Проходит еще несколько месяцев. Свежая весна постепенно уступает натиску душного, бесконечно долгого калифорнийского лета. Асфальт плавится, но моя решимость и стремление к независимости растут и крепнут. Адам приезжает к нам. Мы ездим к нему. В итоге Тэкери видит отца гораздо чаще, чем в то время, когда жил с ним под одной крышей. Мне кажется, Адам даже с кем-то встречается. Я пригласила няню. Она из Гватемалы, и зовут ее Каролина. Главная обязанность Каролины — забирать Тэкери из школы. Благодаря ее помощи у меня освободилось несколько часов, и это время я посвящаю исключительно работе. Пишу новый сценарий.
Я заметно увеличилась в размерах. Новенькому, как зовет малыша Тэкери, уже тридцать семь недель. Это значит, что ростом он примерно семнадцать дюймов, а весит около шести фунтов.
— А ребенок понимает, что мама с ним разговаривает? — спросила я доктора Гринблата, когда пришла на УЗИ.
— Вполне возможно. Кстати, если хотите, можем узнать, кто это — мальчик или девочка.
— Конечно, хочу.
— Ультразвуковое исследование не может гарантировать стопроцентную точность, и все же… — Доктор погрузился в изучение картинки на мониторе. — И все же я бы сказал, что вот это не что иное, как пенис.
Я тоже посмотрела на экран. Голова, пульсирующее сердце и много странных форм, одна из которых действительно выглядит как пенис. Беременность приобретает новое измерение. Два мальчика! Мне предстоит воспитывать двух мужчин. Первой реакцией оказалась паника: сразила немедленно, прямо в кабинете доктора. Самостоятельность и независимость — прекрасные понятия, и все же каждая мать знает, каково это — вырастить ребенка. Пришлось напомнить себе, что пять миллионов долларов на банковском счету способны купить любую помощь. Да, с удовольствием повторю еще раз: пять миллионов долларов. И все эти деньги я заработала самостоятельно, честным трудом. Надо признаться, солидная сумма приносит больше уверенности в собственных силах, чем все сеансы психоаналитиков, вместе взятые. Дело в том, что студии так понравился первый сценарий, что за второй она заплатила вперед. Значит, неплохо получается!
Работа действует благотворно. Каждый день беру большую кружку мятного чая (сейчас никакого кофе — ребенку он ни к чему) и отправляюсь в гостевой дом. Задергиваю желтые шторы на окнах, которые повесила собственными руками, усаживаюсь в удобное кресло с высокой спинкой (сама купила), включаю компьютер и погружаюсь в параллельную жизнь. Процесс увлекает, затягивает, поглощает и отвлекает от вредных мыслей, в частности от мыслей о Бретте.
Тэкери встречается с Бреттом раз в две недели. Пришлось объяснить сыну, что ему крупно повезло: не каждый мальчик может похвастаться сразу двумя папами. Не знаю, как малыш воспринял известие о внезапном появлении второго папы, но прореагировал крайне лаконично.
— Классно, — оценил он и тут же переключился: — А можно посмотреть новую серию «Человека-паука»?
Каролина привозит Тэкери к родному отцу после школы, а через несколько часов забирает. Самой мне совсем не хочется встречаться с Бреттом. Он часто звонит и просит вернуться, но вариант даже не рассматривается. Рядом с крупной и яркой личностью жизнь становится чересчур сложной, запутанной и бурной. О беременности я до сих пор так и не сказала. Наверное, напрасно, ведь ребенка все равно не спрячешь. И все же не могу себя заставить: слишком боюсь, что снова испугается и убежит.
— Ты просто обязана сказать, — убеждают девочки. Мы сидим в кафе в бутике Фреда Сегала: встретились, чтобы порадовать себя вечерним шопингом. Стоит ли отказываться от невинных удовольствий? В последнее время не до развлечений, да к тому же я дала себе честное слово, что куплю только одну просторную рубашку. Не стоит забывать, что умеренность — это новая роскошь. К счастью, и с Беллой, и с Лиззи восстановились нормальные отношения. Лиззи все-таки сумела сломать стену обиды. Появилась на моем крыльце в Западном Голливуде с подарочным сертификатом спа-центра в руках и выражением искреннего раскаяния на лице.
— Нельзя было говорить Адаму то, что я сказала, — начала она оправдываться, едва поздоровавшись. — Ужасная ошибка… честное слово, мне очень, очень жаль. — Речь, конечно, была отрепетирована в машине, по дороге. Лицо Лиззи утратило обычную жизнерадостность, и даже кудрявые рыжие волосы поблекли. — Ты имеешь полное право меня ненавидеть. Ненавидишь, да?
— Нет, — коротко ответила я и пригласила в дом.
— Сможешь когда-нибудь простить?
— Наверное. — Я постаралась улыбнуться. — Все зависит от стоимости услуг в сертификате.
Лиззи с жаром бросилась обниматься.
— Прости. Мне очень-очень стыдно.
— Знаю.
— Но это была не настоящая я, — вдруг заявила она.
— Как это — не настоящая ты? — Раздражение вернулось. — Кто же еще, если не ты?
— Я, и все же не совсем я. Постарайся понять.
— Объясни.
— Все дело в квантовых спиритуалистах.
— Так, значит, это они заставили тебя лезть не в свое дело?
— Да. Нет. Ну, что-то в этом роде. Они меня подавили. Зомбировали.
— Но это же ужасно. — Никогда не подозревала, что влияние Кэмерона Валентина может оказаться настолько вредным. — И что же, ты до сих пор с ними общаешься?
— Нет.
Как же все-таки хорошо, что Лиззи снова рядом! Одно дело — расстаться с мужем, но потерять подругу детства… это грозит настоящим одиночеством. А ведь могла потерять и Беллу.
И вот сейчас та самая Белла, которая столько лет внушала мне, что Бретт Эллис не стоит даже вздоха, сидит за столиком кафе в окружении пакетов с покупками и доказывает, что необходимо поведать первому мужу о второй беременности.
— Если он отец, то разве не имеет права знать? — настаивает она.
— Но ты ведь сама твердила, что негодяй не имеет никаких прав, — пытаюсь защищаться я.
— Твердила. Но теперь вижу, что человек изменился.
— Ага, значит, только негодяи не имеют прав?
— Перл, разве не прекрасно, если вы с Бреттом снова будете вместе? — присоединяется к атаке Лиззи. — Ты всегда его любила и продолжаешь любить. И он тебя любит. Помнишь самолет?
— Какой самолет?
— Не притворяйся. Самолет в День святого Валентина.
— Что еще за самолет в День святого Валентина?
— Помнишь, я тебе показывала? Сначала буква «Б», потом сердечко, а потом буква «П»? Это означает «Бретт любит Перл». Разве не романтично?
Задумываюсь и начинаю что-то смутно припоминать, как будто сцену из прошлой жизни.
— Да-да, — настаивает Лиззи. — Точно знаю, я следила: сначала появилась буква «Б», потом сердце, а потом буква «П».
— А я помню только «Б» и больше ничего. В любом случае имена могут быть любыми. Бен любит Пенни.
Брэд любит Пэтси. Бегемот любит Принцессу.
— Нет, это точно означало, что Бретт любит Перл. — Лиззи победно улыбается.
— Какая разница? Мне не нужен мужчина. Не хочу мужчину.
— Не ври. Мужчина нужен. — Лиззи сверлит взглядом одинокого парня возле стойки бара. — Придумала. Знаю, что подарить тебе на Рождество.
— И что же?
— Одну вещь. Работает на батарейках. Первая буква — «В», — громко заявляет она. — Да, кстати, хотите услышать новости о «Собака знает все»?
— Нет, не хотим, — дразним мы с Беллой, отлично сознавая, что выбора у нас нет. Съемки фильма только что начались. Весной Лиззи прошла пробы и получила роль.
В общем, у нее все прекрасно. Но хочется услышать и рассказ Беллы. После того как я разбудила ее рано утром и сообщила о том, что разыскала настоящую тетушку, полиция арестовала мошенницу. Белла позвонила в Англию, а месяц назад съездила в гости.
— Ну и как Англия? — спрашиваю я.
— Все время шел дождь, — отвечает Белла без энтузиазма. Странно, но какой-то особой эйфории не заметно. Более того, мне даже кажется, что подруга несколько разочарована.
— И?..
— Понимаешь, если честно, то я чувствовала себя неловко. Тетя пригласила меня к себе домой на весь вечер. Встретила замечательно: пожала руку, напоила чаем. Но все равно постоянно ощущалась какая-то скованность, напряженность. Сама не знаю, чего ждала, но разговаривали мы как чужие.
— Чтобы сблизиться, нужно время, — тихо замечаю я.
— Да, наверное.
— Ливония хотела познакомиться с тобой поближе?
— Да. Долго рассказывала, как сожалеет о том, что не смогла меня приютить. Объяснила причину. Она не виновата: муж был категорически настроен против племянницы. Как бы там ни было, а я предложила забыть старое.
— Она наверняка обрадовалась.
— Да. И все же… — Белла задумывается. — Сама не понимаю. Все же как-то странно. Почему-то казалось, что теплых чувств должно быть больше. Больше родственной простоты, что ли. По-моему, с мошенницей, которая только притворялась тетей, найти общий язык было легче.
— Но ведь это потому, что она играла роль. Воплощала голливудскую фантазию. Картинка оказалась фальшивой. Реальная жизнь сложнее целлулоидной пленки.
Белла кивает.
— А фотографии родителей привезла? — интересуется Лиззи.
— Да. — Белла заметно воодушевляется. Открывает сумку и достает целую коллекцию снимков. Я внимательно разглядываю каждый: молодые счастливые лица кажутся знакомыми.
— Все будет хорошо, поверь. Просто нужно время. — Беру Беллу за руку, и она улыбается.
— А главное, не забывай, что сэкономила двадцать тысяч фунтов, — с серьезным видом замечает Лиззи. — Радоваться стоит хотя бы этому. Теперь сможешь оплатить мою дизайнерскую вагину.
Мы весело смеемся и радуемся встрече. Да, можно обойтись без мужчины, но без Беллы и Лиззи — ни за что.
Новый дом уже успел стать родным. Оставляю машину в гараже и иду по садовой дорожке. Дерево перед крыльцом приветливо склоняется, а широкая веранда приглашает отдохнуть в кресле-качалке. Внутри горит свет, блестит чистый пол, легкие кремовые шторы идеально гармонируют с простой и удобной мебелью. Пожалуй, в прежнем огромном доме мне так и не удалось добиться безусловного уюта, душевного тепла и безмятежности.
Отпускаю Каролину и кладу ей в ладонь шестьдесят долларов за дополнительную вечернюю смену. Надеваю любимую пижаму и с удовольствием залезаю под одеяло.
Не тут-то было: подает голос сотовый телефон.
— Перл, это Хизер.
— Э-э-э… привет, — с сомнением здороваюсь я. После того как мачеха поспешила распродать все папины вещи, вплоть до трусов и последнего свитера, мы разговаривали только один раз: я звонила, чтобы сказать о значительном пополнении папиного счета. Теперь ей незачем продавать дом. Но с какой стати Хизер вдруг вспомнила обо мне, да еще в одиннадцатом часу?
— Перл, ты мне нужна. — Голос звучит так же требовательно, как в ту страшную ночь, когда папа попал в госпиталь.
— Что случилось?
— Рожаю, — Слышно, как она тяжело дышит.
— Что, прямо сейчас?
— Да, сейчас. Пожалуйста, Перл, помоги. Больше некому.
— А куда же подевался этот… Рассел Андерс?
— Мы расстались. Вернее, он… а-а-а… — Снова тяжелое дыхание и стоны. — Он меня бросил. А-а-а… пожалуйста… а-а-а…
— Где ты?
— В такси. Джоули осталась с Кейси, а я еду в… а-а-а… в «Кедры».
— Выезжаю. Встретимся в госпитале. Отключаюсь и тут же звоню Каролине. Она, должно быть, еще и до дома не добралась.
— Каролина, моя мачеха рожает. У нее ребенок, понимаешь? Мне нужно срочно ехать в госпиталь. Можешь вернуться к нам?
— Да, мисус. Прямо сейчас?
— Да-да, немедленно. Я могу пробыть там долго. Сможешь провести с Тэкери всю ночь? Заплачу вдвойне.
— Без проблем, мисус.
Каролина приезжает через десять минут, а еще через десять минут я уже в госпитале. Так надо. Конечно, Хизер — не самая лучшая на свете мачеха, но она жена моего папы. Мне говорят, что миссис Сэш уже в родильном отделении, в палате ожидания. Захожу. Комната разделена на отдельные боксы зелеными шторами, но Хизер нахожу сразу и безошибочно. Этот вой ни с чем не спутаешь.
— А-а-а-а-а! — кричит она. — Неужели нельзя дать обезболивающее?
Открываю штору. В руку Хизер уже введена капельница, а живот опоясан черным ремнем, провода от которого теряются в недрах компьютера. Над головой на черно-белом мониторе бежит зубчатая дорожка: показывает сердцебиение ребенка и силу схваток. Новая жизнь рвется в мир.
— О, Перл, спасибо! — кричит Хизер. — Спасибо за то, что приехала! — По щекам текут слезы и оставляют черные следы от туши.
— Не благодари. Все в порядке. Все будет хорошо. — Сжимаю ее руку, а она смотрит с преувеличенной благодарностью.
— Сейчас так не хватает твоего отца. — Поток слез усиливается. Еще крепче стискиваю ладонь, и некоторое время мы обе слушаем стоны из соседних боксов.
— А-а-а! — Внезапно Хизер снова начинает кричать. — Чертовски больно! Почему здесь нет твоего отца? Кто разрешал ему умирать? Как он посмел? Я жутко на него зла!
— Понимаю, — успокаиваю я. — Но от него все равно было бы мало толку.
Штора открывается, и появляется медсестра-латиноамериканка.
— Что за шум? Слишком громко кричим, — приговаривает она. Смотрит на монитор и на бумажную ленту, которую выплевывает компьютер. — Хорошо, милочка, давайте проверим, как наши дела.
Деловито откидывает простыню и осматривает Хизер. Я стою рядом, и мы обе смотрим на монитор. Там бьется сердечко.
— О, придется еще подождать: расширение всего пять сантиметров, — сообщает сестра.
— Еще ждать? — недоверчиво переспрашивает Хизер. — С такой болью?
— Расширение должно достигнуть десяти сантиметров, — терпеливо объясняет сестра.
Спустя семь часов шейка матки раскрывается наконец до положенных десяти сантиметров. Хизер вместе с кроватью спешно выкатывают через автоматически раздвигающиеся двери и везут по стерильным белым коридорам в отдельную родовую палату, где уже ждет доктор Гринблат с маской на лице. Впервые замечаю, какие у него красивые глаза.
— Тебя наблюдает доктор Гринблат? — спрашиваю у Хизер. Понятия не имела.
— Как себя чувствуете, Перл? — интересуется доктор Гринблат, не обращая внимания на ее крики и проклятия. Тем временем целая команда медсестер подключает Хизер к компьютеру и поднимает ее ноги в стремена. Подобные сцены здесь, должно быть, не редкость.
— Черт, черт, черт… — стонет Хизер.
— Все в порядке, — отвечаю я и вытираю ей лоб влажной салфеткой.
— Все хорошо, — сообщает Хизер доктор Гринблат. — Ребенок в правильном положении. Головка в тонусе. Сейчас все пойдет быстро. Но только с каждой схваткой надо будет добросовестно тужиться. Как можно сильнее. Ощущаете желание тужиться?
— Черт, черт, черт…
— Понятно, но ощущаете ли вы желание тужиться?
— Да! — орет Хизер.
— Отлично. Вижу, что идет схватка. — Доктор смотрит на монитор. — Надо тужиться.
— Давай, Хизер, давай, — подбадриваю я. — Ты сможешь.
Хизер тужится, кричит и с такой силой жмет мою руку, что, боюсь, чувствительность теперь вернется не раньше чем через год.
— Вижу головку, — оповещает доктор. — Уже близко, Хизер. Хватит тужиться. Подождем следующей схватки. Молодец.
Через несколько секунд приходит следующая схватка. Тужимся. Кричим. Ругаемся. И вдруг, словно по волшебству (хотя если по волшебству, то откуда же столько боли?), на свет появляется чудесный крошечный темноволосый мальчик. Он прекрасен, и теперь уже слезы текут по моим щекам.
Новый братик. Новый папин ребенок. Он очень похож на папу. О Господи, если бы папа был здесь! Как бы он был счастлив!
Пока медсестры суетятся вокруг младенца, доктор Гринблат в последний раз осматривает мамочку и делает вывод, что она вполне здорова. Наконец и он, и медсестры уходят. Мы остаемся втроем.
— Хочешь подержать? — спрашивает Хизер. Она уже успокоилась и выглядит удивительно красивой. Подает мне сверток: белый, чистый, свежий.
— Как ты его назовешь? — спрашиваю я.
— Конечно, Гевином, в честь твоего отца. Гевин Сэш.
Да, папе бы это понравилось.
— Перл, хочу перед тобой извиниться, — тихо говорит Хизер. — После смерти Гевина я вела себя очень плохо.
— Все в порядке, не переживай.
— Нет, не в порядке. Знаю, что поступала грубо.
— Просто тебе было тяжело.
— Это не оправдание. Прости, мне очень неловко. Некоторое время мы обе молчим. Хизер закрывает глаза, а я сижу в кресле-качалке возле ее постели и любуюсь на крошечное существо, которое держу на руках. До чего же новый мальчик красив! Бережно кладу его в колыбельку и нежно глажу лобик. За окном уже светает. С улицы доносится шум машин — начинается новый день.
— Вы хорошо себя чувствуете, мисс? — спрашивает медсестра. Она вошла неслышно, незаметно, и сейчас вынимает из руки Хизер капельницу. — Что-то вдруг побледнели.
— Немного кружится голова. Сейчас все пройдет, только немного посижу и отдохну.
Сестра заботливо укрывает меня одеялом, и я закрываю глаза. Так приятно закрыть глаза…
Просыпаюсь оттого, что Хизер спрашивает, не хочу ли я позавтракать.
— Который час?
— Не знаю. Но проголодалась так, что согласна поесть даже в «Макдоналдсе». Пойду узнаю, чем здесь кормят.
— С ума сошла? Ты же только что родила. Давай лучше я схожу.
— Нет-нет. Я прекрасно себя чувствую. Даже хочется встать и размяться.
— Не придумывай! — Впервые вижу женщину, которая после родов подскакивает и куда-то бежит. Смотрю, как Хизер осторожно сползает с высокой кровати. — Ты уверена, что действительно готова встать? Почему не хочешь, чтобы я сходила?
— Ты слишком уютно выглядишь под этим одеялом. Моя очередь о тебе позаботиться.
Хизер вытаскивает из сумки халат, надевает и нетвердой походкой направляется к двери.
Да, с этой решительной особой не поспоришь. Снова откидываюсь на спинку кресла-качалки и сквозь прозрачную стенку колыбели смотрю на малыша. Гевин сладко спит, сжав в кулачки крошечные пальчики. С такими родителями вырастет настоящим бойцом. Интересно, каким будет мой ребенок? Серьезным, вдумчивым и спокойным, как Адам? Или ярким, эмоциональным и красивым, как Бретт? Поглаживаю живот и молча молюсь, чтобы Господь послал легкие роды. Стук в дверь прерывает сладкие мечты.
— Войдите, — говорю я, ожидая увидеть медсестру. Но когда дверь открывается, решаю, что, должно быть, все еще витаю в облаках. Входит Бретт. — Что ты здесь делаешь?
— Приехал, как только узнал. — Выглядит он встревоженным. Лицо потное, дышит тяжело, как будто бежал. — Как ты себя чувствуешь?
— Немного устала, но, в общем, хорошо.
— А ребенок?
— Просто чудо. Посмотри. — Показываю на колыбельку. — Но все-таки, зачем ты примчался?
Бретт смотрит на малыша, и на глазах появляются слезы. И как узнал, что я здесь?
— Какая красота! — Бретт не может отвести глаз и не замечает, как по щеке катится слеза. Плачущий мужчина на редкость сексуален. — Мальчик или девочка?
— Мальчик.
— Мальчик! — Голос срывается от избытка чувств. Никогда не думала, что младенец способен вызвать у Бретта такую нежность.
— А имя у него уже есть?
— Гевин.
— Да, конечно. В честь твоего отца. Но ты действительно хорошо себя чувствуешь? Все в порядке?
— Да, в полном порядке. — С какой стати он так беспокоится?
— Перл, почему ты скрыла от меня, что ждешь ребенка?
— А как ты узнал?
— Няня сказала, когда привезла Тэкери.
О Боже! Совсем забыла, что на сегодня запланирована встреча с отцом.
— Сказала, что у тебя будет ребенок и что ты в «Кедрах». Перл, почему ты от меня утаила?
— Не знаю. — Теперь понимаю, что глупо было молчать. — Наверное, испугалась, что снова сбежишь, когда Тэкери только к тебе привязался. Испугалась, что снова в тебя влюблюсь. Испугалась, что снова мир рухнет, как и после рождения Тэкери. — Бретт сжимает край колыбели и опускает голову. — Только недавно пришла в себя и боюсь рисковать.
— Если бы ты только знала, как хочется повернуть время вспять. Больше всего на свете. — Говорит он настолько искренне, что недолго и поверить. — Помнишь тот день? Тэкери уснул, и мы остались вдвоем…
— Так это был ты?
— Не надо шутить. Для меня это важно. — Глаза действительно серьезны. — С тех пор никак не могу тебя забыть. Думаю день и ночь, ночь и день. Не знаю, как убедить тебя вернуться. Готов сделать все, что угодно. Готов умолять и ждать. Но неопределенность угнетает. Даже не знаю, видела ли ты мою валентинку.
— Какую валентинку?
— В небе. Не хотелось писать слишком откровенно, но почему-то я не сомневался, что уж кто-кто, а такая нежная девушка, как ты, точно поймет, что это для нее.
— Значит, это все-таки твоя работа?
— Конечно, моя. Хотел показать, что мечтаю о тебе, но, в то же время, боялся раскачивать вашу с Адамом лодку. Это было бы неправильно. Вот и решил, что лучший способ — признаться в любви и ждать. А еще сказал себе, что даже если придется ждать вечно, буду ждать вечно.
Я молчу. До чего способен довести человека безнадежный романтизм? Но таков Бретт Эллис. Готова ли я ему поверить?
— Ах да. Совсем забыл сказать, что купил Тэкери железную дорогу.
— Какую?
— Ту самую железную дорогу твоего отца. Ты же призналась, что очень не хочешь с ней расставаться. Продавалась на интернет-аукционе еще весной, а пришла по почте совсем недавно.
Не могу удержаться от смеха.
— И что же здесь смешного?
— Ничего. Просто я и сама сделала несколько ставок. Бретт тоже смеется, но потом снова становится серьезным.
— Поверить не могу, что Адам выгнал тебя беременной. Как он смог?
— Видишь ли, — я неловко улыбаюсь, — для этого у него были достаточно веские основания. Но теперь уже все в порядке — мы друзья.
— И что же ты собираешься делать?
— Буду воспитывать ребенка вместе с Тэкери. А ты что подумал? Что откажусь?
— Перл, позволь мне позаботиться о вас. — Бретт наклоняется и умоляюще смотрит в глаза. — Очень хочу тебе помочь. Хочу искупить вину. — Он неожиданно опускается на колени и хватает меня за руки.
— Встань, а то медсестра подумает, что ты делаешь мне предложение, — шутливо предупреждаю я.
— А может быть, так оно и есть. Что бы ты сказала, если бы я попросил выйти за меня замуж?
— Сказала бы, что просьба несколько экстравагантна. — Мы снова смеемся.
— А если серьезно? — Бретт откашливается и принимает театральную позу: теперь он стоит на одном колене. — Перл, понимаю, что вел себя как последний идиот. И все же позволь обратиться с просьбой. Мне безразлично, что ребенок не мой. Главное, чтобы ты была рядом. Пожалуйста, выходи за меня замуж.
Он говорит чуть осипшим от волнения голосом, а смотрит тем самым взглядом, от которого сердце сразу начинает прыгать. Вот и сейчас скачет так, словно пытается поставить олимпийский рекорд. Приказываю себе не спешить с выводами.
— Но ведь я замужем, — привожу веский аргумент. — Дважды нельзя.
— Какая мелочь! — отмахивается Бретт, продолжая упорно смотреть в глаза. Чувствую тепло его рук: нежное прикосновение убеждает красноречивее слов. — Обещаешь подумать?
— Пожалуй, подумаю. — Пытаюсь ответить безразличным тоном, но не очень-то получается. Когда-то рядом с Бреттом я чувствовала себя любимой и защищенной, и сейчас снова очень хочется прильнуть, прижаться, согреться в уютном объятии. Закрываю глаза и наклоняюсь — поцелуй неизбежен.
Бретт тоже устремляется вперед.
— Понимаешь, дело в том… — шепчет он. Губы совсем близко, я даже чувствую дыхание. — Дело в том, что я люблю маму маленького Гевина.
— Что?! — кричу я и открываю глаза. — Кого ты любишь? — Я отталкиваю Бретта с такой силой, что бедняга теряет равновесие и падает.
Сердито вскакиваю. Как он смеет?! Как смеет делать мне предложение, а уже в следующую минуту признаваться в любви к Хизер?! Что же это такое, черт возьми? Решительно шагаю к двери, чтобы выпроводить нахала. Видеть не желаю! Но на полпути внезапно понимаю, в чем дело, останавливаюсь и начинаю хохотать. До чего же способно довести уязвленное самолюбие!
Бретт выглядит растерянным и смущенным — в немалой степени оттого, что сейчас, без одеяла, моя беременность оказывается очень заметной.
— Так ты решил, что это мой малыш? — сквозь смех спрашиваю я. — Каролина сказала, что я поехала на роды в «Кедры», и ты решил, что ребенок мой?
— А что, разве не твой? — недоуменно спрашивает Бретт, сидя на полу.
— Нет. Этого очаровательного мальчика родила Хизер.
— Какая Хизер?
— Папина жена. Ночью поняла, что время пришло, позвонила и попросила помочь. А сейчас уже встала и пошла за завтраком. Вот, — я кладу руки на живот, — вот мой ребенок, и ждать его рождения еще почти месяц.
Бретт в полном замешательстве.
— Это не твой ребенок? — Он медленно встает и показывает на колыбель.
Я решительно качаю головой.
— Но у тебя тоже будет ребенок?
Киваю.
— Через месяц?
Снова киваю.
Бретт садится в освободившееся кресло и крепко задумывается. Наклоняется, переплетает пальцы — зримое воплощение напряженной умственной работы. Интересно, сумеет ли сосчитать? Далеко не все мужчины способны сделать правильный вывод. Но Бретт оказывается смышленым парнем.
— Значит, через месяц? — переспрашивает он, и выражение недоумения на лице сменяется светом надежды. Я загадочно улыбаюсь. — Но ведь пройдет ровно девять месяцев с той удивительной, волшебной, незабываемой встречи. Верно?
— Да.
— Значит, ребенок мой?
— Не обязательно. Возможно, не твой, а Адама. Вижу, как бледнеет улыбка. Ужасно признавать, что даже не знаешь, от кого беременна.
— Но существует вероятность, что мой?
— Да, существует вероятность, что твой.
Бретт подбегает, хватает за руки и начинает кружить по комнате.
— Так ты просто обязана выйти за меня замуж! — ликует он. — Обязана!
— А если отец — Адам?
— Не важно. Какая разница? Выйдешь за меня?
— Я же сказала, что подумаю. — Пытаюсь вырваться на свободу. События развиваются слишком быстро, слишком неожиданно. Голова все еще кружится, но от Бретта не так-то легко отделаться. Он обнимает и целует — медленно, нежно, призывно. Поцелуй продолжается так долго, что ребенку в животе становится скучно, и он начинает сердито брыкаться. Ну, а я понимаю, что будущее окончательно решено.