Гордость и предубеждение-2

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Из всех родственников Джорджианы Генри Фицуильям был единственным, кого она никогда не боялась. С самого детства она чувствовала себя в полной безопасности, только согретая его привязанностью. Она верила, что любила брата больше, чем она любила Генри, но ей всегда приходилось прилагать усилия, чтобы добиться одобрения Фицуильяма. Не так было с Генри, дорогим Генри, чья привязанность никогда не ослабевала, чье лицо даже на миг не застывало в упреке или осуждении.

И все же в последний год или около того что-то изменилось в отношениях между ними. Генри по-прежнему заботился о ней, она знала это, но почему-то — она не могла понять почему — он немного отдалился от нее.

С тех пор как они прибыли в Лондон, он заезжал на Бругхем-плейс только однажды, и то это был просто краткий визит со свадебными поздравлениями. Теперь он наконец заехал снова, и они сидели рядом на диване в ее уютной гостиной. Огонь в камине «плясал» на темно-розовых занавесках и мебели, окутывая их теплом.

— Как печально, Генри, что ты совсем пренебрегаешь нами, — пожаловалась она. — Прошло почти три недели, с тех пор как ты навещал нас в последний раз.

— Честно говоря, я постоянно думал о вас. Я полагаю, вы получали мои записки.

— Да, и я благодарю тебя за них.

Его взгляд задержался на рисунке в рамке, стоявшей на ее столе.

— Это ты нарисовала, Джорджиана? Позволь мне посмотреть. — Он поднял портрет Элизабет, выполненный пастелью.

— Не очень хорошо получилось, но я слишком люблю свою сестру, чтобы выбросить этот рисунок.

— Выбросить! Не вздумай сделать ничего подобного! Что думаете вы, миссис Энсли? — обратился он к компаньонке своей кузины, молча сидевшей у окна.

— Я думаю, портрет очень похож на оригинал, сэр.

— Твое мастерство постоянно растет, кузина, — отметил Генри, еще раз посмотрев на рисунок.

Казалось, Джорджиана не получила никакого удовольствия от его похвалы.

Она протянула руку, отобрала у него портрет и поставила на место.

— Ты должна извинить мне мое отсутствие, Джорджиана, — сказал он. — Мое положение в настоящее время невероятно неуклюжее.

— Ты по-прежнему живешь у леди Кэтрин?

— Да. Мой отец приказал, чтобы я усердно присматривал за ней. Он не смог запретить мне наведываться сюда, но приказал особенно внимательно относиться к пожеланиям ее светлости.

— Граф очень рассержен на нас, Генри?

— Только не на тебя, дорогая девочка! Даже леди Кэтрин не обвиняет тебя в своих бедах. Она выразила желание спасти тебя от дурного влияния и просит тебя пожить с ней.

Джорджиана побледнела.

— Генри, пожалуйста, даже не пытайся заставить меня переехать к ней.

— Ты будешь в полной безопасности. — Он засмеялся и взял ее руки в свои. — Неужели ты воображаешь, что это твой брат отправляет тебя к тетушке?

— Конечно нет, он никогда не предаст меня, — заявила девушка.

— Как твоему брату живется в женатом состоянии? Все хорошо?

— Фицуильям очень, очень счастлив, Генри. Элизабет стоит больше того, чем он пожертвовал.

— Несомненно, — кротко согласился он.

Звуки потрескивающих поленьев заполнили тишину.

Хотя Джорджиана и пыталась, она не испытывала особого сострадания к нему. Он ревновал, как ревновал еще тогда, когда услышал о помолвке. Она ощутила в себе горячий всплеск гнева. Она сидела, уткнувшись взглядом в свои колени, и чувствовала, как медленная струйка скатывается по ее щеке и падает ей на руку.

— Милая маленькая кузина, не плачь из-за меня. Я поправлюсь. Поверь, люди всегда излечиваются от этой болезни.

— Излечиваются, Генри?

— Боже милостивый, да! Младшие сыновья не особенно восприимчивы к отчаянию, если заветная дама не располагает прочными доходами. Тогда, я ручаюсь, они чувствуют острое сожаление.

Джорджиана засмеялась, но тут дверь открылась, и она вскочила с радостным возгласом.

— Ой, Элизабет, Фицуильям, смотрите, кто к нам пришел!

Они принесли с собой с улицы морозную свежесть.

— Добро пожаловать, кузен, — сказал Дарси, пересекая комнату навстречу полковнику. — Мы не так часто видим тебя.

— Вы все время в моих мыслях, но я тружусь, как пчелка. А завтра мне возвращаться в полк. Я заехал попрощаться.

— Вы не можете уйти сразу, как пришли, полковник, — сказала Элизабет. — Может, останетесь и пообедаете с нами? Мы вам все очень рады.

— Я бы с превеликим удовольствием остался, но думаю, тетя не обрадуется этому.

— Она откажет вам в возможности повидаться с леди Инглбур?

— Боюсь, тот факт, что вы способны предоставить мне такую щедрую возможность, лишь присыплет солью раны леди Кэтрин. Только вчера она заявляла, будто ее успокаивает мысль, что маркиза никогда не окажет вам чести своим посещением. Недавние события усилили ее чувствительность к обидам, она воспринимает их как оскорбление.

— Ты имеешь в виду, кузен, ее обиду на тех, кто поступает по своему усмотрению? — уточнил Дарси. — Такое поведение близких действительно оскорбляет ее в лучших чувствах.

— Мой отец приказал мне, — полковник Фицуильям горько улыбнулся, — оказывать ее светлости всевозможную помощь, чтобы умерить ее страдания.

— И какое вознаграждение ожидает граф за подобное внимание? — уточнил Дарси.

Полковник рассмеялся:

— Я напомнил отцу, что цель посещения Лондона ее милостью в том, чтобы устроить брак для Анны. Он, однако, преследует свои собственные цели.

— Как поживает его светлость? — спросила Элизабет.

— Очень хорошо, благодарю вас. Мне поручено передать тебе кое-что на словах, Фицуильям, и я надеюсь, ты останешься доволен. Граф говорит, что он сожалеет о поспешных выводах, сформулированных в том его письме, которое он послал тебе накануне твоей свадьбы, и надеется, что ты не принял его слова как оскорбление.

— Граф проявляет на удивление неверное знание моего характера, если он выражает подобные сомнения на этот счет, — резко ответил Фицуильям, и улыбка Генри исчезла. — Само собой разумеется, его письмо оскорбило меня. Если бы он сделал это публично, я бы вызвал его на дуэль, несмотря на его возраст.

— Фицуильям, пожалуйста! Ты же говоришь с его сыном и своим добрым другом, — остановила мужа Элизабет.

— Прости меня, кузен, — пробормотал Дарси. Генри предпочел не обижаться.

— Тебе ли не знать вспыльчивость и несдержанность моего отца. Он говорит — ему жаль, и уже одно это крайне необычно для него.

Элизабет смеялась про себя. Она не могла не удивляться, насколько широко распространились семейные раздоры.

— И что же вызвало это странное раскаяние, полковник? — спросила она.

Полковник улыбнулся.

— Мой отец проявляет здоровое любопытство к миссис Дарси, теперь, когда ее оценила леди Инглбур.

— Оценила леди Инглбур! Как будто я комнатная собачка! — воскликнула Элизабет. — Впрочем, возможно, я немного похожа на такую. Время от времени мною обуревает неотступное желание вставить дерзкое замечание. Наверное, это напоминает собачку, которая не желает выполнять трюки перед зрителями. — Ее слушатели засмеялись.

— Отца в его желании познакомиться с вами останавливает только неудовольствие его сестры, — добавил Генри.

— Боюсь, мне придется томиться без его одобрения еще очень долго, если ваш отец ждет, пока леди Кэтрин соизволит простить меня, — сказала Элизабет.

— Граф и не ждет подобного чуда, — ответил Генри. — Он ждет, как леди Кэтрин распорядится своим состоянием, когда определенное событие будет иметь место.

— Вот оно как! — вскричала Элизабет. — Ваше пренебрежение нами прощено, поскольку оно оправдано серьезной причиной.

Генри поклонился, своей беззаботной отходчивостью напоминая Элизабет.

— А леди Кэтрин не раздражает лояльность вашего отца к суждениям маркизы?

— Увы, она лояльна только к своим собственным суждениям.

— И это великолепно, — вставил Дарси, — поскольку я больше никогда не намерен общаться с ней.

— Ох, мой дорогой. — Элизабет сжала его руку.

— Я не изменю своего намерения, Элизабет. Поведение ее было непростительно. — Он повернулся к сестре. — Я не был осажден твоими жалобами, Джорджиана. Ты не скучаешь без чуткой опеки твоей тетушки?

— Я знаю, какая я неблагодарная, Фицуильям, но я не скучаю по ней. Видишь ли, я всегда немножко боялась ее.

— Почему только немножко? — спросил полковник.

— Когда Элизабет впервые столкнулась лицом к лицу с леди Кэтрин, — заметил Фицуильям, — она не дрогнула; но я должен сказать, она уже достигла того уровня безопасности, какой дает взрослая жизнь, прежде чем ужасная конфронтация имела место.

— Фицуильям, я боюсь, ты скажешь сейчас что-то такое, о чем сможешь потом пожалеть, — попыталась остановить мужа Элизабет.

— Я ручаюсь тебе, что не испытываю и не стану испытывать никаких сожалений из-за разрыва отношений с леди Кэтрин.

Лорд Мэддерсфилд с негодованием узнал, что его племянник бросает себя к ногам нищей молодой женщины, имеющей вдобавок таких ужасных родственников. Теперь же ее дружба с маркизой, обладающей обширным влиянием при дворе, обещала будущие выгоды для их семьи.

После обеда накануне вечером граф говорил Генри:

— Мой мальчик, вот увидишь, миссис Дарси только начала пожинать плоды благосклонного отношения к ней маркизы. Не сомневаюсь, ей все карты в руки, и она еще получит титул для своего мужа.

— Я думаю, что эта женщина не унизится до подобного трюкачества, сэр, а уж Фицуильям Дарси без колебаний отвергнет почести, купленные лестью его жены, — ответил Генри.

— Фу-ты ну-ты, какие нежности! — парировал его] отец. — Каждый человек имеет свою цену. Люди забывают, откуда у тебя титул, как только ты его получаешь.

Генри прекрасно понимал всю тщетность продолжения спора. Он был удовлетворен уже тем, что его отец смягчил свои взгляды на брак Дарси. Он чувствовал, что тетя может скоро оказаться одинока в своей неприязни. Бедная леди Кэтрин! Он жалел ее. Она с пристрастием выпытывала у него все подробности его посещения Бругхем-плейс, и он тщательным образом рассказывал о надзоре за Джорджианой и об успехах девочки.

— Ты не нашел никаких признаков дурного влияния этой женщины?

Такие слова ужалили его, но он сдержался.

— Полагаю, мы можем всегда быть уверенным в пристойности поведения Джорджианы.

Ее светлость хрюкнула.

— Эта особа, которая заняла законное место моей дочери, возможно, и была принята на Парк-Лейн, но маркиза никогда не снизойдет до ответного визита. Много чести подобному ничтожеству родом из ниоткуда!

В этот вечер Элизабет впервые предстояло принимать свою влиятельную приятельницу на обеде, но Генри воздержался от упоминания этого факта при леди Кэтрин.

Элизабет и Фицуильям стояли у дверей гостиной, встречая последних гостей. На одном конце дивана сидела леди Рирдон, сама элегантность и изысканная утонченность. На другом конце устроилась маркиза.

Графиня положила руку на диван.

— Я нахожу миссис Дарси очаровательной и очень милой. Я начинаю все сильнее привязываться к ней, — сказала она.

— Милой, говорите? Вы находите ее милой! — пролаяла маркиза.

— Конечно. Она чудесно подходит Дарси.

— Мне наплевать на Дарси. Можно только понадеяться, что он исправится под ее влиянием.

— Надеюсь, вы ничего подобного не говорите его жене, — насторожилась графиня.

— Ха! Ха! Меня бы живехонько послали куда-нибудь прогуляться. Это вы видите в ней только милашку. Я слышала, как она отбрила сэра Грэма Истона на Бонд-стрит на днях. Мне жаль, что я там не присутствовала, поскольку я ненавижу этого типа.

— Миссис Дарси отбрила Истона? Каким образом?

— Кажется, он имел наглость приблизиться к ней, когда она направлялась в книжный магазин.

— Сэр Грэм обратился к ней на улице первым? Как не по-джентльменски! Что же заставило его поступить так?

— Мой племянник Уиттэйкер утверждает, будто Истон прямо ей в лицо сказал, что отказывается быть представленным ей на вашем балу. Она тогда только I вошла в зал. Перри был невероятно разозлен этим.

Леди Рирдон улыбнулась про себя над неуместностью проявления такой эмоции, как злость, в томном Перегрине Уиттэйкере. Вслух она заметила:

— Сэр Грэм, должно быть, сильно сожалеет, что выказал подобное пренебрежение миссис Дарси теперь, когда она приобрела много друзей.

— Это единственный повод искать с ней знакомства теперь, — хихикнула маркиза и продолжила: — Мне рассказали, что он окликнул Элизабет Дарси по имени, а когда она даже не взглянула на него, поспешил за ней и попытался что-то объяснить. Она произнесла только: "Сэр, я не имею чести быть с вами знакомой". Половина Бонд-стрит слышала ее, и смешков было предостаточно, как я понимаю.

— Что ж, мне жаль Истона, хотя своей невоспитанностью он и заслужил подобное наказание, — сказала графиня.

— Полагаю, что его манеры ужасно пострадали за те десять лет, которые он провел в этой дикой Америке. Как случилось, что он оказался на вашем приеме?

— Мне кажется, сэру Грэму нужно дать некоторый шанс вернуться в общество, маркиза, — объяснила леди Рирдон. — Тот скандал случился давно, и ему уже пришлось провести столько лет за границей. Да, он застрелил беднягу Хоутона, но что еще ему было делать? Хоутон почти обвинил его в том, что он утопил леди Истон.

Маркиза нахмурилась:

— Девочка была сестрой Хоутона, и утопилась после трех недель замужества; ей было всего лишь шестнадцать.

— Я уверена, что смерть леди Истон была несчастным случаем, как он и утверждает. Однако я не пригласила бы его, не сделай этого Фредерик прежде, чем я успела предупредить его. Фредерик был юнцом во время поединка, и даже если он и знал тогда какие-то подробности, то с тех пор успел и подзабыть их. Но Дар-си было неприятно увидеть сэра Грэма на балу.

— ???

— Дарси был секундантом Хоутона, вы же знаете. Бедный мальчик, у него на глазах застрелили его друга. Несчастная миссис Хоутон потеряла двоих детей. И столь ужасным образом. Брат Хоутона унаследовал имение. Так давно это случилось, но время не принесет прощения его светлости ни у кого из окружения Хоутона.

— Разумеется. Даже излишне доверчивые любящие родители вряд ли станут предъявлять ему своих дочерей, — решила леди Инглбур.

— Он отличная партия: баронет с превосходным поместьем.

— Разве утешит богатство женщину, выданную замуж за хулигана?

— Вы правы, утешение малое, — согласилась леди Рирдон. — Но мы не уверены, что это верно в его случае.

— Сколько же придется ждать, пока женщины, вынужденные жить отдельно от своих мужей, не получат защиту от закона и сострадание со стороны общества?! — пафосно произнесла маркиза.

Леди Рирдон вздрогнула от неожиданности:

— Думаю, целую вечность.

Ее собеседница обвела комнату взглядом, потеряв интерес к теме.

— Ах, вот и моя племянница, только приехала.

Леди Рирдон последила за взглядом своей приятельницы до двери. Маленькие руки Эмилии обхватили руки Элизабет, она доверительно наклонилась к хозяйке дома. Они обе заразительно смеялись, хотя миссис Куртни всего лишь приносила свои извинения за их опоздание. Она попыталась переложить вину за опоздание на мужа, который мрачно стоял подле нее, весь воплощение корректности.

В роли хозяина Дарси был сама доброжелательность, которую не всегда замечали в других случаях. Он проявлял радушие, был сердечно приветлив и отвечал на доверительную улыбку Эмилии с изысканной любезностью. «Ему просто нравится наблюдать за людьми, — подумала маркиза. Маленькие трюки Эмилии потрачены совершенно впустую». Вслух она произнесла:

— Полагаю, мистер Дарси не стал бы флиртовать, даже если бы его жизнь зависела от этого.

— Я уверена, что вы правы. До чего очаровательна миссис Куртни!

Маркиза направилась к столу, опираясь на руку Дарси, и во время первой перемены блюд беседовала с ним, как никогда долго, после чего призналась себе, что его ум ни в чем не уступает интеллекту его жены. Он к тому же умело пользовался плодами полученного им великолепного образования. Он даже продемонстрировал некоторое холодное остроумие. Учитывая мирские преимущества, которыми он одарил Элизабет, маркиза пришла к выводу, что он, возможно, вполне достоин своей жены, хотя, увы, и не представляет большого интереса для нее самой.

Ее светлость посмотрела через длинный стол на то место, где сидела Элизабет. Та была погружена в беседу с лордом Рирдоном.

Она смеялась, и ее глаза искрились в свете свечей.

«И как эта девочка сумела вдохновить Рирдона на остроумие?» — подумала маркиза.

Его светлость только что пересказал шутку, которую ему выдал его новый знакомый, полковник Фицуильям.

— Я был невероятно очарован полковником, — добавил он. — Очень интересный и удивительно воспитанный человек.

— Вы правы, он именно такой! — согласилась Элизабет.

— Вы знакомы с ним? — вскричал его светлость и вздрогнул от внезапной мысли.

— Вам нехорошо, милорд? — забеспокоилась Элизабет.

— Да, да, нехорошо. Благодарю. Извините. — Он просто вспомнил указания матери не упоминать о своей встрече с полковником, но было уже слишком поздно. Пришлось продолжать: — Конечно, вы знакомы С полковником. Мы даже говорили с ним о вас.

— Теперь вы пугаете меня, сэр. Лорд Рирдон рассмеялся:

— Нет никакой надобности опасаться наших с ним разговоров. Вам было бы скорее лестно услышать, О чем мы говорили. Вы встречались с полковником в Кенте, как я полагаю?

— Да, именно там. Полковник гостил у своей тети, леди Кэтрин де Бёр, в имении ее светлости, Розингс-парке. Я же тогда гостила у своего кузена, мистера Коллинза, тамошнего пастора.

— Вам случайно не удалось посетить Розингс? — поинтересовался ее собеседник.

— Много раз.

— И каков он? — спросил Фредерик с притворным равнодушием.

— Мне очень понравился парк. Великолепное место для прогулок.

— А дом? Как бы вы описали его?

— Дом в Розингсе современный и очень славный, милорд.

— Он очень… большой?

— Достаточно сказать, что мистер Коллинз указывал мне, как много там окон.

Фредерик рассмеялся:

— Именно так и сказала мне ее светлость. Она очень гордится своими окнами.

Элизабет в замешательстве взглянула на него:

— Вы имеете в виду леди Кэтрин де Бёр?

— Да. Я познакомился с ней, когда пришел навестить кузена мистера Дарси. Он жил в доме ее светлости. — Рирдон непроизвольно поглядел на другую сторону стола, на свою мать. — Если бы я знал вас дольше, вы изучили бы все мои тайны.

Она наклонилась вперед. Он успел подумать, насколько же она очаровательна, как она мягко пообещала:

— Я никогда никому ничего не расскажу.

Он засмеялся снова, и она засмеялась вместе с ним.

После обеда Элизабет уговорили спеть. Возросшая популярность ее пения среди искушенных в этом искусстве дам в ее новом кругу удивляла Элизабет. Конечно, ее исполнение улучшилось под руководством опытного мастера, но дело было не в этом. Очарование её голоса и бесхитростная манера исполнения околдовывала ее слушателей.

Маркиза даже попросила ее приехать как-нибудь утром, чтобы она спела для ее племянника. Уиттэйкер воображал себя композитором и, несомненно, был бы [В восторге. Дарси бросил быстрый взгляд на Элизабет, которая улыбалась непостижимой бездонной улыбкой.

— Ну, пообещайте же приехать, миссис Дарси, — упрашивала миссис Куртни. Я буду сопровождать вас, если вы хотите.

Элизабет не испытывала особого расположения к обществу Уиттэйкеров, несмотря на их искрометное тончайшее остроумие. Она съездила к ним с ответным кратким визитом. Ей не удавалось совсем избегать их, поскольку их принимали почти везде и они были неизменными любимцами своей тети. Она не смогла отказаться, не показавшись неучтивой.

Элизабет, при всем гордом нежелании признавать полезность дружбы с леди Инглбур, радовалась, что эта дружба могла бы привести к преодолению разрыва и отношениях со столь важным родственником, как граф Мэддерсфилд.

Проскользнув в кровать той ночью, она сказала:

— Как прав ты был, когда говорил о важности внимания ко мне со стороны леди Инглбур. Но предупреждаю: непростительно для мужа так часто оказываться правым.

Он взял ее лицо в свои ладони, и его пальцы погрузились в ее волосы.

— Почти с самого начала нашего знакомства я предупреждал тебя, что я все тщательно обдумываю, прежде чем выразить свое мнение. Разве ты не запомнила это?

— Действительно, я не вняла твоему предостережению.

Она скатилась под одеяло:

— И теперь я полностью в твоей власти.

— Неужели?

В дрожащем пламени свечи он наблюдал, как шевелятся ее губы, когда она произносит: «Тебе судить».

— Как это у тебя получается? — спросил ее Дар-си. — Я рвался на поле битвы, размахивал мечом, готовый встать на твою защиту, а ты укрощала самую отъявленную врагиню словом и порабощала ее приспешников взглядом.

— Надеюсь, ты маркизу не называешь «отъявленной врагиней». Но я вообразить себе не могу, будто ты подразумеваешь, что я победила твою тетю.

— Мое метафорическое «отъявленная врагиня» — суть ограниченность и жестокость толпы.

— Ты действительно чувствовал, что тебе, скорее всего, придется защищать меня?

— Когда мы только приехали в Лондон, очень даже чувствовал. — Он поднес длинный завиток ее волос к своим губам.

— Прошу тебя, не подумай, что я сомневался в том, как тебя примут среди тех, кого я считаю друзьями. И все же я знал о предубежденности некоторых своих знакомых и готовился отшвырнуть от себя любого, кто посмеет обидеть тебя.

— Правда? Сначала и я чувствовала некоторую нервозность. Но не страх. Удивительно, но, начиная с самого детства, я не могу вспомнить, чтобы я по-настоящему чего-то боялась.

— Твоя храбрость стала одним из первых качеств, которое восхитило меня.

Она отвернулась от света свечи.

— Хотя я никогда не чувствовала страха… — начала она. Он обнял ее:

— Ну?

— Ну? — Она засмеялась.

— Хотя ты никогда не чувствовали страха… ну, а дальше?

— Тебе повезло, что у моего папы отменное здоровье.

— Ты уходишь от темы.

— Разве? Если бы мой отец умер прежде, чем любая из его дочерей вышла замуж, нам с тобой не пришлось бы никогда встретиться. Я жила бы в бедности в коттедже, с мамой и всеми моими сестрами. Сестры Бингли могли бы прослышать о нашем тяжелом положении и послали бы нам какие-то из своих старых платьев.

— С превеликим удовольствием, надо думать, — засмеялся Фицуильям.

— Скорее всего, — она приподнялась на локте. — Добродетель должна иметь земную, а не только небесную награду.

Она погасила свечу.

— Это ваше предназначение — дарить мне земную награду, госпожа?

Она тихонько засмеялась в темноте.