Фрося ожидала услышать что-то подобное от сына, но новость буквально её потрясла.
От последних слов Сёмки её внезапно бросило в краску, пальцы рук мелко задрожали, в горле запершило:
— Откуда ты это знаешь?
— Мам, почему ты так разволновалась, что тут для тебя неожиданного, мне даже казалось, что не можешь дождаться, когда это уже осуществится.
— Сынок одно дело ждать, другое узнать, что его уже больше нет рядом со мной и не будет.
Фрося прижала ладони к пылающему лицу, вот и произошло то, к чему она мысленно так долго готовилась, и всё равно, новость больно хлестнула по душе и в голове заметались смертельно раненные мысли — всё, всё, его больше нет, он уехал навсегда, я осталась одна…
— Мамуля возьми себя в руки, я понимаю, что ты сейчас побывала в нокдауне, но это ведь не тяжёлый нокаут, потряси головой, ведь бой ещё не окончился.
— Сёмочка жизнь не боксёрский поединок, но что-то в твоих словах успокаивающее есть, не тяни больше душу, рассказывай, что тебе известно, с кем ты разговаривал и налей мне, пожалуйста, холодной водички.
— О, это я сейчас мигом, водичка после такой новости, как нашатырь после нокаута.
— Болтун несчастный, давай уже рассказывай, я в порядке, следуя твоей боксёрской лексике, готова продолжать бой.
— Мам, так я и не сомневался, что ты легко расправишься со всеми своими будущими соперниками, ты же у меня сильная, мужественная и гордая.
— Нет, ты определённо, хочешь схлопотать затрещину.
— Ни в коем случае, от твоей ладошки и конь завалится.
Всё, перехожу к рассказу: вначале мне, а точнее тебе, позвонила Роза Израилевна.
Но я, на всякий случай, ей сказал, что ты уехала в Сибирь к подруге, у которой убили мужа.
Думаю за эту ложь ты особо не будешь меня журить, ведь тут я не сильно слукавил.
Так не хотелось, чтоб эта ехидина явилась к тебе на дачу для разборок.
— А, что она ехидничала?
— Она сказала — передай, мой мальчик, своей беспутной матери, что она грызла руку, которая её кормила, я вас навсегда выбрасываю из своего сердца и жизни, вы нам больше не родственники.
После того, как я всё узнала о её коварном поведении по отношению к моей несчастной дочери, меня перестали терзать угрызения совести перед памятью сестры, пухом ей земля.
— Сёма, ты знаешь, о чём она вела речь?
— Мамуля, вот напугала, можно подумать, что она запретит нам с Ленкой поддерживать отношения, мы с ней договорились, что будем иногда переписываться, она классная девчонка, хотя иногда бывает не в меру болтливая.
Да, а, что касается нашей доброй родственницы Розы Израилевны, то бабуля мне рассказывала, как её сестра Роза оставила на произвол судьбы моего отца, когда ему не было ещё и десяти лет и вынудила его стать беспризорником, а затем и уголовником.
— Сынок, я тебе много раз рассказывала, что тебе нечего стесняться памяти отца, он кровью смыл своё уголовное прошлое на войне.
Ах, он же от этих ран, собственно говоря, и умер…
Ты сказал, что вначале звонила Роза Израилевна, значит ещё кто-то звонил?
— О, да, звонила тётя Соня, которая тоже очень хотела сказать тебе на последок парочку ласковых слов, а пришлось их выслушивать мне.
— Перескажешь?
— Легко.
Деточка, передай своей маме, что я никогда в жизни не прощу ей того горя, что она принесла в мою семью, она нагадила мне в душу и я проклинаю её, так и передай.
Пусть она знает, что на новом месте я ещё воспарю и восстану из пепла, как птица феникс, а твоя матушка засохнет в одиночестве, но ей за это будет поделом.
Она вторглась в чужую семью и в течение более трёх лет уводила мужа и отца от домашнего очага.
Один бог знает, как я жила все эти годы и, наконец, дождалась этого момента, когда мой муж будет полностью принадлежать только мне.
И, тут я не выдержал и говорю ей: Тётя Соня, если вы всё это время знали о распутстве вашего мужа, так почему не дали ему от ворот поворот, наверное, мирились с этим, потому что боялись потерять опору и материальное благополучие.
Фрося ласково посмотрела на сына:
— Да, ты оказывается мой защитник и в этом деле.
— Мам, оставь ты свои похвалы на потом, а сейчас послушай дальше.
Она мне так снисходительно говорит: Сёма, ты ещё очень мал, чтобы рассуждать на эти взрослые темы.
А я ей: но достаточно взрослый, чтоб выслушивать гадости о своей матери, которой вы в подмётки не годитесь, на мой взгляд, у вас нет никакой гордости и чувства собственного достоинства, вы жалкая и слабовольная женщина, а берётесь осуждать мою мать, которой вы и мизинца не стоите.
А она, как закричит на меня, словно психованная училка на ученика в классе: ты такой же негодяй, как и твоя мамаша, будьте вы прокляты, вам ещё всё отрыгнётся за мои переживания и горести.
Вот и весь сказ о моём чудесном разговоре с милейшей тётей Соней, моя вероломная соблазнительница чужих мужей.
— Прости меня сынок за то, что тебе пришлось выслушать столько неприятных слов в мой адрес, замечу только, что последнее твоё шуточное высказывание, мне не очень пришлось по вкусу, это ты позволил себе малость лишку.
Я не вероломная и тем более, не соблазнительница, не считаю себя виноватой перед Соней, он чужой был в своей семье, я много раз предлагала Марку перейти ко мне.
Вначале он жалел свою беспомощную жену и разбалованных детей, а потом его беспокоило твоё неприятие.
— Мам, можно я тебе скажу то, что думаю на этот счёт?
— Говори, говори, мне уже всё равно.
— Я очень рад, что он уехал и так далеко.
Поверь, я не за себя рад, а за тебя, ты успокоишься и увидишь, что земля крутится не только вокруг твоего Марка.
Пройдёт время, ты привыкнешь жить без него, научишься опять надеяться только на саму себя.
Про других мужчин, которых ты сможешь встретить в своей жизни я не буду распространяться, это не моё дело, а зная тебя, ещё и по морде могу схлопотать.
Но не перебивай меня, пожалуйста.
Я же видел, как ты порой страдала от одиночества в выходные и праздничные дни, боялась встреч с его семьёй и жила в основном его жизнью, а не своей.
— Ты всё сказал?
— Ну, если не всё, то многое из того, что намеривался.
— Так вот, мой дорогой сынок, судить о том, что мне лучше или хуже, ты не можешь, я и сама пока не разобралась.
В моей жизни было не много счастливых и радостных дней, и большинство из них мне подарил, именно, Марк.
Да, у нас была, по мнению большинства, краденая любовь, но мы её ни у кого не воровали, а в основном у самих себя, потому что не могли бросить своих детей или пойти наперекор им, как произошло в моём случае.
Ты прав, я, безусловно, научусь жить без него, но на это надо время.
Что касается других мужчин, так я про них никогда не думала, пока любила одного.
— Мам, ты не возненавидела его за предательство, до сих пор любишь?
— Сёмочка, он меня не предавал и не обманывал, всегда говорил только правду. Я знала, на что шла и знаю с чем осталась.
Фрося глубоко вздохнула.
— Скажи, а сам Марк мне не звонил?
— Нет, звонила ещё его младшая дочка Ленка.
— Тоже грязь на меня лила?
— Нет, даже не вспомнила, она хотела поговорить именно со мной, похвалялась, как скоро уже будет жить в Штатах, как поступит учиться в Гарвард, совершать круизы вокруг света и прочий бред вводила в мои уши, короче, пудрила мне мозги по полной.
— Ты думаешь, что она позвонила только для того, чтобы похвастаться?
— Нет, она хоть и болтушка, но очень добрая и любит меня.
Сказала, что обязательно напишет, как только определятся на новом месте и если я не против, то будем поддерживать связь, ведь мы близкие родственники.
— Ну, слава богу, хоть чуть-чуть разбавил мерзость исходящую из той семьи, хотя, что можно было ожидать другого.
— Мама, а, как ты думаешь, они будут там счастливыми?
— Я не знаю, что ты вкладываешь сейчас в это понятие, но думаю, что ничего особенно не изменится в отношениях в семье, любовь не разменные деньги.
Думаю, что Марку будет поспокойней, не надо больше будет прятаться от властей и он сможет честно вести свой бизнес, если, конечно, он у него там получится.
Сёмка посмотрел прямо в глаза матери.
— Мам, а он звал тебя с собой?
— Звал.
Сынок, пойдём спать, поздно уже, у нас ещё будет предостаточно времени поговорить, но на эту тему я больше не хочу распространяться.
В разной степени удовлетворённые состоявшимся между ними серьёзным разговором, они разошлись по своим спальням.
Не смотря на усталость и поздний час Фрося никак не могла уснуть.
Она всё прокручивала и прокручивала в голове, рассказанное Сёмкой.
Вот дурёхи, как был прав Марик, когда говорил о них с пренебрежением. Курицы пустоголовые, столько времени мирились, зная об их отношениях, а в конце вылили свой накопившийся яд, так ещё на не в чём неповинную голову её сына.
Грело сердце от мысли, что Сёмка у неё такой сообразительный, преданный и любящий свою непутёвую мать.
Она была согласна с сыном, хорошо, что они уже уехали.
Наконец, закончились её муки, как было невыносимо знать, что он где-то рядом и не сметь с ним встретиться.
В окно заглянул ранний ясный майский рассвет, а она так и не сомкнула глаз.