Гордость и предубеждение-2

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Дорога повернула, и открылся вид на дом. Идеально расположенный на естественном невысоком холме, Дипдин поражал своей безупречной палладианской симметрией.

— Какое совершенство, Фицуильям! — воскликнула миссис Дарси.

— Этим он и знаменит, Элизабет. — Дарси был явно не склонен восторгаться. — Я не знал, что тебе нравится этот стиль.

— Совершенство — всегда совершенство, разве дело в стиле?

— Я не в силах понять безрассудство женщины, которая сносит дом с большой историей, прослуживший семье ее мужа несколько поколений.

— Все решительно утверждают, что маркиз совсем не протестовал. — Она рассмеялась и, немного помолчав, добавила: — Признаюсь, это очень похоже на леди Инглбур — с такой тщательностью переделывать дом по своему вкусу.

— Будь осторожна! Как бы она не переделала и тебя по своему вкусу.

— Дорогой, ты хотя бы постараешься хорошо провести время здесь?

— О чем ты?

— Какой же ты угрюмый медведь, когда что-то тебе не по вкусу. — Она лукаво улыбнулась, но он, нахмурившись, отвернулся и уткнулся в окно.

— Он медведь, но наш медведь. Единственный и любимый, не так ли, Джорджиана? Поэтому мы все ему и прощаем.

Дарси обнаружили, что гостей у маркизы собралось много меньше, чем они ожидали. Из литературных протеже маркизы в Дипдин были приглашены только романистка мисс Бирнли и драматург мистер Гловер. Все остальные гости принадлежали к числу родственников маркизы: ее кузен сэр Бомонт Хант и его жена, леди Хант, вездесущие Уиттэйкеры, чета Куртни и друг Джорджианы капитан Уэсткомб, теперь лорд Брэдфорд и наследник маркиза.

Конечно, и сам старый маркиз тоже был в доме. Он больше не выезжал в Лондон, жил тут безвыездно и неприкаянно бродил по Дипдину. Кое-кто жалел его, считая, что он похож на человека, который пытается отыскать дом своей юности.

Нет, маркиз вовсе не страдал от старческого слабоумия, как это могло бы показаться со стороны. Он даже в молодости всегда отличался рассеянностью и был всегда погружен в себя.

Днем Дарси отправились на прогулку по парку с Куртни. Мистер Куртни, имея мало общего с другими гостями, обрадовался, увидев Дарси, и они, увлекшись беседой, отстали, в то время как все три дамы ушли вперед, держа друг друга под руки. Они шли по аллее, обсаженной густым кустарником.

Джорджиана неожиданно вздрогнула и остановилась. Она оглянулась, удивляясь необычной для парка пустоте. Только трава росла на огромном пространстве вокруг них.

— Где был старый дом, миссис Куртни? — неожиданно спросила девушка.

— Мисс Дарси, как странно, что вы задали этот вопрос именно сейчас. Мы стоим примерно на том месте, где была западная башня.

Элизабет поразило, что всего тридцать лет назад на этом самом месте стоял замок эпохи Тюдоров, хранивший память о многих поколениях семьи. Теперь память превратилась в бархатистую траву и кустарник, высаженный безукоризненно четкими линиями.

— А где знаменитый розарий? — поинтересовалась Элизабет. — Я знаю, что он ловко замаскирован.

— Мы почти рядом, — ответила Эмилия. Они прошли между рядами плотно посаженных кустов, и Элизабет вздрогнула от неожиданности, когда они уперлись в высокую старинную ограду.

— Форма ограды настолько не соответствовала пейзажу, что ее следовало либо спрятать, либо разрушить, но все же выбрали первое, — пояснила Эмилия.

Они прошли вдоль высокой стены, увитой зеленью. В углу квадрата размещалась большая сводчатая арка. Оглянувшись назад, они увидели, что Дарси и Куртни остановились, очевидно поглощенные обсуждением какой-то серьезной проблемы. Оба были в чем-то темном.

— Какие серьезные и умные у нас мужья, — заметила Эмилия, и они рассмеялись.

В своих ослепительной белизны муслиновых платьях, с надетыми поверх ярко-голубыми и зелеными короткими жакетами, три молодые дамы юркнули в арку. Они попали в туннель, настоящий каскад ароматов и цветов.

— Как искусно здесь сочетаются природа и творение рук человеческих, — отметила Элизабет.

— Я бы скорее сказала это о Пемберли, — возразила Эмилия.

— В Пемберли творчество человека лишь ненавязчиво подчеркивает совершенство природы.

Подхватив Джорджиану под руку, Элизабет побежала. Смеясь, они резвились в зеленом туннеле, бегали вдоль стен, увитых розами. Неожиданно они наткнулись на фонтан, в центре которого стояла статуя Эрато Прекрасной с ее лирой. Элизабет хотелось и смеяться и плакать одновременно. За столько лет — наверное, не меньше сотни — чернота и мох покрыли мрамор, и фонтан, и статуя музы теперь казались не творением рук человека, а чем-то естественным, неотъемлемой частью этого места. Джорджиана тут же присела на бортик, сняла перчатку и погрузила руку в воду. Украдкой она подняла глаза на скульптуру. Она чувствовала необъяснимый испуг и волнение. Эмилия спрыгнула с бортика и начала перебираться по каменным лилиям к статуе.

— Ну же, Элизабет, продемонстрируйте и вы свое уважение музе.

Элизабет последовала за подругой и, добравшись до статуи, дотронулась до руки Эрато.

— Эмилия, она настолько освящена веками, что я могу даже поцеловать ее.

Эмилия плутовски улыбнулась, и Элизабет тихо добавила:

— Наверное, молоденькие жены испытывают именно такие чувства возле своих почтенных старых супругов?

— Не думаю, — шепотом возразила Эмилия. — Тэдди утверждает, все они заводят молодых любовников.

— И откуда он это знает?

Эмилия хихикнула:

— Ладно, давайте вернемся обратно на большую землю.

Не успела Элизабет ступить на каменный лист, как раздался чей-то голос.

— Перегрин, какие ужасные стихи, — фыркнула Эмилия. — Как долго ты прятался там, вымучивая эти рифмованные строчки?

Уиттэйкер вышел из-за своего зеленого укрытия за фонтаном и с церемонной грацией поклонился. Джорджиана вскочила, комкая перчатку в руке.

— Здравствуйте, мистер, Уиттэйкер, — снисходительно кивнула ему Элизабет, совсем как могла бы сделать героиня из его стихотворных строчек. Вышитый подол ее платья намок. Она чуть приподняла подол правой рукой, опершись на галантно протянутую ей руку. Он одарил ее взглядом, мало напоминавшим обычное колючее выражение его голубых глаз. Никогда раньше Элизабет не доводилось наблюдать незащищенность Перегрина Уиттэйкера. Возникшее в душе теплое чувство заставило ее отвернуться.

И как-то сразу ей представилась вся нелепость этой сцены для постороннего взгляда.

Когда Дарси свернул за угол, он увидел, как Элизабет спускается с бортика фонтана, держась за руку Уиттэйкера, того самого Уиттэйкера, которого, по ее утверждению, она презирала. Они оба обернулись и озадаченно посмотрели на Дарси. Совсем как расшалившиеся дети, столкнувшись со своим солидным, не в меру суровым опекуном.

«Ему это не понравилось», — подумал Уиттэйкер и, странно, это скорее опечалило молодого человека, нежели удивило. Элизабет почувствовала, что муж осуждает ее за мокрый подол, и опустила руку с необъяснимым чувством, сильно напоминавшим вину. Уиттэйкер повернулся к своей кузине и предложил ей руку. Он и ей помог спуститься, потом обернулся и шутливо поздоровался с Дарси.

— С радостным взором, приветствую Тебя, о мистер Дарси.

Погода была слишком хороша, чтобы продержаться долго. Уже ближе к вечеру небо затянули серые облака. После обеда дамы вышли через высокие окна-двери гостиной на террасу. Они наблюдали, как меняется освещение, как золото блестит по границам темных туч и потоки света льются сначала на отдаленные холмы, а затем и на сам Дипдин. Постепенно яркий блеск исчез. Все, кроме Элизабет, кутались в платки или шали. Мужчины, оставив свой портвейн, последовали за дамами на террасу. Элизабет поежилась от холода.

— Пожалуйста, позвольте мне принести вашу шаль, — сказал Уиттэйкер и повернулся к двери.

В этот момент в дверях появился Дарси. Проходя через комнату, он взял для жены ее шаль.

— Как всегда, предусмотрительный, — заметил Уиттэйкер.

— Я знал, что миссис Дарси станет холодно, когда начнет смеркаться, — пожав плечами, ответил Дарси.

Элизабет почувствовала нежность кашемира на плечах.

— Благодарю, Фицуильям, — пробормотала она.

Потом все отправились в гостиную пить кофе.

Беседа снова превращалась в оживленную полемику, совсем как за обедом. Сначала дебатировали только маркиза и Уиттэйкер. Но Элизабет все больше оживлялась, и Дарси заметил, как остальные гости все чаще поворачивались к ней в ожидании ее реплик. Сам же он постепенно погружался в глубокое молчание, впрочем, как и Джорджиана. Когда все стали расходиться, он с облегчением вздохнул.

Фицуильям сумрачно наблюдал, как Элизабет подошла и юркнула в кровать.

— Ты превзошла себя этим вечером, — сказал он. — А меня прошу любезно извинить за мою замкнутость и скучный вид.

— Ты все время молчал.

Он отвел взгляд.

— Я чем-то тебя обидела?

Ей хотелось смеяться, но он только пожал плечами и холодно посмотрел на нее.

— Глупости.

— Мы будем ссориться? Ты этого желаешь? — Она приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. Завитки ее волос коснулись его лица. Раздражение медленно гасло.

— Значит, желаешь поссориться! — сказала она, подавив смех.

Она нагнулась, поймала его верхнюю губу губами и легла рядом.

Дарси погладил ее волосы, прижался губами к ее уху.

— Элизабет…

Он загасил свечу и похоронил все свои мысли в страсти.