Господа гусары, молчать!

27

Проснувшись, Стас вытянул руку, и она наткнулась на пустоту.

Приснилось? Или вот так сходят с ума, скатываются в одержимость? Да куда там скатываться, он и так одержим ею. Только одна Алена — больше никто и ничто.

Постель пахла ею, этот запах он не спутал бы ни с одним на свете. Все было. Он нашел ее, дождался. Они пришли сюда и занимались любовью. Долго — пока он не уснул.

Стас попытался нашарить на тумбочке телефон, чтобы посмотреть, сколько времени. Что-то скользнуло из-под руки на пол. Какие-то бумажки.

Разум понял сразу, но не оформил в слова или образы. Просто все внутри оборвалось, и его затопило черным, как адское пламя, жаром. Он медлил, не решаясь включить свет. Как будто пытался оттянуть неизбежное.

Вспышка — яркая, как ядерный взрыв. Стас зажмурился, осторожно открыл глаза. Потом он никак не мог вспомнить, что было дальше. Смех, мат, слезы. Сидел на кровати, глядя на разлетевшиеся по полу купюры, словно надеялся, что они могут исчезнуть. И провал, как будто память отключилась, не в состоянии вместить произошедшее.

Следующее воспоминание — как он подошел с чемоданом к стойке ресепшена. Девушка-администратор объясняла, что без уважительной причины оплату за номер ему вернут на карту только в половинном размере. И еще мысль, которая вызвала дурацкий смех и ее удивленный взгляд.

У горничной будут неплохие чаевые.

Обратный билет он не брал, потому что не знал, сколько пробудет в Будапеште. Покупал уже в аэропорту. На ближайший рейс до Питера с пересадкой в Дюссельдорфе. Домой — скорее. Хотя и понимал прекрасно, что покоя не будет нигде.

Самолет сильно трясло. Пассажиры волновались, женщины визжали. И только Стасу не было до этого никакого дела. Наверно, он даже обрадовался бы, если б самолет развалился в воздухе. Если бы успел, конечно, обрадоваться. Это не вены в ванне перерезать. Быстро и, можно сказать, элегантно. И похороны за госсчет. Вот только страховку получить будет некому.

А ведь попади он пять лет назад волей случая на какой-нибудь разбившийся самолет — и Муму хватило бы денег, чтобы сделать операцию вовремя. И не было бы ни-че-го. Ни его самого, ни всей этой грязи. Стриптиза, проституции, Инны… Алены…

Все. Хватит об Алене.

Но не получалось.

Стас пытался понять. Да и что там было понимать? Все прозрачно. Отомстила по полной программе. Наотмашь. Не точку поставила, а восклицательный знак. И ведь не притворялась же, когда была с ним, уж это он понял бы. Ничего у нее не прошло. Ни чувства, ни влечение… ни обида.

Замуж? А вот это вранье. Он не сомневался. Да, кто-то наверняка у нее есть. Скорее всего, тот парень с бородой. Не надо даже было видеть их вместе. Появились какие-то новые нотки в том, как она вела себя в постели. Едва уловимые, но он почувствовал. Каждый новый мужчина оставляет на женщине свой отпечаток. Как и женщина на мужчине.

Ревность? Наверно, нет. Это было только тело, а уж он-то прекрасно знал, как мало может значить тело, если нет любви. Даже не клин, которым клин вышибают. Скорее, пластырь на рану. Затенить новыми ощущениями старые — яркие, как свет по глазам. Бросить подачку телу, которое вопит от голода. Жри, чудовище, главное — не разглядывай.

Он поторопился. Содрал этот пластырь с еще не поджившей раны. Так какой смысл жаловаться или винить Алену? Это была ее защита. Он ведь даже не знал толком, чего хочет от нее. Увидеть. Снова сжимать ее в объятьях, целовать, заполнять ее собою. Сходить с ума от ее запаха и вкуса. Но чего было в этом больше — желания обладать или желания разделить с Аленой жизнь? Он хотел быть с ней — но что мог предложить ей, кроме секса?

Ничего. Вот и ответ на все. Вернулись к тому, с чего начали.

Сколько прошло времени, Стас не представлял. Может, неделя, может, больше. Дни слились в бесформенный комок. Утро, вечер, ночь… Он просыпался и лежал, тупо глядя в потолок. Вставал, что-то жевал, не чувствуя вкуса. Одевался, выходил в магазин, покупал какую-то еду, какое-то бухло. Пил. Отрубался. Чтобы на следующий день все началось сначала. По кругу.

Позвонил Виктор, управляющий. Поинтересовался, собирается ли Стас выйти на работу.

— На хуй! — лаконично ответил он и нажал на отбой.

Не прошло и десяти минут, как телефон ожил снова. Самохин — кто бы сомневался.

— Мальчик, — начал почти ласково, — я в этом бизнесе с его российского нуля. И с бабами, и с мужиками. И таких, как ты, навидался — хоть жопой жуй. Ты что, думал, никто ничего не видит, не знает? Девка твоя кайф ловила, что тебя все хотят, а трахаешь ты только ее. А как узнала о твоих платных шалостях за бортом — так и тебя бортанула. Что, нет?

Стас молчал. Самохин с коротким смешком продолжил:

— Или ты думал, незаметно, как ты изменился на сцене? Нате, выкусите, бабы, я не ваш. А сейчас наверняка ломанулся ее вернуть, но не вышло. Короче, Нестеров. Даю тебе три дня. Или ты собираешь себя веничком на совочек и выходишь, или забудь дорогу навсегда. Думаю, ты в курсе, что других женских клубов в городе нет, а на lady’s nights много не заработаешь.

Прошло три дня. И еще три. И еще сколько-то там. Надо было что-то делать. С собой, со своей никчемушной жизнью. Но депра вцепилась крепко. Когда-то он вместе с Муму читал про стадии принятия горя. Отрицание. Гнев. Торг. Это он уже прошел. После депрессии наконец должно было прийти собственно принятие. Но это выглядело как океан, который предстояло переплыть по-собачьи.

Незаметно началась зима, подобрался Новый год. Как-то вечером Стас стоял у окна и смотрел на падающий снег. Крупные пушистые хлопья падали медленно, торжественно, и грязный серый город преображался, как по волшебству. Если бы любую грязь можно было скрыть так просто…

Телефонный звонок заставил вздрогнуть.

Элла. Вот только ее для полного счастья и не хватало.

Стас сбросил несколько звонков, сообщения удалил, не читая. Черный список пополнился еще одним номером. Но через пару дней позвонил Виктор.

— Стас, тебя твоя англичанская мадама разыскивает, — ехидно доложил он. — Говорит, что на звонки не отвечаешь. Требует подать тебя на подносе.

— Пошли на хер, — равнодушно предложил Стас. — И сам иди туда же.

Не прошло и часа, как заверещал домофон. Можно притвориться, что никого нет. Ах да, свет в окнах. Ну, тогда мертвым. Но Элла, похоже, была настроена решительно.

Интересно, сколько бабла потребовал с нее Витюша за его адрес? Впрочем, какая разница? Возможно, даже и безвозмездно. В качестве ответки за посыл в пешее эротическое.

Кстати, одну бабу он тоже вот так послал. Ну, не матом, но недвусмысленно. И чем это обернулось? Элла оставалась последней клиенткой, с которой он еще не распрощался. Так, может, стоит сделать это прилично, без хамства? Нет, не бонусным бесплатным сексом, но просто по-человечески.

Он нажал на кнопку, открывая дверь парадной, повернул ключ в замке. Элла вышла из лифта — как королева, по прихоти судьбы оказавшаяся в фавелах. Шуба, высокие сапоги, длинный белый шарф.

— У вас есть какая-то поговорка, — сказала она вместо приветствия. — Про гору, которая идет к пророку.

— К Магомеду, — Стас посторонился, позволив ей пройти в прихожую. — Тебе не говорили, что я больше по вызову не работаю?

— Говорили. Но не сказали, по какой причине. Мне стало интересно. ВИЧ? Импотенция?

— Нет.

— Значит, женщина. Я помню насчет девушки, которую мы встретили в театре. Надо думать, она все-таки узнала, чем ты занимаешься. Может, угостишь меня кофе — и поговорим?

Он молча пожал плечами и пошел на кухню. Элла за ним. Шубу она повесила на вешалку, сапоги снимать не стала. Стас равнодушно посмотрел на цепочку мокрых следов. Плевать. Вспомнить бы, когда делал уборку. Наверно, еще до Будапешта.

— Да… — протянула она, сев за стол и оглядевшись по сторонам. — Не думала, что ты живешь в такой грязи. Да и сам… Интересно, когда ты в последний раз стригся? Когда брился и принимал душ, не спрашиваю, и так ясно. Неужели все так серьезно?

— Серьезно, — буркнул Стас. — Кофе только растворимый.

— Ничего, переживу.

— И сахара нет.

— Не страшно. Может, расскажешь?

— Зачем? — он поставил на плиту чайник, на стол — банку кофе и чашку с ложкой.

— Затем, что по возрасту я тебе в матери гожусь. Если бы в восемнадцать лет мне сказали, что когда-нибудь я буду покупать любовь за деньги у глупого мальчишки, только посмеялась бы. Кто знает, может, чем-то смогу помочь. Я, знаешь, всякого навидалась.

— Не думаю. Но если хочешь…

На самом деле именно Стасу вдруг мучительно захотелось вывалить все на кого-то. Всю свою боль и тоску. На человека, который очень скоро исчезнет из его жизни навсегда. Как случайный попутчик в поезде. Унесет часть этой боли с собой и тут же стряхнет ее с себя, как капли дождя с зонта.

Он рассказал Элле все. С самого начала. С того момента, как Муму только заподозрила неладное и ей понадобились деньги на дорогостоящее обследование. И заканчивая другими деньгами — на тумбочке будапештской гостиницы.

— Может, я, конечно, и ошибаюсь, — задумчиво протянула Элла, — но почти уверена, что девочка пожалела об этом раньше, чем вышла в коридор. Это была не месть, Стас. Это такой крик отчаяния. «Почувствуй, как мне было больно узнать правду!» А еще это желание сжечь все мосты. Любовь может понять и простить все. А вот принять — нет. Во всяком случае, не так быстро.

— Я поторопился, — обреченно кивнул Стас.

— Да. Ты поторопился. Иногда нужны годы. А иногда и вечности недостаточно. Я своего мужа простить так и не смогла. Хотя сейчас и не уверена, любила ли. Или той любви, которая была у меня, не хватило. А теперь поздно, он умер. Знаешь, пока все живы, всегда есть шанс. А потом уже все. Остается только сожалеть. И, кстати, я действительно могу тебе помочь. Нет, не с девушкой, конечно. Ты должен полностью изменить свою жизнь. Иначе ничто другое тоже не изменится. Да, ты покончил со стриптизом, с проституцией. Но ничего другого взамен не появилось. Так и будешь пить и валяться на кровати? Не надо, думаешь, я не вижу, что ты пьешь? Потом и до наркотиков дойдет, если уже не дошло.

— Не дошло, — поморщился Стас. — Ты можешь предложить что-то?

Не ответив, Элла достала телефон и набрала номер. Она говорила очень быстро и явно о том, что собеседнику было хорошо известно и не требовало пояснений. Потом слушала, изредка вставляя «да», «понимаю». Наконец закончила и отложила телефон.

— Ну вот. Считай, дело почти сделано. Насколько я знаю, ты не только стриптизер, но и хореограф. У тебя есть ролики номеров, которые ты ставил? Я помню, у вас был великолепный рил на разогреве, одетый. Это твой?

— Да. Все ролики есть.

— Отлично. Мой брат — главный постановщик одного лондонского музыкального театра. Он как раз ищет для нового спектакля хореографа. Такого, чтобы сам мог танцевать. Все прилично и официально. У них есть спонсорская лицензия, и они могут приглашать людей из других стран. По контракту. Если тебя, конечно, это интересует.

— Интересует, фея-крестная, — улыбнулся Стас, боясь поверить.

Элла достала сигареты, жестом попросила пепельницу.

— Я дам тебе адрес электронной почты Грега, отправишь ему свои записи. Хотя это, конечно, формальность. Мне он вряд ли откажет. Напишет, какие данные нужны для спонсорского приглашения. А пока я могу сказать, что нужно сделать, чтобы не терять время. Во-первых, подстригись, сбрей эту гадость с лица и сфотографируйся для визы. Собери все документы. У тебя ведь есть специальное образование?

— Да. Диплом хореографа.

— Отлично. Его надо перевести и заверить нотариально. Еще нужен международный сертификат о знании языка. У тебя нормальный английский. Запишись на экзамен, думаю, на B-2 легко сдашь. Потом выписка с банковского счета. В пересчете на фунты должна быть примерно тысяча. Есть у тебя деньги?

— Есть. К тому же все равно машину продавать.

— Сама Tier-2 General, рабочая виза на три года, стоит где-то пятьсот пятьдесят фунтов или чуть больше, точно не помню. Еще нужна будет медицинская страховка, двести фунтов в год, на три года сразу. Когда получишь приглашение, скачаешь заявление на рабочую визу, заполнишь. Подашь в консульство, никаких посредников. Короче, дело непростое, но если захочешь — справишься.

— Спасибо, Элла, — больше всего Стас боялся расплакаться, как девчонка. — Ты не представляешь…

Погасив сигарету, Элла встала, и Стас тоже поднялся, думая, что та собралась уходить.

— Спасибо? — Элла насмешливо вскинула брови.

Она подошла вплотную и расстегнула пуговицу на его джинсах.

— По-твоему, я похожа на черити?..