Голливудский мустанг

Пятая глава

— При первом чтении больше всего в этом сценарии меня очаровали чистота и поэтический символизм, — сказал Джок Финли.

Они сидели за ленчем в трейлере Джока. Дейзи Доннелл. Престон Карр. И Джок Финли.

— Конечно, все нюансы, экзистенциальные компоненты, философское осмысление должны явно присутствовать в каждой сцене, не мешая развитию действия и не замедляя темп.

Дейзи почти не прикасалась к еде; она постоянно кивала, подтверждая свое участие в беседе. Престон Карр слушал молча, задумчиво, загадочно. Он периодически потягивал остывший кофе.

— Разумеется, главный смысл — это мустанг. Он не позволяет поймать себя, поместить в загон, приручить, сломить. Точно так же вы, последние сильные, смелые люди на земле, отказываетесь потерять свободу, подчиниться правилам механического, материалистического общества.

Дейзи слушала, имитируя внешние признаки глубокой задумчивости. Ее хорошенькое без следов косметики лицо отражало искреннее желание понять и поверить. Но нежные, слегка выпученные глаза выдавали сильную растерянность. Она испытывала потребность верить, ощущать свою вовлеченность, твердо знать, что она участвует в чем-то более значительном, нежели съемки очередной картины. Этот фильм стал для нее почти таким же священным, как «истинная игра». Дейзи должна была верить, что занята созданием характера, корни которого находятся в ней самой. Что превращается в актрису, чего ей не удалось достичь в Нью-Йорке. И Джок Финли знал об этой ее потребности.

— Конечно, мы будем снимать сцены раздельно, одну за другой…

Престон бросил настороженный взгляд на Джока — актер впервые услышал об этом. Финли поспешил объяснить ему; для этого он сказал Дейзи:

— Как я и обещал тебе.

Изначально Джок дал это неосторожное обещание, когда уговаривал ее сняться в картине; теперь Джок чувствовал, что не может обмануть столь неуверенную в себе девушку, как Дейзи Доннелл.

— Мы разыграем сегодня днем твою первую сцену, в которой ты знакомишься с Престоном. Возможно, мы даже не будем ее снимать. Вы привыкнете друг к другу. О'кей?

Дейзи и Престон Карр кивнули.

— Начнем, когда ты будешь готова, дорогая, — сказал Джок.

— Я… мне нужно какое-то время побыть одной. В моем трейлере. Подготовиться.

Последнее слово она выучила в Нью-Йорке. Оно звучало трогательно, почти забавно. Престон Карр опередил Джока:

— Не торопись, дорогая. Я буду ждать тебя, сколько нужно.

Она благодарно кивнула и вышла из трейлера Джока.

— Мне пришлось пообещать ей, что мы будем снимать сцены раздельно, иначе… — поспешил объяснить Джок.

Но Карр перебил его, словно объяснение было излишним. Или словно никакие объяснения его не удовлетворят.

— Послушай, малыш, я буду у себя с моим финансовым консультантом. Позови меня, когда она будет готова.

Эта сцена породила в киногородке атмосферу оживления. Впервые Королю и Секс-Символу предстояло работать вместе. Съемочную группу охватило ощущение сопричастности, какое испытывают зрители на чемпионате мира по футболу или коронации английской королевы.

Сотни газетчиков просили Джока допустить их на съемочную площадку; среди этих репортеров было немало знаменитостей. Все получили отказ. Джок проявил непреклонность. Сам шеф «паблисити» по просьбе Нью-Йорка прилетел на натуру. Он уговаривал, молил Джока, даже грозил ему. И все равно Джок не уступил. Любое произведение искусства нельзя демонстрировать преждевременно, заявил он.

На самом деле он ужасно боялся, что Дейзи не выдержит напряжения. Он решил не жалеть времени и дать ей возможность почувствовать себя в безопасности. Для этого требовалось отсутствие посторонних. При съемках первой сцены с участием Дейзи на натуре не будет никого, кроме членов съемочной группы.

Этот ход оказался исключительно удачным. Обсуждение причин подобного решения заняло в прессе много места.

Высказывались догадки о том, что у Карра и Дейзи начался роман.

Джок хотел, чтобы первая сцена, в которой Дейзи Доннелл предстанет перед зрителями, заинтересовала и раздразнила критиков.

Используя дублершу Дейзи, он подготовил кадр для Джо Голденберга и его группы. Хотя фильм снимался в цвете, сначала весь экран заполнит изображение мишени в виде глаза быка, которое будет казаться черно-белым. В отличие от обычной мишени, эта картинка начнет дрожать, перемещаться. Камера отслеживает это движение. Затем она останавливается, и мишень начинает удаляться. Вскоре понимаешь, что это не мишень, а рисунок на платье.

Девушка с хорошенькой, аппетитной попкой, в туфлях на высоких неустойчивых каблуках идет по пыльной дороге. Она несет обшарпанный чемодан. Девушка движется в никуда, в бесконечность!

Таким будет первый кадр Дейзи Доннелл. Затем предстоит снять крупным планом лицо Дейзи. Ее внимание приковано к какому-то удаленному предмету. Камера прослеживает ее взгляд. На экране появляется Линк, персонаж Престона Карра — бродячий ковбой на лошади, который едет навстречу Дейзи.

Так они встречаются. Две одинокие души в бескрайних просторах великой пустыни Юго-Запада. Странная случайная встреча.

Престон Карр, сидя в своем походном кресле, из чистого любопытства наблюдал за подготовкой к съемкам. Если Престону и нравилось то, что происходило, то он очень искусно скрывал это. Тем временем Джок двигался, излучая творческую энергию, которую он надеялся передать всей съемочной группе. Когда сцену несколько раз повторили с дублершей и Джок дал добро на съемку, Лестер Анселл, ассистент режиссера, сказал своему помощнику:

— Позовите мисс Доннелл! Стюи, позови мисс…

Но Джок перебил его:

— Одну минуту! Я сам позову мисс Доннелл.

В глазах Карра появилась загадочная улыбка, известная всему миру; он проводил режиссера взглядом. Джок подошел к трейлеру актрисы, постучал, что-то произнес, подождал. Дверь открылась. Дейзи вышла в точно таком платье, какое было на дублерше, когда готовили кадр. Все смотрели на актрису. Люди внезапно увидели, как сильно могут различаться две красивые блондинки, даже одетые совершенно одинаково. Дейзи разительно отличалась от любой другой девушки с такими же формами, ростом, размерами.

Зрители будут всегда считать, что секрет заключается в ее грудях, или ягодицах, или раздвинутых губах, или светлых волосах. Но в Голливуде можно найти сотню девушек с точно такими же внешними данными, и среди них не будет ни одной Дейзи Доннелл. Тайна ее неповторимости находилась внутри Дейзи и не поддавалась формулировке.

Взяв девушку за руку, Джок подвел ее к месту, откуда ей предстояло начать движение. Он подробно объяснил, что она должна делать, как должна идти на этих высоких разбитых каблуках. Как должна нести старый чемодан. И как будет работать под умелым руководством Джо операторская группа…

Посмотрев на лицо Дейзи, на влагу, затуманившую ее глаза, Джок замолчал. Она внезапно повернулась и побежала назад к трейлеру, оставляя на произвол судьбы Престона Карра и всю съемочную группу. А главное — бросая Джока Финли посреди его объяснений. Он потерял дар речи; Джока внезапно охватил страх, который может поразить творческого человека, когда он внезапно понимает, что может в одно мгновение потерять все. Погубить месяцы, годы работы, возможно, нанести ущерб всей своей карьере.

Финли понял, что должен разыграть убедительный спектакль и вывести девушку из состояния паники. Он бросился вслед за ней, догнал Дейзи на полпути к убежищу — ее трейлеру.

— Дорогая… подожди, выслушай меня!

Дейзи отвернулась. Финли стал перед ней. Она плакала.

Он обнял ее, прижал рукой голову Дейзи к своей груди. К ним подошел Джо. Затем — Престон Карр. Джок движением глаз попросил Джо уйти. Оператор удалился. Но Финли хотел, чтобы Престон остался.

— Дорогая, мы уже все обсуждали. Помнишь?

— Ты сказал, что все будет по-другому! Что на этот раз люди увидят настоящую Дейзи Доннелл!

Она плакала, как обиженный ребенок.

— В первом кадре — моя задница крупным планом!

— Дорогая. Дорогая. Послушай меня. Послушай Джока, детка.

То ли слезы мешали ей говорить, то ли она решила выслушать его, но Джок получил шанс, в котором нуждался.

— Дейзи, дорогая, послушай Джока! Я хочу, чтобы слушала ты вся целиком! Дейзи Доннелл, кинозвезда, женщина, маленькая девочка, секс-символ, актриса. Да, в первом кадре — твой зад. Я делаю это нарочито, преднамеренно. Я это запланировал. На шестидесятидвухфутовом экране Мюзик-холла появится твоя знаменитая задница! Ее совершенство будет подчеркнуто специальным платьем, которое я придумал для тебя. Для твоего знаменитого зада.

Ты ведь не думаешь, что я делаю это только для того, чтобы еще раз показать всем зад Дейзи Доннелл? Не думаешь? Каким бы режиссером я был, если бы преследовал только эту цель? Ни один кадр моего фильма не решает только одну задачу. Он должен выполнять сразу несколько функций, работать на всю историю, на характер, на создание стиля, объяснять нашу эпоху. И это относится к каждому кадру. Но особенно — к первому, в котором появляется главная героиня. Мы должны в одном кадре раскрыть всю ее жизнь. Пробудить сочувствие, жалость, понимание, любопытство. Кто она? Кто эта явно привлекательная сексапильная девушка, идущая на столь неуместных каблуках по этому забытому Богом краю? Как она очутилась здесь? Куда направляется? Что выпало на долю ее обшарпанного чемодана?

Ее бросили? Или она сама убежала от кого-то? Все — в одном кадре. Причина, по которой мы начинаем с крупного плана твоего зада, очень проста и убедительна. Необходимо создать аномалию. Кто может предположить, что из-за черно-белого зада девушки, шагающей в одиночестве по пустынной дороге, откроется широкий вид с насыщенными цветами? Зрители подумают: «Что происходит? Что это значит?» Мы пробудим любопытство! Создадим напряжение!

Теперь о твоей героине. О тебе самой. Помнишь, я говорил, что хочу показать в этой картине тебя! Не Рози, а тебя, Дейзи Доннелл! Помнишь?

Ее слезы высохли, она внимательно слушала, кивала; в ее глазах зародилась вера.

— Помнишь, милая? Вот чем мы начнем убивать критиков. Этих умников. Знатоков. Мы подстроим для них ловушку. Сначала мы заставим их сказать: «Ну вот, снова Дейзи Доннелл «играет» своим вибрирующим задом и глубоким вырезом». А затем… мы покажем им настоящую Дейзи Доннелл… талантливую Дейзи Доннелл. Мы трансформируем обладательницу самой знаменитой задницы в актрису, подлинную звезду, достойную приза Академии!

Она услышала. Кажется, поверила. Джок взял ее за руку и тихо произнес, почти прошептал, в ухо:

— Мы заставим их публично извиниться за все гадости, которые они говорили о тебе, дорогая, обезоружим их вначале, а потом отрежем им яйца! Мы же договорились сделать это! Помнишь?

Актриса кивнула, почувствовала себя спокойнее, увереннее. Он объяснил ей, почему она должна сделать именно то, что ей меньше всего хотелось.

— А теперь зайди в трейлер и позволь Стелле поправить твой макияж. Когда будешь готова, ты выйдешь и скажешь: «Все в порядке», и мы снимем эту сцену.

Она задумалась на мгновение, кивнула; увлажненные глаза делали Дейзи еще более трогательной и привлекательной, чем обычно. Она шагнула к своему трейлеру, но Джок схватил ее за руку, нежно поцеловал в губы и отпустил.

Он повернулся назад; расслабленная поза режиссера, неторопливое дыхание говорили о том, что он после серьезного стресса наконец испытал облегчение. Карр ждал Джока.

— Малыш, если эта картина удостоится премии Академии, то ее получишь ты.

Джок лишь мгновение тешил свою гордость.

— За игру, — тут же добавил Карр.

Первая сцена Дейзи была снята. А также кадры, где Престон Карр ехал верхом. Затем пришел черед более интимных моментов с диалогами. Обмена репликами между Линком, бродячим ковбоем, и Рози, танцовщицей, сбежавшей из бара.

Девушка оказалась одна посреди пустыни, потому что ей пришлось отбиваться от подвозившего ее рабочего с ранчо.

Джок Финли понял то, что и до него поняли многие хорошие и плохие режиссеры, работавшие с Доннелл. У Дейзи интервалы неуверенности сменялись короткими мгновениями покоя, затем следовал очередной период неуверенности. Не было еще такого дня, в течение которого она постоянно верила бы в себя и свои возможности.

Однако Джок всегда проявлял терпение и доброту. Он объяснял, играл сцены сам, даже развлекал этим Престона, чтобы тот не слишком сильно возмущался странностями напуганной Дейзи.

Они долго возились с одним коротким диалогом — шесть строк, сорок семь слов. Иногда Дейзи произносила свои слова лучше, иногда хуже. Один раз она попробовала сделать это по-своему и потерпела фиаско. Актриса поняла это и убежала со съемочной площадки; Джоку пришлось уговаривать ее вернуться назад.

К тому часу, когда Джо сказал, что света уже недостаточно для работы, они успели отснять весь материал, необходимый Джоку для монтажа эпизода. Пленку упаковали и отправили вертолетом в лабораторию. Ее должны были проявить этой ночью. Для съемочной группы и актеров рабочий день завершился.

Часом позже Джок в своем трейлере сказал Карру:

— Налейте себе что-нибудь, Прес.

Карр, подойдя к бару, отыскал там свое любимое виски. Он вслух отметил это. Что дало Джоку повод польстить ему:

— Я узнал много о первоклассном спиртном и кинематографе тогда, на вашем ранчо.

Это был комплимент, но он не разрядил напряженную атмосферу. Карр налил себе виски, попробовал его и повернулся к Джоку.

Режиссер заговорил прежде, чем Карр раскрыл рот.

— Я знаю, что вы хотите сказать. Думаю ли я, что она справится? Да, справится! Но ей мало только моей помощи. Она нуждается в вашей помощи. Вот почему я пригласил вас сюда.

— Я сделал с ней девятнадцать дублей! За всю мою карьеру я не делал столько дублей! Она учит свои слова? Почему она так плохо готовится?

— Плохо готовится? Да она готовится слишком старательно! — парировал Джок. — Она знает каждое слово. И, к сожалению, пять вариантов его произнесения. Причина — в ее конфликтах, в ее внутренних конфликтах. Поэтому-то я и прошу вас, Прес, пожалуйста, проявите немного терпения, ладно?

Карр молчал.

— В конце концов, это ее первый день. Дальше она будет работать лучше.

— А если нет? — спросил Карр.

— Будет! Но вы способны помочь.

И тут Джок принялся сочинять собственную сказку.

— Понимаете… понимаете, она сказала мне — ей кажется, что она не нравится вам… что она вам неприятна.

— Не она лично. То, как она работает, — произнес Карр.

— Тогда дайте Дейзи почувствовать, что не испытываете к ней неприязни, — взмолился Джок. — Это поможет нам всем.

— Ну… — задумался Карр, — если это поможет картине…

— Поможет! — убежденно выпалил Джок.

Карр кивнул.

Все актеры одинаковы, подумал режиссер. Дай им идею, проблему, нуждающуюся в решении, и ты избавишься от осложнений.

Но осложнения появились не по вине Карра. На следующий день после ленча шла подготовка к съемкам сцены, в которой Линк объяснял Рози, что заставило его стать кочующим ковбоем. Фоном служила широкая панорама с видом пустыни. Карр произносил сочные, выразительные слова своим неподражаемым голосом — искренним, сдержанным. Дейзи Доннелл слушала его с широко раскрытыми наивными глазами. В качестве «перебивки» использовались виды бескрайней пустыни, далеких гор. Джок уже монтировал эти кадры в своем распаленном воображении; они обещали получиться поэтичными, трогательными, впечатляющими.

Они закончили основную часть сцены и начали снимать крупные планы Карра, смотрящего вдаль во время разговора. Когда работа завершилась, все присутствующие — члены операторской группы, рабочие, электрики, ассистенты — продолжали завороженно молчать.

Джок отошел от камеры и направился мимо осветителей, державших в руках рефлекторы, к Престону Карру. Он поднял его руку и произнес перед всей съемочной группой:

— Ни один другой актер не смог бы сыграть эту сцену так, как это сделали вы.

Повернувшись к Джо Голденбергу, Джок спросил:

— Вас все устраивает, Джо?

Джо кивнул и добавил:

— Мы могли бы повторить еще раз на всякий случай.

— Такую сцену нельзя повторить! — отозвался Джок. — Она может быть только единственной за всю жизнь! Это история!

Престон Карр, знаменитый Король, слегка покраснел. Он подозревал, что его немного обманывают, но ему нравилось это. Потому что сцена действительно получилась отменной. А самоуверенный, агрессивный, напористый лицедей — настоящий режиссер.

— Знаешь, когда я впервые прочитал этот диалог, когда мы говорили об этой сцене, я сказал себе — я не могу произносить такую чушь. Теперь я понял, что ты имел в виду, говоря о поэзии, — искренне признался Карр.

— Спасибо, Прес, спасибо.

Джок удалился. Его распирала гордость. Он победил.

Престон Карр наконец решил полностью отдать себя в руки Джока Финли. Испытывая большой душевный подъем, Джок увидел бегущего к нему радиста.

— Джок… Джок!

Вся группа любовно называла его Джоком. Это создавало неформальную атмосферу. Подкрепляло легенду о гениальном малыше. Джок Финли, самый молодой член съемочной группы, был боссом.

— Джок… Джок! — радист был явно взволнован. — Студия. Глава студии хочет поговорить с вами. Скорее!

Это было досадным промахом. Ни одно важное сообщение не должно звучать в присутствии съемочной группы. Эта ошибка могла породить массу слухов, домыслов. Взяв трубку, Джок услышал раздраженный голос Гринберга — главы студии.

— Где этот молодой наглец?

Джок произнес елейным тоном:

— Извините, сэр, что я заставил вас ждать.

— Послушайте, Джок, я должен немедленно поговорить с вами.

— Говорите, сэр.

— Малыш, кое-кто на студии…

Джок Финли, как любой режиссер, знал эту преамбулу — «кое-кто на студии» — не хуже, чем другую — «мы, народ Соединенных Штатов». Когда у главы студии появляются какие-то соображения, которые он не хочет сообщать от своего лица, он прячется за словами «кое-кто на студии».

Если впоследствии соображение окажется ошибочным, глава студии сможет отделить себя от нее.

— Будь это мнение одного человека, я бы пренебрег им и доверился Джоку Финли. Но все твердят одно и то же.

— В чем проблема, сэр?

— В девушке, Джок. Все присутствующие в проекционной разочарованы ею! Мы дважды просмотрели материал. Она выглядит ужасно! Это просто не Дейзи Доннелл!

— Я говорил вам, что она будет другой. Это новый взгляд — для критиков, для рекламы. Новая Дейзи Доннелл. Помните?

— Новое — это новое. Но здесь нет ничего.

— Предоставьте мне беспокоиться об этом.

— Семь миллионов долларов… возможно, даже восемь. Не считая расходов на размножение и рекламу. Вы позволите мне тоже немного побеспокоиться?

— Пожалуйста! — сказал Джок; его раздражение начало выплескиваться наружу.

— Мы здесь, на студии, думаем… — начал Гринберг.

— Вы думаете! Вам нравится думать, что вы думаете! Руководство любой студии всегда хочет, чтобы кинозвезда выглядела как можно красивей. Сама сцена может требовать резкого освещения. Героиня находится в пустыне. Она много часов шагала под солнцем. Может ли какая-нибудь женщина выглядеть в такой ситуации безупречно? — спросил Джок.

— Звезда — может, — сказал Гринберг, начиная испытывать раздражение. — Звезда должна! — рассерженно добавил он. — В любом случае, сейчас это теоретический вопрос. Потому что мы думаем… здесь, на студии, мы думаем, что вам следует заменить девушку…

Это было сказано неуверенно, с паузами, и поэтому особенно сильно потрясло Джока. Если бы голос главы студии прозвучал твердо, решительно, Джок мог бы ответить резким возражением. Но тон Гринберга, понимавшего, что означает такая замена для всей картины, свидетельствовал о серьезности проблемы. О том, что он испугался за судьбу всего проекта и успех фильма.

— Сменить девушку? Вы шутите! — сказал Джок.

— Нет, не шутим! И это надо сделать срочно, пока мы не увязли слишком глубоко. Поснимайте несколько дней сцены без ее участия. Мы найдем тем временем свободную актрису, которая подойдет для этой роли. Мы будем связываться с вами через каждые несколько часов.

— Я не пойду на это! — крикнул Джок Финли.

— Вы согласитесь, когда еще раз прочитаете ваш контракт! — твердо заявил глава студии.

Значит, они уже проверили и это, понял Джок. Они, верно, запаниковали.

— Не беспокойтесь! Я добьюсь от нее хорошей игры, — сказал Финли.

— Если бы материал позволял надеяться…

— Я сказал, что добьюсь! Я — режиссер!

— Режиссер? Если судить по тому, что мы видели, вам нельзя доверять и пост регулировщика дорожного движения! — выпалил глава студии.

— Послушайте, мистер, я снимаю фильм. Меня ждут актеры и съемочная группа. Я не могу стоять здесь и слушать ваши избитые шутки о режиссерах. Если вы пожелаете сообщить мне нечто важное, звоните. В противном случае не отрывайте меня от работы!

Изумленный радист все слышал. Джок заметил выражение его лица. Он схватил радиста за куртку и сказал:

— Вы — единственный в курс дела. Если хоть одно слово станет известно людям, я убью вас! Это не простая угроза. Я не стану вас избивать. Или увольнять. Я вас убью!

— Послушайте, босс, я клянусь… — пробормотал испуганный человек, поверивший в то, что Джок способен убить ради картины.

— Все начнут спрашивать, о чем шла речь. Я говорю вам — о том, что вчерашний материал превосходен. Поняли?

Испуганный человек кивнул.

Джок немного успокоился. Он ужасно не любил выходить из себя непреднамеренно, спонтанно и считал это проявлением своей неуверенности. Эквивалентом женских слез. Теперь он хотел исправить свой имидж.

— Она — великолепная актриса, но очень чувствительная. Это погубит ее. Мы не можем допустить такое. Верно?

— Да, сэр, — сказал радист.

— Хорошо. Я рад, что вы меня поняли.

Джок почувствовал, что теперь может покинуть радиотрейлер.

Он вернулся на съемочную площадку, широко улыбаясь.

— Они в восторге от вчерашнего материала! Просто в восторге!

Джок подошел к Престону Карру, шутливо заехал ему кулаком в подбородок — таким жестом мужчины выражают свое восхищение, когда не решаются сделать это открыто. Затем Джок взял руку Дейзи и поцеловал кончики пальцев. Этим он дал понять съемочной группе, что первые кадры с Дейзи получили высокую оценку студии.

Съемки были продолжены. Дейзи Доннелл чувствовала себя уверенно, играла вполне хорошо. В течение нескольких следующих часов.

Когда дневные съемки закончились, и Престон Карр направился в свой трейлер, Джок догнал его.

— Прес… я могу поговорить с вами? Как мужчина с мужчиной? У меня неприятности.

— Знаю, — просто ответил Карр. — Студии не понравился материал.

Джок предпочел бы преподнести новость по-своему для достижения нужного эффекта.

— Вы догадались. Каким образом?

— Ты переиграл, — Карр сымитировал удар в челюсть. — Потом поцеловал руку Дейзи. Можно ли было выдать все более явно?

— Думаете, она что-то заподозрила?

— Не знаю. Теперь, малыш, послушай меня. Ты находишься здесь. Снимаешь важную картину. Может быть, самую важную в твоей жизни. Не пытайся обманывать меня. Это не пойдет тебе на пользу. У тебя есть талант. Ты — хороший режиссер. Я помогу Всеми моими силами. Но перестань врать. Хотя бы мне. О'кей?

Самым трудным для Джока было вести прямой, честный разговор. Гораздо легче дурачить, водить за нос руководство студии. Манипулировать им. В эту игру Джок играл хорошо.

— Прес, я не пытался обмануть вас. Я заехал вам в челюсть, чтобы подготовить атмосферу для последующего поцелуя. Потому что… ну…

— Они велели тебе заново отснять вчерашний эпизод.

Джок покачал головой.

— Они хотят заменить ее.

— О Боже, — реакция Престона Карра была тихой, искренней, сочувственной.

— Точно, — сказал Джок.

— Забудь то, что я наговорил вчера. Я сделаю все, что смогу. Я не хочу, чтобы с ней произошло такое.

— Я рад, что вы так настроены. Потому что для борьбы со студией мне понадобится помощь. Если они спросят ваше мнение, что вы скажете?

— Я… я скажу им, что, по-моему, она справится, — пообещал Карр.

— Спасибо, Прес. Я никогда это не забуду!

— Малыш, я снялся в большем числе картин, чем ты поставишь за всю жизнь. Я снимался в хороших картинах. И в плохих картинах. Видел успех, который заслуживает того, чтобы его назвали провалом. И наоборот. Но ни одна картина не стоит человеческой жизни. Поэтому я не позволю им заменить девушку. Даже если она погубит фильм.

Восемь миллионов долларов? Ну и что? Она принесла киностудии сотни миллионов. Они обязаны проявить к ней уважение, доброту, терпимость. Дать шанс. Ты должен дать ей шанс. Не потому, что это укрепит твою репутацию. А потому, что это может спасти ее жизнь. Я ценю эту штуку все больше и больше. Кинобизнес растет, а люди — умирают. Мы оставим Дейзи в твоей картине. И она продемонстрирует хорошую игру. Тогда мы сохраним уважение к себе. О'кей?

Престон Карр протянул руку Джоку. Режиссер пожал ее. Не отпуская руки Джока, Карр внезапно тихо спросил:

— Скажи, малыш, ты спишь с ней?

Джок изобразил на лице благородное смущение. Его глаза говорили: «Джентльмены не делятся такими секретами, а я — джентльмен». Тем самым он сделал ясное признание.

— Возможно, тебе следует заниматься с ней любовью.

Не дав Джоку раскрыть рот, Карр быстро добавил:

— Я получил бумаги по сложной земельной сделке и должен до полуночи дать Харри ответ.

И зашагал к своему трейлеру.

Кадры с Дейзи Доннел, отснятые на второй день, не успокоили студию. Материал был отправлен со специальным курьером в Нью-Йорк, просмотрен там и доставлен обратно.

Теперь Нью-Йорк поддерживал студию, настаивая на замене Дейзи.

Под прикрытием легенды о том, что он инспектирует производство всех фильмов студии перед промежуточным собранием акционеров, президент прибыл на натуру. В новых сапогах, новых джинсах, новом «стетсоне» он выглядел как полный, страдающий пристрастием к алкоголю президент нью-йоркской компании, пытающийся изобразить из себя коренного южанина. Его представили всем присутствующим, сфотографировали с Престоном Карром. Президент делал все, что делают большие шишки из Нью-Йорка, приезжающие на отдаленную натуру.

Съемки продолжались. Джок работал над сценами, которые он собирался снимать. Но присутствие президента усиливало скованность и неуверенность Дейзи. Она дважды в слезах убегала в свой трейлер.

Президент обнял Джока Финли, имитируя отеческую любовь, и повел режиссера к его трейлеру. Там он усадил Джока, отказался от предложенного ему спиртного и сказал:

— Послушайте, Финли, я приехал сюда, надеясь убедиться в том, что мы ошибаемся. И девушка справится. Но сейчас ясно…

— Ваше неожиданное появление испугало ее, сделало нервной.

— Она родилась испуганной.

Президент оказался ближе к правде, чем он сам мог предположить.

— Мы все поступаем глупо, рискуя деньгами компании и нашими карьерами, — он выговорил эту фразу с ловкостью недоброй медсестры, вставляющей термометр в прямую кишку больного, — из-за девушки, от страха забывающей свои слова. И указания режиссера. Даже если вы — величайший режиссер мира, она играет так, что никто об этом не догадается. Ради самого себя не упрямьтесь…

Джок покачал головой.

— Вот что, — продолжил президент, — допустим, я бы предложил Марти Уайту уговорить ее за большие деньги отказаться от этой картины. Она не будет уволена или заменена. Просто уйдет сама. Она уже уходила с картины раньше.

— Тогда она делала это по собственному желанию. Сейчас она не хочет уходить.

Джок не сказал — если Дейзи уйдет, то она погибнет.

— Малыш, почему вы защищаете ее?

— Я защищаю ее постольку, поскольку я защищаю вашу картину, мистер Умник!

— Вы с ней спите? — спросил президент.

— Это вы кричали: «Картина стоимостью в восемь миллионов нуждается в защите!» Когда я позвонил вам и сказал, что актриса наконец наша, вы готовы были на руках меня носить! Теперь она останется в фильме, — твердо произнес Джок.

— Значит, вы все-таки спите с ней!

В трейлер без стука и извинений вошел Престон Карр.

Было ясно, что он слышал их разговор. Президент повернулся к Карру, как бы приглашая его помочь в переубеждении этого упрямого молодого режиссера.

— Скажите ему! Скажите нашему молодому гению, что она не справляется! Она не сможет справиться!

Сдержанный, невозмутимый Карр сыграл свою роль с безупречной убежденностью.

— Думаю, она способна сделать это. И, даже если она не потянет, я все равно буду настаивать на том, чтобы ее оставили в картине. Понимаете, она и я… ну, мы…

Он не закончил фразу. Но президент отреагировал так, что надобность в этом отпала.

— Вы хотите сказать, что вы…

— Либо мы оба остаемся, либо оба уходим. Таково мое желание.

Впервые Джок Финли стал свидетелем того, как Карр использовал статус звезды.

— Ну, если ситуация такова… — с трудом пробормотал президент, привыкший покрикивать на официантов, парикмахеров, чистильщиков обуви, секретарей и неловких киномехаников.

— Ситуация такова, — закрыл тему Карр.

— Тогда, ради Бога, — президент атаковал Джока, — заставьте ее играть!

— Послушайте, господин президент, — снова вмешался Карр, — мы здесь не кричим. Голоса далеко разносятся в пустыне. Когда нам есть что сказать, мы делаем это тихо. Например: «Мистер Финли, сделайте все от вас зависящее, чтобы девушка сыграла хорошо. Потому что она слишком волнуется. Она до смерти напугана. Она должна на этот раз добиться успеха. Она не может бросить эту картину. Пожалуйста». Так мы здесь говорим, господин президент.

Красное лицо президента побагровело еще сильнее. Он пожалел, что сейчас в его руке нет бокала, предложенного ему Джоком. Он нуждался в спиртном. Карр смотрел на президента, который повернулся к Джоку.

— Послушайте, мистер Финли… вы знаете, как важна эта картина для нас всех. Сделайте все, что можно, с девушкой. Пожалуйста.

— Я сделаю все от меня зависящее, — обещал Джок.

— Хорошо… хорошо, — сказал президент. — Я отнял у вас много времени. У вас есть работа. Но эта беседа была весьма полезной… вдохновляющей. Я расскажу акционерам о вашей преданности делу. Картине. Интересам компании. Расскажу о духе сотрудничества, царящем здесь.

— Мы оценим это, — закрыл совещание Престон Карр.

Президент ушел. Джок повернулся к Карру, чтобы поблагодарить его, но актер не дал ему раскрыть рта.

— Малыш, до начала моей актерской карьеры я перебивался случайными заработками. День работал в одном месте, потом несколько часов в другом. За еду, за ночлег. Плохо, когда наличие работы, еды, ночлега, само существование зависят от кого-то. Я не люблю людей, пользующихся этим. Недолюбливаю президентов. Боссов. Всех людей, которые могут приказывать другим, что им делать, и вынуждать их делать это. Я поступил так ради себя. И ради нее. И лишь немного — ради тебя. Так что не благодари меня. Что же мы будем делать с этой девушкой?

— Если бы только она не старалась так сильно, — сказал Джок. — Если бы она просто была самой собой, я бы смог создать игру в монтажной.

— Ты действительно веришь в нее?

— Да.

Карр задумался, потом сказал:

— О'кей.

Спустя мгновение он повторил:

— О'кей.

Карр словно принял какое-то решение. Но он не посвятил в него Джока.

Они продолжили съемку. Но было бесполезным добиваться чего-то от Дейзи в остаток дня. Если она и не знала точно причину появления президента, то могла догадаться о ней.

Поэтому снимали ту часть сцены, в которой играл Карр. Наблюдать это было удовольствием. Он играл легко, профессионально, убедительно. Мужественный, сильный, мягкий. Каждое его движение было точным, выразительным; каждый брошенный им взгляд казался непреднамеренным, естественным. Его глаза передавали любые эмоции: теплоту, обиду, злость.

А самое главное — все это было связано воедино со сценой, с другими персонажами, с сюжетом, со всем фильмом. Казалось, ему нет дела до теории актерской игры; он руководствовался глубоким пониманием характера героя и идеи фильма. Карр не допускал моментов фальши, которые позже в монтажной не состыковались бы с Другими эпизодами. Он воздерживался от осуществления внезапных идей, которые кажутся блестящими находками на съемочной площадке и выглядят ужасно на проявленной пленке.

Когда Престон Карр покинул съемочную площадку, все, кто там присутствовал, оторвались от своей работы и посмотрели ему вслед. Они только что видели вершину актерской игры. Давно работавшие в кино люди понимали это и испытывали восхищение. Когда ассистент режиссера пошел вслед за Карром с майкой, которую оставил актер, Джок взял ее у него, чтобы отнести самому.

Финли догнал Престона возле двери трейлера.

— Прес, ваша майка.

— Надеюсь, я не слишком торопился, — сказал извиняющимся тоном Карр, забирая майку.

— Торопились?

— Мы должны наверстать время, которое теряем из-за нее. Только так нам удастся не выйти из бюджета так сильно, что перерасход поглотит всю прибыль. Верно?

— Да, Прес.

Затем Джок добавил:

— Но я не хочу, чтобы вы переутомлялись. Я спланирую работу так, чтобы вы периодически отдыхали — по полдня, по целому дню.

— Не беспокойся обо мне, малыш. Я крепче, чем ты думаешь.

Он улыбнулся и добавил:

— Извини, у меня тут бумаги по сделке с электроникой. Я обещал дать Харри ответ к утру.

Позже этим же вечером, когда Дейзи находилась одна в трейлере и собиралась принять очередную таблетку, в дверь постучали. Даже такая простая ситуация породила в Дейзи нерешительность. Сначала открыть дверь? Или проглотить таблетку? Она сказала: «Войдите», потом взяла таблетку и запила ее разбавленным виски. Дверь открылась. Это был Престон Карр.

— Можно войти? — улыбнувшись, спросил Карр.

Таблетка застряла в горле; Дэйзи не могла ответить немедленно. Она сделала трогательный, беспомощный жест и улыбнулась. Карр заметил бокал в ее руке и маленькую коробочку на туалетном столике.

— Можно мне выпить с тобой?

Она скованно кивнула головой, попыталась улыбнуться. Приглашение было не слишком явственным, но ничего другого она не могла изобразить в данных обстоятельствах.

Проглотив таблетку, она наконец сумела сказать:

— Пожалуйста. Налейте себе что-нибудь.

Она затянула пеньюар, желая не столько защитить себя, сколько выглядеть лучше.

Дейзи не очень-то часто принимала гостей. Дом был для нее местом, где она пряталась от мира.

Ее свидания происходили в других местах. В гостиничных номерах, в квартирах мужчин — где угодно, но только не дома. Дом был убежищем. Там она, пусть ненадолго, ощущала свободу от неподъемного бремени ответственности за работу других людей, за многомиллионные картины, за стоимость акций огромных кинокомпаний.

Каждый шаг вперед, каждая очередная ступень карьеры только усугубляли ответственность, ощущение бремени. Таблетки теряли свою эффективность.

Самое незначительное решение создавало серьезные проблемы. Что сделать ранее — проглотить таблетку или сказать «войдите»? Заказать в ресторане мясо или кальмаров? Или вовсе воздержаться от еды? Она постоянно пребывала в напряжении. Иногда оно усиливалось, но никогда не проходило вовсе. Порой она начинала глубоко дышать, пытаясь избавиться от тугого узла, который рос внутри нее, превращая само существование в непрерывную муку.

Такой была девушка, которой мир сказал: «Будь нашим секс-символом, эффектной, счастливой, веселой соблазнительницей мужчин. Отдушиной для всех уставших от скучной жизни».

Престон Карр налил себе спиртного и осмотрелся по сторонам, так что Дейзи пришлось сказать:

— Пожалуйста… садитесь…

Она убрала платье с одного стула и пачку фотографий, которые должна была надписать, — с другого.

Фотокарточки выскользнули из рук и упали на пол; Дейзи смутилась своей неловкости. Она опустилась на колени и стала собирать их в присутствии своего идола — Престона Карра. Он поставил свой бокал, чтобы помочь ей. Ползая на четвереньках, Король и Богиня Любви собирали фотографии. Внезапно Карр рассмеялся.

Она замерла, посмотрела на него. Он протянул руку и убрал назад ее светлые волосы.

— Видели бы нас сейчас, — сказал Карр.

Она почувствовала, что должна засмеяться. Попыталась сделать это. Безуспешно. Вместо этого она отвернулась; волосы снова упали на лицо девушки.

— Что, по-вашему, скажут люди, когда увидят нас в картине? — спросила девушка.

— Фильм получится отличным. Знаешь, я это понял по съемочной группе. Вот над кем я люблю одерживать победы. Если фильм нравится съемочной группе, то он понравится всем. Ты бы заметила это, если бы чаще заходила в столовую.

Также ты бы сильнее прониклась фильмом, если бы имела шанс разговаривать с людьми. Например, вчера, когда тебя снимали крупным планом, ты сделала нечто показавшееся мне лучшей актерской находкой, которую я когда-либо видел! Это был пустячок, но потрясающий. Великолепный!

Она повернулась лицом к Карру, изящным жестом убрала волосы, посмотрела прямо на собеседника — обычно, общаясь с людьми, она глядела куда-то в сторону.

— Просто великолепный, — повторил Карр. — Я хотел сразу сказать тебе об этом, но ты тогда убежала в свой трейлер и не выходила из него до конца дня. Я тщетно надеялся, что ты придешь на обед. И решил, что если я все же хочу сказать тебе об этом, то мне следует прийти сюда.

— Что это было? — спросила она. — Что я сделала удачно?

— Помнишь тот момент, когда мы впервые встречаемся, и я говорю: «Леди, что вы делаете в пустыне с такими туфлями на ногах?» Ты посмотрела на меня и забавно сморщила носик. В этой маленькой гримасе содержалось все — твое раздражение, недовольство, — однако она показалась мне, Линку, чертовски симпатичной. Настолько, что я, или он, сказал себе: «Эй, погоди. Ты не хочешь упустить эту девушку. Она нуждается в тебе, в твоей помощи. Но тебе тоже нужна такая девушка — хоть один раз в жизни». Вот как это подействовало.

— Одна такая мелочь? — удивилась она.

— Картины состоят из мелочей. Еле уловимая реакция, легкое увлажнение глаз способны навсегда остаться в памяти миллионов. Они действуют сильнее, чем слезы. Поэтому я отчасти похож на боксера. Я лучше работаю в ближнем бою. Набираю очки легкими прикосновениями. И ты действуешь так же. Поэтому ты — звезда.

Поскольку эти слова произнес Престон Карр, она, кажется, поверила в их правдивость.

— Я знаю великолепных актеров, — продолжал он, — талантливых мужчин и женщин, которые умеют говорить с большим пафосом и изображать сильные чувства, но они никогда не станут звездами. В кино. Мы — особое племя. Иногда мы задаем себе вопрос.

Он перешел в ближний бой.

— Иногда нам кажется, что мы выглядим, как обыкновенные люди. Мы знаем, что испытываем такие же чувства, как и они. Мы спрашиваем себя: почему такое восхищение? На самом деле кое-кто считает, что при определенных ракурсах я выгляжу смешно. Я разглядываю себя в зеркале и говорю: «Господи, Карр, кому могло прийти в голову, что у тебя актерская внешность?»

— Вы… с вами тоже такое бывает? — осмелилась сказать она.

— Чаще, чем мне хотелось бы. И я говорю себе: я не просил этого, мне это было дано. Где-то на земле есть парень, который выглядит точно так же, как я, и продает скобяные изделия. Мне повезло, очень повезло. Потому что у меня есть нечто, чего нет у того парня. То же самое и с тобой. Ты — красивая девушка. Но есть и другие красивые девушки. Однако они — не звезды. А ты — звезда. Ты ничего не можешь тут изменить. Тебе остается только быть ею. Это доставляет удовольствие большее, чем обладание деньгами. Что весьма неплохо. Или славой, заставляющей людей ходить за тобой по пятам. Это скучно. А иногда раздражает, причиняет боль.

— Вам тоже? — спросила она.

— Ну, мужчины не свистят мне вслед, как они делают, видя тебя. Но в этой стране все идет к тому…

Он заставил ее засмеяться.

— Это не всегда льстит актеру. Ему приятнее играть для операторской группы, для других актеров, для людей, понимающих, что такое хорошая игра. Для тех, кто искренне любит и уважает его.

Я отдаю предпочтение этому бизнесу по сравнению с другими, потому что здесь работают профессионалы. Когда ты играешь сцену, все трудятся вместе с тобой. Они хотят, чтобы ты выглядел хорошо. Они ощущают себя частью происходящего, частью тебя. Ты не чувствуешь себя одиноким, даже когда тебя снимают крупным планом. Согласна?

Она взяла свой почти пустой бокал и повернулась, чтобы наполнить его, но Карр опередил ее. Он сжал запястье девушки, потом забрал у нее бокал.

— Господи, неужели тебе кажется на съемочной площадке, что ты — одна? Какое бремя! Ненужное бремя. Если это так, то ты, пожалуй, считаешь, что успех картины зависит от тебя одной. Работа других людей, миллионы долларов, которыми она оплачивается, — все зависит от тебя.

— Вы никогда не испытываете такого чувства? — спросила она.

— Никогда, — солгал он. — Такое бремя не позволило бы мне прилично играть. Нет, я смотрю на это так: Престон Карр — лишь один элемент любой картины. Конечно, он сделает все от него зависящее. Но успех или провал зависят и от режиссера, сценария, монтажа, музыки и сотни других факторов, за которые Престон Карр не несет ответственности.

Дейзи слушала, кивая. Она не нуждалась в спиртном; Карр осторожно, мягко отпустил ее руку.

Внезапно он воскликнул:

— Вот! Вот! Ты только что сделала это! Потрясающе!

— Что именно?

— Сморщила носик. Бессознательно, искренне, прекрасно. Это… это… — словно с трудом подбирая слова, он добавил: — Просто великолепно! Отлично!

Она улыбнулась, обретая уверенность.

— Сделай это снова!

Она сделала. Он засмеялся.

— Прошу тебя не морщи так носик в моей большой сцене. Ну, в той, где я должен приручить единственного мустанга. Отдай мне эту сцену. Она мне нужна. Обещай, что ты не используешь этот трюк, когда будут снимать твою реакцию. О'кей?

— О'кей! — обещала она.

— Тогда я не стану играть бицепсами в сцене на берегу озера.

— Ты собирался это делать? — спросила она.

— Да. Смотри. Я тебе покажу.

Он снял свой коричневый кашемировый пиджак, расстегнул желтую шелковую итальянскую рубашку, стянул ее через голову, взъерошив при этом свои черные волосы и обнажив загорелую грудь и мускулистые руки. Затем, как пятнадцатилетний атлет-старшеклассник, хвастающийся перед хорошенькой девушкой, Престон Карр поднял правую руку и заставил бицепс заиграть. Дейзи засмеялась. Он тоже засмеялся:

— Это не то, чего тебе следует бояться.

Он опустил руку и, совсем не напрягая, заставил свой правый бицепс пульсировать.

— Вот. Женщины от этого сходят с ума. Я никогда не мог понять, почему. Им кажется, что в нем есть страсть.

Они оба засмеялись.

— Если ты отнимешь у меня внимание зрителей своим трюком с носом, я убью тебя бицепсами.

Дейзи впервые за все время пребывания на натуре расслабилась. Внезапно в дверь постучали. Это официант принес из столовой обед для Дейзи. Человек вошел и начал накрывать на стол. Он делал это несколько раз в день.

Карр взглянул на пресную, диетическую пищу и возмущенно спросил:

— Что это, черт возьми?

— Обед для мисс Доннелл.

— Ты не можешь так обойтись со мной, — сказал он Дейзи. — Не можешь выставить меня за дверь. Что скажут люди? Вот что! Мы с тобой пойдем ужинать в столовую.

Прежде чем Дейзи успела возразить, Карр продолжил, обращаясь к официанту:

— Унесите это обратно! И передайте повару, что я хочу сегодня нечто особенное. Начнем с икры из моих личных запасов. В остальном я полагаюсь на него. Нам нужен стол на двоих. Мы хотим побыть вдвоем. И, если он не сможет это организовать, мы сядем в мою машину и поедем ужинать в Лас-Вегас! Скажите ему — я никак не дождусь приличной еды в этом забытом Богом месте!

Произнеся несколько раз: «Да, сэр» и «Хорошо, мистер Карр», официант забрал простой, диетический обед Дейзи, к которому она не притронулась. Карр повернулся к девушке.

— Теперь насчет тебя. Я хочу, чтобы сегодня ты тоже выглядела особенно хорошо. У тебя свидание с Престоном Карром. Он заслуживает всего самого лучшего. Он требует всего самого лучшего.

Она уже много лет не одевалась так быстро. Нерешительность исчезла. Она выбрала платье, надела его, сделала себе импровизированную прическу, подчеркивающую ее обаяние маленькой девочки. Сейчас она выглядела как явный результат работы дорогого стилиста. Дейзи почти избавилась от скованности, напряжения, зажатости. Стала такой, какой была почти девять лет тому назад, еще до первого появления ее фамилии в титрах фильма.

Карр посмотрел на самую привлекательную молодую женщину Америки. На его лице появилось выражение, которое он с убийственной эффективностью использовал много раз на съемке крупным планом. Сейчас оно выглядело особенно убедительно.

Престон взял Дейзи за руку и повел медленно, изящно, словно они находились на балу.

— Кто это сказал… что элегантность в пустыне абсурдна? Сегодня я хотел бы повести тебя в лондонский «Савой». Или парижский «Ритц». Или в нью-йоркскую «Плазу». Или на премьеру на Сорок Пятой улице. А лучше всего — в мой старый дом в Уайлдинге, штат Монтана.

Знаешь, до сегодняшнего вечера самое сильное ликование я испытал перед выпускным балом в школе. Я и Уолтер Стамм, лучший спортсмен класса, мы оба безумно хотели пригласить Хейзел Энсон. В старшем классе училось двадцать шесть человек. В основном мальчики. Девочек было мало. А самой красивой считалась Хейзел. Единственная в классе с идеальными зубами и двумя привлекательными выпуклостями спереди. Такими, какие прилично иметь семнадцатилетней школьнице в Монтане.

Мы с Уолтером пригласили ее. Если бы у Хейзел были мозги, она бы выбрала Уолтера: лучший спортсмен в классе, выше и красивее меня. Но по какой-то причине она предпочла меня. В тот вечер я повел ее по главной улице на танцы. Я был самым гордым и счастливым парнем в городе, потому что она выбрала меня.

Хочешь — верь, хочешь — нет, но до сегодняшнего вечера это был самый лучший миг в моей жизни. Впервые кто-то подтвердил, что во мне есть нечто, вызывающее у людей, особенно у женщин, симпатию. Сегодня, когда я войду в столовую с тобой, снова повторится Уайлдинг, Монтана. Только на сей раз со мной будет самая красивая и знаменитая девушка на свете.

Когда они вышли из трейлера Дейзи, большая луна только начала появляться из-за далеких гор. Она еще не поднялась полностью, но уже освещала всю пустыню, делая каждый предмет в радиусе нескольких миль четким и резким. Каждый трейлер, палатка, грузовик ясно вырисовывались на фоне неба. Вдали виднелись темные глыбы гор и кактусы.

Карр и Дейзи замерли, любуясь звездной ночью. Престон посмотрел на девушку; лунный свет смягчал и без того нежные черты ее лица.

Она перехватила его невольный взгляд. Такого комплимента она еще не получала. Казалось, она сейчас заплачет. Он взял ее за руку, притянул к себе, поцеловал в нос. Улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Держась за руки, они направились в столовую.

Когда они вошли в зал, все уже сидели на своих обычных местах за длинным общим столом. Джок Финли — во главе стола, выделенного для руководства. Вилка замерла в его руке, когда Престон Карр ввел Дейзи в столовую и зашагал с ней к маленькому столу у окна. Для Джока, Джо и всей съемочной группы этот вечер был самым важным из всех проведенных на натуре. Они словно одержали победу в решающем для всей войны сражении.

Джок понял две вещи. Эта пара произведет фурор в любом зрительном зале. Эта девушка, на лице которой появилось выражение уверенности, справится со своей ролью. Вся съемочная группа поняла это. Джо, приблизившись к Джоку, шепнул:

— О, если бы я мог снять ее сейчас.

Каждый присутствующий здесь испытал восторг; люди были готовы встать и зааплодировать. Они обрели веру в успех картины.

Стол у окна был накрыт свежей белой скатертью; приборы из нержавеющей стали излучали серебристое сияние; в центре стоял букет из местных цветов, в основном это были фиалки. Карр посадил Дейзи и сел сам. Помощник шеф-повара вышел с подносом, на котором находились банка с черной икрой, нарезанные тонкими ломтиками крутые яйца и лук. Он подал все это с максимальной ловкостью, на которую был способен.

Другие блюда были просто исключительными. Шеф-повар добавил что-то к обычной подливе, которая стала напоминать по вкусу беарнскую. Филе из говядины вызывало восхищение.

Они ели и беседовали. Говорил главным образом Карр, следивший за тем, чтобы Дейзи не забывала есть. Он наливал вино, рассуждал о нем — оно было привезено на натуру из личных запасов актера его официантом.

Закончившие ужинать, быстро покидали столовую. Дейзи и Карр оказались одни в большом зале.

Три часа между появлением Престона Карра в трейлере актрисы и той минутой, когда они вышли из столовой, были самыми радостными, насыщенными, спокойными часами в жизни взрослой Дейзи.

У двери трейлера Карр поцеловал руку девушки, потом нежно поцеловал Дейзи в щеку и улыбнулся; лицо его было залито лунным светом.

— Что тут смешного? — тихо спросила Дейзи.

— В тот вечер после бала у меня хватило смелости только на то, чтобы проводить Хейзел до дома. Затем я отправился восвояси, ругая себя и гадая, что бы она сказала, если бы я решился на нечто большее. И вот сегодня я снова целую девушку, хотя хочу большего. И буду ругать себя, идя к своему трейлеру.

Ее лицо стало более серьезным.

— Что с ней случилось? С Хейзел?

— Она вышла замуж за Уолтера Стамма.

Карр снова улыбнулся. Дейзи тоже улыбнулась. Он поцеловал ее в щеку, открыл дверь; девушка вошла в трейлер. Карр закрыл дверь, дождался, когда щелкнет замок, и направился к себе.

Ликующая Дейзи прильнула к жалюзи, чтобы проводить его взглядом. Она начала раздеваться и вскоре уже сидела без одежды перед туалетным столиком, глядя на себя. Она принялась морщить носик всяческими способами. Затем посмотрела на отражение своих глаз. Дейзи чувствовала себя превосходно. Ощущала свою силу. Она легла в постель и заснула. Без единой таблетки.

Утром Дейзи проснулась с огромным желанием работать.