Жених в наследство

ГЛАВА 45. Верен

Верен проснулся вскоре после того как заснул, что само по себе было странно. Нет, не так. Это было тревожно. Он чувствовал опасность. Всегда знал за собой такую способность. Не хотел её признавать, но и игнорировать не мог.

Он быстро поднялся и оделся — натянул сапоги, застегнул ремень, накинул плащ. Штаны и рубашка не снимались и на ночь. Он раздевался лишь для того, чтобы быстро вымыться, и тут же одевался снова. Они среди врагов и расслабиться нельзя ни на минуту. Хотя назвать большинство местных оборотней врагами было сложно.

Они и сами — пленники, заложники, рабы или, Светан их знает, кто! Но достаточно и одного такого врага, как княгиня Леяна, чтобы не знать покоя ни днём, ни ночью. Хуже всего, что Верен никак не мог понять, что конкретно ей нужно.

Не шантажировать Ярона или торговаться с ним — нет! Это было бы просто и понятно. Но ей было нужно что-то другое. Если просто ослабить Теновию, не допустив брака Полины и Ярона, то она давно предложила бы какие-то варианты. А Леяна тянула время. Подсунула Полине этого Сая… Мрак его дери! Чего она добивается? И что вообще здесь творится…

Верен осторожно выбрался в коридор и неслышной тенью скользнул к двери Полины. Часом раньше он уже проверял её, как и каждую ночь до этого — несколько раз за ночь. Час назад всё было спокойно, девушка спала. Но сейчас её в комнате не было! Похитили?! Чутьё подсказывало, что она ушла сама. И фею прихватила. Вот куда её понесло?! Неужели… Только не туда! Только не в святилище! И опять же то самое чутьё, которое Верен почти ненавидел временами, вякнуло, что именно туда!

Хотелось бежать, но пришлось передвигаться осторожно, прощупывая внутренним зрением окружающее пространство, коридоры, галереи, залы… Замок спал.

Хвала Тене, светлые обычно спят по ночам. А приставлять шпионов к ним Леяна перестала после того как Верен спросил, неужели она сомневается, что гости в безопасности в её замке? Леяна поняла, что её соглядатаев он то ли чувствует, то ли замечает, и решила не злоупотреблять. Достаточно и того, что внешняя ограда опутана такими сигнальными чарами, которые незаметно не миновать даже мухе! Если бы существовали мухи-оборотни…

В святилище сигнальных чар не повесишь… Во-первых, это выглядело бы уж слишком странно. А во-вторых, проход из фальшивого, надстроенного святилища в святилище настоящее охраняет нечто иное, куда более серьёзное. Те чары, что перекрывают проход, тот зеленовато-болезненный морок-туман — это смертельно! Рассказы о том, что там не могут пройти тёмные оборотни — враньё. Там вообще никто не может пройти. Если только не остановить на время действие чар или не иметь при себе отражающий амулет.

Верен собирал информацию, урывая капельку там, щепочку здесь, слово, взгляд, обмолвка… И, опять же, чутьё. Особое зрение. Ему не хотелось им владеть — раньше. А сейчас оно было необходимо. Он узнал про амулеты и пытался найти выход, то есть — способ попасть в святилище и узнать, что там прячет Леяна. Но пока не нашёл. И уже начал думать, что это невозможно.

Надо было сказать Полине! Но он не хотел произносить ни одного лишнего слова, хотя и ощущал присутствие соглядатаев княгини и мог выбрать время, когда их нет рядом. Но у неё могли быть и другие методы… Сама Леяна мало что смыслит в магии, а сила её — проста и не позволяет создавать что-то сложное. Так что сразу было ясно — на неё работает некто весьма сведущий и очень опасный. А то поле… Оно вызывало худшие подозрения.

Неужели пугающие слухи об Отступнике правда?! Но кто ещё мог создать такое… Да, похоже, Отступник в самом деле существует и именно он помогает Леяне. Поэтому Верен молчал. Надеялся, что жуткая смертоносная зелень и так остановит Полину, даже если она ускользнёт из-под присмотра и сунется туда… И всё же… надо было рискнуть и сказать ей, что эта преграда убивает!

Она моментально вытягивает все силы — сначала магические, потом — жизненные. Можно было надеяться, что туда никто по своей воле не полезет, ведь поле чувствуется, и каждый, кто приблизится, моментально начинает испытывать желание оказаться от него подальше. И чем ближе — тем сильнее ощущается действие: накатывает озноб, дрожь, страх, переходящий в панику.

У всех оборотней достаточно сильно развиты те чувства, что предупреждают о подобных смертельных ловушках. А эту даже не пытались маскировать, напротив. Но Полина…

Он никогда не знал, чего от неё можно ждать! Она могла проявлять разумную осторожность и могла быть безрассудно отважной. Чего только стоил выбор пробуждения духа… Не каждый сильный мужчина решится погрузить руки в огонь! Но она решилась. И огонь не опалил её.

Она стояла там… вся просвеченная священным пламенем насквозь, сияющая, гордо выпрямившаяся… Но Верен знал, что ей больно, хотя со стороны всё выглядело так красиво… и тогда ему захотелось взять её боль себе… Если бы это было возможно. Такая юная и такая сильная. Сильная духом. Пусть даже её зверь слаб и человеческое тело — тоже. Но сила души, которую он ощутил в ней в первый же вечер знакомства, покоряла.

Она была доброй, светлой и, казалось бы, мягкой, беззащитной. Однако… даже Грон быстро понял, что ему не удастся запугать её, она не станет дрожать перед ним, как можно было ожидать от обычной человеческой девушки, тем более — только что узнавшей про то, что оборотни существуют, да ещё и оказавшейся в их мире и в их власти.

В ней было внутреннее достоинство, сочетавшееся с уважением к окружающим, — ко всем. Наверное, одно напрямую связано с другим, и тот, кто уважает себя, уважает и окружающих. Верен впервые подумал об этом, наблюдая за необычной девушкой, непохожей на всех, кого он знал прежде.

Он привык к тому, что уважение надо заслужить, его надо добиться, отвоевать, взять с боем! А Полина так легко, так просто и щедро дарила его всем, кого встречала, за всеми признавала право на уважение, выдавая его авансом, не волнуясь о том, что долг могут и не вернуть.

Она не делила людей и оборотней на сильных и слабых, полезных и бесполезных. И грубый князь или лживая княгиня в её глазах стоили меньше, чем простая служанка, даже и не очень умелая, но добрая и порядочная. Она принимала их и хотела узнать, понять… она сочувствовала, сопереживала, была искренней и… невероятно тёплой.

Верену показалось вдруг, что последние годы он жил, как во сне. Плыл по течению, не желая ничего менять, наверное потому, что не верил в благие перемены. Они в его представлении могли принести лишь худшее. А главное — казалось, что за лучшее нет смысла бороться. Для чего?

Его жизнь начала разрушаться после гибели отца. Горе матери, затмившее его собственное горе… Она страдала тихо, плакала тайком, но… Наверное, уже тогда Верен ощущал больше других, а уж мать и вовсе чувствовал так, будто она сама и её горе жили прямо у него внутри — в сердце, в душе.

Он был оглушён глубиной и невосполнимостью её потери, хотя она так старалась скрыть от него своё страдание, поддержать его, от этого почему-то было ещё больнее… Его собственная тоска по отцу терялась в этом бурном потоке, что ярился внутри хрупкой человеческой женщины — его матери. Верен ощущал, как этот поток разрушает её. И ничего не мог сделать.

Отношение окружающих, то, что его отца считают предателем, а кое-кто и к нему самому относится не лучше — всё это так мало значило для него. Но он привык закрываться внутри, уходить от всех: при любой возможности — телом, и всегда — сердцем.

Однако мать хотела, чтобы его приняли, чтобы он "заслужил уважение", своё место в клане, среди других оборотней. Она переживала за него, считала, что только среди своих он будет в безопасности, что нужно добиться, чтобы они приняли его, чтобы он стал частью той общности, которая оставалась для неё малопонятной, но при этом — воплощённой силой, домом, убежищем. Для оборотней, не для людей. Даже после смерти мужа она продолжала так думать, виня себя. Ведь Вереней вступился за людей… И, может быть, то, что его жена — обычный человек, сыграло в этом немалую роль.

Для неё был только один дом и одно убежище — её муж. Его не стало, и она всеми силами души хотела, чтобы у сына всё сложилось. Ради неё он и старался. Изо всех сил. А потом… она ушла. Бурный поток сдерживаемого горя подточил её силы изнутри, размыл всё, что связывало светлую душу с бренным телом. И душа ускользнула туда, где, конечно же, встретила свою любовь и обрела покой.

И на Верена тогда тоже снизошёл покой — странный, неправильный. Жизнь будто текла мимо него, рядом с ним и даже через него, но он не участвовал в ней, а лишь продолжал механически делать то, что нужно делать, а скорее — просто то, к чему привык.

Что же касается его странных способностей, то сначала он игнорировал и скрывал их, потому что они могли вынудить его оставить клан. А для матери это было бы слишком большим потрясением. Прижилась бы она на новом месте? Вряд ли. Это крепкие растения хорошо приживаются после пересадки, а слабые обычно погибают.

А потом… потом он и подавно не хотел ничего менять. Он уже всё потерял, лишился самых близких людей, а других — настолько же или хотя бы вполовину близких — не нажил.

В клане волков к нему относились терпимо. По сравнению с тем, что было раньше, и вовсе можно сказать — хорошо относились. Верена уважали именно те, чьё мнение его хоть немного интересовало. Такие, как Райяна. Хотя она неповторима, конечно.

Стоило бы влюбиться в неё, думал он иногда. Она заслуживает любви. И это самое подходящее для него — полюбить ту, которая никогда не ответит на его чувства. Можно и дальше со спокойной совестью смотреть, как жизнь течёт мимо. Но любви к Райяне не получилось. Было уважение, было нечто, напоминающее почти дружеское чувство. И ничего больше. Может быть потому, что она была слишком сильной.

Его душа встрепенулась только тогда, когда появилась Полина — столь же прямая и честная, как Райяна, но такая… трогательно беззащитная. Не верящая в то, что её можно любить, но готовая отдавать, заботиться и защищать других. Он это чувствовал.

Да, хорошо разбирался в людях. И в оборотнях. Слишком хорошо для медведя. Они так не умеют. Но он всё ещё не хотел признавать ничего другого, быть никем другим. Он убеждал себя, что не нужно ничего менять. И зачем?

Да, Ярон был груб при первой встрече с невестой и не слишком деликатен в дальнейшем. Но Верен и князя понимал слишком хорошо, чтобы не видеть: Ярон умеет признавать свои ошибки и исправлять их. Он успокоится, попросит прощения, постарается загладить вину — уже не дорогими подарками, а вниманием и заботой. Одного урока ему хватит.

А Полина… наверняка растает. Простит, поймёт, полюбит. Не зря же и совместимость у них прекрасная. Так что… Ничего не нужно менять. Нужно просто смотреть, как жизнь течёт мимо… как мимо течёт любовь. И забыть, забыть! — то, что огненным цветком раскрывалось у него в груди, когда он нёс девушку на руках, а она доверчиво и смущённо прятала лицо у него на плече. Забыть.

Но потом… Нападение Ярона всё сломало. Оно заставило Верена проснуться. Иначе могло быть слишком поздно.

Полина. Беззащитная, нежная, добрая — как его мать. Она может погибнуть — не физически, но если её сломать, эта рана, причиняя муки, может убить её. Как его мать. Или даже ещё хуже. Потому что мама всё-таки была счастлива, хотя и не долго. Любима и счастлива. И никогда не доводилось ей пережить насилие.

"Ты примешь свою силу, когда наступит время", — сказала ему как-то Муфра. Сказала как бы между прочим, прервав этими словами разговор о другом. Он их запомнил, хотя тогда и не хотел в них верить.

Да, время наступило. Но как бы не оказалось, что оно наступило ещё раньше, а он не заметил, как бы не вышло, что он слишком поздно решился "принять свою силу" и теперь этой самой силы не хватит, чтобы спасти ту, что внезапно стала так… бесконечно дорога.

Не дороже всех, потому что это и сравнивать было невозможно и, казалось, никем он не дорожил в этом мире. А — бесконечно.