыть.
— Знаешь, я предпочитаю оставлять некоторые секреты при себе, хотя бы для того, чтобы уравновесить чашу весов. Взамен я не буду настаивать на том, чтобы ты рассказала, о чём говорила с Фионном, когда старик меня усыпил; и почему ты так стремительно убегала оттуда, как будто услышала крик банши. — Он внезапно поднял голову и поймал мой взгляд. Моё сердце на мгновение остановилось. В свете костра казалось, что его глаза вернули себе цвет, который был до заклинания. Словно в них полыхала первозданная магия, и он был уже не просто Мэддоксом, а каким-то совершенно другим существом, читающим меня как открытую книгу и наслаждающимся каждой страницей. — Как тебе такое, sliseag?
Глава 24
У людей странные обычаи. Мужчины распоряжаются землями, деньгами и прочими богатствами. А женщины… они — собственность.
Многие переняли образ жизни сидхов и Триады, основанный на уважении и равенстве. Другие же упорно продолжают жить печальной жизнью. Я верю: придёт день, когда мы всем сможем понять друг друга.
А если нет, я выбью всю дурь из их узколобых голов, чёрт возьми!
Запись Гоба Ледяного Молота в запрещённой книге «Эпоха богинь»
Сказать, что герцогиня Сутарлан была взволнована моим возвращением, — значит ничего не сказать. Как только письмо от Пвила прибыло в её особняк в Гримфеаре, ей понадобилось всего полтора дня, чтобы вернуться в замок и приготовиться к, как она это называла, «шёлковому сражению». Хотя она повторяла раз за разом, что сожалеет о том, что поездка в На-Сиог не принесла результатов, её глаза сияли убийственным блеском, словно она разглядывала старое оружие, которое нужно наточить и смазать.
Гвен и Веледа благополучно пережили попытки Сейдж постичь искусство друидов, а Пвил и Абердин, когда мы вернулись, тут же окружили Мэддокса, проверяя, всё ли с ним в порядке. Хоп с недовольным выражением лица выхватил у меня сумку и ушёл на кухню, не сказав ни слова, что в переводе с его языка означает: «Как я рад, что ты вернулась, я очень волновался».
На следующий день после возвращения герцогини она постучала в мою дверь довольно рано. Она была одета в то, что, я была уверена, носила только в замке: комплект из ночной сорочки и халата чёрного цвета с золотой вышивкой, а также шёлковые туфли, которые почти не издавали звука при ходьбе. Её волосы всё ещё были уложены в тугой и аккуратный пучок, но в такой одежде она казалась гораздо менее грозной.
Я окинула взглядом себя: обычные брюки и блузка, которые после ночи под одеялами выглядели помятыми.
— Мда, — вздохнула герцогиня, критически осматривая меня. — Это мы тоже исправим. Пойдём, дорогая. У тебя гости.
Герцогиня повела меня по центральному коридору в чайную комнату, стены которой были украшены золотыми узорами. Все свечи были зажжены. Большая люстра в центре, отражавшаяся в зеркале в изящной раме на стене, висела над двумя великолепными диванами из орехового дерева, обитыми золотым бархатом. Диваны стояли друг напротив друга, между ними находился мягкий столик, также покрытый бархатом. На деревянных спинках диванов были вырезаны улыбающиеся сидхи.
На одном из диванов сидела девушка, смотревшая на дверь. Едва мы вошли, она вскочила на ноги. В свете свечей её волосы сияли словно чистое золото. Мы с ней пристально разглядывали друг друга. Она нервно теребила перчатки. На вид ей было примерно столько же лет, сколько и мне, но на этом сходство заканчивалось. Если я была низкой, то она высокой. Мои растрёпанные волосы не шли ни в какое сравнение с её золотыми локонами, собранными в сложную прическу. Она была одета в изысканное платье кремового цвета с длинными рукавами и корсетом, расшитым розовыми узорами, который так поднимал её грудь, что я поражалась, как она вообще в нём дышит. Широкая юбка платья подчёркивала её стройную талию и чрезвычайную тонкость запястий.
Если убрать причёску и юбку, девушка станет похожа на веточку. Хрупкая, ломкая.
Герцогиня вошла в комнату и посмотрела на нас обеих.
— Давайте познакомимся. Моя дорогая племянница, это Аланна, девушка, о которой я тебе говорила. Аланна, это Плумерия. Твоя другая ты.
Я снова внимательно осмотрела девушку. Не знаю, носила ли она каблуки, но она была на голову выше меня.
— Очень приятно, мисс Аланна, — прошептала она; её голос был едва слышным дрожащим шёпотом.
— Начинаю сомневаться в вашем плане, герцогиня.
— Глупости. Садитесь, поговорим.
Я заняла свободное место на диване, а герцогиня села рядом со мной. Плумерия несколько раз поправила юбку, прежде чем опуститься со всем присущим ей изяществом, потому что в таком платье невозможно просто взять и сесть. Я испытывала смесь уважения и страха перед тем, как элегантно она выглядела в столь ранний час.
— Не позволяй внешности Плумерии тебя обмануть. Никто при Дворе не видел её с детства, и мы все знаем, что у многих детей волосы темнеют с возрастом.
Это правда, но…
— А люди из Эйлма? Что, если кто-то из них придёт на Теу-Биад и увидит, что племянница герцогини…
— Здесь её тоже никто не знает, — перебила меня герцогиня.
Но как такое возможно? Я снова внимательно осмотрела девушку. Хотя её внешний вид был безупречен, было очевидно, что ей не хочется быть здесь. Несмотря на то, что это был дом её тёти и, казалось бы, её наследие, она выглядела более неуместно, чем я, как будто это она была здесь чужой.
Я знала только одно — герцогиня считала её глупой и с нетерпением ждала возможности заменить её мной. И теперь мне казалось, что на это может быть больше одной причины.
— Ты, наверно, всю жизнь ждала своего выхода в свет, — заметила я. Она не сводила глаз со своих рук на коленях и вздрогнула, когда я заговорила с ней напрямую. — Разве это не лишит тебя шанса на хорошее будущее?
Я никогда не была так близка к высшему обществу, как прямо сейчас в этой комнате, но знала основы. Жизни всех дочерей знатных семей вращались вокруг дебюта и поиска хорошего мужа. Им не нужно было беспокоиться ни о работе, ни о деньгах или пропитании, ни о том, замёрзнут ли они, найдут ли их Дикие Охотники. Их задача — быстро и удачно выйти замуж, чтобы как можно скорее начать рожать детей. Никогда им не завидовала.
После нескольких мгновений раздумий девушка открыла рот, но герцогиня не дала ей заговорить.
— Мы уже всё обсудили. Не беспокойся о будущем Плумерии. Всё продумано.
Затем она принялась перечислять всё, что мне нужно знать о её племяннице: как она двигается, делает реверансы, танцует, позволенные и запрещённые ответы, манеры за столом, этикет и даже то, как она смотрит. Оказывается, молодые дворянки пользовались секретным языком ресниц.
Ничто из этого не было для меня проблемой.
— Мне просто нужно провести с ней время и понаблюдать. У меня хорошо получается подражать.
Герцогиня лукаво улыбнулась.
— Это я знаю. Но, как тебе известно, я предпочитаю говорить прямо. На этот раз ты не будешь играть перед обычной публикой. Ты не будешь глупенькой продавщицей, на которую никто не обращает внимания. Ты станешь наследницей герцогини, рождённой править одним из четырёх герцогств королевства, и место, куда мы отправимся, полно кровожадных чудовищ, куда страшнее Спорайна. Один неверный шаг — и даже я не смогу собрать твои останки.
Мои босые ступни медленно утопают во влажном песке. Это ощущение просто волшебное. Мельчайшие золотисто-белые песчинки проникают меж пальцев и щекочут кожу. Я оглядываюсь назад и, хотя мне кажется, что я гуляю уже долго, следы начинаются всего в нескольких метрах.
Я знаю, что это сон, потому что я на открытом воздухе, в самом воздушном и полупрозрачном платье, которое я когда-либо видела. Я даже не знала, что такое платье может существовать. Поэтому оно не может быть реальным. И хотя я клянусь, что никогда бы не надела что-то подобное, всё равно с трепетом провожу пальцами по его бокам. Оно насыщенного зелёного цвета, как листья берёз весной, и на ощупь похоже на холодное масло. Мои ноги попеременно то обнажают, то скрывают два разреза, доходящие до бёдер.
«Никогда бы не надела ничего подобного», — думаю я, теребя более плотные полосы ткани, охватывающие мою талию и грудь и оставляющие большую часть тела на виду. Но я не могу отрицать, что это красиво. Нет ни корсетов, ни ремней, ни каблуков, ни необходимости скрывать ключицы платком.
Второй примечательной деталью сна является Мэддокс, сидящий вдали на песке. Его мощные, удивительные крылья, не скрытые чарами, сейчас сложены и касаются земли. Он расслабленно опустил руки на колени и смотрит на воду.
Он тоже одет гораздо менее формально, чем обычно, и в стиле, который я никогда не видела на мужчине. Босой, в свободных чёрных штанах и белой рубашке, не застёгнутой и с рукавами, закатанными до локтей. Мой взгляд бесцеремонно скользит по его обнажённым мускулам и татуировке на ключицах, идентичной моей.
Тёплый солёный ветер меняет направление и теперь дует мне в спину. Спустя несколько секунд Мэддокс выпрямляется и поворачивается ко мне. Он не встаёт и не делает никаких движений, но я прекрасно чувствую, как его взгляд скользит по моей фигуре, с головы до ног и обратно.
Я останавливаюсь перед ним. Его губы чуть приоткрыты, и выражение лица… У меня учащается пульс. Его глаза полностью янтарные; они светятся изнутри.
Поскольку Мэддокс в моём сне не спешит заводить разговор, я указываю на его крылья.
— Тебе не больно? — Вся нижняя часть крыльев смялась, распластавшись по земле.
Он моргает несколько раз, как будто выходит из транса. Его глаза оглядывают береговую линию, по которой я пришла, словно он что-то ищет. Затем уголки его губ слегка приподымаются.
Он чуть подёргивает крыльями, разбрасывая песок вокруг.
— Они сделаны из мембраны, гораздо более гибкой, чем кажется, что позволяет отлично маневрировать во время полета. — Его голос звучит хрипло, как бывает, когда долго не говоришь или когда тебя переполняют сильные эмоции. — Хочешь проверить?
Одно из его крыльев разворачивается у плеча и приближается ко мне. У меня уходит несколько секунд на осознание того, что он приглашает меня прикоснуться к ним.
Это ведь сон, так какая разница?
Я касаюсь пальцами жёсткой части, которая издалека кажется пятью вытянутыми пальцами. Это чистая кость. Я спускаюсь ниже и ахаю, коснувшись мембраны. На ощупь как самая качественная кожа.
— Она очень мягкая, — шепчу я.
Он не отвечает. Его взгляд прикован к моим пальцам; я даже готова поклясться, что его скулы покрылись румянцем. Беззастенчиво улыбаюсь. Увидеть смущённого Мэддокса — это зрелище, достойное внимания.
Сажусь рядом с ним и наслаждаюсь видом на море, о существовании которого я даже не подозревала. Вода здесь бирюзовая и настолько прозрачная, что хорошо видно дно.
Я глубоко вдыхаю солёный воздух.
— Удивительное место.
Меня никогда не тянуло к побережью, но это место не имеет ничего общего с берегами Гибернии. Море Вах всегда бурное и грозное, и никто не приближается к его берегам из-за диких манан-лир. Но этот пляж… Как и с платьем, я не могу отрицать приятные искорки в груди, когда вижу столько красоты и ярких красок.
Мэддокс смотрит на меня так пристально, что его взгляд почти обжигает.
— Ты знаешь, где находишься?
Да, в своей постели, сплю.
Изгибаю губы в саркастичной усмешке.
— А ты?
К моему удивлению, он медленно кивает.
— Это мой дом. Дагарт.
Это название пробуждает отголоски воспоминаний, но я не могу за них ухватиться. К тому же…
Хмурюсь.
— Почему в своём сне я оказалась у тебя дома, если никогда не видела этого места?
Мэддокс отвечает полуулыбкой и внезапно подаётся вперёд. Он опирается одной рукой на песок и наклоняется, пока его лицо не оказывается в нескольких сантиметрах от моего. Я не вижу ни моря, ни неба, только Мэддокса, и чувствую тепло и восхитительный запах, исходящие от него.
Мой взгляд опускается с его глаз к губам, и я невольно задаюсь вопросом, почему я впервые вижу настолько отчётливый сон, что могу даже сосчитать волоски на его челюсти. Почему мне кажется, что моя кожа действительно впитывает солёный воздух. Почему от мысли, что от поцелуя нас отделяет одно малейшее движение, моё сердце совершает всевозможные кульбиты.
Это самый странный сон, который у меня когда-либо был.
И я думаю, что хотела бы остаться в нём намного дольше.
Когда Мэддокс говорит, его дыхание касается моих губ. Я почти уверена, что чувствую запах виски.
— Кто сказал, что мы сейчас в твоём сне?
Я резко поднимаю взгляд. Дракон смотрит на меня так, будто бросает вызов; я забываю как дышать.
— Это всё нереально, — шепчу я. Не может быть. Я пожирала его глазами и бесстыдно трогала его крылья.
Он тихо смеётся, демонстрируя свои красивые зубы, и его лицо становится не просто привлекательным, а убийственно красивым. Он спокойно убирает непослушные пряди моих волос за ухо и оставляет руку там, ласково касаясь моей щеки.
Его золотые глаза снова находят мои губы.
Низ моего живота пульсирует в ответ.
— Думаю, теперь моя очередь посетить тебя. Мне не терпится узнать, куда ты меня приведёшь. И на будущее предупреждаю. — Он нежно проводит большим пальцем по уголку моих губ, оставляя огненный след. — В следующий раз, когда ты появишься в моих снах, я не буду джентльменом и не позволю тебе долго оставаться в этом платье.
С резким вдохом я проснулась в своей комнате, одна, свернувшаяся клубочком под одеялами. Шум волн, лижущих берег, всё ещё звучал в моих ушах, как и стон дракона.
Какого чёрта?
Почему мне снилось нечто настолько странное… и о нём? С тех пор, как он ушёл из Эйлма, вскоре после возвращения из На-Сиог, я так гордилось собой за то, что смогла выкинуть его из своих мыслей. Слишком занятая делами с герцогиней, я не беспокоилась о нём и его словах в пещере в горах. То, что он подозревает меня, уже само по себе плохо, поэтому я предпочитала не подливать масла в огонь; дистанция пойдёт мне на пользу.
Подсознание сыграло со мной злую шутку.
Пока я не повернулась в постели, я не заметила, что засунула руку под блузку, касаясь своих ключиц. Я резко убрала её.
Моё обучение, запланированное герцогиней, не ограничивалось временем, проводимым с её племянницей. За эти дни я узнала, что она очень дотошна, одержима деталями и заранее продумывает всё, что может пойти не так. Полагаю, только так можно выжить при Дворе.
Когда она увидела мои новые кинжалы и ножные ремни, её глаза загорелись.
— Ты умеешь ими пользоваться?
— Конечно.
— Ах, но умеешь ли ты пользоваться ими в платье?
На моё удивлённое выражение лица она тихо рассмеялась и похлопала меня по руке.
— Нам предстоит гораздо больше работы, чем я думала.
Гвен принесла мне пример платья, которое мне предстояло носить во время Теу-Биада. Оно, вероятно, принадлежало ей самой, потому что в платьях Плумерии я выглядела бы как ребёнок, играющий во взрослую. Я обнаружила, что оно состояло не из одного куска ткани, а из множества слоёв. Большинство из них даже не были видны, скрытые под верхним слоем, так что я не понимала, зачем они вообще нужны.
— Подъюбники нужны не для красоты; это необходимый элемент, — настаивала герцогиня. — Представь, что ты упадёшь, юбка задерётся, и все увидят, что на тебе нет нужных нижних юбок?
— Что, люди при дворе не будут счастливы увидеть мою промежность?
Я вскрикнула, получив пощёчину. После чего герцогиня приказала Гвен и Веледе научить меня одеваться. При дворе со мной будут служанки герцогини, которым можно доверять и которые будут помогать мне во всём, но я должна казаться привыкшей ко всем этим нарядам и знать, куда что надевается.
Туфли на каблуках были абсурдными. Кто бы их ни придумал, он, казалось, забыл, что у женщин пять пальцев на ногах. Когда я встала, меня качнуло, и девушкам пришлось поддержать меня. Чёрт возьми! Придётся тренироваться ходить в них.
Наконец, я прикрепила ремни к бёдрам, разместив тонкие кожаные ножны, которые изготовил для меня Ойсин: две на внешней стороне правого бедра, одну на левом. Затем вложила кинжалы в ножны. Их вес придавал мне уверенности и сил — то, что мне понадобится при Дворе.
Я с неохотой посмотрела в зеркало. Платье было красивым, но оно не совсем подходило мне; возможно, дело было в тенях, которые не гармонировали ни с чем. Голубоватый цвет делал меня ещё более бледной. К тому же, прямой вырез обнажал ключицы и проклятую татуировку.
Герцогиня возвела руки к небу, увидев нас.
— О Триада, что вы тут устроили?
Гвен растянулась на диване во весь рост (который, впрочем, был не шибко большим). Плумерия стояла у окна, прямая как тростник. Они раздвинули диваны и столики к стенам, освободив пространство в центре комнаты и открыв вид на весь коричневый ковёр с вышитыми птицами. Веледа сидела на стуле у стены в роли зрителя.
— Неважно, я готова.
— Это мы ещё посмотрим. Подойди.
Её проницательный взгляд орлицы исследовал меня, задержавшись на ключицах.
— С этим, конечно же, нужно что-то делать. А теперь покажи, что умеешь. Атакуй меня.
Со своего стула Веледа наклонилась вперёд в ожидании. Я недоверчиво открыла рот.
— Что вы сказали?
Гвен выпрямилась на диване.
— Не лучше ли сначала всё объяснить?..
— Молчать, юная леди.
Блондинка снова откинулась на спинку, пробурчав что-то себе под нос.
— Хотите, чтобы я использовала кинжалы или…
Должна признать, я растерялась.
Герцогиня подняла бровь.
— Что сочтёшь нужным.
Я не хотела причинить вред герцогине Аннвин и испортить весь план, поэтому слегка согнула колени и решила, что просто сбить её с ног будет достаточно.
— Можно начинать? — спросила я.
— Да, дорогая, пока я не состарилась.
Я рванула к ней, но забыла про каблуки. Моя лодыжка подвернулась, и я покачнулась в сторону. Герцогиня схватила меня за руку, и я подумала, что она поможет мне восстановить равновесие, но она положила другую руку мне на плечо, надавила, и я внезапно оказалась в воздухе.
Я рухнула на ковер. Лицо герцогини нависло надо мной. Её губы скривились в презрительной усмешке.
— Жалкое зрелище.
Я потёрла плечо, морщась. Она… Она была сильной. Намного сильнее, чем казалась.
— Это мой первый раз на каблуках.
— Ах, правда? Ни за что бы не догадалась.
Она протянула мне руку, чтобы помочь встать, и я осторожно приняла её помощь.
— Ты поступила правильно, Игнас, — раздался глубокий мужской голос, полный снисходительности. — Ты показала себя благоразумной и верной. А ты знаешь, что я очень ценю верность, правда?
Женщина стояла на коленях и смотрела исключительно на свои собственные руки, аккуратно сложенные на коленях, не выдававшие ни малейшего признака бури внутри неё. Ей хотелось подняться. Хотелось подойти к нему, взойти на те ступени, что их разделяли, и заставить его заплатить. Она бы нанесла ему столько ударов, что весь трон окрасился бы в красный, а потом выставила бы его тело на всеобщее обозрение, чтобы…
Она незаметно сделала глубокий вдох.
Успокоила своё сердце.
Есть вещи важнее бесполезной мести.
— Да, ваше величество.
Я встала. Гвен поднялась с дивана. Она смотрела на герцогиню с неодобрением.
— …прежде всего. Пусть научится ходить на каблуках и носить платья. А потом уже дерётся сколько захочет.
Мне хотелось бы возразить, но я всё ещё приходила в себя после того, что мне показала тьма. Тот голос… Он принадлежал королю. Герцогиня почему-то стояла перед ним на коленях. И всем сердцем желала ему смерти.
Я прочистила горло.
— Дайте мне немного времени привыкнуть ко всему этому, а потом посмотрим, кто кого уложит на лопатки.
Её глаза блеснули.
— Договорились.
Последующие дни я посвятила наблюдению за каждым шагом и жестом Плумерии и Гвен. Последняя облачалась в свои лучшие наряды, спрятав воительницу под множеством слоев атласа. Если у меня и оставались сомнения в её знатном происхождении, то полная трансформация в благородную даму их окончательно развеяла. Как-то раз пришла Сейдж, но, увидев нас, тренирующихся с веерами из перьев, развернулась и тут же исчезла. Веледа, напротив, присутствовала всегда, когда могла. Хоть она и по обыкновению сидела тихо большую часть времени, её любопытные глаза не упускали ни одной детали.
Я научилась держать равновесие на каблуках и ходить на них бесшумно. Также мне пришлось столкнуться с тем, что корсет сильно ограничивает дыхание, что кинжалы выскальзывают из шёлковых перчаток и что при Дворе постоянно пьют просяное пиво.
Спустя неделю герцогиня рассказала мне о тайных карманах в платьях.
— Я уже приказала сшить все необходимые наряды для Теу-Биад по твоим меркам. Когда они прибудут, Хоп придаст им окончательный вид. Смотри.
Она провела руками по юбке, разглаживая складки, и через мгновение у неё между пальцами оказался кинжал. Он был тоньше моего, около десяти сантиметров в длину. Казалось, он идеально подходил для того, чтобы вонзить его между костями и мышцами, как иглу.
— Быстро и тихо, видишь? Даже если тебе придётся использовать оружие на приёме, мало кто заподозрит леди. Важно незаметно вытащить его и быстро спрятать обратно. Потом притворись удивлённой; если нужно, упади в обморок.
И с очередным движением юбки кинжал исчез. Затем она показала мне разрезы между складками платья, на уровне бёдер. Они были сделаны так искусно, что не были видны ни при ходьбе, ни при сидении, но позволяли рукой добраться до ножен.
— Изысканно, — пробормотала я. — Сколько дам прячут такие сюрпризы под своими платьями?
Герцогиня ахнула в ужасе.
— Никто, дорогая! Мы всего лишь нежные хрупкие женщины. Наши руки не созданы для того, чтобы держать оружие.
Я закатила глаза.
— Разумеется.
Она несколько раз показала мне, как использовать складки платья, чтобы скрыть свои движения; я поняла, что мне придётся много практиковаться, чтобы научиться прятать кинжалы таким образом — на ощупь, не глядя. Честно признаться, меня переполняло волнение от этих занятий. Было что-то захватывающее в том, чтобы осваивать эти скрытые техники. Корсеты и каблуки больше не казались такими ужасными. Я думала, что если овладею ими полностью, они станут для меня ещё одним видом брони.
Той, что приведёт меня к Каэли.
Герцогиня в последний раз спрятала свой кинжал и направилась к двери.
— Пойдём. Я хочу ещё раз увидеть, как ты справляешься со столовыми приборами.
Я тяжело вздохнула, следуя за ней. Эта часть занятий меня совершенно не вдохновляла. Женщина ухватилась за дверной косяк и, оглянувшись через плечо, предупредила:
— Лучше всегда держи в голове мысль, что у всех при Дворе под одеждой есть сюрпризы. Оружие, намерения, трупы, секреты. Все что-то скрывают, дорогая.
Глава 25
Клянусь под омелой и дубом, что всё, что я собираюсь изложить и подтвердить на этих страницах, является правдой. И несмотря на величие многих деяний, о которых вы здесь прочтёте, поверьте мне. Ещё более вели́ки те, кто их совершил.
Примечание автора к «Эпохе богинь»
— Я разработала заклинание, которое замаскирует татуировку. Оно также изменит цвет твоих глаз и поможет против гематита, если потребуется.
— Пвил же проверил это заклинание, да?
Сейдж медленно повернулась ко мне. Её тёмные глаза сулили мне страшные муки.
Худенькая Веледа прошла между нами, в руках у неё было книжек шесть минимум.
— Простите, — пробормотала она, кладя их на стол.
С дивана у окна — своего излюбленного места в библиотеке — улыбнулась Гвен.
— Ты не сможешь вечно предотвращать кровопролитие, Вел.
Девушка ответила на удивление дерзко:
— Лишь бы не в библиотеке.
Мы с Сейдж вновь обменялись враждебными взглядами (я не доверяла её друидским умениям, и её это оскорбляло до глубины души) и взялись за книги. Среди них была «Двор Паральды», которую я бы с удовольствием продолжила читать, если бы не занятия с герцогиней. Самая тонкая, больше похожая на брошюру, чем на книгу, называлась «Легенды и мифы», обложку которой украшала иллюстрация с четырьмя всадниками на лошадях с длинными рогами на лбу. Самая толстая же книга…
Я затаила дыхание.
«Эпоха богинь».
Самая запрещённая из всех запрещённых книг. Её автором был один из самых могущественных друидов всех времён, Огмий, который погиб на войне, защищая Триаду. Считалось, что в книге описаны все важные события с тех пор, как богини и дракон сошли со звёзд.
Говорят, что в Гибернии существует лишь один экземпляр, и он находится в руках короля. С неким благоговением я провела рукой по обложке из коричневой кожи, на которой было всего два выгравированных золотых символа: авен и оив.
Дверь библиотеки скрипнула, и вошли Абердин, Пвил и герцогиня.
— Доброе утро, дамы, — громогласно произнёс Абердин. — Мы не помешали?
— Как будто это имеет значение, — ответила герцогиня. — Располагайтесь поудобнее, нам сегодня предстоит обсудить несколько исторических вопросов.
Гвен улизнула быстрее кошки, а Сейдж бросилась к самому мягкому креслу. Пвил подошёл к столу и улыбнулся мне.
— Великолепно, правда? — сказал он, указывая на книгу.
— Она настоящая?
Он покачал головой. Его всегда растрёпанные волосы качнулись из стороны в сторону. За ухом у него держалась сигарета.
— Боюсь, это не слишком точная копия. Но, по крайней мере, нам повезло узнать часть её содержания. Давай, садись.
Мы все уселись вокруг стола, поверхность которого была завалена бумагами, чернильницами, перьями и потушенными подсвечниками. Утренний свет лился через стеклянный купол над нашими головами; в Аннвине стоял ясный и прекрасный день, почти предвещающий весну. Гвен уговаривала меня прогуляться по окрестностям, но герцогиня приказала пойти в библиотеку.
Пвил и Абердин сели рядом и взялись за руки под столом; Веледа заметила это и улыбнулась. Интересно, каково это — расти с двумя людьми, которые так открыто любят друг друга?
Герцогиня села во главе стола, и я почувствовала лёгкое покалывание в ключицах. Мне хотелось почесаться, но я сдержалась. Я сильно сомневалась, что прикосновения к ним и странные сны как-то связаны, но решила не искушать судьбу.
— На самом деле, я не знаю, зачем вы все здесь собрались. Где Гвен? Проклятая девчонка, даже слышать ничего об истории не хочет, сразу убегает в ужасе. В общем, моя цель сегодня — прояснить любые вопросы по поводу Теу-Биада. В этом году он будет отличаться от предыдущих, и даже я не знаю всех деталей, поскольку король лично подготовил несколько сюрпризов, но праздник всегда следует определённым шаблонам. И я из тех, кто считает, что знание — это сила. Ты согласна, дорогая?
«Знание — сила», — прозвучал в моей памяти голос Ффодора. Моё сердце забилось чаще.
— Да, — прошептала я.
Пвил наклонился вперёд.
— Думаю, будет уместно начать с самого начала.
Герцогиня сделала неопределённый жест запястьем, как раз в тот момент, когда дверь снова заскрипела.
— Тогда всё в твоих руках. Ах, Мэддокс, ты вернулся.
Все стулья, кроме моего, заскрипели, когда присутствующие повернулись, чтобы поприветствовать дракона. Спустя две недели он снова вернулся к нам. Я не знала точной причины его отъезда, только то, что это как-то связано с Охотниками. Возможно, ему нужно было отчитаться в Академии или выполнить приказ своих господ. Однако Гвен и Сейдж не уехали вместе с ним.
Хоть я и могла расспросить у девушек подробности, делать этого я не стала.
— Я встретил Гвен в вестибюле, и она сказала, что вы собираетесь проторчать здесь всё утро.
— Всё в порядке, сынок? — спросил его Абердин.
Если дракон и ответил что-то, я этого не услышала. Он занял стул справа от меня, его крупное тело буквально поглощало пространство, и игнорировать его было невозможно. Зачем он уселся? Почему не пошёл отдыхать?
— Привет, sliseag, — тихо произнёс он.
«В следующий раз, когда ты появишься в моих снах, я не буду джентльменом и не позволю тебе долго оставаться в этом платье».
Я закашлялась. Чёртово подсознание.
— Привет.
— Ну что, уже научилась умирать как истинная леди? — Сарказм сочился из каждой его фразы. Было ясно, что ему не нравилось моё участие в роли Плумерии.
— Да, теперь я знаю, как отравиться на изысканном ужине, как задохнуться от слишком тугого корсета, как проткнуть себе глаз спицей от веера и…
Кто-то громко кашлянул. Все, особенно Пвил, наблюдали за нами с поднятыми бровями. На лице Абердина смешались одновременно веселье и признание своего полного бессилия в данной ситуации
— Прошу прощения, — пробормотал Мэддокс.
Едва мы перестали быть в центре внимания, как он снова прошептал:
— Думаю, ты скучала по мне.
Игнорируй его.
Не поддавайся на его игры.
— Вот как? И что же навело тебя на эту мысль?
Его взгляд на долю секунды опустился к моим губам, как во сне.
— Назовём это интуицией.
Я наблюдала за ним с самым утончённым и безукоризненным выражением безразличия. Он был одет полностью в чёрное, как всегда, и пах так, будто провёл много дней в пути: лошадьми, потом и свежим воздухом. Его запах должен казаться мне неприятным, но… нет.
Пвил начал коротко излагать то, о чём я уже говорила с Фионном: прибытие Триады и Ширра в Гибернию, создание четырёх рас сидхов, расцвет магии в королевстве и её падение с приходом Теутуса из Иного мира, вознамерившегося поработить себе всех. У меня свело живот, когда он затронул тему пророчества и последующих событий.
Я вспомнила горькие слова Фионна: «Все, кто наблюдал за ними, знали, что это не могло закончиться ничем хорошим».
Пвил замолчал, его рот открылся, но из него не вышло ни звука. Мужчина сидел неподвижно несколько секунд, его длинные изящные пальцы касались стопки книг. Абердин нежно погладил его по бедру.
— Во время войны произошло много ужасных вещей, — продолжил Пвил. — В конце концов Тараксис сдалась Теутусу, умоляя о пощаде. И так, со смертью Триады, всё закончилось. Выживших находили и убивали, и продолжают убивать в наши дни. Теутус, как и обещал, короновал сына королевы Луахры, Нессию I. Он объявил его королём всей Гибернии, и Двор людей остался единственным из всех. Теутус позволил демонам бродить по Гибернии, как всегда мечтал, и запретил всё, что связано с сидхами. Он не только определил, что будет единственным богом, которому можно поклоняться, но и оставил чёткие указания в договорах о том, какой он хотел видеть новую Гибернию: никаких сидхов, никакой магии рас и ни одного воспоминания о Триаде. И, удовлетворённый результатом, он вернулся в Иной мир. — Пвил со вздохом откинулся на спинку стула. — Эпоха богинь закончилась, и наступила Эпоха королей.
Было удивительно слушать эту историю целиком, а не собирать по кусочкам из разных текстов. Было странно сидеть в этой комнате, когда рассказывали о моём происхождении и о том, почему столько поколений были обречены на несчастье. Хотя никто особо не смотрел на меня, я всё равно чувствовала себя так, словно за каждым моим движением следят, и я должна изо всех сил стараться казаться нормальной. Как я могу чувствовать себя виноватой за то, что произошло пятьсот лет назад?
Мой род — лишь одно из многих печальных последствий. Мы с Каэли — такие же жертвы давних событий, как и все остальные сидхи.
Вот только ты можешь что-то сделать, чтобы это исправить, а остальные — нет.
Лучше бы я сбежала с Гвен. Сейчас мы бы уже были далеко от замка, наслаждаясь лучами солнца и свежим воздухом.
— Однако одна легенда всё же остаётся, — вмешалась герцогиня. Она подняла в воздух «Легенды и мифы» и помахала книгой. — О ней говорят только шёпотом, потому что тот, кого услышат, закончит на виселице. Эта легенда гласит, что не все младенцы погибли от рук Теутуса. Один был спасён. Неизвестно, как и куда исчез этот ребёнок, но есть надежда, что его род выжил до наших дней, и его потомок когда-нибудь решит исполнить пророчество и спасёт всю Гибернию.
Несколько секунд не моргала, не глотала, даже дышать не осмеливалась.
После напряжённого молчания, когда каждый погрузился в свои мысли, Сейдж внезапно выплюнула:
— Абсурд. Если бы такой род существовал, он бы оставил следы. Мы бы знали.
— Ну, есть те, кто говорит, что именно поэтому первой умерла Ксена, — сказал Абердин. — Теутус пропитал долину её кровью, потому что именно она спасла одного из младенцев.
— Отличная теория. Звучит правдоподобно, — согласился Пвил.
Сейдж смотрела на них так, будто они сошли с ума.
— Что же тут хорошего? То есть ключ к спасению Гибернии якобы существует, но просто скрывается ото всех.
Абердин наклонил голову в сторону.
— Возможно, он просто не знает.
— Ты бы мог не заметить, если бы у тебя в венах текла кровь богов?
Мужчина согнул свои огромные руки, демонстрируя мышцы и татуировки.
— А вдруг? — пошутил он.
Его самодовольная ухмылка показалась мне очень знакомой: у Мэддокса была такая же. Пвил поднял очки и потёр переносицу.
— Не позорь меня, дорогой.
— А вы что думаете? — спросила Сейдж у герцогини. — Верите ли вы, что существует пятая раса с божественной кровью, или это всего лишь сказка, чтобы сидхи не падали духом?
Я внимательно наблюдала за женщиной. Свет падал на её лицо, подчёркивая седые пряди в её пучке и морщины на её лице. При всей её удивительной энергичности она уже давно немолода. Она не только унаследовала герцогство, но и заняла высокое положение в Братстве, постоянно рискуя быть раскрытой и убитой, поэтому я задавалась вопросом, не было ли ей когда-нибудь слишком тяжело.
Хотелось ли ей когда-нибудь другой жизни.
Игнас Сутарлан задумчиво поглаживала корешок книги.
— Божественная кровь или сказка? Хмм… — И внезапно, как будто очнувшись от транса, она моргнула и поставила книгу обратно на полку вместе с остальными. — Думаю, это всё неважно. Есть ли наследник или нет его, на нашу ситуацию это не влияет. Наше прошлое, наши намерения и планы не меняются. Мой дедушка всегда говорил, что умные люди сосредотачиваются на том, что у них в руках, а глупцы тратят время на мечты о большем. Братство выживало всё это время, не надеясь на помощь какого-то мифического наследника из особенного рода. Сказки не спасают жизни.
Сейдж хлопнула по столу, улыбаясь.
— Именно!
Абердин и Пвил обменялись весёлыми взглядами.
— Мы предпочитаем верить. Это красивая легенда.
— Я тоже, — внезапно сказал Мэддокс. — Честно говоря, было бы здорово, если бы появился кто-то, кто избавил бы нас от этой работы.
Герцогиня и Сейдж одновременно закатили глаза. Я опёрлась предплечьями на стол и подняла брови.
— Прошу прощения, герцогиня, но разве мы не собирались говорить о Теу-Биаде?
Наконец, разговор свернул на менее болезненные для меня темы. Годовщина войны, как я уже знала, длилась три дня. Три дня, в которые все придворные, элитные воины (такие как Дикие Охотники) и некоторые знатные демоны собирались в замке по приглашению королевской семьи. Они оставались там на три ночи, а на четвёртый день все отправлялись к Толл-Глору. Празднования заканчивались краткой речью короля у портала в Иной мир.
— Каждый день празднования посвящён одной из трёх богинь, — объяснила герцогиня. — Первый день — Ксене, богине жизни; второй — Луксии, богине смерти; и третий, оставляя лучшее напоследок, — Тараксис, богине любви и несчастной жене Теутуса.
— Им ни в коем случае не отдают почести, — уточнил Пвил. — Это ежегодная насмешка над их смертями, придуманные лживые истории и преувеличение или искажение многих фактов о войне.
Я кивнула.
— Я знаю. Слышала об этом.
Герцогиня посвятила всё утро рассказу о том, как обычно проходит празднование. Начиналось всё с парада элит, прибывающих ко Двору по Дороге Луахры, чтобы простой народ мог хотя бы мельком, хотя бы издалека увидеть знать. Затем официальный приём и первый бал, за которым следовали развлечения первого дня. Второй день проходил по-разному, но третий всегда завершался театральным представлением, изображающим сцену, как Тараксис погибает и Теутус вонзает меч в камень на холме Тинтагель.
— Как я уже говорила, в этом году всё будет по-другому. Как минимум, будут присутствовать Тёмные Всадники. Мы уже знаем, что Дуллахан пробудился, так что Нукелави появится скоро, если его ещё не разбудили.
К полудню мы сделали перерыв на обед. Все собрались на кухне, где Хоп заканчивал тушить ягнёнка с морковью, луком-пореем, капустой и картофелем. Он сидел верхом на Дедалере, посыльном кабане замка, чтобы доставать до котла. Тем временем животное с аппетитом поедало кожуру, разбросанную по полу.
Я села между Гвен и Сейдж, с одной стороны моё ухо терзал звонкий смех, а с другой — мои рёбра подвергались случайным тычкам. Мне это не показалось таким уж неприятным, как могло бы. Пвил тихо рассказывал что-то Веледе, отчего она всё время улыбалась, а Мэддокс и Абердин горячо спорили о том, что вкуснее — говядина или ягнёнок.
Я закрыла глаза на мгновение и мысленно потянулась к энергии Каэли.
«Вот бы ты сейчас была здесь».
— Ты так и будешь наступать на ноги бедной Веледе, или мы можем перейти к риннце-фада?
Девушка поспешила заступиться за меня:
— Нет, не волнуйтесь, это было всего пару раз. У Аланны получается всё лучше и лучше…
Последние слова она произнесла чуть более высоким тоном, словно сама не верила своим словам. Очевидно, герцогиню так просто не обманешь. Она сделала знак Гвен, игравшей на арфе в углу, чтобы та продолжила нежную мелодию. Гвен держала инструмент между ног, её маленькие пальцы касались двенадцати струн с мастерством профессионального музыканта. Веледа ловко подхватила ритм и начала скользить по большому залу так, словно родилась для этого.
Тем временем я позволяла себя вести и старалась не спотыкаться о собственные ноги, которые вдруг показались какими-то чужими, будто не они были со мной последние двадцать лет. Я бы поклялась, что даже тьма за занавесками огромных окон смеялась надо мной.
Осознание того, что у меня плохо получается танцевать, привело меня в уныние. Почему это так сложно? И что может быть приятного в том, чтобы вторгаться в личное пространство других людей (и своё собственное) подобным образом? Повезло хотя бы в том, что герцогиня позволила мне сначала попрактиковаться в брюках, чтобы я могла хорошо видеть свои шаги и правильно выучить хореографию. В помощь мне Веледа тоже надела брюки, одолженные у Сейдж, демонстрируя длинные стройные ноги. Гвен присвистнула при её появлении, и Веледа покраснела от шеи до лба.
Её аромат орехов и чёрных ягод уже вскружил мне голову, как вдруг поверх музыки раздался голос:
— Теперь я верю, что поездка того стоила.
Пальцы Гвен застыли на арфе, и мы все обернулись к двери, ведущей внутрь замка.
Полированный мраморный пол нежного кремового цвета отразил две фигуры. Мои глаза-предатели скользнули к более высокой из них. Мэддокс. Он шёл с нарочитым равнодушием, засунув руки в карманы чёрных штанов. Я могла пересчитать по пальцам одной руки все наши встречи с тех пор, как мы вернулись из На-Сиог (и за всё это время у меня больше не было странных снов). И хотя это шло вразрез со всем, что я знала о драконе, но меня не отпускало ощущение, что он меня избегает. Или, может быть, это было связано с той темой, которую все так активно обсуждали, как будто хотели, чтобы я услышала, но я всё время была «слишком занята» и не обращала внимания.
Прямо сейчас он смотрел на меня с полуулыбкой, но меня не волновало, что он увидел меня похожей на неуклюжего утёнка. Нет. Вовсе нет.
Как вдруг я поняла, кто произнёс слова про стоящую поездку, и подняла обе брови. Оберон стоял рядом с ним, в высоких сапогах, узких брюках, синей рубашке и облегающем кожаном жилете, и широко улыбался. Его длинные пепельные волосы были собраны в высокий хвост, а виски украшали несколько косичек.
Хотя внешне он был неотличим от человека, что-то всё-таки выдавало в нём сидха.
— Смотрите, что прилив принёс на берег, — пробормотала герцогиня.
Оберон сделал глубокий поклон.
— Всегда приятно вернуться к вам, Игнас.
— Да-да.
Руки Веледы медленно отстранились от моей талии, и я посмотрела на неё. Её всегда спокойное и добродушное лицо сменилось маской… гнева? Добрая Веледа вдруг разозлилась? Ни с того ни с сего?
Она направилась к вновь прибывшим спокойными, но решительными шагами. Улыбка Оберона слегка дрогнула, это было едва заметное движение уголков губ.
— Сколько лет, Вел! Тебе идут эти брюки…
Его слова оборвались сдавленным возгласом. Мэддокс отступил, и струны арфы издали ужасный звук, словно Гвен не удержала пальцы.
Веледа отошла в сторону, и Оберон рухнул на пол, обеими руками сжимая пах и побледнев ещё сильнее.
— Чёрт, — всхлипнул он, корчась от боли.
Улыбка Мэддокса теперь была растянута до ушей.
Стиснув кулаки, Веледа смотрела на Оберона сверху вниз. Думаю, все мы задержали дыхание, ожидая её следующих слов — чего-то, что могло бы дать нам подсказку, почему она это сделала. Но она продолжала молчать. Разжав кулаки и сделав глубокий вдох, она вышла из зала.
Я поспешила за ней, слыша, как герцогиня весело воскликнула:
— Неужто первый раз сталкиваешься с последствиями своих действий, дорогой?
Я догнала Веледу в конце коридора. Не стала её останавливать, просто шла рядом. Одного взгляда на её лицо было достаточно, чтобы понять, что внезапная вспышка гнева прошла так же быстро, как и появилась. Теперь девушка выглядела подавленной.
— Это был один из лучших ударов коленом, что я видела в своей жизни.
— Да ладно, я ведь не воительница, как вы.
Воительница? Я считала себя в лучшем случае просто той, что умеет выживать.
— А хотела бы?
Постепенно она замедлила шаг, пока не остановилась. Мы оказались у узкого окна с видом на Муирдрис.
— Что?
— Все эти недели ты проявляла большой интерес к моим тренировкам. Я даже видела, как ты практиковала некоторые движения, когда думала, что никто не смотрит.
Она молчала, глядя на меня как олененок на волка, что казалось нелепым, учитывая, что мой нос едва доходил до её подбородка.
— Я могу помочь тебе улучшить технику разбивания яиц, — заверила её с улыбкой. — В худшем случае ты заработаешь себе странную репутацию. В лучшем — почувствуешь себя сильнее.
Она моргнула от неожиданности.
— То, что произошло…
— Это твоё дело, — перебила я её. — Ты не обязана рассказывать, если не хочешь.
Она задумалась на несколько секунд.
— Ты ведь предлагаешь это не из жалости, правда?
Неуверенность в её голосе тронула меня до глубины души.
— Ни в коем случае. Мне кажется, это может быть весело. Или я ошиблась, и тебе это не интересно?
— Нет, ты права. Я всегда хотела научиться. — Она ещё пару секунд колебалась, прежде чем уверенно кивнуть. При свете окна сбоку её каштановые волосы как будто переливались золотом. — Буду рада, если ты меня научишь, Аланна. Спасибо.
— Не благодари. Взамен тебе ещё придётся потерпеть мои наступания на ноги.
Глава 26
Некоторые из самых сладких ягод растут среди самых острых шипов.
Популярная поговорка в Гибернии
Дни и ночи сменяли друг друга, пока продолжалась моя подготовка. Зима, наконец, уступила место весне в ветреный день, и Мэддокс теперь чихал на каждом углу. До Теу-Биада оставалось меньше двух недель. Платья уже прибыли в замок. Мои глаза чуть не вылезли из орбит, когда я увидела, что их больше десяти. И это не считая нижнего белья, ночнушек, аксессуаров и украшений.
— Я думала, праздник длится всего три дня, — произнесла я, глядя на груду открытых сундуков и разложенных тканей в спальне герцогини. Хоп уже принялся за создание знаменитых карманов-убийц.
— Четыре. Не забудь про паломничество. А что?
— Когда мне понадобятся все эти наряды?
— Ах, дорогая. Поверь мне, ты всё это наденешь.
В один из дней с утра, когда небо затянули чёрные тучи, мы с Веледой вышли потренироваться в сад позади замка. Он был не таким ухоженным, как полагается в герцогской резиденции. Кусты не имели чётких форм, хотя один подозрительно напоминал даэг-ду, высасывающую кровь из несчастной жертвы, а сорняки уже начали поглощать ножки мраморных скамеек. Под подошвами хрустели сухие листья, и в воздухе пахло сыростью. На небольшом участке, где не было ни растений, ни скульптур, где когда-то танцевали или собирались для беседы, теперь располагалось стрельбище.
На одном конце стояли различные соломенные мишени. Кто-то (подозреваю, что Гвен) украсил одну из них, сделав её человекоподобной и увенчав короной из веток.
Я уже научила Веледу, как правильно держать кинжалы, чтоб самой не порезаться. Поставив её в середине поля, гораздо ближе к мишеням, чем обычно, я начала показывать, как выполнять броски. У девушки были все необходимые задатки, и я не сомневалась, что она без проблем освоит технику метания кинжалов. Эти задатки есть не у всех, как, например, у меня с танцами. И несмотря на её всегда скромное поведение и стремление избежать конфликтов, было видно, что Веледа — прирождённая воительница. Чего стоит один только её великолепный удар по промежности Оберона, после которого тот ещё несколько дней приходил в себя.
С тех пор фей оставался в замке, проживая в другом крыле. Я не знала точной причины его приезда, особенно учитывая то, что о нём рассказывал Мэддокс.
Несколько дней назад я случайно услышала голоса из кабинета в моём коридоре. Это было не впервые. Я не раз видела в замке членов Братства: они приходили и уходили, приносили информацию, проводили встречи, наслаждались отличной едой от Хопа и продолжали свою работу.
Однако в тот день я услышала голос Мэддокса и не смогла удержаться.
Тьма проникла под дверь, и я услышала всё.
— Не понимаю, чем же вызваны ваши сомнения? — спросил Оберон, иронично растягивая слова. — Большинство из тех, кто присоединяется к Братству, делают это по тем же причинам. Или по куда более худшим.
— Какими бы ни были причины, мы не поощряем глупые поступки, к которым ты тяготеешь, — голос Мэддокса был полон язвительности.
— Позволю себе не согласиться. Я слышал, что девушка с красивыми глазами собирается выдавать себя за придворную даму. Разве это не кажется вам безумием?
Затем я услышала громкий удар, вероятно, по столу, и рык Мэддокса:
— Оставь её в покое! Тебя это не касается.
Оберон только засмеялся, и я подумала, что он самый настоящий придурок, каким мне его и описывали. Абердин и герцогиня тоже казались раздражёнными. Я вскоре отошла, так как спор только разгорался, и мне не хотелось, чтобы меня застали.
Бормотание вывело меня из раздумий.
— В-Вел?
Мы обе обернулись. Пвил стоял на садовой дорожке с корзиной в руках. Его лицо выглядело так, будто он только что увидел афанка, пожирающего лошадь, а не нас.
Девушка чуть не уронила кинжалы, но я крепко держала её запястья.
— Папа, — прошептала она.
— Что ты… — Он сглотнул, с сигаретой, покачивающейся на губах, и, казалось, только сейчас осознал, что я стою прямо рядом. — Доброе утро, Аланна.
— Доброе утро. Что-то случилось?
— Нет, нет, конечно, нет. — Он взял сигарету пальцами и выпустил дым с неубедительной улыбкой. — Должен признать, вы застали меня врасплох. Не каждый день видишь, как твоя дочь учится обращаться с оружием.
В его словах был какой-то подтекст, но я не могла его полностью считать. Возможно, чрезмерная опека?
Внезапно пальцы Веледы вновь обрели силу. Она уверенно держала мой изогнутый кинжал и, как мне показалось, даже выпрямила спину.
— Это всего лишь основы самообороны.
— Конечно, конечно. Просто… — Его глаза смотрели сквозь очки на руки его дочери. — Будь осторожна, хорошо?
Я решила вмешаться, возможно, потому что чувствовала себя ответственной. Идея была моя, и мне никогда не пришло бы в голову, что я могу поставить Веледу в такую ситуацию. И я даже предположить не могла, что Пвил окажется из тех отцов, которые надевают своим детям двойные колготки, чтобы не простудились.
— Мы двигаемся очень медленно, — заверила я.
— Хорошо, я продолжу свои дела. Мелисса уже должна быть готова к сбору, а Мэддоксу она нужна, иначе его свалит весенняя депрессия. Ох уж эти драконы!
Он ушёл, улыбаясь и легко шагая, раскачивая корзину, словно ребёнок, идущий за покупками. Но оставленное им впечатление было очень странным.
Я посмотрела на Веледу, которая тоже наблюдала за уходом своего отца.
— Всё в порядке?
Девушка вздохнула и затем слегка улыбнулась.
— Ты ведь знаешь, что Абердин и Пвил не мои родители, правда?
— Ну… Я думала, может быть, один из них всё же…
— Нет. — Она покачала головой. Сегодня она заплела волосы, насколько хватило длины, в косу, хотя несколько каштановых прядок всё же выбилось. — Мой отец был феем, а мать — человеком. Они жили изолированно на севере Аннвина, почти на границе с Хельглаз. Когда мне не было и года, они умерли от сидховой лихорадки. Я бы умерла от голода или холода, если бы Абердин не услышал мой плач.
Она рассказала эту историю быстрым бесстрастным тоном, и я не осуждала её. Если бы мне пришлось рассказывать об обстоятельствах смерти моей матери, я бы чувствовала себя при этом так, будто вытаскиваю занозу из пальца.
— Поскольку я полукровка, в моих венах так мало магии, что я не могу управлять ни одной стихией; я никогда не смогу стать друидом. В общем, я по сути обычный человек, — сказала она, указывая на свои округлые уши. — Но главное то, что Аб и Пвил взяли меня под свою опеку без вопросов. Для меня они настоящие родители, я не помню ничего, что было до них. Они воспитали меня с такой любовью, с такой теплотой, что лучше и представить нельзя. Я всегда была здесь, в этом замке, с ними. Я даже никогда не выходила за пределы Эйлма, и честное слово, я всегда была счастлива здесь. Я счастлива, я…
— Слушай. — Я осторожно потёрла её плечо. Её лицо было воплощением растерянности; словно она не хотела чувствовать то, что чувствует. — Ты ничего плохого не делаешь. Наверно, Пвила чуть не хватил удар, потому что ты внезапно перешла от перекладывания бумажек к метанию ножей в соломенного человека. Я не вправе давать советы, тем более семейные… И здорово, что ты благодарна Пвилу и Абердину за то, что они приняли тебя в семью. Но если они, как ты сама говоришь, для тебя настоящие родители, может быть, стоит попробовать быть откровенной по поводу своих чувств.
Она закрыла глаза и запрокинула голову. Вдали раздался гром, от которого содрогнулась земля.
— Я сама ещё не разобралась в своих чувствах.
Её слегка ворчливый тон заставил меня улыбнуться.
— Ну, мне кажется, что сейчас ты чувствуешь себя немного узницей в этом замке.
Она открыла глаза и взглянула на тёмно-серое небо, украшенное облаками.
— Узницей, — прошептала она.
Когда она посмотрела на меня, то сделала это так, словно только что осознала, с кем разговаривает.
— Это останется между нами?
— Конечно, Вел. — Я заметила, что по-семейному сократила её имя, но не придала этому значения. Отступила назад и указала на мишени. — Попробуй ещё немного размять руку.
Оказывается, мы обе отлично умеем делать вид, будто ничего не произошло. Спустя двадцать минут раздался гром, и дождь обрушился с неба. Веледа торопливо прикрыла голову капюшоном, и мы побежали к замку. Едва добравшись до каменных ступеней входа, мы уже промокли до нитки.
В прихожей мы встретили Плумерию, которая только вошла или собиралась выйти. Она была так же изысканна, как всегда, в простом платье кобальтового цвета, подчёркивающего её светлую кожу и золотистые волосы. Длинные рукава заканчивались там, где начинались элегантные белые перчатки.
— Благословенна Ксена, — тихо выдохнула она, отступая назад, когда я начала отряхиваться по-собачьи.
— Я пойду к себе, — прошептала Веледа, — мне нужно переодеться.
Я отжала волосы на красивый пол с цветочными узорами, мысленно обещая потом почистить его, чтобы Хоп не добавил слишком много перца в еду, как он сделал с Абердином, когда тот устроил беспорядок на кухне.
— Аланна, я как раз тебя искала.
Я обернулась к Плумерии.
— Да? Герцогиня хочет, чтобы мы снова практиковали реверансы?
Моя спина так до конца и не восстановилась после прошлого занятия.
— Нет. Речь обо мне. Я хотела бы поговорить с тобой.
Несмотря на то, что в её голосе всё ещё слышались дрожащие нотки, из-за чего казалось, будто она на грани обморока, всё же недели, проведённые вместе, позволили ей привыкнуть ко мне. Или мне просто хотелось так думать.
— Конечно. Говори.
Она кивнула в сторону двери.
— Прогуляемся?
Я моргнула.
— Ну…
— У меня есть зонтик, — добавила она, покачивая тем, что держала в руках. Зонт был того же оттенка, что и её платье, и я не сразу его заметила.
Я отдавала себе отчёт в том, что это всё довольно странно: Плумерия захотела поговорить со мной наедине, да ещё и под ливнем. Но затем я вспомнила разговор с Веледой, и мне подумалось, что, может быть, в такие дни многих тянет раскрывать душу; я же являюсь исключением, поскольку мне хотелось лишь оказаться поближе к огню и насладиться вкусом великолепного какао с молоком, приготовленного Хопом.
Зонт Плумерии предназначался только для одного человека, так что нам пришлось прижаться друг к другу сильнее, чем при обычном разговоре. Если ей было неудобно (и, вероятно, было), она хорошо это скрывала. Шум дождя, стучащего по натянутой на спицы ткани, создавал вокруг нас своеобразное одеяло, изолируя нас двоих от всего остального мира. Мы направлялись к кузнице.
Брызги воды из-под моих подошв разлетались во все стороны, и я заметила, что подол платья Плумерии уже промок. Надеюсь, сегодня она не в своих обычных туфлях на каблуках.
Я решила проявить терпение и ждала, когда она захочет начать разговор.
— До Теу-Биада осталось совсем немного, и я действительно думала, что ты отправишься туда, ко Двору, выдавая себя за меня.
— Всё к этому ведёт.
Мы прошли мимо окна, из которого лился яркий оранжевый свет. Скорее всего, это свет камина из зала, который находился по ту сторону коридора от кухни, где Абердин дремал при любом удобном случае.
— Помнишь, как ты спрашивала меня, не перечеркнёт ли план моей тёти все мои шансы на хорошее будущее при Дворе?
— Помню.
Герцогиня тогда не дала ей ответить — это я тоже помню.
— Так вот, мой ответ: нет, он ничего не перечеркнёт. Напротив, ты снимаешь с меня страшный груз.
Я поперхнулась.
— Ч-что?
— Я хотела рассказать тебе об этом с самого начала, но тётя запретила. Эта тема довольно болезненная для нас обеих, но… — Её красивые губы, идеального розового оттенка сжались в тонкую линию. — Мне кажется несправедливым отправлять тебя ко Двору, не рассказав тебе об этом. Кто-то рано или поздно поднимет эту тему, пускай даже завуалированно, и ты должна быть готова.
Если это так важно для создания идеальной маскировки, почему же герцогиня мне не рассказала? Правда ли это что-то настолько серьёзное, что может поставить под угрозу весь план?
Мы прошли к укрытию под дубом, росшим у замка. Под его кроной стояла старая скамейка. Мы сели, воспользовавшись тем, что деревянная поверхность осталась сухой. Взгляд Плумерии устремился ввысь к замку, мокрые камни которого теперь казались чёрными.
— О том, что я собираюсь рассказать, знают совсем немногие за пределами Двора. Король очень беспокоился о том, чтобы правда не вышла наружу, будь то из-за стыда или гордости. Дворянам запрещено говорить об этом, но я всё вижу по лицу тёти, когда она возвращается из Гримфеара или Эйре, словно её покусали какие-то злые ведьмы. — Плумерия внезапно смяла платье пальцами в перчатках. Это было наибольшее проявление эмоций, которое я наблюдала у неё, с тех пор как мы познакомились. — Пятнадцать лет назад объявили, что королева Дектера и несколько дворян умерли от страшной эпидемии. Вся столица была закрыта на карантин, пока опасность не миновала.