Господа гусары, молчать!

28

— Да подожди ты реветь! — Злата села рядом на край стола, погладила Алену по волосам. — Сделай еще один.

— Три уже сделала, — всхлипнула та. — Неделя прошла. Никогда так не было. День максимум.

Они остались после лекций в пустой аудитории, спровадив своих кавалеров под предлогом, что собираются заняться чисто девочкововым шоппингом. Злата, видимо, заметив, что с Аленой творится неладное, пристала, как пиявка. А у нее уже сил не осталось умирать от страха молча.

— Подожди, вы что, не предохранялись? — нахмурила лоб Злата, с трудом продравшись сквозь Аленины сбивчивые фразы пополам со всхлипами.

— Шестой день, только месячные кончились. Я думала…

Разве скажешь, что вообще ни о чем не думала тогда? Кроме одного — снова быть с ним, почувствовать его рядом, в себе. Что настолько потеряла голову от желания, что весь мир перестал существовать. Что только потом, вернувшись домой, вспомнила, что все было так, как она привыкла за последние месяцы со Стасом. Чтобы ничего не было между ними, чтобы ничто не мешало чувствовать друг друга. Вот только таблетки она давно уже не принимала. И заговаривала свой страх, похожий на ледяную глыбу в животе, считая дни и загибая пальцы: нет, ничего не будет. Не должно быть.

— Алена… — застонала Злата. — Ну как можно такой наивной быть? Разве можно на это надеяться? Организм дурак, некоторые и под месячные залетают. Что, не слышала? И что теперь будешь делать? Скажешь ему?

Алена молчала, нервно ковыряя заусеницу у ногтя.

— Нет, ну а в чем проблема? — Злата возмущенно вскочила на ноги. — Нормальный же парень вроде? Или пусть женится, или хотя бы денег на аборт даст. В нашу страховку не входит, а стоит нехило. Кажется, эти вещи вдвоем делают, нет? От дрочки пока еще никто не родился. Стой, или ты потихоньку в уголке сама рожать надумала?

Алена продолжала всхлипывать, и тут до Златы дошло.

— Ядрена вошь… Так это не Янош? Бывший твой кое-что приложил? Бля… Вот это попадос. Ну подожди, а тебя что, кто-то просит докладывать, чья именно работа? Скажи, что резинка сползла или порвалась. Бывает.

— То есть ты предлагаешь сказать Яношу, что это его ребенок? — Алена посмотрела на Злату так, как будто та посоветовала ей пройтись голой по всему Будапешту.

— Ален, ну хватит уже тут благородное негодование изображать. В конце концов ты с ним спала и вполне могла от него залететь. Откуда ты так точно знаешь? Ни один способ стопроцентной гарантии не дает.

— Да потому что ничего не рвалось и не сползало. Злат, я просто не могу, как ты не понимаешь? Не могу сказать, что беременна от него, если он никаким хреном тут ни при чем.

— Мда, вот уж точно никаким хреном… — вздохнула Злата.

В аудиторию заглянула уборщица, и им пришлось уйти.

— Ладно, это все лирика, Алена, — сказала Злата, когда они вышли на улицу. — От кого, как, зачем. Делать что будешь? Аборт или рожать?

— Куда мне рожать? Как ты себе это представляешь? Одна, здесь. Съемная комната, университет. Домой ехать? Я и так отцу, наверно, десять лет жизни стоила со всеми своими историями. И тут ему еще такой сюрприз подкинуть?

— А мать что?

— Лучше не напоминай, — скривилась Алена. — У меня с ней никаких отношений.

— Как у тебя все сложно. Ладно, слушай. Срок маленький, успеешь сделать медикаментозный. Моя сестра делала. Неприятно, конечно, но все лучше, чем обычный. И осложнений меньше. Но это только в клиниках, самостоятельно нельзя. К тому же в аптеках эти лекарства не продают. Стоит, конечно, прилично, но, мне кажется, для тебя это не проблема?

— Не проблема.

— В клинике, куда мы по страховке прикреплены, есть гинекологи. Там запись, но по экстренным случаям принимают сразу. А дальше скажут, куда пойти с этим делом. Тебе без разницы, к кому — к мужчине или к женщине?

— Все равно. Ты там была?

— Да, — кивнула Злата. — Нормально все. И по-английски говорят. Знаешь, давай я прямо сейчас позвоню, попробую тебя записать. У меня номер администратора остался.

Злата говорила по телефону, а Алена присела на скамейку. Всю неделю ее сильно мутило, кружилась голова, постоянно хотелось спать. Она бы, наверно, прямо на этой скамейке и уснула. Хорошо бы проснуться старой, чтобы все уже закончилось. Вот вообще все. Или, может, лучше и вовсе не просыпаться. Пусть так и отнесут на кладбище.

Прикрыв телефон рукой, Злата повернулась к Алене:

— Завтра в шесть — нормально?

— Нормально, — рассеянно ответила она.

— Ну вот, — сказала Злата, закончив разговор. — Завтра пойдешь сразу после занятий. Хочешь, с тобой схожу?

— Нет, я сама, — возразила Алена.

— Как знаешь. Адрес на приложении к страховке, найдешь по карте. Это недалеко от Андраши, пешком доберешься. К тетке тебя записала. Я у нее была, она точно нормальная. А мужик — черт его знает. Вдруг он верный католик, начнет тебя отговаривать.

— Спасибо, Злат. Слушай, я домой пойду, ладно? Что-то мне не очень.

— Тошнит? — сочувственно спросила Злата.

На следующий день Алена сидела в коридоре клиники и ждала своей очереди. В регистратуре ей выдали запечатанный пакет: одноразовая подстилка, носки и рубашка, и она поймала себя на том, что держит его… как младенца — положив на сгиб руки. По спине пробежала ледяная струйка пота.

Ждать пришлось долго. Алена оказалась в клинике на полчаса раньше, да и очередь двигалась медленно, не укладываясь в назначенное время. Яношу она сказала, что идет проверить зрение. Мол, сильно глаза стали уставать, а с ее близорукостью это небезопасно.

— Туманова кисасонь!

Ее фамилия, произнесенная с ударением на первый слог, да еще в сочетании с обычным обращением к молодой девушке, прозвучала так странно, что Алена не сразу сообразила: медсестра приглашает ее в кабинет.

Врач, приятная улыбчивая женщина лет сорока, выслушала ее, попросила раздеться, осмотрела на кресле и кивнула на темный закуток, где стояла аппаратура для узи.

— Да, — сказала она, закончив. — Это беременность, примерно пять недель, плодное яйцо хорошо прикрепилось. Вы говорили, незащищенный секс был на шестой день цикла? Так бывает. Календарный метод очень ненадежный.

— Это был не метод, — едва сдерживая слезы, возразила Алена. — Случайность.

До последней секунды она надеялась, что врач скажет: нет никакой беременности. Гормональный сбой, ложноположительные тесты. Но теперь… страх неопределенности мгновенно превратился в ужас четко сформулированной ситуации.

Она беременна. От Стаса.

И этот ужас заставил ее сжаться в комок, по плотности не отличающийся от черной дыры. Черная дыра втягивала в себя все: свет, звук и даже пространство, не оставляя возможности для маневра.

— Одевайтесь, — сказала врач. — И поговорим.

— Вы не замужем, но у вас есть постоянный партнер, — продолжила она, когда Алена села рядом с ее столом. — До того как вы пришли сюда, он знал, что вы, возможно, беременны?

— Нет.

— Вы собираетесь ему об этом сказать?

— Нет.

Приподнятые брови, внимательный взгляд из-под очков.

— Могу я узнать, почему?

Стеснение, неловкость — их тоже сожрала черная дыра.

— Это не его ребенок. И я не собираюсь его обманывать, что он отец.

— Вы продолжаете отношения с отцом ребенка?

— Нет. Это была… минутная слабость. Я случайно встретила своего бывшего… друга.

— То есть вы хотите сохранить текущие отношения?

— Д-да, — Алена слегка запнулась.

— Моральные оценки не моя работа. Я только врач. Правильно я понимаю, что вы твердо настроены на прерывание беременности?

— Да.

— Ваша страховка не покрывает подобные манипуляции, вы знаете об этом? Знаете, хорошо. У вас маленький срок, и я рекомендую медикаментозный аборт. Он легче переносится и дает меньше осложнений. У нашей клиники есть лицензия на его проведение. Стоить это будет, включая препараты, анализы, узи и последующее наблюдение…

От названной суммы у Алены захватило дух, но она кивнула.

— Учитывая, что вы забеременели в первой половине цикла, откладывать не стоит, — врач открыла в компьютере расписание. — Есть время завтра утром, в десять часов. Приходите натощак, можно выпить чаю, но не кофе. Сдадите экспресс-анализы, я вам еще раз расскажу о процедуре, подробно. Подпишете документы, и начнем. К сожалению, у меня нет буклета на английском, поэтому пока только кратко. Вы принимаете первый препарат и остаетесь на час, чтобы отследить возможные побочные действия, например, аллергическую реакцию. Через двое суток приходите снова, принимаете второй препарат и остаетесь под наблюдением на четыре часа. Если все пойдет успешно и не будет никаких осложнений, через неделю сделаем контрольное узи. Это все, жду вас завтра.

Алена встала, попрощалась и пошла к выходу.

— Если вдруг передумаете, утром позвоните администратору, — услышала она, уже закрывая за собой дверь.

Вернувшись домой, Алена не стала включать свет. Легла на кровать и уставилась в потолок, расчерченный отблесками уличных фонарей. Под сложенными руками, в темной глубине ее тела притаилось крохотное, живое… то, что станет… могло бы стать человеком. Почему-то ей казалось, что это была бы девочка. Светловолосая, с карими глазами.

Если бы все сложилось по-другому… если бы с самого начала все было по-другому… И тогда Стас был бы сейчас с ней рядом. Он клал бы ладони ей на живот, чтобы почувствовать, как толкается малыш. Водил бы ее гулять, крепко держа за руку, чтобы не упала — толстая, неуклюжая. Спешил бы выполнить любой ее каприз. Был бы с ней во время родов. Она представила его с коляской, с ребенком на руках…

Не будет этого. Ничего не будет. Ничего не может быть.

Когда она положила деньги на тумбочку — это не было местью. Это была ее боль. Такая бездонная и бескрайняя, что она уже не могла справляться с ней в одиночку. И отдала ее часть ему. Это был крик: пойми, каково мне было узнать обо всем. Это была черта подо всем. Та самая красная линия, которую не пересечь.

Не ищи меня больше. Не приходи никогда. Ничего не будет.

Повторяя это, как мантру, Алена взяла телефон и набрала номер, который могла удалить из его памяти — но не из своей.

«Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Все правильно. Так и должно быть.

В коридоре загудел домофон. Кто-то подошел — Люси или Эрик. Короткий стук в дверь: к тебе. Алена встала, повернула ключ в замке, снова легла.

Злата. Или… Янош.

Он вошел в комнату, снял куртку, сел на кровать рядом с ней, взял за руку.

— Я звонил тебе, Али, ты не брала трубку. Что случилось?

Она и в самом деле забыла включить звук после клиники. И значок пропущенного вызова не заметила.

Это был соблазн. Сказать, что нездорова. Простыла. А еще — мелкая женская болячка. Молочница.

После аборта пройдет немного времени, и все будет как прежде. Ничего личного, ничего лишнего. Только секс. То, что предложил ей когда-то Стас — хотя оба уже тогда знали, что так не получится. С Яношем — будет. Впрочем, как знать, может — со временем — и не только…

— Я завтра иду делать аборт, Янош.

Он дотянулся до выключателя, вспыхнул свет.

— Али, почему ты ничего не сказала? Почему не спросила, что я об этом думаю? Почему решила все одна?

На его лице было такое возмущение, что у Алены внутри снова все перевернулось.

Тебя, Алена, как будто проклял кто-то. Может, мамочка — еще до рождения? Когда узнала, что у нее будет нежеланный, ненужный ребенок? Ты приносишь несчастье всем, кто подходит к тебе близко. Олег, Стас, Янош…

— Я не знаю, как так получилось, — продолжал он, пристально глядя ей в глаза. — Говорят, нет абсолютно надежных методов. Я не думал, что все будет так быстро. Так рано. Но если уж так вышло… Давай поженимся.

Это был еще больший соблазн, чем первый. У нее будет муж, единственный недостаток которого в том, что она его не любит. Но ей не надо будет избавляться от ребенка. Даже не надо будет врать. Все уже сказано. Просто не говорить лишнего.

Господа гусары, молчать…

— Янош, это не твой ребенок…

И снова время остановилось. Он молча смотрел на нее, как будто пытался принять трудное решение.

Если ты сейчас скажешь, что тебе все равно, чей ребенок, я останусь с тобой. Постараюсь выбросить Стаса из головы и стать тебе хорошей женой. Постараюсь полюбить тебя. Постараюсь…

Янош встал, нагнулся, поцеловал ее в лоб и вышел.

Ночь была как бред. Она расплывалась, растекалась — похожая на отражение неоновых огней в темной воде. Как после того единственного косяка, который они со Стасом выкурили в Амстердаме. Алена ходила по комнате, сидела, согнувшись, уткнувшись лицом в колени, лежала ничком, обнимая подушку. Забиться в угол и зализывать раны. Нет, это потом. Даже не завтра. Когда все будет позади.

Наконец ее отнесло на дальние границы сознания, где ждал сон — рваный, как рэгтайм. Встав утром, Алена не могла вспомнить ничего из него, кроме ощущения безысходности.

В половине десятого она пришла в клинику, сдала анализы и села в коридоре на диван. Достала телефон, набрала три цифры — и нажала на кнопку отбоя.

Нет. Все решено. Мосты сожжены.

Наконец медсестра пригласила ее в кабинет. Просмотрев результаты анализов, врач начала подробно рассказывать о возможных побочных действиях, о том, на что нужно обратить внимание, что нормально, а с чем надо срочно ехать в клинику. Алена слушала, кивала и смотрела на два стаканчика: маленький, с одной таблеткой, и побольше, с водой.

— Вы все поняли? Хорошо. Сейчас вы подпишете согласие на процедуру, примете препарат, и медсестра проведет вас в комнату, где вы останетесь на час. Если все будет в порядке, пойдете домой и придете снова послезавтра, в это же время.

Алена взяла ручку, бегло просмотрела бланк с текстом на венгерском и английском. Внезапно к горлу подкатила тошнота, да так сильно, что она вскочила, зажав рот руками. Медсестра едва успела подставить ей какой-то лоток. Выворачивало долго, одной водой и желчью, с дикими спазмами. В глазах темнело, слезы текли ручьем, и приходилось жмуриться, чтобы не смыло линзы.

Наконец все кончилось. Алена подошла к раковине, прополоскала рот, вымыла лицо. Сильно кружилась голова, в ушах звенело.

Вот точно так же ее рвало весной, когда болела. На коленях перед унитазом, буквально наизнанку. Она вышла тогда, держась за стену, едва не теряя сознание. Стас подхватил ее на руки, отнес в постель. И сказал, что любит…

Буквы, графы на бланке расплывались, и Алена с трудом нашла место, где нужно было поставить дату и подпись. Ручка ни в какую не хотела писать — только царапала бумагу.

— Подождите, — сказала врач. — Сейчас найду другую…