Жестокая клятва

5

НАЙЛ

— Во что, черт возьми, ты, по-твоему, играешь?

Я разрываюсь между желанием последовать за Изабеллой из комнаты и ударить Коннора кулаком об стол, превратив его лицо в месиво. Я сильно склоняюсь ко второму и сжимаю кулаки, глядя на него, ярость поднимается во мне горячо и быстро. — Кем, черт возьми, ты себя возомнил, что так разговариваешь с моей женой?

Коннор разражается смехом.

— Это чертовски богато. Твоя жена? Ты имеешь в виду женщину, с которой ты планировал немедленно расторгнуть свой брак… о, прости, женщину, с которой ты планировал развестись, поскольку, очевидно, даже ее лжи, добившейся рождения твоего ребенка и обеспечения твоей защиты, было недостаточно, чтобы ты уберег свой член от нее.

— Клянусь Христом и всеми святыми. — Я стискиваю зубы, продвигаясь вперед, пока не оказываюсь почти нос к носу с ним. — Я выломаю каждый чертов зуб у тебя изо рта и вырву язык, чтобы следить за тобой, если ты еще раз так заговоришь об Изабелле.

— Следи за своим языком, — шипит Коннор. — Я лидер Королей, и твой босс…

— Мне все равно, даже если ты сам Бог на своем троне, — рычу я. — Я сделаю то же самое. И ты больше не будешь моим боссом, но будешь почти равным, да? Наполовину лидер Королей, не меньше. И мой лучший друг стоит рядом с тобой, так что, если ты не хочешь развязать еще одну войну только для того, чтобы говорить свое дерьмо обо мне и моей жене…

— Хватит! — Лиам делает шаг вперед, физически расталкивая нас обоих, положив ладонь на обе наши руки. — Это быстро ни к чему не приведет. Вы двое, дерущиеся, ничего не добьетесь, кроме новых проблем для всех нас. Коннор, ты переходишь границы дозволенного…

— Я перешел все границы? — Коннор свирепо смотрит на своего брата. — Не этот ли это человек, который поставил нас в такое положение, потому что не может прожить двух чертовых недель без того, чтобы его член не намок?

— Клянусь Христом! — Я бросаюсь вперед, готовый нанести удар, но Лиам встает между нами.

— Черт возьми, Найл, отойди! — Он сердито смотрит на меня. — Я разберусь со своим братом. Иди к своей жене. — Он прищуривается, глядя на меня. — И не думай, что я тоже этим очень доволен, но я, по крайней мере, верю, что ты не привел бы ее сюда, не убедившись, что она говорит правду, по крайней мере, о ребенке. Что касается брачной части, я доверяю тебе разобраться с этим по своему усмотрению, как только будет установлено отцовство. И оно будет установлено, — твердо добавляет Лиам.

— Я думал, ты сказал, что доверяешь мне, — выпаливаю я, и он вздыхает.

— Я верю, Найл. Своей жизнью, все эти годы, как ты достаточно хорошо знаешь. Но ты также знаешь, что каждый мужчина за этим столом захочет увидеть это доказательство. Это не только Коннор. Теперь иди и убедись, что Изабелла не влипла в неприятности, а я разберусь со своим братом.

— Ты, черт возьми, этого не сделаешь, — рычит Коннор, но я уже выхожу из комнаты, хотя слышу, как Лиам отчитывает его за то, как он разговаривал с Изабеллой.

— Тебе не нужно было быть с ней таким мудаком. Она через многое прошла.

— Просто потому, что ты видишь Анастасию в каждой женщине, нуждающеюся в помощи…

— Дело не в этом, и ты это знаешь. Немного сочувствия убило бы тебя?

Их разговор отходит на задний план, когда я направляюсь к дверям. Я сам беспокоюсь об Изабелле и ее душевном состоянии, мои планы установить дистанцию между нами забыты, когда я ищу ее с нарастающим страхом в груди. Коннор был слишком груб с ней, и я не совсем понимаю, в каком душевном состоянии она находится. Если он заставил ее почувствовать себя непосильной ношей…

Облегчение, которое я испытываю, когда вижу, что она стоит снаружи, прислонившись к стене и обхватив себя руками, ощутимо. Она отстранила мою куртку внутри, вернув ее мне как раз перед тем, как мы вошли, и теперь я протягиваю ее, направляясь к ней. Ее голова опущена, волосы падают на лицо и скрывают его, но по тому, как дрожат ее плечи, я вижу, что она все еще плачет.

— Изабелла. — Я протягиваю руку и касаюсь ее руки. — Вот, девочка. Тебе это нужно. Вообще-то, тебе нужно зайти внутрь, пока ты не простудилась. Апрель в Бостоне не такой уж теплый, если ты еще не заметила.

Она отстраняется от моего прикосновения, не беря куртку. Когда она поднимает голову, волосы падают с ее залитого слезами лица, и я вижу, какие красные и опухшие у нее глаза, из носа течет, нижняя губа прикушена до крови. Несмотря на это, она потрясающе красива, и желание дотянуться до нее и заключить в свои объятия растет, как тяжесть в моей груди.

— Почему тебя это волнует? — Она фыркает, крепче обхватывая себя руками. — Ты слышал их там. Я манипулировала тобой во всем, только ради поездки в Штаты и моей свободы. Тебе следует просто бросить меня на произвол судьбы, позволить мне самой о себе позаботиться.

Я вздыхаю, осторожно протягиваю руку и отвожу ее от стены настолько, чтобы я мог накинуть ей на плечи свою куртку.

— Не обращай внимания на Коннора, — твердо говорю я ей. — Он ненавидит меня из-за Сирши, женщины, о которой я тебе рассказывал. Теперь это его жена, а совсем скоро и мать их ребенка. Он не оставит в покое то, что произошло между нами, или тот факт, что я упорно боролся за то, чтобы Лиам остался во главе этого чертового стола в одиночку. — Я набрасываю куртку ей на плечи, немного отступая назад, чтобы дать ей пространство. — Лиам — мой лучший друг с детства. Коннора возмущает близость между нами, возмущает то, что произошло между Сиршей и мной, возмущает многое. Это все политика королей, не более. Не обращай внимания, девочка. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Изабелла шмыгает носом, вытирая его тыльной стороной ладони, и искоса смотрит на меня, ее глаза все еще полны слез.

— Конечно, — хрипло говорит она. — На самом деле я тебе жена, верно? По крайней мере, какое-то значимое время.

Я прикрываю рот рукой, испуская еще один долгий вздох, и устало встречаюсь с ней взглядом.

— На данный момент, Изабелла, да, это так, во всех отношениях, что имеет значение. Как сказал Коннор, у нас законный брак, благословленный, подписанный и консумированный. В данный момент ты Моя жена. И я буду заботиться о тебе, как сейчас, так и после того, как мы расстанемся. Я обещал, что не брошу тебя, и я это имел в виду, да? Ты мать моего ребенка.

Изабелла сжимает губы в тонкую линию, осторожно глядя на меня.

— Ты действительно в это веришь? Даже после того, как Коннор…

— Забудь о чертовом Конноре, — резко говорю я ей. — Да, я верю тебе, девочка. Я верю, что я был единственным мужчиной, с которым ты переспала до того, как Диего похитил тебя, и я знаю, что ты бы добровольно не легла в постель Диего или не позволила Хавьеру прикоснуться к тебе. Если ты говоришь, что они не стали принуждать тебя к этому, то я тебе верю.

Изабелла одаривает меня легкой, водянистой улыбкой, потягиваясь, чтобы плотнее запахнуть края моей куртки вокруг себя, и я немного расслабляюсь.

— Тесты для определения отцовства будут проведены, — мягко говорю я ей. — Они необходимы, чтобы успокоить Коннора и остальных королей. Но я верю тебе, Изабелла. Я знаю. — Я знаю, как оно бывает, но я все равно протягиваю руку, нежно касаясь ее живота, когда придвигаюсь ближе к ней. — Я знаю, что ребенок наш. Твой и мой.

Она поджимает губы, слезы все еще капают с ее густых черных ресниц.

— Если ты можешь поверить в это, — тихо спрашивает она, ее голос слегка дрожит, — почему ты не можешь поверить в остальное? Что я действительно забочусь о тебе, что то, что было между нами в Мексике, было настоящим? Почему ты не можешь этому доверять?

Я чувствую, как сжимается моя грудь, во мне поднимается внезапное желание сказать ей, что я действительно в это верю.

— Я знаю, что между нами было что-то настоящее. — Я игнорирую ее резкий вдох, продвигаясь вперед. — Но я и раньше знал, каково это… быть обожженным, Изабелла, чем-то, что тоже казалось реальным. Может быть, это было, а может быть, и нет, и, может быть, то, что было между нами, сильнее, чем могло когда-либо быть, но это не имеет значения. Брак, такой брак, которого я хочу, и которого, я знаю, ты бы тоже хотела, должен быть основан прежде всего на доверии, а построенный на таком шатком фундаменте, на котором мы начинали, у нас бы никогда не получилось. Я… — Я стискиваю зубы, заставляя себя продолжать, даже когда вижу, как у искажается лицо. — Я не могу довериться тебе, девочка моя, после всего, что произошло. Это невозможно.

— Найл…

— Изабелла. — Ее имя срывается с моих губ резче, чем я намеревался, и я резко обрываю ее. — Послушай меня.

Я встаю перед ней, загораживая от холодного ветра, и я не безразличен к тому, как это выглядит, каково это на ощупь. Было бы слишком просто закрыть глаза и наклониться, чтобы поцеловать ее, заменив бостонскую прохладу теплым воздухом пустыни, бетонную стену — Ангелом, вдохнуть аромат текилы и табачного дыма, когда палец Изабеллы зацепился за мою рубашку, и я наклонился, чтобы поцеловать ее в первый раз. Это было началом, но это… должно быть концом.

Я протягиваю руку, вытирая ее слезы своими пальцами.

— Я знаю, каково это — любить кого-то, и как из-за этого тебе разрывают сердце. Я не вынесу этого снова, Изабелла, и я тоже не вынесу, если сделаю это с тобой.

— Ты бы не…

— Ты лгала мне с самого начала. — В моих словах нет обвинения, только чистая правда. — С самой первой ночи, Изабелла. Я даже не знал твоего настоящего имени. Мы начали наши отношения со лжи. Этого нельзя отрицать, и так начинать тоже нельзя. Это не основа для брака.

Губы Изабеллы приоткрываются, но она ничего не говорит. Я вижу боль в ее глазах, страдание, и это ранит меня до глубины души. Я хочу утешить ее, заключить в свои объятия и прошептать, что все будет хорошо. Но я не могу лгать ни ей, ни себе. Я могу защитить ее, обеспечить ее, но я не могу рисковать, любя ее. Моя рука скользит по ее щеке, мне до боли хочется продолжать прикасаться к ней, мой большой палец останавливается, едва не касаясь ее нижней губы, полной и влажной от слез.

Я резко опускаю руку. Я не могу сделать это снова.

— Теперь, когда мы в Бостоне, — мягко говорю я ей, — у тебя будет своя квартира, а я вернусь к себе. Я буду регулярно проверять тебя, чтобы убедиться, что о тебе и нашем ребенке заботятся. Я сказал тебе, что не брошу тебя, Изабелла, и я это имел в виду. Но то, что произошло раньше…

— В самолете, — шепчет она, ее темные глаза устремлены на мои, в них полно обиды и невысказанных эмоций. — Мы… спали вместе.

— Это не должно повториться, — твердо говорю я ей, заставляя себя на этот раз придерживаться этого, сдержать то, что кажется почти непреодолимым обещанием. — Этого не может быть, Изабелла.

— Я знаю. — Ее голос срывается, когда она произносит это, и ее глаза отводятся от моих. Мы так близки, так сильно близки, и мне до боли хочется сократить пространство между нами, прижать ее к стене и завладеть ее ртом, заключить ее в свои объятия… черт возьми, всю дорогу до моей квартиры и в мою постель. Я жажду ее так, как никогда не думал, что это возможно. Но это должен быть конец.

Я наклоняюсь, нежно целую ее в лоб, и дрожь, пробегающая по ее телу, угрожает свести меня с ума.

— Здесь ты будешь в безопасности, — тихо шепчу я ей. — Я никому не позволю причинить тебе боль.

Затем глаза Изабеллы поднимаются на меня.

— Никому, кроме себя, — шепчет она, и ее слова проникают прямо в мое сердце.

Моя челюсть сжимается, и я отступаю назад.

— Я сделаю все, что смогу, чтобы не причинить тебе боль, Изабелла. Но я не могу позволить себе любить тебя, и я больше не прикоснусь к тебе.

Я отступаю от нее, открывая дверь.

— Пора заходить внутрь. Ты можешь подождать, пока я закончу с Коннором и Лиамом.

Она не смотрит на меня, когда входит в здание, снимает куртку и возвращает ее мне, как только мы возвращаемся в тепло. Я беру ее, не говоря ни слова, перекидываю через руку, но не раньше, чем ее аромат, легкий и сладкий, достигает моего носа оттуда, где он впитался в кожу, смешиваясь с ароматом моего одеколона и мотоцикла.

Мы двое, безвозвратно соединенные.