Глава 12

Нынешний вечер припас Тамаре возвращение в пустой дом: еще вчера Спирин уехал на семинар в Санкт-Петербург, прибудет через несколько дней. Идти домой коротать одиночество Тамара не спешила, надумала позвонить Софье, с которой не виделась больше месяца.

— Непременно буду ждать! — говорила по телефону Софья. — Сейчас весна, мне катастрофически не хватает витаминов. Принеси мне тех, импортных, в красочной упаковке, помнишь? И что-нибудь от аллергии захвати обязательно! Жду!

Весна в эту пору шла вразвалочку, без огонька. Солнечных дней было мало, все больше пасмурные: хоть и не холодные, но тепло без солнца топило снег в неохотку — слякотно. И все же воздух был приятно-мягким, с таинством всеобщей побудки. Крохотные серые мышки облепили матово-бурые ветки верб.

На мостовой узкий ручеек бежал возле бордюра, тек по наклонной. Тамара заметила, как рядком плывут два самодельных кораблика, маленькие, из спичечных коробок, колеблются на мизерных волнах. На перекрестке ручеек делал поворот, и один из корабликов вынесло на излучине на прибрежный асфальт, другой — поплыл дальше… «Вот и разошлись, — усмехнулась Тамара, — как в море корабли…»

Прошло еще несколько недель, а ведь у Тамары так и не было разговора со Спириным. Он, вероятнее всего, и не подозревает, что она ждет ребенка. От кого? От Олега! Она об этом на все сто процентов утверждать не может, но… Процент Спирина просто ничтожен. А если она объявит Спирину, назад уже не вернешься, придется играть… Всю жизнь играть? Но и оттягивать дальше некуда: вот Спирин приедет из командировки, и она ему все расскажет — нет, разумеется, не все…

— Спасительница моя пожаловала! — радостно встретила Тамару Софья, обняла ее, прижалась, надушенная по-французски вкусно. — Я весной буквально умираю от аллергии. А еще чувствую, просто каждой клеткой чувствую, что мне не хватает витаминов… Мне один знакомый посоветовал гормональные препараты принимать. Это не вредно, Тамарочка? Гормональные?

— Тебе все пойдет только на пользу, — откликнулась Тамара, мимоходом подумала: «Счастливая ты, Соня. Мне бы твои проблемы. И то правда: иногда одиночество для женщины — настоящий просвет…»

Слушая знакомый щебет Софьи, Тамара ненароком увидела на ее столе знакомую папку с номером ЮЗ-44, причем папка, наверное, находилась в работе: тесемки развязаны. Дурные воспоминания болезненно встрепенули душу: промелькнуло красное платье Курдюмовой, грубый овал лица ее мужа, недоверчивый взгляд Курдюмова-младшего.

Софья с каким-то наркотическим смаком вертела нарядную коробочку импортных витаминов, а потом тоже натолкнулась взглядом на папку посреди стола. Молча открыла ее, взяла сверху учетную карточку и протянула Тамаре:

— Смотри… Целая история!

Темные глаза Курдюмовой на маленькой фотографии вобрали Тамару как в прорубь: леденящее чувство близкого разоблачения охватило ее. Она с трудом освободилась от цепкого курдюмовского взгляда, искоса посмотрела на Софью.

— И смех и грех, Тамарочка! — Софья устроилась в кресле поудобнее, чтобы, вероятно, насладиться своим рассказом. — Месяца два назад приезжает к нам муж этой особы и говорит: отдайте документы моей жены! Важный такой, скандал устроил. Мы ж документы ему отдавать не имеем права… Он все-таки добился, к проректору сходил… Проходит еще месяц. И что ты думаешь? Эта особа, Светлана Курдюмова, присылает свои документы обратно и снова восстанавливается на учебу. Вышло, дескать, недоразумение. Ну, мы принимаем, конечно. А вчера… — Софья пухловатым пальцем, на котором весомо сидел перстень, потыкала в лежащую перед ней карточку. — Вчера…

«Что? Что вчера? Не тяни ты!» — хотела закричать Тамара. Едва удержалась.

— …Снова приезжает ее благоверный и снова требует ее документы. Умора! — рассмеялась Софья.

— В чем же тут умора? — спросила Тамара.

— Эльвира мне все объяснила, наша лаборантка, — весело ответила Софья. — Она тоже из Ясногорска, каждые выходные к матери ездит… Курдюмова у нее в приятельницах ходит… Ты, наверно, помнишь Эльвиру? Прическа такая коротенькая. Фигурка ничего. У меня тогда сидела. В очках. Она и объяснила… Этот, муж-то ее, Курдюмов, жену приревновал крепко. Дескать, на сессиях она тут с кем-то спуталась. Видимо, поскандалил круто. Документы поэтому отсюда и забрал… Вот такой гусь. Но и она еще та птица. Не будь дурой — застукала своего мужа в сауне с бабами. Снова скандал — и документы на место. Он, этот Курдюмов, из каких-то начальничков, а они, сама знаешь, любят такие штуки…

— Нет, не знаю, — вставила Тамара. — И знать не хочу.

Вставная реплика Софью не смутила.

— …Вот они теперь друг за дружкой бегают, следят. Эльвира говорит, ради ребенка поладили. Он, говорит, теперь эту Светлану к себе на работу устроил, никуда не отпускает. Как привязанные ходят. — Софья ненадолго прервалась. — А вчера, когда он в очередной раз документы забирал, про Спирина почему-то спрашивал. Увидеть его зачем-то хотел…

Тут у Тамары что-то обвалилось внутри, все на мгновение всколыхнулось перед глазами; стало душно и захотелось сразу выбраться на улицу, на воздух.

— Но твой Спирин в командировке. Это и к лучшему… Она, эта Курдюмова, такая эффектная, на нее мужчины поглядывали… — Софья повертела в воздухе рукой, изображая этим эффектность Курдюмовой, и с лукавой улыбкой безобидно и легковесно добавила: — Твоему Спирину, говорят, она тоже когда-то нравилась… Но это я так, к слову. Не принимай всерьез.

— Я пойду, — тихо сказала Тамара и, опираясь на спинку стула, медленно поднялась. Внешне получилось так, словно бы то, о чем рассказывала Софья, Тамару не заинтересовало, не особенно и касалось…

— Куда ты? Посидела бы еще. Можно и кофейку сообразить.

— В другой раз. На улицу хочу. На воздух, — сказала Тамара, взглянув на прощание на фотографию Курдюмовой.

— Побледнела ты, — забеспокоилась Софья. — Да ты не в положении ли? Я тут разболталась, а тебе, может…

Тамара не ответила, виновато улыбнулась:

— Нет-нет, все нормально.

* * *

Смеркалось. Купол неба снижался, накрывая землю первыми негустыми потемками. Улицы еще оживленны от движения людей и машин и полны звуков. Но для Тамары все отдалилось, все онемело: бесшумно катят машины, безголосо разговаривают друг с другом прохожие, беззвучной водой текут ручьи.

Она слышит сейчас другое: прежний свой разговор с Курдюмовым, возглас Светланы Курдюмовой из накрашенных губ «Ты представляешь?!», ироничную фразу Софьи о том, что теперь они «друг за дружкой бегают, следят…»

Всей правды, всех деталей Тамара, понятно, не знала, но она вдруг отчетливо поняла, что сыграла, быть может, роковую роль в жизни семьи из города Ясногорска, с улицы Дружбы, из дома девять, из квартиры десять. Поняла она и другое — что так, как они живут, она жить не хочет, а главное, уже не сможет: «друг за дружкой бегают, следят…»

И что же теперь делать? В университете про Курдюмовых уже знают. Приедет Спирин, и ему наверняка все откроется. Этот Геннадий Сергеевич еще и встречи с ним ищет… «Может, к бабке Люше сходить? — вдруг осенило Тамару. — Она вразумит, подскажет. Ведь и соль мне она дала. Если бы не соль, я и не подумала бы в Ясногорск ехать».

Но надежда на бабку Люшу скоро погасла. Не советчица она Тамаре. Она и раньше не советчица была… Разве могла бабка Люша, у которой и своя судьба поковеркана, чужую жизнь исправить?! С больной душой чужие души лечить? Не получится… Доктор должен быть здоров, чтобы браться за свое дело, — так Тамару еще в техникуме учили. Нет, бабка Люша Тамаре сейчас и вовсе не подмога.

Придя домой и не сняв пальто, Тамара вошла в комнату. На столе возле вазы лежали красные палые лепестки увядших тюльпанов, принесенных Спириным накануне, перед отъездом в командировку; рядом со столом, на спинке стула, висел с надломленным плечом серый рабочий пиджак Спирина; темно-фиолетовая помятая забытая сорочка валялась на кресле, рукав лежал на полу. Тамара забыла прибраться, и повсюду — какой-то заброшенный, чуждый вид. И, кажется, зябко, почти как на улице. Тамара села на краешек дивана, опять же не раздеваясь, будто чуть-чуть передохнет и пойдет дальше. Словно здесь, дома, не собиралась и оставаться…

Что же все-таки произошло? Зачем она поехала в Ясногорск, устроила заваруху? Тамара старалась поэтапно разобраться в том, как развернулась ее жизнь, подставив совсем не предвиденный уклон.

Хотела заговоренной солью отучить Курдюмову от Спирина — не вышло. Решила проучить ее через мужа. Проучила! Но чего-то не просчитала… Чего? Себя! Себя она не просчитала… Как там говорила Софья? Ход «вразрез» меняет всю картину. Но он и человека меняет в этой картине… Разве смогла бы она, неизменная, не обманутая Спириным, заново сойтись с Олегом?

За окном темнело. Фасады домов, занавешенные прозрачным туманом потемок, тускло озарялись зажженными, разбросанными по этажам окнами. Свет в окнах в теперешней мгле почему-то казался желтее и робче, чем обыкновенно. Казалось, не лампочки, а свечи горят в квартирах.

Тамара вспомнила длинную свечу на чайном столике у Олега, а потом — свечи в подсвечнике, в церкви, перед иконой Богоматери; неведанное ранее чувство тепла пришло откуда-то изнутри, из-под сердца…

Скоро Тамара поднималась по лестнице в маленькую удобную квартирку Олега. Волновалась, подбирала слова, которыми объяснит свой нежданный приход. В какие-то мгновения у нее появлялось необоримое желание тут же, с порога, высказать ему: «Спаси меня, Олег! Избавь меня от обмана, от моего страха… От Спирина, от Курдюмовых, от меня самой… Я была так доверчива и неопытна, что натворила много ошибок… Я больше не буду… Ведь и ты, и учитель твой Лу доказываете, что если любовь приносит кому-то зло, это уже не любовь. Любовь должна приносить людям радость. Вот и научи меня так любить…»

О будущем ребенке Тамара решила ничего не говорить. Если Олег от нее «без ребенка» не откажется, то с дитем станет любить еще сильнее и с разными Курдюмовыми впоследствии путаться не будет, а если и будет, то Тамара уже ученая, не заметит, да и измена от Олега — не то, что от Спирина, не тот случай…

Но никаких объяснений Олегу не потребовалось. Он открыл дверь, увидел растроганную Тамару, и ее искупительные слезы в глазах, вероятно, все объяснили ему; он обнял ее и смело сказал:

— Теперь я тебя никуда не отпущу…

Загрузка...