Дождь заливал под зонт, но Лили высоко держала го лову, чтобы видеть все, что происходило вокруг, и старалась идти быстро, несмотря на слабость: хотела проверить, насколько ей теперь хватает сил. Она тепло оделась, была в перчатках и сапогах, но без головного убора, так что волосы оставались на виду. Если люди Родриго ищут ее здесь, в Париже, то их будет интересовать брюнетка. Во всяком случае, Лили надеялась, им не удалось проследить за ее передвижениями и узнать о возвращении. По крайней мере, пока.
Другое дело ЦРУ. Удивительно, что ее не задержали еще в Лондоне, как только она сошла с трапа. И тем менее это так. Не заметила она и «хвоста» — ни когда покидала аэропорт де Голль, ни сегодня утром.
Похоже, ей неправдоподобно везет. Родриго несколько дней скрывал смерть Сальваторе и обнародовал новость только вдень похорон. При этом ни слова не было сказано об отравлении, только одно — что Сальваторе Нерви «скончался после непродолжительной болезни». Возможно ли, чтобы они еще не разобрались окончательно в том, что произошло?
Лили не позволяла себе расслабиться. Пока дело не сделано, нужно оставаться начеку и быть готовой в любо момент отразить удар из-за угла. А после… что будет после, пока неизвестно. Сейчас главное — выжить.
Посещение ближайшего к ее дому интернет-кафе исключалось: как знать, не отслеживаются ли запросы, имеющие отношение к организации Нерви? Лили доехала на метро до Латинского квартала, решив остальной путь проделать пешком. Она выбрала интернет-кафе, которым никогда раньше Не пользовалась, соблюдая таким образом одно из основных правил ухода от преследования — избегать однообразия и предсказуемости. Люди попадаются потому, что ходят туда, куда удобнее и где все им знакомо.
Лили довольно долго прожила в Париже, и таких мест для нее в этом городе было предостаточно, так же как и знакомых, которых теперь приходилось избегать. Постоянного жилья Лили здесь никогда не имела: она селилась либо у друзей (как правило, у Аверилла и Тины), либо в гостинице. Однажды она около года снимала квартиру в Лондоне, но в итоге отказалась от этой затеи, поскольку выяснилось, что это и невыгодно и не удобно.
Работа удерживала Лили в Европе, поэтому наведываться на родину, в Штаты, случалось нечасто. Лили не забыла и хорошо знала Европу, но поселиться здесь окончательно ей никогда не приходило в голову. Если уж доведется когда-нибудь купить дом (что весьма маловероятно), то только в Штатах.
Иногда ей безумно хотелось по примеру Аверилла и Тины бросить эту работу, зажить нормальной жизнью, просиживать каждый день в конторе с девяти до пяти, жить на одном месте, пустить там корни, знать всех соседей в округе, ездить в гости к родственникам и беззаботно болтать по телефону. Лили не могла понять, как получилось, что отнять жизнь у человека ей стало так же просто, как другим раздавить насекомое; как случилось, что она стала бояться звонить даже собственной матери. Первое задание далось ей нелегко (она дрожала как осиновый лист). Лили была тогда еще совсем юной, но справилась, а в следующий раз все было уже не так трудно. И чем дальше, тем становилось легче. Через какое-то время ее мишени почти перестали быть для нее людьми, она научилась эмоционально дистанцироваться от своих жертв — необходимое условие успешного выполнения задания. Возможно, с ее стороны было наивно верить в то, что на устранение хорошего человека ее не пошлют, но она в это верила, иначе не смогла бы работать. И все-таки произошло то, чего Лили так боялась: она больше не сможет жить в обществе нормальных людей.
Мечта бросить свое занятие и осесть где-нибудь не покинула ее, но с течением времени стала восприниматься как нечто нереальное. Даже если ей и удастся выйти из переделки живой, она все равно уже не такая, как все. Убийство стало для нее привычным, будничным делом. Как она поведет себя, если ей изо дня в день придется сталкиваться с чем-то неприятным — раздражительным начальником или злой соседкой? А если кто-то попытается ее ограбить? Сумеет ли она обуздать свой инстинкт и не воспользоваться оружием?
А если кто-то из родных пострадает из-за ее прошлого? Лили знала, что в этом случае она не сможет сдержаться.
Где-то рядом просигналил автомобиль. Лили, вздрогнув, очнулась, с ужасом осознав свою беспечность. Ей следует все время оставаться начеку и во всеоружии, а она вместо этого позволила себе отвлечься бог знает на что. Если она не будет предельно собранной, с делом ей ни за что не справиться.
Оставалось надеяться, что управление пока не засекло ее, но долго это не продлится. Рано или поздно кто-то все равно на нее выйдет. «И скорее раньше, чем позже», — подумала Лили.
По логике вещей дальнейшие события могли развиваться по четырем сценариям. В самом лучшем случае ей удастся раздобыть информацию о деле, за которое взялись уже вышедшие в отставку Аверилл и Тина, и это окажется чем-то столь чудовищным, что весь цивилизованный мир ополчится на Нерви и те лишатся своего бизнеса. Правда, после этого о сотрудничестве с ЦРУ и думать нечего. Агент, устранивший ценных для управления людей — даже если его действия вполне оправданны, — попадает в список ненадежных. Словом, она победит, но останется без работы и перед ней реально встанет вопрос о том, сможет ли она вести жизнь обычного человека.
При менее благоприятном развитии событий обнаружатся рядовые, пусть и противозаконные, махинации, например, сбыт оружия террористам, о чем и так всем известно. Тогда ей придется до конца жизни скрываться под чужим именем. Она останется без работы, сможет ли она стать добропорядочной обывательницей?
Последние две перспективы представлялись весьма туманными. Возможно, своей цели она достигнет, но ее убьют. Однако хуже всего, если ее убьют до того, как она сделает свое дело.
Хотелось бы думать, что события пойдут по одному из первых двух сценариев. Шансов на это — пятьдесят и пятьдесят. Однако четыре перечисленные возможности при этом не были равны. Вероятность того, что она и выйдет из переделки живой, даже по очень оптимистичным прогнозам, приближалась к восьмидесяти процентам. Но все-таки двадцать процентов оставляли надежду на удачный исход дела, и Лили решила бороться за них до последнего. Она не вправе разочаровать Зию.
Узенькие мощеные улочки Латинского квартала, обычно заполненные студентами находящейся рядом Сорбонны, а также посетителями бутиков и этнических магазинов, в этот непогожий день выглядели не столь многолюдными, тогда как в интернет-кафе яблоку было негде упасть. Сложив зов тик, сняв плащ, шарф и перчатки, Лили окинула взглядом помещение, выискивая свободный компьютер где-нибудь подальше от любопытных взглядов. Под теплым плащом на Лили был толстый свитер с высоким воротом, и поэтому светлые глаза ее казались темнее. Короткие сапоги прикрывались свободными трикотажными брюками, которые удачно скрывали прилаженную к правой лодыжке кобуру с револьвером двадцать второго калибра. Так что выхватить его не составляло труда. В последнее время, из-за проклятых обысков, без которых не обходилось ни одно свидание с Сальваторе, Лили была лишена возможности иметь при себе оружие и чувствовала себя из-за этого совершенно беззащитной. С оружием как-то спокойнее.
Наконец Лили облюбовала компьютер, развернув таким образом, что, сидя за ним, можно было видеть все, оставаясь при этом настолько удаленной от остальных, насколько позволяли условия данного помещения. Однако за этим компьютером сейчас сидела девочка-подросток, американка, как видно, проверявшая свою почту. Американцев, подумала Лили, всегда легко узнать. Дело даже не в манере одеваться. Их отличает та особая, присущая им от рождения самоуверенность, которая граничит с надменностью и, должно быть, страшно раздражает европейцев. Наверное, это есть и в ней — Лили в этом почти не сомневалась, — хотя стиль ее одежды и манеры с годами претерпели изменения. Теперь ее, светловолосую и белокурую, чаще всего принимают за скандинавку. Ни у кого, кто видел ее сейчас, не возникло бы ассоциации с яблочным пирогом и бейсболом.
Дождавшись, пока девочка, проверив свой почтовый ящик, уйдет, Лили заняла освободившееся место. Тарифы в этом кафе были весьма умеренными — без сомнения, для привлечения осаждавших его студентов. Лили заплатила за час.
Она начала поиски с самой толстой газеты «Монд» и стала просматривать материалы, публиковавшиеся в период с двадцать первого августа, когда она в последний раз ужинала с Жубранами, по двадцать восьмое, когда их убили. Слово «Нерви» упоминалось лишь раз. Оно стояло рядом с именем Сальваторе в связи с международными Финансовыми операциями. Лили прочитала статью дважды, пытаясь усмотреть хоть какой-то намек на истинную суть дела, лежавшую в основе заметки, но либо она ровным счетом ничего не смыслила в вопросах финансов, либо никакой подоплеки там попросту не было.
В Парижском округе выходило пятнадцать газет — толстых и обычных, Лили предстояло просмотреть их все за интересующий ее период в семь дней. Задание уже само по себе являлось трудоемким, да еще и некоторые страницы загружались целую вечность. Иногда связь прерывалась и ее приходилось снова восстанавливать. Прошло уже три часа, когда Лили открыла сайт финансовой газеты «Инвестор» и наконец нашла то, что искала.
Состоявшая из двух абзацев заметка размещалась я конце газетной полосы. Двадцать пятого августа в научно-исследовательской лаборатории Нерви произошел взрыв, сопровождавшийся пожаром, охарактеризованным в газете как «небольшой» и «быстро ликвидированный», который нанес «незначительный ущерб», ни в коей мере не повлиявший на ход проводимых в лаборатории исследований различных вакцин.
Аверилл специализировался на взрывчатых веществах и будучи виртуозом в своем деле, старался избегать чрезмерных разрушений, все тщательно просчитывая и планируя, чтобы подготовленный заряд не причинил лишнего вреда. Зачем подрывать все здание или городской квартал, если требуется уничтожить всего одну комнату? «Небольшой» — это то слово, которое часто использовалось при характеристике его работы. Тина же ловко управлялась с системами сигнализации и отлично стреляла.
Конечно, Лили ничего не могла знать наверняка, но по всем признакам это была их работа. И теперь вырисовывались общие контуры расследования, которое, Лили надеялась, пойдет по верному пути.
Не выходя из сети, она нашла кое-какую информацию об этой научно-исследовательской лаборатории и даже адрес и имя руководителя — хорошо знакомого ей доктора Винченцо Джордано. Ну-ка, ну-ка… Лили ввела его имя в поисковую систему, но без толку. Хотя было бы наивным ожидать, что он согласится разместить в Интернете ном своего домашнего телефона, — это был бы самый простой способ найти его, однако не единственный.
Выйдя из сети, Лили пошевелила плечами, покрутила головой, разминая затекшие мышцы шеи. За три часа сидения у компьютера ее тело буквально одеревенело. Она устала, но все-таки не так, как за день до этого. Лили радовало то, как легко ей удалось преодолеть дорогу сюда от метро.
Когда она вышла из кафе, дождь почти утих, перейдя в изморось. Лили раскрыла зонтик, помедлила в задумчивости, а затем пошла быстрым шагом, однако не в том направлении, в котором ей следовало возвращаться, а в прямо противоположном. Она проголодалась, причем точно знала, что хотела бы съесть — «биг-мак», который не ела уже несколько лет.
Суэйну в очередной раз пришлось убедиться в ошибочности своих предположений, и это уже начинало ему порядком надоедать, но ничего поделать он не мог.
Отыскав жилище Жубранов, он обнаружил, что их вещи вывезены, а дом не то сдан в аренду, не то и вовсе продан. Раньше у Суэйна была надежда проникнуть в дом и найти там что-нибудь полезное. Он увидел, как возле дома встретились две женщины, судя по их сходству, мать и дочь. Двое сорванцов-дошколят со смехом выскочили под дождь. Женщины, кудахча словно две наседки, окружили хохочущих озорников и загнали домой. Вскоре после этого молодая женщина появилась снова, но уже под зонтиком и с сумкой в руках. Куда она направлялась — на работу или в магазин, — Суэйну было безразлично. Главное он знал — дом уже не пустует.
Именно в этот момент Суэйн осознал собственную ошибку. Он собирался расспросить хозяев местных магазинов и соседей Жубранов об их друзьях, привычках и тому подобном, но теперь понял, почему не должен этого делать. Скорее всего, здесь с той же целью появится Лили, и кто-нибудь непременно передаст, что всего задень — а может, даже за несколько часов, — до нее те же самые вопросы задавал какой-то американец. Этого будет достаточно, чтобы она легла на дно. Еще вчера Суэйн шел по ее следу, пытаясь нагнать, но теперь приходилось менять тактику. Вполне вероятно, что он больше не отстает от нее, и сейчас они идут ноздря в ноздрю. Однако хорошо это лишь в том случае, если он верно угадывает ее следующий шаг. А пока главное — не вспугнуть ее, чтобы вновь не исчезла.
Из своих источников (а именно от Мюррея, который вел переговоры с французами) Суэйн узнал, что Лили вернулась в Париж под именем Мэриел Синклер, но по указанному в ее паспорте адресу оказался рыбный базар. «Вероятно, это она так пошутила», — подумал Суэйн. У Лили уже наверняка другое имя, узнать которое не представляется возможным. Париж — большой город с населением, превышающим два миллиона человек, и она ориентируется в нем намного лучше, чем он. Шанс пересечься с Лили возле дома Жубранов был у Суэйна единственным, и он не хотел его лишиться, принимая скоропалительные решения.
В дурном расположении духа, Суэйн проехал по окрестностям, изучая, так сказать, характер местности и пристально вглядываясь в спешащих по улице прохожих. К сожалению, почти все шли под зонтиками, частично скрывавшими лица, но и без зонтика он вряд ли узнал бы ее, поскольку не представлял, как она изменила свою внешность на сей раз. В каком только обличье она уже не побывала, лишь пожилой монахиней, пожалуй, не была. Кстати, может, ее стоит поискать именно среди монахинь?
А пока неплохо бы взглянуть на эту лабораторию Нерви и выяснить, как она охраняется снаружи. Кто знает, когда придется проникнуть внутрь?
После нездоровой и чрезвычайно сытной еды Лили села в поезд и отправилась в пригород, где раньше жили Аверилл и Тина. Когда она добралась до места, дождь прекратился совсем и бледное солнце отчаянно пыталось пробиться сквозь хмурые серые тучи. Потеплеть не потеплело, но хотя бы дождь перестал нагонять тоску. Лили вспомнила внезапно начавшийся непродолжительный снегопад в ночь смерти Сальваторе и задумалась, увидят ли еще парижане этой зимой снег. Снег в Париже — явление редкое. Как же Зия любила снег! Почти каждую зиму они, трое взрослых, любивших ее больше всего на свете, возили девочку в Альпы. Сама Лили никогда не каталась на лыжах: боялась травм, которые могли бы на несколько месяцев вывести ее из строя, — но Жубраны в последнее время стали заядлыми спортсменами.
Воспоминания сменяли друг друга словно почтовые открытки: вот Зии три года — пухленькая, в ярко-красном комбинезончике, она лепит снеговика, низкорослого и невероятно кривобокого. Это ее первая поездка в Альпы. А вот Зия ищет пасхальные яйца, призывая взрослых: «Посмотрите на меня!» Вот Тина с головой ныряет в снег и со смехом вылезает из сугроба, сама похожая на снеговика. А вот они втроем, уложив Зию спать, сидят с бокалами у камина, в котором потрескивают дрова. Вот у Зии выпал первый зуб… здесь она идет в школу… ее первое хореографическое выступление… Зия из ребенка превращается в подростка… ее первые месячные, наступившие в прошлом году… вот уже Зия крутится у зеркала, укладывая волосы и подводя глаза.
Лили на ми г зажмурилась, дрожа от боли и ярости. Ощущение полного одиночества и безысходного отчаяния, как это уже не раз случалось с тех пор, как она узнала об их смерти, захлестнуло ее. Оставшись одна, она продолжала видеть солнце, но перестала чувствовать его тепло. Убийство Сальваторе принесло ей облегчение, но, чтобы вернуть ей солнечное тепло, этого было мало.
Лили остановилась перед домом друзей. Теперь там жили другие люди. Интересно, спрашивала она себя, знают ли они, какая трагедия разыгралась здесь всего несколько месяцев назад? Присутствие в доме чужих людей она ощущала как его осквернение. Была б ее воля, все в доме сталось бы как при жизни ее друзей — все вещи на своих местах.
Узнав по возвращении в Париж о том, что произошло, Лили забрала некоторые фотографии, кое-какие игры и книги Зии, несколько ее детских игрушек, альбом с фотографиями, начатый самой Лили и любовно продолженный Тиной. Вокруг дома, конечно, было выставлено ограждение, дверь была заперта, но это не могло остановить Лили. Во-первых, у нее был собственный ключ, а во-вторых, если бы это понадобилось, она сорвала бы и крышу, чтобы попасть внутрь. А куда делись остальные вещи? Что стало с их одеждой, драгоценностями, лыжным снаряжением? Две недели после гибели друзей Лили была занята тем, что выясняла, кто их убил, и строила планы отмщения. Когда она вернулась, дом был уже пуст.
У Аверилла и Тины, кроме дальних родственников, никого не было. Возможно, получив известие об их смерти, те приехали и забрали вещи. Лили надеялась, что это так. И все же то, что в дом зашли какие-то люди и стали упаковывать вещи в коробки для вывоза, казалось ей кощунством.
Лили снова стала расспрашивать соседей, не помнят ли они кого-то, кто приезжал к Жубранам примерно за неделю до их убийства. Она уже и прежде говорила с ними, но тогда еще не знала точно, что ей следовало выяснить в первую очередь. Соседи, разумеется, были с ней знакомы. Лили, приезжая сюда постоянно на протяжении многих лет, здоровалась с ними, останавливалась перекинуться словечком. Тина была очень общительным человеком, Аверилл держался более сдержанно, для Зии же понятия «посторонний человек» вообще не существовало. Она была дружна со всеми соседями.
Но только один человек из всех мог бы рассказать Лили хоть что-то путное. Это была мадам Бонне, жившая через два дома от ее друзей. Сварливой старушке было около восьмидесяти пяти. Она любила вязать, сидя перед окном, выходящим на улицу, а поскольку вязала она постоянно, то и замечала почти все, что происходило вокруг.
— Но ведь я уже все рассказала полиции, — раздраженно ответила она, когда, открыв Л или дверь, услышала ее вопрос. — Нет, в тот вечер, когда произошло убийство, я никого не видела. Я стара, плохо вижу, плохо слышу, а по вечерам к тому же задергиваю шторы. Что я могла заметить?
— А за день до этого? А в течение недели?
— И об этом я тоже сообщила полиции. — Женщина недобро взглянула на Лили.
— Но полиция ничего не сделала.
— Да что они вообще могут! Чего от них ждать! Все они одним миром мазаны! — Выразительным взмахом руки женщина показала свое отношение к армии государственных служащих, которые изо дня в день старались как могли.
— Вы видели, как к ним кто-то приезжал? — терпеливо повторила свой вопрос Лили.
— Разве что тот молодой человек. Очень красивый, прямо кинозвезда. Он как-то раз приехал и пробыл у них несколько часов. Никогда раньше я его не видела.
Сердце Лили учащенно забилось.
— Вы можете описать его? Прошу вас, мадам Бонне.
Пожилая дама снова смерила Лили сердитым взглядом, не переставая бормотать «некомпетентные идиоты», «бездарные дураки» и еще что-то в этом роде, а потом вдруг рявкнула:
— Я же сказала, красивый! Высокий, стройный, темноволосый. Очень хорошо одет. Приехал на такси, на такси и уехал. Это все.
— Можете предположить, какого он был возраста?
— Молодого! Для меня все, кому нет пятидесяти, молодые! И не докучайте мне больше своими дурацкими вопросами. — С этими словами женщина подалась назад и с силой захлопнула дверь.
Лили глубоко вдохнула. Молодой красивый темноволосый человек. И хорошо одет. Под это описание подходили тысячи мужчин Парижа. Молодых красавцев здесь пруд пруди. Но это начало, лишь один фрагмент головоломки, который сам по себе абсолютно ничего не значит. У Лили не было списка подозреваемых, не было подборки фотографий, которые можно было бы предъявить мадам Бонне в надежде на то, что престарелая дама выберет одну и скажет: «Этот. Тот самый человек».
Но что это дает? Этот красивый молодой человек мог бытьпросто знакомым, заехавшим в гости. Для встречи с заказчиком Аверилл с Тиной скорее всего выбрали бы другое место.
Лили потерла лоб. Она не додумала мысль до конца и вообще не знала, как можно использовать полученную информацию. Для нее все еще оставалось непонятным, насколько важна для ее расследования причина, по которой они взялись за это дело, и что это было задело. Кроме того, у нее вообще отсутствовала уверенность, что дело существовало. Ей приходилось полагаться на собственную интуицию. Если она начнет сейчас сомневаться, то можно сразу признать свое поражение.
В глубокой задумчивости Лили повернула назад к железнодорожной станции.