Горец-дьявол

Глава 13

— Спасибо.

Эвелинда мягко поблагодарила Милдред, добавившую в чашку свежую порцию медового напитка, и скользнула взглядом по главному залу. Утром Каллен ушел, не разбудив ее, и к тому времени, когда она спустилась вниз, все остальные обитатели замка уже позавтракали. Теперь здесь остались только Милдред, Рори и Джилли. Мужчины расположились на дальнем конце стола, тихонько переговариваясь друг с другом. Они по-прежнему охраняли ее.

— Сегодня вы выглядите страшно рассеянной, — отметила Милдред, усаживаясь на скамью рядом с Эвелиндой. — Да и вчера после того, как вернулись от Коминов, словечка не вымолвили. Что-нибудь случилось, когда вы были там? Плохо съездили?

— Нет. Я чудесно провела время, — заверила Эвелинда совершенно искренне.

Однако она действительно была рассеянной после возвращения в Доннехэд. Все ее мысли сосредоточились на одной проблеме — как потактичнее подступиться к Бидди с разговором о Дженни. Эвелинда не сомневалась: самоубийство Дженни за две недели до смерти Дарака, затем гибель отца и первой жены Каллена на том самом месте, где бедная девушка нашла свой последний земной приют, — эта цепь трагедий не является случайным стечением обстоятельств. Должно быть, есть какое-то связующее звено. Но какое? Без разговора с Бидди этого не выяснить, вопрос только в том, как причинить ей поменьше боли расспросами.

— Ну хорошо, — сказала Милдред, обращаясь к молчаливой хозяйке. — Если вы не испортили очередное платье, забыв сказать мне об этом, тогда я закончила штопку вашей одежды. Не желаете сегодня заняться соларом? Вы говорили, что хотели бы убрать там и снова сделать это помещение жилым, — напомнила горничная.

Эвелинда задумчиво кивнула. Да, она собиралась привести комнату в божеский вид, но это было до того, как выяснилось, что там покончила с собой Дженни. Не то чтобы Эвелинда изменила свое намерение, просто ей очень не хотелось огорчать Бидди.

— Скорее всего получится премилое местечко. Вы с Калленом могли бы подниматься туда по вечерам из забитого людьми главного зала и спокойно ужинать вместе, не используя для этого спальню.

— Да, — пробормотала Эвелинда и со вздохом добавила: — Однако, боюсь, Бидди будет неприятно. Наверняка это заставит ее заново переживать печальное прошлое.

— Печальное прошлое?

Эвелинда молчала, сосредоточенно обдумывая сложившуюся ситуацию. Ей в голову пришла интересная мысль. Милдред и Бидди в последнее время много разговаривали друг с другом. Долгими часами они сидели после ужина у камина и беседовали о том о сем, занимаясь штопкой, вышиванием или еще каким-нибудь рукоделием. Дружба леди со своей личной горничной — довольно частое явление, но чтобы леди подружилась с чужой горничной — это очень необычно. С другой стороны, обе женщины были примерно одного возраста. В общем, Эвелинда не имела ничего против их взаимного расположения, а сейчас оно могло принести некоторую пользу.

— Милдред, Бидди никогда не упоминала о своей сестре?

Горничная озадаченно переспросила:

— О сестре?

— О Дженни, — уточнила Эвелинда.

— Нет, я понятия не имела, что у нее есть сестра.

Заметив обиду на лице служанки, Эвелинда тихо сказала:

— Милдред, несколько лет назад Дженни покончила с собой. Несомненно, Бидди больно говорить о ней.

— О, — протянула Милдред, и обида уступила место состраданию. — Но каким образом приведение в порядок и обустройство солара связано с печальным прошлым?

— Дженни повесилась в соларе за две недели до того, как умер Дарак, муж Бидди, — объяснила Эвелинда.

Милдред ошеломленно распахнула глаза, затем сочувственно вздохнула и прошептала:

— Бедная леди Элизабет! На ее долю выпало столько горя.

— Да, — согласилась Эвелинда и в один прием проглотила сыр и хлеб, остававшиеся от завтрака. Покончив с трапезой, она пробормотала: — Полагаю, нужно спросить, не возражает ли она. Возможно, ей самой не хочется пользоваться соларом, но она не будет против, если там поселится кто-то другой.

Милдред немного помедлила, но потом кивнула:

— Уверена, она не будет против.

Эвелинда допила медовый напиток, тряхнула головой и встала. В ту же секунду Джилли и Рори поднялись со своих мест. Преодолев вспыхнувшее раздражение, она заставила себя улыбнуться и жестом предложила им вновь присесть на скамью:

— Не беспокойтесь, джентльмены. Отсюда вы прекрасно увидите лестничную площадку и дверь в солар.

Мужчины поколебались, но, обменявшись взглядами, все-таки уселись обратно за стол, а Эвелинда решительно повернулась и направилась к лестнице. Милдред устремилась за ней по пятам.

С тех пор как установили факелы, подниматься по ступеням и проходить по коридору верхнего этажа стало гораздо приятнее. Вроде ничего особенного, обычный коридор — длинный, пустой, по обеим сторонам двери. Однако теперь по крайней мере можно разглядеть, куда идешь, и не бояться в темноте обо что-нибудь споткнуться.

Не так уж мало.

Эвелинда нахмурилась. За последнее время она сполна насладилась разнообразными падениями и предпочла бы сделать некоторый перерыв. Правда, похоже, это не совсем в ее власти.

Эвелинда подошла к дверям солара. Она уже заглядывала туда раньше и тем не менее оказалась совершенно не готова к тому зловонию, которым обдало их с Милдред, как только они открыли дверь. Затхлая волна, отдающая плесенью, заставила обеих женщин с отвращением поморщиться. Именно из-за ужасного запаха Эвелинда в прошлый раз только на секунду осветила факелом помещение и, в самом общем виде оценив размеры и очертания комнаты, поспешно ретировалась. Сейчас она не могла позволить себе такую роскошь. Если решено пользоваться комнатой, ее надо очистить от грязи и проветрить.

— Милдред, принеси, пожалуйста, факел из коридора, — попросила Эвелинда и осторожно продвинулась на несколько шагов вперед, старательно отмахиваясь от паутины, немедленно облепившей ее со всех сторон. Кажется, заглянув сюда в прошлый раз, она заметила, что окна закрыты ставнями. Чем скорее их удастся открыть, тем скорее можно будет не только увидеть все вокруг, но и разогнать — хотя бы частично — неприятный запах.

— Я уже здесь.

Эвелинда с облегчением повернулась к горничной, появившейся в дверном проеме с горящим факелом в руке. От зыбкого света пламени причудливые тени заметались по комнате. Забрав у Милдред факел, Эвелинда выставила его перед собой и, уничтожая паутину, принялась прокладывать путь к ближайшему окну. За семнадцать лет ставни изрядно перекосились, но ей удалось распахнуть их, и помещение заполнил солнечный свет. Однако вместе с ними ворвался ветер, всколыхнувший грязь и паутину. Густое облако мелкой пыли поднялось и заклубилось по комнате.

Милдред уже взялась за ставни на другом окне. Эвелинда хотела предостеречь ее — второй порыв ветра только усугубит положение, — но не успела. Пыль забилась в нос и рот, и Эвелинда сначала чихнула несколько раз подряд, а потом согнулась пополам от приступа судорожного кашля.

Повернувшись к открытому окну, она втянула в себя большой глоток свежего воздуха. Постепенно кашель прекратился, она распрямилась и, опасливо обернувшись, присмотрелась к обстановке.

Честное слово, Эвелинда почти пожалела, что открыла ставни. При свете факела комната выглядела не так ужасно, как под безжалостно яркими солнечными лучами, лившимися в распахнутое окно.

После смерти Дженни прошли долгие семнадцать лет. Каждая минута этого немалого срока добавила свой штрих к страшной картине запустения — повсюду лежал толстый слой пыли, сплошная тонкая ткань паутины дрожала на ветру, а камышовые подстилки наполовину сгнили, наполовину задубели от времени, став твердыми, как камень. И жуткий запах тлена, готовый встретить каждого, кто решится открыть дверь.

— Да, предстоит большая работа, — процедила Милдред.

Странные нотки, прозвучавшие в ее голосе, заставили Эвелинду обернуться. Глаза горничной были обращены к высокому потолку и явно искали на нем то, на чем могла повеситься Дженни. Эвелинда уже размышляла об этом, но ведь она сама еще не заходила в комнату после того, как узнала о смерти девушки. Давняя трагедия заставляла смотреть на все вокруг совершенно по-новому, и Эвелинда, решив, что не желает в подробностях представлять себе страшную картину несчастья, отвела взгляд от потолка и сосредоточилась на камышовых подстилках. Их надо немедленно выкинуть. Определенно воздух в комнате сразу станет значительно чище. Однако сначала необходимо удалить паутину, иначе придется продираться сквозь нее на каждом шагу.

— Пойду возьму метлу и все такое прочее, — решила Милдред.

Эвелинда посмотрела ей вслед, затем еще раз неторопливо огляделась по сторонам. Несомненно, уборка отнимет массу сил, но солар стоит того… хотелось бы надеяться.

Чувствуя, что окружающая обстановка навевает на нее уныние, Эвелинда отвернулась, высунулась в окно и, глядя во двор, с наслаждением вдохнула чистый свежий воздух. Все-таки в комнате совершенно невыносимый запах. Наверняка здесь полно мышей, гораздо больше, чем в обыкновенных пустых помещениях, и, помимо парочки мышиных гнезд, полуистлевшие камышовые подстилки таят в себе основательное количество дохлых грызунов.

Фу, гадость какая… Эвелинда брезгливо поморщилась. В это время откуда-то сзади раздалось тихое покашливание, заставившее ее выпрямиться и оглянуться.

— Тетя Бидди, — вымолвила Эвелинда. При виде женщины, стоящей в дверном проеме, ее захлестнуло острое чувство вины.

— Ты собираешься использовать солар? — тихо произнесла тетя Каллена, глядя прямо на Эвелинду и явно стараясь не смотреть ни на что вокруг.

— Я хотела сначала посоветоваться с вами, но да, — смущенно призналась Эвелинда. — Может получиться вполне уютно. Если только мои планы не огорчат вас.

— Конечно, нет, — пробормотала Бидди, опустила глаза и, коротко скользнув взглядом по камышовым подстилкам, сосредоточенно уставилась на подол своей юбки. — Неправильно, когда помещение простаивает попусту.

Эвелинда слегка замялась:

— Вчера вечером на обратном пути от Коминов Каллен отвез меня к тому обрыву, где погибли лорд Лиам и Маленькая Мэгги.

Бидди на мгновение словно окаменела, затем придала своему лицу безразличное выражение:

— О?

— Да… — Эвелинда запнулась и решила действовать напрямик: — Каллен рассказал мне про Дженни. Я вам очень сочувствую, тетя Бидди.

Бидди молча кивнула.

Эвелинда тихо вздохнула и решительно продолжила:

— Он сказал, что ее толкнуло на самоубийство нежелание выходить замуж за Кэмпбелла.

Бидди, не вымолвив ни слова, комкала в руках складки своей юбки.

— Простите, я понимаю, как вам тяжело, — мягко произнесла Эвелинда, испытывая ужасную неловкость. Бидди замечательная, очень не хотелось причинять ей боль, но… — Вы никогда не задумывались о том, что гибель вашего мужа каким-то образом связана со смертью вашей сестры?

Бидди внезапно ударила рукой по дверному косяку с таким ожесточением, что Эвелинда нервно подпрыгнула и широко распахнула глаза.

— Паук, — проворчала женщина, отряхивая ладонь.

Эвелинда, кивнув, решила оставить расспросы, но не удержалась и выпалила:

— Все-таки интересно, есть ли какая-нибудь связь.

Ни один мускул не дрогнул на лице Бидди, однако она подняла голову и жестко взглянула на Эвелинду.

Почувствовав на себе тяжелый взгляд женщины, Эвелинда прикусила губу, затем произнесла извиняющимся тоном:

— Мне только показалось странным, что ваша сестра таинственным образом связана с каждой из трагедий. Она умерла в Доннехэде за две недели до смерти вашего мужа. Потом отец и первая жена Каллена сорвались с того утеса, на котором она похоронена. Может быть, кто-то винил Дарака в ее смерти? Ведь он отказался защитить ее от брака с Кэмпбеллом?

— Защитить? — изумленно переспросила Бидди.

Эвелинда нахмурилась:

— Да. Разве не об этом она хотела поговорить с Дараком, когда приезжала в последний раз?

— Девочка, — решительно начала Бидди, но тут же замолчала, резко поворачиваясь к Тэвису, неожиданно появившемуся в дверном проеме позади нее. Секунду мать и сын смотрели друг на друга. Лица Бидди Эвелинда видеть не могла, но Тэвис выглядел совершенно безмятежным. Бидди отвернулась от него и заговорила снова: — Я только приветствую то, что ты открыла эту комнату. Я сама не собираюсь ею пользоваться. А все остальное — дела давно минувших дней.

Взгляд Бидди скользнул в угол комнаты и остановился на деревянной люстре, свисавшей с потолка на цепи. Светильник не представлял собой ничего особенного — крестовина из двух деревянных брусков, на каждом из четырех концов — острие для насадки свечи. Эвелинда внимательно посмотрела на простенькую люстру, и в ее голове мелькнула догадка, быстро переросшая в уверенность — очевидно, Дженни повесилась именно на люстре. Больше не на чем.

Эвелинда вновь повернулась к дверям и обнаружила, что, пока она исследовала светильник, Бидди незаметно ушла, а Тэвис стоит в коридоре и смотрит вслед матери. Затем он встревоженно обернулся к Эвелинде и сказал:

— Не принимай близко к сердцу ее поведение. Она была очень привязана к Дженни.

Эвелинда сдержанно кивнула, испытывая одновременно угрызения совести из-за того, что явно огорчила Бидди, и разочарование — все усилия оказались напрасными, ничего нового узнать не удалось.

— Мы пришли сказать тебе, что Каллен отозвал Рори и Джилли и поставил нас присматривать за тобой, — объявил Тэвис.

Эвелинда очнулась от задумчивости и с любопытством взглянула на мужчину:

— Вас?

— Меня и Фергуса, — пояснил Тэвис. — Он собирался подняться к тебе вместе со мной, но, видимо, решил по дороге заскочить на кухню и разжиться какой-нибудь едой.

Эвелинда слегка улыбнулась и с иронией заметила:

— Его постоянно тянет на кухню отнюдь не из-за еды.

— Да. Но, кроме еды, он ничего не получит, — ответил Тэвис.

Эвелинда склонила голову набок и с интересом посмотрела на кузена мужа. Очевидно, он тоже подозревал, что Фергус питает романтическую привязанность к Бидди.

— Значит, у него нет ни малейших шансов на взаимность? — поинтересовалась она.

Тэвис пожал плечами и отошел от дверей, с любопытством оглядывая заброшенную комнату.

— Мать очень сильно любила отца. Она прощала ему все грехи и после его смерти ни разу не проявила интереса к какому-нибудь другому мужчине. По правде говоря, с тех пор ее вообще интересует только кухня. Смерть мужа совершенно изменила ее характер.

— Его смерть или смерть сестры? — спросила Эвелинда.

— Его, — твердо заверил он. — Конечно, она страшно расстроилась, когда умерла Дженни. Рыдала и рыдала без конца. Отец две недели только и делал что поддерживал и утешал ее. Но потом он умер. — Тэвис покачал головой. — Она замкнулась в себе, все время уединялась — либо на скале, сидя у могилы Дженни, либо на кухне — и старалась ни с кем не общаться. Думаю, ее разбитое сердце просто не могло бы выдержать любви к кому бы то ни было. Даже ко мне, — добавил он с кривоватой улыбкой — одновременно печальной и обаятельной.

Лицо Эвелинды затуманилось от жалости к тому маленькому мальчику, каким был Тэвис семнадцать лет назад. Что он чувствовал, когда в нежном десятилетнем возрасте, с одной стороны, лишился отца, а с другой — оказался покинутым собственной матерью?

— Кто заботился о тебе?

Тэвис пожал плечами:

— Дядя Лиам делал для меня все, что мог. А здешние дамы утешали как могли.

Блудливая улыбка, заигравшая на его губах, явно свидетельствовала о том, что женское «утешение» не ограничивалось невинными объятиями. Эвелинда нахмурилась. Интересно, в каком возрасте мальчика приобщили к плотским утехам?

— Ты помнишь Дженни? — отрывисто спросила она, желая поскорее уйти от скользкой темы.

— Да, — мягко улыбнулся Тэвис. — Она мне страшно понравилась, когда приезжала сюда в первый раз. Тогда она была счастливая, веселая и постоянно смеялась. Каллен и Трэлин вечно убегали, они считали себя слишком взрослыми, чтобы играть со мной. А Дженни нет. Я за ней хвостом ходил, и она не возражала. — Вдруг он насупился и уточнил: — Ну по крайней мере сначала не возражала. А потом она взяла моду сидеть над обрывом, глядя на долину внизу, и стала все чаще отсылать меня. Я мог ходить за ней повсюду, но только не на скалу.

— Почему? — заинтересованно спросила Эвелинда.

Тэвис состроил гримасу:

— Она утверждала, что там опасно, а еще, что ей хочется побыть одной и подумать.

— Но ты не поверил?

Тэвис покачал головой:

— Однажды я проследил за ней. В наружной стене есть дверь, но там замок с секретом, и я его тогда не знал. Зато я мог залезть на дерево. И залез… — Блудливая улыбка вновь вернулась на его лицо. — Она была не одна…

Эвелинда удивленно подняла брови:

— Кто с ней был?

— Не знаю, — ответил он. — Не сумел разглядеть. Они лежали на земле. Я видел только мужские ноги, переплетенные с ее ногами. Остальное заслоняли ветки дерева. Я лишь мельком увидел эти ноги, а потом нагнулся слишком низко и свалился. — Он криво усмехнулся. — Я не хотел, чтобы она узнала, что я шпионю за ней, и рассердилась. Поэтому быстренько вернулся в замок к матери — она занялась моими ссадинами и синяками.

На некоторое время возникла пауза, затем Тэвис сказал:

— Вскоре после этого она уехала. Кажется, через пару дней. Матери в замке не было — она охотилась на кроликов, хотела приготовить очередное рагу и облегчить жизнь кухарке. Тетя Дженни отправилась к обрыву и вернулась оттуда, заливаясь слезами. Я думал, она поранилась, но вроде никаких ушибов не заметил. Я попытался узнать, почему она плачет, но она закричала, чтобы я оставил ее в покое, и вытолкала меня из комнаты. Через несколько минут она вышла, прихватив с собой только небольшой мешок с платьями, и побежала на конюшню. — Он пожал плечами. — И уехала, не сказав никому ни слова.

— Уехала одна? — удивилась Эвелинда.

— Нет, ее сопровождали трое мужчин.

— Кто? — немедленно спросила она, подумав, что возлюбленный Дженни мог быть среди этих троих.

Тэвис попытался вспомнить, затем покачал головой:

— Не знаю. Я стоял на ступенях главной башни. Слишком далеко. Я только видел, что из конюшни выехали четверо всадников.

— Значит, кто-то должен был распорядиться, чтобы ее сопровождал конвой, — заметила Эвелинда. — Вероятно, твой отец?

Тэвис задумался и снова отрицательно покачал головой:

— Нет, его не было. Он ускакал на своем коне еще до того, как Дженни отправилась на ежедневную прогулку к обрыву.

Эвелинда напряженно размышляла над услышанным, когда вернулась Милдред, нагруженная хозяйственными принадлежностями. Она тащила метлу, ведро с водой, тряпки, целую кучу всяких щеток — и все это грозило вот-вот вывалиться из ее рук и с грохотом обрушиться на пол. Эвелинда поспешила на помощь, подхватив метлу и ворох тряпок, а Тэвис забрал у горничной ведро.

Тут же отставив ведро в сторону, он выпрямился и пошел к дверям.

— Спущусь-ка я лучше вниз, чтобы не путаться у вас под ногами. Если что понадобится — мы в главном зале.

И он скрылся из виду, прежде чем Эвелинда успела открыть рот. Она сильно подозревала, что он испугался — вдруг попросят помочь с уборкой? Конечно, сейчас мужчины с большей охотой шли на сотрудничество, однако только в обмен на печенье. А у Эвелинды ничего подобного не было. Можно послать за служанками, но комната небольшая, и, пожалуй, они отлично справятся вдвоем с Милдред. Эвелинда сосредоточила свое внимание на уничтожении паутины, а горничная принялась сгребать к дверям гнилые камышовые подстилки.

Как и ожидалось, мышей здесь было предостаточно. Пару раз Эвелинда и Милдред не смогли удержаться от истошного визга, когда растревоженные крошечные чудовища с писком метались вокруг. Тэвис и Фергус сразу же прибежали наверх, и Эвелинда решила все же приспособить их к делу. Пускай помогут вынести подстилки, собранные в одну большую кучу у самой двери. Оба мужчины сначала оказали отчаянное сопротивление, но потом им было обещано, что Бидди испечет целую партию печенья исключительно для них двоих, и они стали существенно сговорчивее. Решено — один продолжит исполнять обязанности охранника, другой — займется хозяйством.

Тэвису выпало помогать Милдред выносить из башни камыши, а Фергус уселся в главном зале, по-прежнему наблюдая за дверью солара, где осталась Эвелинда.

Милдред и Тэвис, нагруженные трухлявыми камышами, покинули помещение, а Эвелинда, прикинув в уме размер оставшейся кучи, пришла к выводу, что им придется еще по крайней мере пару раз сходить туда и обратно, чтобы вынести все до конца.

Вернувшись к работе, Эвелинда опустила вниз люстру и принялась соскребать с нее воск, накапавший со свечей, одновременно обдумывая сведения, полученные из разговора с Тэвисом.

«Она была не одна…» — припомнились ей слова Тэвиса.

Судя по всему, молоденькая Дженни имела любовника. Глупейшая ошибка с ее стороны, ведь она знала — ее выдают замуж за Кэмпбелла, прославившегося своей жестокостью. Господи, о чем думала эта девушка? Единственный возможный вариант — она надеялась, что тайный возлюбленный женится на ней и защитит от Кэмпбелла. Но тогда это должен был быть не кто-нибудь, а могущественный лэрд — только такой человек мог бы противостоять Кэмпбеллу, который наверняка пожелал бы отомстить за нанесенное оскорбление. Конечно, в Доннехэде имелся в наличии могущественный лэрд — Дарак, однако он уже был женат. И никто из других влиятельных лэрдов, насколько известно, в то время в Доннехэде не гостил…

Внезапно Эвелинду осенило: зато сюда часто приезжал тогда — и продолжает приезжать сейчас — неженатый сын влиятельного лэрда Трэлин.

Эвелинда вяло скребла люстру и напряженно размышляла над своей догадкой. Каллен говорил, что Трэлин считал Дженни прелестнейшей девушкой на свете. А если она тоже влюбилась в него? Совершенно очевидно — Дженни тайно встречалась у обрыва со своим любовником. Может быть, это был Трэлин? И она рассчитывала выйти за него замуж и избавиться от Кэмпбелла?

Вдруг Эвелинда моргнула и выпрямилась. Здесь был еще один неженатый могущественный человек… Лиам, отец Каллена.

Впрочем, нет. Эвелинда вновь принялась за люстру. Лиам не обладал никаким особым влиянием, пока не умер его брат. Только тогда он унаследовал титул и могущество лэрда… Значит, пока остается Трэлин.

В любом случае, кто бы ни был этот мужчина, раз Дженни вернулась вся в слезах и поспешно покинула Доннехэд, значит, они поссорились. Временно оставив в покое пресловутого тайного возлюбленного, Эвелинда перешла к следующему загадочному вопросу. Тэвис сказал, что Дженни уехала, ни слова не сказав сестре. Если так, кто отдал приказ троим охранникам сопровождать ее? Дарак?

Эвелинда отколола от люстры большой кусок застывшего воска и поморщилась от едкого запаха гари, ударившего ей в нос. Она с отвращением подумала о том, что деревянная крестовина, видимо, основательно пропиталась копотью, но вдруг поняла — дымом тянет не от светильника.

Стремительно обернувшись, она с ужасом обнаружила, что факел, который Милдред вставила в держатель у самой двери, упал на кучу старых камышовых подстилок и они загорелись.

Схватив одну из мокрых тряпок — они еще не успели высохнуть после недавнего мытья окон — Эвелинда бросилась сбивать пламя, но старые сухие камыши служили отличным топливом, и огонь с пугающей жадностью поглощал их, выстреливая искрами во все стороны. Эвелинда испугалась по-настоящему: она не могла ни сбить пламя, ни побежать за помощью — огонь перекрыл выход. Она оказалась в ловушке.

Каллен въехал во внутренний двор замка в чрезвычайно мрачном настроении. С тех пор как он начал подозревать, что злоключения, преследующие его жену, кем-то подстроены, мысль о стреле, застрявшей в стволе дерева, не давала ему покоя. Сегодня он наконец поехал в лес, нашел то дерево, на которое залезала жена, и забрался на него сам. С первого взгляда ему стало ясно — стрела здесь совсем недавно. Об этом явственно свидетельствовало оперение — ни разу не омытое дождем, яркое и чистое. Кроме того, отверстие в коре тоже выглядело совсем свежим, а не старым и потемневшим от времени. Сомнений не было — кто-то хотел убить Эвелинду.

Каллен попытался выдернуть стрелу, но она засела слишком глубоко и не желала поддаваться. Поэтому он ограничился осмотром древка и оперения в надежде обнаружить какую-нибудь характерную особенность, по которой можно было бы потом отыскать стрелка. К сожалению, стрела ничем не отличалась от тысяч себе подобных — обычный размер, обычные гусиные перья. Ничего удивительного — оперение стрел, как правило, делалось из гусиных перьев и очень редко — из лебяжьих. Некоторые умельцы, стремясь к оригинальности, изготавливали себе стрелы со смешанным оперением. Ничем подобным эта стрела не выделялась и могла принадлежать любому из обитателей Доннехэда.

Глубоко разочарованный тем, что безликая стрела ничем не выдала тайны своего происхождения, Каллен слез с дерева и направился прямо в замок. После разговора с Хэмишем у загона Ангуса Каллен подозревал, что его жену пытаются убить, но сейчас, получив столь явное подтверждение худших своих опасений, он немедленно устремился к Эвелинде.

Может, стоит усилить охрану и оставлять в башне не двоих, а четверых мужчин? Каллен спрыгнул с коня, вошел в двери и свирепо уставился на Фергуса, одиноко сидящего за столом в главном зале.

— Где Тэвис? — спросил Каллен и в надежде увидеть жену посмотрел на стулья у камина. Пусто. Он нахмурился и добавил: — Где моя жена?

— Тэвис помогает Милдред выносить старые камышовые подстилки, — медленно ответил Фергус. — А ваша жена в соларе.

— Одна? Тебя поставили охранять ее, — рявкнул Каллен.

— Да, но она сказала, что не желает, чтобы мы мешали ей заниматься уборкой, а двери солара прекрасно видно отсюда, — сказал Фергус. — Никто не сможет незаметно пройти мимо меня и потревожить ее.

Угрюмо выслушав эти оправдания, Каллен повернул голову. Снизу действительно была видна часть коридора и одна дверь. Дверь солара. И сейчас она объята пламенем.

— Эвелинда! — Издав душераздирающий вопль, Каллен понесся по лестнице, перепрыгивая через ступени. Он сам различил боль и страх, сквозившие в его голосе, но не посчитал нужным сдерживаться. Он весь обратился в слух, напряженно ожидая ответа жены, свидетельствующего о том, что она еще жива. Вдруг она успела покинуть горящую комнату? Он дождался ответного крика в тот момент, когда ступил на лестничную площадку второго этажа. Голос Эвелинды доносился именно из солара, и Каллен окончательно убедился — ему есть чего бояться.

Он ринулся к двери и оказался перед сплошной стеной огня. Это выглядело так, словно кто-то разжег гигантский костер прямо в дверном проеме. Языки пламени были едва ли не выше самого Каллена, а комната наполнилась дымом.

— Воды! — приказал Каллен, поворачиваясь к догнавшему его Фергусу.

Тот мгновенно развернулся и устремился вниз по лестнице. Каллен снова взглянул в сторону комнаты, и его сердце сжалось от ужаса, когда он увидел смутные очертания женской фигурки — это Эвелинда согнулась пополам около окна. Вероятно, ее душит кашель. Она тут успеет умереть, наглотавшись дыма, пока Фергус вернется с водой.

Каллен стиснул зубы и отступил от двери на несколько шагов.

— Жена, я здесь! Посторонись! — взревел он.

Эвелинда что-то прокричала в ответ, но Каллен уже ринулся вперед, прорываясь сквозь языки пламени. Он не потеряет Эвелинду. Он любит эту неразумную, болтливую, нежную женщину.