Горец-дьявол

Глава 5

— Мы дома.

Эвелинда открыла глаза и подняла их на своего мужа. Она выпрямилась, сидя у него на коленях, и посмотрела на призрачные очертания замка, возвышавшегося в темноте. Внезапно ее охватила тревога.

Каллен направил коня в гору, к въездным воротам. Замок Доннехэд действительно был мрачной зловещей крепостью. Во всяком случае, под покровом ночи он показался Эвелинде именно таким. Откинувшись на грудь Каллена, Эвелинда усиленно терла руками лицо, пытаясь окончательно проснуться. Она продремала большую часть их трехдневного пути. Вовсе не под влиянием средства Милдред, просто путешествие, долгое и монотонное, казалось, не имело конца. В первый раз Эвелинда проснулась наутро после отъезда из д'Омсбери. Потянувшись спросонья, она обнаружила, что действие зелья практически сошло на нет. Она очень обрадовалась, ведь ее разбудило острейшее желание удовлетворить кое-какие естественные потребности. Какой конфуз мог бы получиться, если бы она все еще не восстановила контроль над своим телом!

Каллен дал ей время только на то, чтобы быстро управиться с делами, и поторопил с возвращением в седло. Он поднял ее на коня, сам сел сзади, и они снова тронулись в путь. Спустя несколько минут он вытащил из притороченного к седлу мешка яблоко, немного сыра и хлеб и молча протянул ей. Эвелинда поняла — останавливаться они будут исключительно тогда, когда этого настойчиво потребует организм.

Целыми днями они скакали со скоростью, при которой любая попытка заговорить сопровождалась бы риском откусить собственный язык, и каждый день делали одну дополнительную остановку для смены лошадей.

Эвелинде очень хотелось спросить, почему они так торопятся? И где остальные его спутники? Уезжая из д'Омсбери, она слабо разбиралась в происходящем, но как только смогла поднять голову и посмотреть вокруг, обнаружила, что их отряд состоит из нее самой, Каллена и мужчины по имени Фергус. Еще четверых шотландцев с ними не было. Однако Эвелинда боялась раскрыть рот. Ведь самым первым у нее бы вырвался вопрос: как муж мог увезти ее из д'Омсбери, не взяв с собой ее горничную, лошадь и вещи?! Не желая начинать семейную жизнь со скандала, она не издавала ни звука, беря пример с молчаливого мужа.

Проезжая по внутреннему двору своего нового дома, Эвелинда с любопытством осматривалась по сторонам. В столь поздний час жизнь здесь уже не бурлила, а едва теплилась, надежно скрытая густой, почти непроглядной тьмой. Эвелинда видела только неясные фигуры и расплывчатые тени.

Оставив попытки ознакомиться с новым жилищем при таком освещении, она с легким вздохом устроилась поудобнее рядом с мужем и с нетерпением ждала, когда можно будет слезть с коня. Честно говоря, в этот момент ей больше всего на свете хотелось наконец покинуть седло. Она никогда в жизни не уезжала из поместья д'Омсбери и даже представить себе не могла, насколько неудобным, утомительным и просто-напросто нудным может быть путешествие. Она искренне надеялась, что до конца своих дней больше не столкнется с необходимостью совершать длительные поездки.

Каллен остановил коня у ступеней лестницы, ведущей в главную башню замка. Он соскользнул с седла и, не дав Эвелинде пошевельнуться, взял ее на руки. Он опустил ее рядом с собой, и она крепко ухватилась за него, дожидаясь момента, когда сможет стоять без посторонней помощи. Редкие остановки в пути научили Эвелинду: в первые минуты на земле затекшие ноги буквально подкашиваются от слабости, но всякий раз к ним постепенно возвращается сила, и они снова становятся послушными.

Обычно Каллен давал ей время прийти в себя и начать передвигаться самостоятельно, однако сейчас он не стал ждать, а подхватил на руки и взбежал по ступеням к дверям главной башни.

Взглянув поверх плеча Каллена, Эвелинда увидела, как Фергус сам отводит лошадей на конюшню, и решила, что здешний конюх, наверное, уже отправился спать.

Они оказалась в большом зале. Темный и тихий, он отнюдь не был пустым. При свете огня, горевшего в камине, Эвелинда смогла увидеть, что весь пол, до последнего дюйма, занят спящими людьми. Мужчины и женщины, молодые и старые, лежали бок о бок друг к другу, оставляя лишь два узких прохода от входных дверей: один вел к лестнице на верхний этаж, другой — к дверям, за которыми, видимо, находилась кухня.

Каллен нес Эвелинду вверх по ступеням, и она все сильнее сжимала его плечи, по мере того как они продвигались во мрак, оставляя далеко позади слабый свет гаснущего в очаге пламени. Однако муж определенно не нуждался в дополнительном источнике света. Он уверенно шагал с ней на руках по совершенно темному помещению на верхнем этаже, а она, ничего не видя, только по-совиному хлопала глазами.

— Открой!

Эвелинда вслепую нащупала перед собой деревянную панель, похожую на дверь. Затем поискала ручку, нашла, нажала на нее, дверь мягко отворилась, и Каллен вошел внутрь. Он опустил Эвелинду на мягкую поверхность — судя по всему, это была кровать, — и отступил в темноту. Понять, в какую сторону он направился, она не могла, пока не услышала тихий щелчок закрывшейся двери.

Эвелинда прислушалась к его шагам. Отойдя от двери, он прошел по комнате и остановился с противоположной стороны кровати. Что-то с глухим шлепком ударилось об пол, затем с резким звоном упал меч, потом послышался короткий свистящий звук, за которым последовал шелест — видимо, килт опустился на камышовую подстилку. Эвелинда почувствовала, как прогнулась кровать, когда Каллен лег с другой стороны.

— Спи!

За спокойным приказом последовала тишина. Эвелинда некоторое время неподвижно сидела там, где он ее оставил. По пути сюда она провела столько времени в тревожных размышлениях, пытаясь представить себе встречу с новым домом. Она очень волновалась о том, что подумают о ней обитатели замка и примут ли они ее. И сильно беспокоилась о своей внешности: изнурительное трехдневное путешествие, должно быть, не лучшим образом скажется на ней, а первое впечатление значит так много. И конечно, ее страшно заботили мысли о намерениях мужа — вдруг он захочет вступить в свои законные права в первую же ночь после приезда?

Сейчас она отчетливо понимала — все эти опасения ничего не стоили. Обитатели замка проспали ее прибытие, а муж определенно не проявлял никакого специального интереса к своей молодой жене. Он уже безмятежно посапывал рядом с ней.

Эвелинда тихонько вздохнула, покачала головой и, полностью одетая, вытянулась на своей половине постели. На самом деле следовало ожидать, что после приезда в Доннехэд Каллен не сможет думать ни о чем, кроме сна. В последние три дня она, несмотря на тряскую езду, спала предостаточно, а Каллен и Фергус, напротив, не смыкали глаз. Мужчины по ночам ехали чуть медленнее, но оба ни разу даже не задремали за все три дня и две ночи в дороге.

Что ж, теперь ей был обеспечен еще один день томительного ожидания первой брачной ночи. Может, знакомство с новыми людьми как-то скрасит момент ее завтрашнего пробуждения?

Эвелинда еще немножко подумала, закрыла глаза и погрузилась в глубокий сон под тихое, мерное похрапывание мужа.

— Могг, что ты делаешь? Бестолковая… Сейчас ты уронишь чертову лохань! Вечно не смотришь, куда идешь! Прекрати сверлить глазами девушку и будь повнимательнее!

Услышав это восклицание, Эвелинда открыла глаза, резко села в постели и в полном замешательстве уставилась на целую толпу женщин, снующих между кроватью и камином у дальней стены. В первый момент Эвелинда никак не могла сообразить, где она находится. «Это не моя комната в д'Омсбери» — вот единственная мысль, на которую поначалу оказался способен ее бедный непроснувшийся мозг. Потом она слегка подвинулась в постели, задохнулась от острой боли в бедре и вспомнила все события, произошедшие за последние несколько дней.

Она поняла, что находится в замке Доннехэд, видимо, в комнате своего мужа. Наверное, теперь это и ее комната? Эвелинда с любопытством огляделась вокруг. Ее спальня в д'Омсбери была вдвое меньшего размера. И прежняя кровать была вдвое уже, чем та, на которой она сидела сейчас. Два простых деревянных стола располагались по бокам кровати. На одном из них — с той стороны, где ночью спал Каллен, — стояла незажженная свеча. На другом — рядом с Эвелиндой — кружка с напитком, очень похожим на мед.

Эвелинда с особым вниманием посмотрела на питье, затем принялась дальше изучать помещение. Между кроватью и дальней стеной было обширное пустое пространство. Замечательное место для пары стульев и, возможно, маленького столика, где лорд и леди, Каллен и она, могли бы отдыхать по вечерам. Однако в настоящий момент там ничего этого не было, зато стояла большая лохань. Рядом суетились служанки, выливая из ведер в лохань горячую воду, от которой шел густой пар.

— Она проснулась, — объявила одна из женщин, одарив Эвелинду улыбкой.

Эвелинда не смогла удержаться и улыбнулась в ответ, затем посмотрела на пухленькую невысокую женщину, которая, оглянувшись, неожиданно отделилась от остальных и устремилась прямо к Эвелинде.

— О, девочка, ты проснулась! — радостно улыбнулась женщина и, схватив ту самую кружку с напитком, повернулась и протянула ее Эвелинде. — Я принесла тебе немного чудесного медового напитка, и мы готовим для тебя ванну. Каллен сказал, что ты, наверное, захочешь искупаться.

Некоторое время Эвелинда беспомощно смотрела на женщину, пытаясь разобрать ее речь с сильным шотландским акцентом. У Каллена, несомненно, тоже был акцент, однако он в основном молчал, так что проблем с произношением почти не возникало. Женщина говорила очень быстро, и Эвелинде потребовалось время, чтобы понять ее слова. Наконец, усвоив общий смысл, Эвелинда приняла предложенный напиток и смущенно сказала:

— Спасибо.

— Я Элизабет Дункан. Но ты, девочка, можешь называть меня просто Бидди. Все так называют. — Сцепив руки перед собой и сияя улыбкой, Элизабет выжидательно смотрела на Эвелинду: — Маргрид готовит самый вкусный сладкий мед во всей Шотландии. Уверена, тебе понравится.

Эвелинда поднесла кружку к губам и сделала небольшой глоток. Решив, что уловила суть сказанного Элизабет, она перевела взгляд на служанок, толпящихся в ногах кровати. Видимо, они уже наполнили лохань водой и теперь смотрели на Эвелинду с нескрываемым любопытством.

Эвелинда, чувствуя себя слегка неуверенно, улыбнулась служанкам, опустила кружку и сказала:

— Вы правы, Бидди. Медовый напиток действительно очень вкусный.

Бидди просияла в ответ, но тут же посмотрела на служанок, потому что одна из них как раз в это время задела пустое ведро и опрокинула его на камышовую подстилку.

— Ну? Чего вы ждете? Закончили — уходите! У вас полно дел, — прикрикнула Бидди, однако ее тон был не таким резким, как слова. Она казалась скорее раздосадованной, чем рассерженной поведением служанок. Подождав, пока последняя из них скроется за дверью, Бидди повернулась к Эвелинде: — Они все очень милые. Но знаешь, девочка, с ними надо обращаться построже, иначе совсем ничего не будут делать.

Эвелинда только кивнула, шотландский акцент продолжал сбивать ее с толку.

— Теперь я пойду, а ты принимай ванну, я… О! — На полпути к выходу Бидди остановилась, оглянулась назад и слегка нахмурилась. — Я их всех отослала, а тебе надо помочь раздеться. — Она с сомнением посмотрела сначала на дверь, потом на лохань, прищелкнула языком и направилась к Эвелинде. — Думаю, я и сама могу этим заняться.

— Нет-нет, все в порядке… — начала было Эвелинда, однако тут же замолкла: едва пошевелившись, чтобы спустить ноги с кровати, она вновь почувствовала острый приступ боли в бедре и колене. Вздрогнув, она попыталась улыбнуться и кивнула: — Спасибо, пожалуй, я воспользуюсь вашей помощью, если вас это не затруднит.

— Нисколько не затруднит, — уверила Бидди, сочувственно глядя на нее. — Такая долгая дорога, и Каллен говорит, что скакал без передышки. Конечно, теперь это сказывается. Помочь тебе встать?

— Нет, думаю, я смогу… — Эвелинда не стала заканчивать фразу и поднялась с кровати. Сильная боль заставила ее с шумом втянуть в себя воздух, хотя, кажется, впервые за несколько дней ноги не дрожали и не подкашивались. Эвелинда решила, что это добрый знак: теперь, когда не надо больше бесконечными часами сидеть на лошади в одном и том же положении, все быстро заживет. Она с облегчением вздохнула и благодарно улыбнулась Бидди, уже помогающей ей раздеться.

— Боже праведный! — выдохнула женщина, когда платье и сорочка были сняты. Медленно продвигаясь по кругу, она рассматривала синяки. Сейчас они представляли собой малопривлекательную смесь фиолетовых, синих и черных пятен. Эвелинда надеялась, что такая пестрота указывает на скорое заживление, но пока все это выглядело отвратительно.

— Где же тебе так досталось, девочка? — спросила Бидди, покачивая головой.

— Это не Каллен, — поспешно сказала Эвелинда, уже успев привыкнуть к неизбежности такого предположения. — Я упала в реку.

— Каллен? Конечно, нет! — ответила Бидди со смехом, ясно указывавшим на всю нелепость подобной идеи. Затем, став очень серьезной, внушительно произнесла: — Не обращай внимания на всякие сказки. Он не дьявол, а хороший человек. У него доброе сердце. Он никогда не ударит женщину. И его отец тоже был таким.

Эвелинда тихонько с облегчением вздохнула. Она не испытывала страха перед мужчиной, с которым теперь связана ее жизнь, и с первой встречи интуитивно считала его именно хорошим человеком. Тем не менее было очень приятно узнать, что кто-то еще думает так же.

— У меня есть особый целебный бальзам. Я схожу за ним; когда ты выкупаешься, мы вотрем его в синяки, и ты тут же будешь в полном порядке, — заверила Бидди, помогая ей расположиться в лохани.

Вода быстро оказывала расслабляющее действие. Кстати, лохань здесь тоже была заметно больше, чем в д'Омсбери.

— А где мой муж? — поинтересовалась Эвелинда, когда Бидди отошла, чтобы поднять с пола платье и сорочку.

— Он взял с собой мужчин и поехал проверять, как идут дела, — ответила Бидди. — Он большой труженик, наш Каллен. Настоящий мужчина и настоящий хозяин. Клану с ним очень повезло, — и жестко добавила: — Просто позор, что у них не хватает ума понять это.

Эвелинда удивленно подняла брови и спросила:

— Люди недовольны им?

— О! — Бидди сердито махнула рукой и, нагибаясь за одеждой, объяснила: — Не все, только те, кто верит в бредовые слухи про его отца, дядю и жену. Они думают, он должен уйти. И забывают, что получили возможность наслаждаться миром и благополучием с тех самых пор, как он стал лэрдом.

Эвелинда помолчала и призналась:

— Я тоже слышала разные пересуды.

— Разумеется. Их слышал каждый в Шотландии и почти каждый в Англии, — холодно заметила Бидди, возвращаясь к лохани. Она покачала головой: — Полная чушь! Когда умер его отец, прежний лэрд, самого Каллена здесь и вовсе не было. В это время он навещал наших соседей, Коминов. Утром он выехал из замка, днем его отец погиб у подножия скал. Тут же кто-то пустил слушок, что там видели Каллена. К моменту его возвращения домой слушок уже окреп. Никого не волновали свидетели, подтверждавшие непричастность Каллена. Молва — она и есть молва, ее не остановишь. Откинь голову назад, девочка, надо намочить волосы и помыть их.

Эвелинда запрокинула голову и закрыла глаза.

— Значит, смерть его отца была чистой случайностью? — спросила она.

Бидди фыркнула, поливая ее голову водой:

— Совершенно точно, хотя в этом невозможно убедить добрую половину здешних жителей. Думаю, даже сам Каллен не верит в несчастный случай.

Бидди принялась втирать в волосы замечательное ароматное мыло, а Эвелинда сосредоточенно обдумывала полученные сведения. Затем спросила:

— Кто утверждает, что видел Каллена?

— Говорю тебе, Каллена там не было, — угрюмо повторила Бидди.

— Ну да, очевидно, свидетель ошибся, но кто он?

Бидди немного помедлила, насупилась, взяла ведро с водой, подняла его над головой Эвелинды и неопределенно ответила:

— Честно говоря, не знаю. Мне просто говорили, что некто видел его именно там.

Когда вода из ведра обрушилась ей на голову, Эвелинда крепко зажмурилась.

— А смерть дяди? — спросила она.

Бидди покачала головой:

— Несчастный случай. Он охотился с другими мужчинами, и в него попала стрела.

— По-моему, не слишком похоже на случайность, — сдержанно заметила Эвелинда.

— Такое время от времени происходит. Не он первый, не он последний, — заверила Бидди.

Эвелинда кивнула и совсем тихо задала следующий вопрос:

— А жена Каллена?

На сей раз молчание Бидди затянулось надолго. Наконец она со вздохом произнесла:

— Боюсь, это не несчастный случай… И боюсь, она сама могла навлечь на себя гибель.

Эвелинда удивленно распахнула глаза:

— Как?

Бидди снова замолчала, продолжая тщательно ополаскивать волосы, затем сказала:

— Мэгги очень волновало, что имя Каллена оказалось запятнанным после смерти отца. Она любила мужа.

Эвелинда напряглась. Ей очень хотелось знать, любил ли он свою первую жену. Но она только спросила:

— Он с ней много разговаривал? Кажется, он привык держать свои мысли при себе. Меня тревожит, что он…

— Каллен ни с кем много не разговаривает, — перебила Бидди, видимо, желая ее успокоить. — По большей части он склонен молчать. Раньше, еще при жизни отца, он говорил существенно больше. Их с Трэлином невозможно было заставить хоть немного помолчать, когда они были детьми, но после трагедии… — Она пожала плечами.

Эвелинда слушала с большим интересом. Потом вздохнула. Ей страшно захотелось разгадать тайну трех загадочных смертей. Может быть, тогда Каллен стал бы более откровенным и немножко более разговорчивым.

— Мэгги тоже сильно переживала из-за его молчания и боялась, что он к ней равнодушен, — сочувственно сказала Бидди.

— А на самом деле? — Эвелинда не могла больше сдерживаться: — Каллен любил Мэгги?

— Думаю, со временем он к ней привязался, — осторожно сформулировала Бидди и вздохнула: — Знаешь, девочка, любовь ведь бывает разной. Он относился к ней ровно и с заботой, но скорее как старший брат. По правде говоря, мне кажется, Мэгги надеялась завоевать любовь Каллена, отыскав настоящего убийцу его отца. И боюсь, именно за это могли убить ее саму.

— Не… понимаю, — медленно произнесла Эвелинда.

— Бедняжка разбилась на скалах. Никто не знает, как это случилось. Может, просто упала, а может… — Бидди помолчала и многозначительно добавила: — Я часто задаюсь вопросом, уж не подошла ли она настолько близко к разгадке, что была сброшена со скалы. Теперь понимаешь?

Эвелинда сначала кивнула, однако тут же в замешательстве замотала головой:

— Постойте, если отца и дядю Каллена никто не убивал, зачем кому-то убивать Мэгги за попытки во всем разобраться?

Вопрос явно поставил Бидди в тупик, и она растерянно согласилась:

— Да, наверное… Разумеется.

Эвелинда заметила испуг на лице женщины и поняла: Бидди верит в случайность здешних трагедий значительно меньше, чем хочет показать. Новое ведро с водой уже зависло над головой Эвелинды, и, закрывая глаза, она спросила:

— Как возник слух о том, что Каллен убил жену?

Бидди передернуло от негодования.

— Как возникают все слухи? Кто-то что-то сказал, остальные подхватили. И несусветная чушь распространяется со скоростью пожара. Говорят, будто бы он убил жену, потому что она не могла родить ему детей. Однако Мэгги носила под сердцем ребенка, когда упала со скалы.

— Ребенка?! — У Эвелинды перехватило дыхание, она в ужасе взглянула на Бидди: — Вы уверены?

— Да. У нее уже три раза подряд не было месячных. Хотя внешне еще ничего не проявилось.

— Каллен знал?

— Ему пришлось бы сильно постараться, чтобы этого не заметить. Они спали в одной постели, — холодно заметила Бидди.

— Ах да, — смущенно пробормотала Эвелинда, заливаясь румянцем.

Она до сих пор не до конца представляла себе все стороны замужества. Теперь ей придется делить комнату и постель с мужчиной. Он сможет видеть все — до мелочей, до последней складочки на ее теле, до самых интимных женских проявлений.

Эвелинда вникла в проблему, прикусила губу, вздохнула и решила больше об этом не думать. Все равно ничего не поделаешь. Такова природа вещей. И тем не менее до чего же неловко сознавать, что Каллен совсем скоро будет знать о ней больше, чем ее личная горничная.

— Готово, девочка. Волосы чистые. Теперь я спущусь вниз, отдам твое платье и сорочку в стирку и заодно прихвачу бальзам. Он смешивается очень быстро. Если хочешь, полежи немножко в воде, потом обсохни. Одеваться не надо. Ложись на кровать, а я вернусь и натру тебя.

— Большое спасибо, — негромко сказала Эвелинда вслед торопливо выходящей из комнаты Бидди.

Некоторое время она потратила на тщательное обдумывание происходивших здесь загадочных событий, но внезапно все тайны отступили на задний план, вытесненные одной простой мыслью: что она наденет? Ведь чистой одежды просто нет. Никакой.

Огорченная Эвелинда, бормоча что-то себе под нос, осторожно выбралась из лохани и начала вытираться. Затем завернулась в простыню, с досадой села на кровать и впала в уныние. Положение совершенно безвыходное: из одежды ей сейчас принадлежит одно-единственное платье, мятое и грязное после трехдневного путешествия. Поразительно, как мужчина, проявивший столько заботы и предупредительности во всем остальном, ухитрился не подумать о такой очевидной вещи.

Недоуменно покачав головой, Эвелинда откинулась на кровать и закрыла глаза, но тут же поморщилась от ноющей боли в боку. Она встала, сняла с себя простыню, расстелила на постели и снова легла, теперь на живот. Сложив руки вместо подушки, она уютно устроилась на них щекой и закрыла глаза, вновь и вновь пытаясь справиться с неразрешимой проблемой: что надеть, когда совсем нет одежды? Эвелинда решила обязательно посоветоваться с Бидди, когда та вернется с бальзамом.

До сих пор женщина была очень мила, она так радушно встретила Эвелинду в новом доме, однако все равно — Милдред никто не заменит. Загрустив, Эвелинда закрыла глаза и незаметно погрузилась в сон.

Ее разбудило ощущение того, как густой теплый бальзам растекается по спине. Сильные руки втирали его в большой синяк на боку, и Эвелинда сонно улыбнулась. Уверенные движения в сочетании с целительным воздействием бальзама изгоняли из ее измученного тела остатки усталости и ноющую боль от ушибов.

— Чудесно, Бидди, спасибо!

Низкий звук, последовавший за этими словами, заставил ее широко распахнуть глаза и резко повернуть голову.

— Каллен! — прошептала она в смятении.

— Доброе утро, жена, — невозмутимо промолвил он.

— Я думала, это Бидди. — Вот и все, на что оказался способен рассудок Эвелинды, тогда как все ее существо вопило о другом: над ней, опершись коленом о край кровати, склонился мужчина, и перед его взором красуется ее голая спина и прочие прелести.

Каллен не потрудился дать какие-либо объяснения, он просто одной рукой надавил ей на плечо, заставил улечься обратно на простыню и продолжил свое занятие.

Прикусив губу, Эвелинда напряженно застыла под его руками и только покрепче сжала бедра.

Некоторое время Каллен работал молча, потом коротко приказал:

— Расслабься.

Эвелинда честно попыталась исполнить приказ. Однако нашла это совершенно невозможным, пока его руки скользят по ее коже, а глаза рассматривают обнаженное тело.

Еще несколько минут прошли в тишине. Каллен трудился над синяком на боку, а Эвелинда изо всех сил старалась расслабиться, но потерпела полную неудачу. Тогда он остановился и, взяв за талию, перевернул на спину.

Эвелинда вздрогнула, ее глаза тревожно расширились, и в этот момент губы Каллена прижались к ее губам. Она на секунду замерла, не сопротивляясь, но и не приветствуя поцелуй, совершенно ошеломленная стремительным развитием событий. Однако его язык проник в ее раскрытые губы, и словно по волшебству она с легким вздохом обмякла в объятиях Каллена, постепенно все крепче обвивая руками его шею.

Погрузившись в мечтательные раздумья о том, до чего замечательно он умеет целоваться, Эвелинда была вынуждена разочарованно приоткрыть глаза, когда поцелуй неожиданно прервался. В следующее мгновение ее снова легко, как ребенка, уложили на живот, и втирание бальзама в спину пошло своим чередом. Только тут Эвелинда поняла: Каллен поцеловал ее исключительно для того, чтобы заставить расслабиться.

И это сработало! Всего-навсего один поцелуй — и она стала мягкой и податливой в руках мужа. И вот, пожалуйста, стоило ему только перестать целовать ее, рассудок немедленно подключился к делу, напоминая о наготе, открытой взгляду мужа. Эта мысль оказалась чрезвычайно пагубной, и Эвелинда вновь начала ощущать скованность. Она чувствовала, как краска стыда заливает ее лицо, и почти не сомневалась, что порозовели не только щеки, но и некоторые части тела пониже спины.

Каллен убрал руки, и она, незаметно оглянувшись, посмотрела на него. Зачерпнув немного густого вязкого снадобья из чаши, стоявшей на столе возле кровати, он некоторое время растирал бальзам между ладонями, разогревая его, затем наклонился и продолжил массировать спину Эвелинды.

Она удивилась, почувствовав, что на этот раз он не ограничивается синяком, но широкими кругами продвигается вверх по спине, затем по плечам и снова плавно возвращается на спину. Она уже почти готова была расслабиться под мягкими движениями его рук, и тут он коснулся ее бедер.

Эвелинда дернулась, когда его руки соскользнули на внешнюю сторону бедра и притронулись к ноющему месту, где был второй ушиб. Инстинктивно пытаясь избежать болезненных прикосновений, она даже слегка заерзала на кровати. Каллен никак на это не откликнулся и продолжал осторожно втирать бальзам в кожу. Боль, постепенно ослабевая, в конце концов исчезла окончательно, и Эвелинда чуть-чуть успокоилась. Тогда он сосредоточил свое внимание на нижней части спины и оказался в опасной близости от ягодиц.

Эвелинда занервничала и плотно сжала бедра, чтобы не вздрогнуть от его прикосновения. Она испытала большое облегчение, когда он миновал деликатную область и начал втирать бальзам в ее ноги. Однако его пальцы вновь двинулись выше, прокладывая путь по внутренней стороне бедер, и каждая клеточка ее тела судорожно сжалась в испуге.

— Перевернись.

Эвелинда быстро взглянула на него, пока он брал новую порцию бальзама из чаши. Она заколебалась, не отказаться ли выполнять указание, но, во-первых, он был ее мужем, а во-вторых, уже видел все раньше. Ему пришлось помогать одевать ее в день венчания.

И впрямь корова… Рассердившись на саму себя, она вспомнила его замечание, тяжело вздохнула и неохотно перевернулась на спину. Но все-таки не удержалась и непроизвольно прикрылась руками.

Согрев в руках бальзам, Каллен повернулся и, никак не реагируя на ее наивный стыдливый жест, молча начал массировать плечи и шею. Эвелинда посмотрела на его лицо, но оно, как обычно, казалось абсолютно бесстрастным. И только когда он встретился с ней взглядом, она замерла, плененная разраставшимся в его глазах медленным огнем.

Она не сопротивлялась, когда он взял ее руку, прикрывавшую грудь, и принялся втирать в нее бальзам. Начав с кончиков пальцев, он продвигался к запястью, затем к локтю, держа ее руку на весу между своими ладонями. Вдруг Эвелинда заметила, что ее рука, почти целиком покрытая бальзамом, коснулась клетчатой ткани, перекинутой через его плечо.

— На вашу одежду попала мазь, — извиняющимся голосом произнесла она.

Каллен взглянул вниз и нахмурился. Он отпустил ее руку и притронулся к пятну, которое в результате только увеличилось. Он недовольно потянулся к пряжке, удерживавшей ткань на месте, потом посмотрел на свои скользкие от бальзама руки. Подняв голову, он сказал:

— Расстегни.

Эвелинда немного помедлила, затем потянулась чистой рукой к пряжке и расстегнула ее. Верхняя часть килта немедленно упала с плеча и осталась лежать на талии Каллена, но Эвелинда понимала, что теперь килт практически ничем не закреплен и в любой момент может соскользнуть вниз.

— Рубашку тоже.

Эвелинда неуверенно взглянула в лицо мужу. Он невозмутимо ждал. Прикусив губу, она села на кровати, вытерла намазанную руку о простыню, взяла нижний край его свободной рубашки и осторожно потянула вверх. По мере того как дюйм за дюймом обнажалось его тело, глаза Эвелинды раскрывались все шире и шире.

Его грудь в отличие от ее собственной находилась в превосходном состоянии. Там не было никаких синяков. Ничего удивительного, ведь он упал с коня на спину. Он поднял руки и наклонился вперед, чтобы она могла полностью снять рубашку.

Эвелинда впервые увидела своего мужа обнаженным по пояс. Видит Бог, этот мужчина был великолепен. Могучие мускулы рельефно проступали на его груди и плечах и перекатывались под кожей, когда он, освободившись от рубашки, опускал руки вниз. Она испытала странное непреодолимое желание провести руками по его телу и быстро придумала стереть каплю бальзама в качестве оправдания своих действий.

— Ложись.

Эвелинда подчинилась приказу и легла на кровать, но, похоже, оказалась совершенно не в состоянии оторвать взгляд от мощного мужского торса, располагавшегося у нее перед глазами. Ей было на что посмотреть. Ширина его плеч потрясала воображение.

Каллен прервал ее увлекательное занятие, наклонившись и продолжив работу. На его руках оставалось достаточно бальзама, и он сконцентрировал внимание на самом большом синяке, расплывшемся на боку и под грудью. При первом прикосновении Эвелинда испуганно поморщилась, но скоро бальзам подействовал, и боль почти прошла. Его руки круговыми движениями массировали место ушиба, и круги постепенно становились все шире и шире, но она не замечала этого… пока его пальцы не провели по ее груди.

Эвелинда напряглась и настороженно посмотрела на Каллена. Честное слово, сначала она подумала, что это простая случайность. Ничто в выражении его лица не свидетельствовало об обратном. Однако случайность повторилась, только во второй раз пальцы провели по груди выше и настойчивее.

Совершая третий заход, Каллен внезапно поднял глаза, поймал ее взгляд и не отпускал его, скользя ладонями все выше и выше и остановившись в рискованной близости от ее соска. В тот момент, когда у Эвелинды перехватило дыхание, он убрал руки и отвернулся, чтобы вновь зачерпнуть бальзам и разогреть его. Эвелинда внимательно наблюдала за мужем, переводя взгляд с его лица на руки и обратно. Она как раз сосредоточилась на лице, и тут он, решив, что бальзам уже достаточно теплый, решительно убрал лежавшую на его пути руку Эвелинды и накрыл обеими ладонями ее грудь.

Эвелинда судорожно вздохнула и вздрогнула всем телом. Под волшебным воздействием его пальцев ее глаза закрылись, а сердце забилось чаще, готовое вырваться из груди. Странная смесь восторга и испуга охватила ее. Он прикасался к ней раньше, но тогда она не чувствовала себя такой уязвимой и… обнаженной. Сейчас он не сводил с нее жадного взгляда полуприкрытых глаз, и это усиливало ее смятение.

Ей хотелось попросить его остановиться. Ей хотелось умолять его не останавливаться. И ей очень хотелось, чтобы он поцеловал ее. Но он прикасался к ней лишь руками, и они — то усиливая давление, то ослабляя его — мяли, сжимали, гладили ее тело вновь и вновь. Она не могла этого больше вынести и уже решилась сама просить его о поцелуе, однако ему вдруг понадобилась дополнительная порция бальзама.

Пока он грел его в ладонях, Эвелинде пришлось изо всех сил стиснуть губы, чтобы не произнести ни слова, и сжать пальцы в кулаки, чтобы не дотронуться до него. Он повернулся и наклонился над ней. На этот раз верхняя часть тела Эвелинды была им полностью проигнорирована, все внимание сосредоточилось на ее ногах. Он разминал и поглаживал пальцы, ступни, щиколотки, икры, колени…

Новая пауза для новой порции бальзама. Эвелинда наблюдала за Калленом, тяжело и прерывисто дыша, переполненная одновременно ощущением настоящего и предвкушением грядущего. Его руки легли на ее колени и плавно двинулись вверх. Все ее тело застыло в томительном предчувствии. Его ладони скользили по ее бедрам все выше и выше, неотвратимо приближаясь к месту, где они должны были встретиться. Она вздрогнула и вцепилась в простыню, на которой лежала.

Неизвестно, что сыграло большую роль: то ли бальзам, то ли массаж, то ли и то и другое вместе, но усталость и боль отступили полностью. Все ее существо наполняло только одно чувство — восторженное ожидание.

— Расслабься, — сказал Каллен, и, словно давая ей передышку, его руки опустились ниже, растирая ей икры и изгоняя остатки скованности из мышц. Теперь, когда он вновь плавно двинулся вверх вдоль ее бедер, Эвелинда не сжала их, а лишь поежилась и даже слегка раздвинула ноги навстречу его прикосновениям.

Прикрыв глаза, она следила за ним из-под ресниц. Его лицо, потеряв привычное бесстрастное выражение, стало сосредоточенно внимательным, и ей опять невыносимо захотелось, чтобы он поцеловал ее. Эвелинде так нравились его поцелуи. Нравился вкус его губ, нравилось, как его язык врывается в ее рот и встречается с ее языком… Мечтательные раздумья рассеялись как туман в тот момент, когда его руки, дойдя до самого верха, коснулись ее сокровенной плоти.

Погрузившись в фантазии, Эвелинда ненадолго отвлеклась и неожиданно обнаружила, что во время массажа он раздвигал ее ноги все шире и она оказалась перед ним полностью открытой. Она вспыхнула от стыда, но решила оставить все как есть и не пытаться избежать его прикосновений. Тем не менее, когда его пальцы снова провели по ее нежной плоти, ноги сами собой стремительно сдвинулись, останавливая ласку и одновременно удерживая его руку в западне.

Это была непроизвольная реакция, и Эвелинда при всем желании не смогла бы остановить ее. Она испуганно распахнула глаза и тут же встретила взгляд Каллена. Секунду они смотрели друг на друга, замерев в неподвижности. Затем, по-прежнему глядя ей прямо в глаза, он обеими руками раздвинул ее ноги и, исключая любое стремление сомкнуть их снова, опустился между ними на колени. При этом его килт соскользнул совсем низко, и она рисковала вот-вот увидеть то, что заметно возвышалось под складками его одежды.

Эвелинда молча смотрела на Каллена, но, почувствовав новое прикосновение его пальцев, часто и прерывисто задышала. Ее ноги судорожно пытались сжаться, однако им мешало его присутствие. Тогда она закрыла глаза, сжала кулаки, и постепенно ее бедра начали изгибаться и двигаться в такт каждому движению его пальцев по ее трепещущей плоти.

Казалось, он разжег в ней страсть на берегу реки в д'Омсбери, но это не шло ни в какое сравнение с теперешними ощущениями. Сейчас Эвелинда просто изнывала от неосознанного желания, которое лишь слегка приоткрылось для нее тогда, на поляне. Повинуясь собственной воле, ее бедра двигались с нарастающей силой, и даже ему уже не удавалось сдержать их полностью. И вдруг он убрал свои руки.

Эвелинда испытала пронзительное разочарование и обиженно открыла глаза. Она встретилась с Калленом взглядом и заметила улыбку, промелькнувшую на его лице, перед тем как он наклонился, опустил голову между ее ног, и его губы заняли то место, где раньше безраздельно властвовали пальцы. Эвелинда в ужасе закричала и резко села. Она захотела отстраниться, но Каллен провел языком по ее разгоряченной чувственной плоти, и она застыла, задержав дыхание. Следующее движение его языка вынудило сдерживаемое дыхание с шумом вырваться из груди наружу. Эвелинда откинулась на кровать, и ее тело полностью одержало победу над потрясенным разумом.

Колени ее согнутых ног поднялись высоко вверх, пятки вдавились в постель, бедра выгибались в волнообразных движениях, а из раскрытых губ изливался протяжный стон, становившийся все громче и громче.

Эвелинда отчаянно водила головой из стороны в сторону, бессвязно вскрикивая, когда внезапно почувствовала его палец у себя внутри. Возбуждение, долго копившееся в ней, взорвалось и накрыло ее горячей волной. Полностью захваченная собственными ощущениями, она не заметила, как Каллен выпрямился, скинул с себя килт, бросил на пол и опустился на колени между ее ног.

Сначала Эвелинда почувствовала неопределенное легкое давление, но через мгновение он погрузился в нее, заполнив изнутри до того, что она готова была разорваться на части. Он замер в неподвижности. Она в недоумении открыла глаза и посмотрела на него. Теперь его глаза были закрыты, а лицо приобрело почти страдальческое выражение. Внезапно он открыл глаза и, глядя ей в лицо, начал медленно выходить из нее.

Тело Эвелинды сомкнулось вокруг него, яростно протестуя против его ухода, и когда он двинулся обратно, она снова закрыла глаза, полностью отдаваясь новым переживаниям, пробуждавшимся к жизни внутри ее.

Она почувствовала, как он подхватил и поднял ее бедра, и громко застонала, когда он вошел в нее до конца, тесно прижавшись к ее телу. Ее стон словно послужил сигналом к освобождению для Каллена. Увеличивая мощь и скорость, с которой двигались его бедра, он входил в нее снова и снова, воспламеняя свою и ее страсть до тех пор, пока он и она одновременно не вскрикнули от высшего наслаждения.