Госпожа преподаватель и Белый Феникс

Глава 14. Тени на клинке

У любви нет логики. Иногда она просто

падает на голову. И лишает остатка мозгов.

Если они, конечно, были.

На следующее утро я едва смогла оторвать голову от подушки. Я спала безмятежно, как новорожденный дракон в своём гнезде, — ни смущения от вчерашнего, ни тревоги завтрашнего дня не пробились сквозь крепкую завесу сна. Лишь противный звон будильника, словно набат, вернул в реальность.

Пошатываясь и зевая во весь рот, я вышла на кухню, чувствуя себя так, будто прошла пешком до другого конца столицы и обратно.

Жан Сержан восседал за столом, словно король на троне. Он читал последний выпуск «Вестника Велантры», изящно закинув ногу на ногу. Его лица не было видно за страницами газеты, но я была готова побиться на старую ведьмину метлу, что призрак просто делал вид, будто погружён в чтение.

— У меня к вам вопросики, ваша светлость, — зевнула я и плеснула воды из графина в стакан.

— Вот как! — Страницы затрепетали, как будто Жан намерился их перевернуть, но передумал. — Ни доброго утра, ни здравствуйте… Сразу допрос с пристрастием…

— Почему вы утаили, что знакомы с О'Рэйнером?

Призрак посмотрел на меня поверх газеты. Его взгляд был абсолютно спокойным, но в нём мелькнул некий огонёк, который я сразу не распознала. Лёгкая улыбка тронула его призрачные губы.

— М-м-м, надо проверить, не сожрала ли меня Книга? — протяжно, словно издеваясь, произнёс он. Меня обдало жаром: он наверняка всё видел. — Весьма оригинально. Я уж грешным делом подумал, что вы действительно забеспокоились обо мне, мой неюный персик. А, оказывается, просто сбежали от влюбленного в вас Феникса.

Я опешила. Сержан смеётся надо мной? Я пыталась натянуть на себя маску безразличия, но ладони вспотели.

— Да, я сбежала и не вижу в этом ничего ужасного, — выдавила я сквозь стиснутые зубы. Мне сделалось стыдно за своё поведение. Взрослая женщина, а повела себя, как впечатлительная институтка, которая впервые поцеловалась. — Вернёмся к делу. О'Рэйнер. Почему вы не рассказали, при каких обстоятельствах познакомились с Вэлианом?

Сержан иронично приподнял бровь и… внезапно ссутулился. В его полупрозрачной фигуре чувствовалась какая-то вековая усталость, меланхолия, прошедшая через года.

— Моё знакомство с Вэлианом… О, оно было весьма… запоминающимся, — он произнёс это с паузой, словно взвешивая каждое слово. Голос, обычно ироничный и хлёсткий, сейчас звучал чуть тише, с едва уловимой хрипотцой, словно каждое слово давалось с трудом, проходя сквозь болезненные воспоминания. Он не смотрел прямо в глаза, а, скорее, сквозь меня, в какую-то далёкую точку в пространстве, где, видимо, находились обрывки его прошлой жизни. — Во все времена есть те, кто поддерживает власть, и те, кто ею недоволен. И те, на чьей стороне больше знаний и сил, как правило, побеждают… Кирогуро. Отвратительный городишко на отшибе Барбурии, где воздух плавился под безжалостным солнцем, а влажная духота въедалась в кости. Настоящая западня, из которой не было выхода. Мятеж там зрел долго, как гнойник, пока не прорвался. Изнывающие от жары, ослабленные лихорадкой и тошнотой, полуголодные солдаты превратились в тень тех людей, которыми когда-то были. Отчаяние копилось месяцами, пока не переполнилось и не вылилось в кровопролитное восстание.

Изначально наша цель была благородной, или, по крайней мере, казалась таковой: выбить у нерадивого правительства хоть крохи продовольствия и спасительные порошки от болезней. Но, как это часто бывает, благие намерения загнили на корню, едва столкнувшись с реальностью. Голод ослепил, жажда наживы разъела остатки дисциплины. Бунт мгновенно скатился в хаос, где каждый был сам за себя. Улицы Кирогуро превратились в арену безумия: крики, лязг металла, горящие лавки, разграбленные склады. Благородные цели рассыпались в прах, уступив место животному инстинкту выживания. Оружейные залпы королевской гвардии тонули в общем гуле мародёрства и кровопролитных стычек. Это был не бунт за идеи. Это был бунт отчаяния, пожирающий сам себя.

Когда хаос поглотил Кирогуро, я оказался в самом эпицентре. Группа солдат хотела ворваться в госпиталь, где мирные жители прятались от бесчинств вояк. Я пытался призвать к порядку, достучаться до разума солдат, но голод и безумие уже взяли верх.

Там меня и схватили. Это произошло так быстро, что я ничего не успел осознать. Внезапный удар по голове, — и всё исчезло во мраке. Позже я очнулся в маленькой тесной камере, куда меня притащили королевские гвардейцы. Трое суток я просидел, практически без еды и воды, прежде чем ко мне явился молодой дознаватель по особо важным делам.

— Вэлиан О'Рэйнер, — тихом проговорила я и вздрогнула.

В памяти тотчас проплыла полутёмная камера с серыми стенами, тусклым светом и посеревшим лицом крайне худого и измождённого человека. В горле запершило от невесть откуда взявшейся спертой сырости. Так вот чей образ я увидела тогда в галерее! Это был Сержан!

Вот только почему я увидела именно его, а не кого-то другого? Ведь, наверняка, он был не единственный, кого Вэлиан допрашивал в дни тех страшных событий.

— Не знаю, Эжена, — пожал плечами Сержан и тяжело вздохнул. — Можно только строить предположения. Например, что Вэлиана до сих пор гложет чувство вины. Хотя это не самое лучшее качество для такого человека, как он.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что сожрут и не подавятся. — Призрак горько усмехнулся. — В бешеной гонке к власти побеждает тот, у кого меньше совести и сожалений. Впрочем, О'Рэйнер крепко сидит в своём кресле. А, значит, умеет держать свои чувства под контролем, — помолчав, он добавил: — Самое обидное, что меня схватили даже не королевские гвардейцы. Свои же! Они приняли меня за предателя. Последнее, что я видел — грязные сапоги и мелькающие тени надо мной, осыпающие проклятиями. Когда стало ясно, что им не выстоять против гвардии, меня передали, как одного из зачинщиков бунта, приписав мыслимые и немыслимые преступления.

Сержан замолчал.

— А Вэлиан? Почему он не помог вам, если вы были невиновны?

— А что он мог сделать? — призрак покачал головой. — Всё было против меня. Да, я был среди тех, кто начал этот мятеж. Глупо было бы отрицать это. Но в тот момент я даже представить себе не мог, во что он выльется. Впрочем, надо отдать О'Рэйнеру должное. Если бы не яд морлина, меня бы ждала куда более позорная участь. А так… Внезапная остановка сердца и быстрая смерть. Теперь я его должник. И пока не отплачу ему, мне не знать покоя. Уж такова посмертная клятва. Но ей-ей, я нисколько не жалею. К тому же, я не раз убеждался, что Вэлиан — человек чести. Если бы её у него не было, меня расстреляли бы вместе с остальными.

Я нахмурилась и перевела взгляд с призрака на окно. Ситуация казалось абсурдной, но кто знает, как правильно поступить? И есть ли вообще хоть какое-то правильное решение? Возможно, выполнять мелкие поручения после смерти — не такая уж и большая плата за лёгкую смерть.

За окном мелкий, моросящий дождь тонкими нитями вышивал узоры на стекле. Потемневшие от влаги кроны деревьев печально покачивались под порывами ветра.

Казалось бы, самое время предаться меланхолии. Особенно в такую погоду. Однако с улицы доносился гул голосов спешащих на занятия студентов: отрывистый смех, нервозные выкрики и заливистая ругань тех, кто опаздывал на лекции. Этот шум, такой далекий от моих мыслей о мятежах и призраках, был чуждым, но в то же время успокаивающим. Он словно возвращал меня в другую, более привычную реальность.

«Ох уж эти студенты! — промелькнуло в голове, — Живут рядом с Академией и всё равно ухитряются опоздать!»

И тут меня прошиб холодный пот.

А ведь преподаватель тоже опаздывает. И этот преподаватель — я! Вся меланхолия моментально улетучилась, уступив место паническому осознанию собственной безответственности.

Я перевела взгляд на кухонные часы, а потом бросилась в комнату одеваться. До начала лекции оставалось семь минут. Мне полагалось быть за кафедрой, а не здесь, разглядывая монохромный мир за окном и слушая болтовню Сержана. Ругаясь себе под нос, я влезла в платье и, схватив ридикюль, выскочила из апартаментов. Ох и влетит же мне от Фицпатрика, если он поймет, что меня нет на рабочем месте.

Что ж, позор — это тоже опыт, но сегодня он будет особенно острым.

Пожалуй, никогда прежде я так не неслась на работу, как в то утро. В туфлях хлюпала вода из лужи, в которую я ухитрилась угодить перед входом в Академию. По лицу стекали струйки ледяного дождя, неприятно липли волосы ко лбу, а в голове крутилось: «Семь минут! Семь чёртовых минут!»

Главная лестница Академии уже была пуста. От стен гулко отскакивало эхо быстрых шагов. Я перепрыгивала через ступеньку, стараясь не думать о том, как жалко и смешно сейчас выгляжу. Мало того, что опаздывала на собственную лекцию, так ещё и вид был, как у драной кошки, угодившей под ливень. В голове мелькнула мысль, что неплохо было бы для начала привести себя в порядок, а потом уже идти к студентам. Однако воображение тотчас нарисовало картину, как беспризорные курсанты разносят учебное здание, и я прибавила шагу.

Поднявшись на третий этаж, я проскочила под аркой и за поворотом нос к носу столкнулась с Фицпатриком. Сердце лихорадочно стукнулось о рёбра и провалилось куда-то вниз. Скрестив руки на груди, ректор стоял с абсолютно невозмутимым лицом.

— Опаздываете, госпожа де Вальдан. — Он говорил ровно, чуть растягивая слова. В голосе слышалось ехидство, которое он, кажется, даже не собирался скрывать. — Ваши курсанты, должно быть, уже начали обсуждать самые невероятные причины вашего отсутствия. Может, вас похитили призраки? Или… — Фицпатрик сделал многозначительную паузу. Он окинул меня взглядом, и тонковатые губы исказил оскал холодной неприязни. — Или вы были заняты более интригующими делами? С господином министром, например?

Едкий стыд неприятно кольнул в груди, к щекам прилила кровь, будто меня уличили в чём-то постыдном. Однако отчитываться перед Фицпатриком я не собиралась. Вместо этого натянула вежливую улыбку и ответила ему в тон.

— О-о-о, вижу сплетники уже донесли о моём вчерашнем свидании, да, господин ректор? — Мой голос прозвучал резче, чем я рассчитывала. — Но личная жизнь, она потому и личная, что других не должна волновать. А сейчас будьте так любезны пропустить меня. Преподаватель должен быть на лекции.

Я попыталась обойти его, но Фицпатрик преградил мне вход в аудиторию. Между нами повисло почти осязаемое напряжение. Его глаза сузились, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Он развернулся и сделал шаг так, что я оказалась зажатой между ним и стеной коридора.

— Нет-нет, Эжена, — Фицпатрик прошипел, как потревоженный змей. — Личная жизнь никого не касается. Но лишь до тех пор, пока не выходит за рамки приличия. Ты разочаровываешь меня. Я дал тебе возможность работать. Прикрыл после того инцидента с О'Рэйнером, хотя должен был дать пинка под зад. Я был уверен, что ты оценишь это, но твоим выходкам конца и края нет!

Он наклонился так близко, что я видела каждую морщинку вокруг его глаз. На скулах нервно подрагивали желваки. От него веяло горьковатой туалетной водой «Ле Гранж», которую могут себе позволить люди, чей достаток куда выше среднего.

Я сцепила руки, стараясь не выдавать волнения, охватившего меня с головой. Лишь молча смотрела в потемневшие от гнева глаза Фицпатрика.

— Кажется, ты слишком быстро забыла, кто взял тебя на эту работу, — продолжил он, помахав указательным пальцем возле моего носа. — И кто постоянно прикрывает тебя! Я промолчал, когда ты была на скандальной выставке, где тебя, как приличного преподавателя, не должно было быть. Закрывал глаза на многочисленные письма от кредиторов. Но есть вещи, которые я не намереваюсь терпеть. Например, твое любопытное прошлое с господином ван Вилсоном. В нашей уважаемой Академии не терпят таких… скандалов. Если я захочу, Эжена, эта лекция станет твоей последней. И не только здесь, но и, возможно, во всей твоей академической карьере.

Я буквально окаменела от его слов. Стиснула зубы так, что скулы заныли от боли, а пальцы полыхнули огненным зудом, будто магия была готова вот-вот сорваться с них. Мысли об опоздании испарились в вихре ледяного страха, сквозь который пробивалась ярость.

Ван Вилсон. Интересно, кто мог напеть ректору о наших прошлых отношениях, если не сам Абрахам? Но зачем? Ради садистического удовольствия или за этим крылось нечто большее?

Я не понимала. Зато четко осознала две вещи: Фицпатрик был куда более осведомлен о моей жизни, чем я представляла, и что в своей ревности он был готов далеко зайти.

— Знаете, господин ректор, — протянула я со слащавостью, от которой сводило зубы. — В некоторой мере мне даже льстит то, что вы так осведомлены о моей жизни. Вы прямо-таки сияете, демонстрируя свои таланты в подковёрных интригах.

Я шагнула к нему вплотную, игнорируя угрожающую близость, задержала взгляд на его губах, а потом холодно посмотрела ему в глаза.

— Знаешь, что самое забавное? Что я практически поверила, что ты изменился. Но увы. Каким ты был гнусным в студенческие годы, таким и остался. Угрожать увольнением за неакадемические знакомства? Это уже новый уровень, Фицпатрик.

Я едва заметно склонила голову и продолжила:

— Моё прошлое с ван Вилсоном — это моё прошлое. И поверь, в нём мало хорошего. А вот попытка шантажа — это настоящее. И, знаешь ли, выглядит она весьма… примитивно. Если это твой единственный способ обратить на себя моё внимание, то мне искренне жаль тебя. А теперь, если позволишь, я пойду работать. Меня студенты… заждались.

Я шагнула прямо на него, вынуждая отступить. Больше всего мне хотелось оказаться в аудитории подальше от Фицпатрика.

Дёрнула дверь на себя, и в коридор выпали Андреас и Рафаэль. Остальные бросились врассыпную, старательно делая вид, что не причастны к позорному действу однокашников.

— Мы… это… двери проверяли, — промямлил Рафаэль, глядя на меня снизу вверх. Потом перевёл взгляд на Фицпатрика и придурковато улыбнулся во весь рот. — Господин ректор! Доброе утро!

Андреас тихо выругался и, задрав голову, так же подобострастно осклабился. Потом пихнул локтем Рафаэля, и парочка на карачках поползла обратно в аудиторию.

— Доброго дня, господин ректор! — я едва заметно кивнула Фицпатрику и холодно улыбнулся.

Тот ничего не ответил. Только круто развернулся на каблуках и направился прочь от моего кабинета.

Звенящая тишина наступила мгновенно, словно по волшебству. Около двадцати пар глаз уставились на меня.

— Госпожа де Вальдан! — взвизгнул Тим с первого ряда. — Мы уж думали, вы бросили нас на произвол судьбы!

— Или вас похитили призраки! — подхватил Том. Я мельком отметила, что Фицпатрик предугадал их мысли.

— Говорят, вас унесли на крыльях любви! — донеслось откуда-то с задних парт, и по аудитории прокатился сдавленный смешок.

— Госпожа де Вальдан, мы уже ставки делали, что случилось! Госпожа Гроухман сказала, что вы, наверное, заблудились в библиотеке! А Грегори утверждал, что вы ушли на поиски затерянного города Архона!

Я сдержалась, чтобы не рассмеяться. Надо же какая богатая фантазия у студентов! И ведь ни у одного не возникло мысли, что я просто проспала.

— Извиняться за задержку я, конечно же, не буду, — сказала я, стараясь придать голосу деловитую интонацию. — Уверяю вас, ни один призрак не пострадал, и затерянный город никуда не делся.

Я достала из ящика стола увесистую папку с лекциями и многозначительно посмотрела на Андреаса и Рафаэля. Те сложили руки перед собой на манер отличников и смотрели на меня с таким вниманием, которому позавидовал бы любой профессор Академии. Так и хотелось отчитать их за попытки подслушать разговор, но в голову пришла другая идея.

Тихо зашуршали занавеси на окнах, и вскоре в аудитории воцарился приятный полумрак. Щёлкнув, зажужжал магопроектор, и на белом экране появилась окаменевшая голова с раскрытом в агонии ртом.

— Итак, мои золотые, сегодня отойдём немного от языка и поговорим о законотворчестве древнего Архона, которое оказало существенное влияние на развитие современных заклинаний. В частности, поговорим о преступлении, которое древние архонцы считали самым страшным.

— Это какое же? — подал голос Рафаэль.

— Шпионаж.

По аудитории прокатилось несколько смешков. Я сделала глубокий вдох, стараясь выбросить из головы встречу с Фицпатриком, и поднялась из-за стола.

Когда я вернулась домой, то почувствовала, как с меня буквально стекает накопившаяся усталость от всего, что произошло: разговора с Фицпатриком, лекции, бесконечного дня.

В комнате царил привычный полумрак, рассеиваемый лишь приглушенными отблесками осветительных артефактов, которые зажглись едва я переступила порог своих апартаментом. За плотно задернутыми шторами ливень превратился в мелкий противный дождь. Гостиная с её резным креслом с высокой спинкой и темным, слегка потёртым книжным шкафом, забитым фолиантами в кожаных переплетах, казалась сейчас спасительной гаванью.

Наконец-то я дома. Упав в кресло, я с трудом скинула с распухших ног туфли и принялась стягивать чулки, которые снова ухитрилась намочить на обратном пути. В голове всё ещё крутились обрывки разговора.

— Кто постоянно прикрывает тебя… — передразнивая манеру Фицпатрика, пробормотала я. — Твое любопытное прошлое с господином ван Вилсоном…

Потёртый старый ковёр приятно защекотал голые стопы. Я подошла к зеркалу, висевшему напротив кресла.

— Скотина! — сказала я своему унылому отражению и состроила рожицу. — Ну натурально — скотина! Мерзкий, гнусный шантажист.

За такое можно ещё раз наслать кровавый понос. Одно меня удерживало от опрометчивого шага: то, что прощалось в студенческие годы, сейчас могло окончиться статьей за злонамеренное колдовство.

Внутри что-то щёлкнуло. Что-то было не так. Обычно в коридоре меня встречала радостная Книга. Но сейчас не было ни радостного клацанья обложкой, ни шелеста страниц.

Жан Сержан висел у окна, притворившись тенью от шторы. Его молчание всколыхнули во мне самые недобрые предчувствия. Пальцы мгновенно полыхнули алым пламенем, готовым сорваться с пальцев в любой момент.

Кем бы ни был тот, кто прокрался в мои апартаменты, у него были явно не добрые намерения.

Стараясь не шуметь, я на цыпочках прокралась к двери и, выскочив, резко выбросила руку вперёд, в сторону силуэта, сидевшего за моим столом. Огненно-красный шар соскользнул с пальцев, но с шипением растворился в воздухе, не долетев до человека. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, поток воздуха ударил в грудь, и меня отбросило на кровать.

Послышался глухой стук — я крепко приложилась головой о спинку кровати. Перед глазами тотчас заплясали желтоватые звёздочки, в ушах зашумело. Кто-то навалился на меня, прижав к кровати.

— Ты во всех швыряешь оглушающие заклинания или я особенный?

Я перестала сопротивляться и ошарашенно распахнула глаза.

— Да какого демона, Вэлиан! — выругалась я, глядя в серебристые глаза О'Рэйнера. — Тебя не учили, что следует предупреждать о своем визите? Я чуть к праотцам не отправилась!

— Собирался, — ответил Вэлиан, чуть улыбнувшись. — Но решил, что лучше зайти сразу. Нам нужно поговорить. О вчерашнем.

Сердце предательски ёкнуло и забилось, как птица, пойманная в силки. Вспомнились вчерашние свидание и поцелуй. Лицо залила краска, словно зашла в комнату с мороза, а не из тёплого коридора.

— Поговорить? — проговорила я, изо всех сил пытаясь выглядеть невозмутимой. — О чём именно? О том, что вы забылись? Или о том, что я, кажется, тоже? Потому что, клянусь, сегодняшний день был богат на события. А моя память, увы, не такая идеальная, как ваша. И ещё… Вы бы не могли слезть с меня? Иначе, клянусь богами, разговор может пойти не в то русло.

Приподняв бровь Вэлиан окинул взглядом мою обнаженную ногу, прижатую к его талии. Юбки задрались до середины бедра, являя любопытному взгляду оборку панталон.

— Лишать себя удовольствия видеть твои ноги? — помолчав, медленно сказал он. — Ну уж нет!

Его глаза обычно холодные и расчётливые, сейчас горели непривычным, почти огненным блеском.

— Ну ты и наглец! — процедила я.

— О, меня ещё и не такими словами называли!

Выгнувшись, я уперла ладони в его грудь и попыталась скинуть Вэлиана с себя. Однако легче было гору перетаскать чайной ложкой, чем сдвинуть его.

— Припёрся ко мне домой без приглашения, — возмущалась я. — Так ещё и нагло таращишься на мои ноги! Слезай, говорю.

— А то что?

Я на мгновение прекратила попытки высвободиться. Действительно, что? Нашлю на него кровавый понос, как Фицпатрика? Идея, конечно, так себе. Но зато работает безотказно.

— Кровавый понос — это банально и скучно. К тому же у меня иммунитет на подобные заклятия, — словно прочитав мои мысли, произнёс Вэлиан и приподнял бровь. — Стреляешь ты, как мы уже выяснили, плохо. Так что же ты сделаешь, если я откажусь?

Я обиженно засопела и уставилась на него. Сопротивляться было бесполезно, даже глупо. При желании Вэлиан мог так придавить, что с кровати бы я не встала. Никогда.

— Что тебя напугало? — внезапно спросил О'Рэйнер.

Я растерялась. Уж чего-чего, а этого вопроса я не ожидала.

— Нервы ни к чёрту, — вспоминать о разговоре с Фицпатриком мне не хотелось. — Слишком… слишком много событий за сегодняшний день.

— Эжена, ты что-то не договариваешь.

— Повышенное внимание к моей персоне невольно начинает меня нервировать.

— Ты про Фицпатрика? Было очевидно, что ты ему нравишься.

Я приподняла брови, взирая на Вэлиана, словно на особенно замысловатый артефакт.

— Очевидно? Да неужели!

Вэлиан криво усмехнулся. Упершись коленом о матрас, он резко поднялся. Я наконец-то вздохнула полной грудью и села на краю кровати. Вэлиан отошел к столу и поднял с него белый конверт.

— Полагаю, что это любовное послание, в котором или признания, или извинения. — Он помахал им в воздухе. — Нужно быть слепцом, чтобы не заметить, что ректор с тебя взгляд не сводит.

Я презрительно фыркнула. Фицпатрик и любовное послание — это что-то за гранью реальности.

— Это вряд ли. Сегодня ректор угрожал мне увольнением за… неакадемические отношения. — Про шантаж я решила умолчать. — Скорее, там объявление о моем увольнении, нежели любовное послание.

— Не откроешь — не узнаешь.

Вэлиан передал мне письмо. Я повертела конверт в руках. Даже если Фицпатрик и испытывал ко мне какие-то чувства, то был очень похож на мальчишку, дёргающего за косички девочку, которая ему понравилась. А подобное обращение мне совершенно не нравилось. Ни в детстве, ни тем более сейчас.

Ни говоря ни слова, я порвала письмо.

Вэлиан удивлённо поднял брови.

— Даже так?

— Если Фицпатрику так хочется что-то сказать, то у него не отвалится язык, если он сделает это, глядя в лицо.

Я пожала плечами и убрала за ухо локон волос, упавший на лицо. Он подошёл совсем близко и присел на корточки. Я почувствовала знакомый аромат дорогой туалетной воды и чего-то терпкого, немного горьковатого. Его запах, который не только стал приятным, но даже каким-то близким, родным. Вэлиан протянул руку и аккуратно коснулся моей щеки, погладив большим пальцем кожу скулы.

Захотелось поймать его руку и прижаться губами к его ладони. Однако я подавила в себе это желание. Мимолетный порыв мог обернуться последствиями, о которых пришлось бы пожалеть. Причём нам обоим.

— А ещё очевидно, что ты небезразлична мне, Эжена, — прошептал Вэлиан. — Давно. И ничто не заставит меня забыть, что я чувствую. И… кажется, ты тоже это чувствуешь. Ответь честно.

Моё сердце забилось быстрее, отдаваясь эхом в ушах. Это был не вопрос. Утверждение. Вызов. Я видела в его глазах не просто желание, нечто иное, граничащее с отчаянием, которое он пытался скрыть под маской холодной уверенности.

Я прикрыла глаза, собираясь с мыслями.

— Это… сложно, Вэлиан, — ответила я так же тихо, и мой голос дрожал. — Всё сложно.

— Чувства редко бывают простыми. Но они либо есть, либо их нет. Если ты сейчас скажешь, что это было ошибкой, или что ничего не чувствуешь, я не стану тебя преследовать.

Я медленно открыла глаза и посмотрела на Вэлиана. В серебристых глазах застыло напряжение. Он не торопил меня с ответом. Просто ждал.

— Чувства… они есть, — едва слышно призналась я. В моей груди словно что-то надломилось. Я впервые открылась кому-то настолько, произнеся то, что таилось где-то глубоко внутри. — Но ты понятия не имеешь, во что это может вылиться.

Вэлиан облегченно выдохнул и улыбнулся. Его улыбка показалась мне нежной, а взгляд потеплел.

— Это неважно. Совершенно неважно.

Над его плечом появилась полупрозрачная фигура Сержана. Он наклонился ближе и ехидно прошептал:

— Ну наконец-то! Свершилось!

Вэлиан резко повернул голову и мрачно посмотрел на Сержана. Призрак тут же отстранился, скользнув в сторону шкафа.

— Книга, с тебя три рунта! — И прежде, чем исчезнуть между книгами, он повернулся к нам. — Грех было не на такое поспорить.

Его губы скривились в усмешке, полупрозрачные плечи затряслись от беззвучного смеха.

— Надеюсь, в твоей спальне призраки не шастают, — задумчиво сказала я. Поймав на себе смеющийся взгляд Вэлиана, пожала плечами и спросила: — Что?

— Сержан похабник, но не извращенец, — стараясь придать голосу серьёзность, отозвался Вэлиан. — Он не станет подглядывать. Не сейчас.

— В таком случае, у меня есть парочка идей. — Я недвусмысленно приподняла бровь и улыбнулась.

Всю ночь дождь лил с такой яростью, как будто кто-то наверху забыл закрыть водопроводный кран.

Однако ближе к обеду мир за окном аудитории превратился в раскалённый, тускло-золотистый слепок самого себя. Небо было без единого облачка. Выбеленное ослепляющим светом солнца, оно казалось невыносимым. Лучи превращали влажные улицы в марево, выжигая цвета, высушивая утренние лужи.

Воздух в аудитории из терпимо-душного стал тяжёлым, липким, пропитанным испарениями от мокрых камней. Я стояла у доски, пытаясь сосредоточиться на своей лекции о группе прошлых времен в архонском языке, но каждое слово давалось с усилием. Влажный зной обволакивал, проникая под одежду. Блуза под корсетом, взмокла от пота, а по спине сползали неприятные капли.

Едва заметные испарения поднимались от оконных рам. Свет, проникающий сквозь пыльные стёкла, казался не живым, а каким-то неестественным, выцветшим. Блики от полированных парт и блестящих пуговиц на студенческих мундирах резали глаза. Мне приходилось щуриться, чтобы сфокусировать взгляд. Даже дышать было трудно — каждый вдох казался слишком тяжёлым, слишком горячим. Желание было одно: поскорее закончить занятие и спрятаться в каком-нибудь тёмном холодном углу.

Мои мысли путались, а голос, казалось, терялся в этом вязком воздухе. Несмотря на выдержку, студенты тоже едва находили силы оставаться на местах, желая, похоже, только одного — поскорее покинуть этот раскалённый плен.

— А можно сегодня без домашнего задания, госпожа де Вальдан? — попросил Тим, подняв руку. — Голова отказывается работать, честное слово.

— А как может отказываться работать то, чем обычно не пользуются? — Я села за стол и открыла дверцу ящика. Кто-то хихикнул, но тут же смолк под осуждающим взглядом сокурсников. Вынула из нутра стола флакончик зеленики и, к своему сожалению, обнаружила, что он практически пуст. — Ладно, пусть будет по-вашему. Считайте, это мой подарок. Но, учтите, что через месяц у вас семестровая контрольная. А там уже никаких поблажек не будет. Вне зависимости от погоды.

В ответ послышались благодарственные заверения, что контрольная будет написана на «отлично», и что они ни за что не подведут такого «милосердного преподавателя». Но какие-то не слишком уж радостные — жара действовала на всех.

После звонка кабинет опустел в мгновение ока. Духота духотой, а пироги в студенческой столовой никто не отменял.

Едва закрылась дверь, как тотчас зашуршали тяжёлые занавеси, и в кабинете воцарился приятный полумрак. Однако воздух по-прежнему оставался знойным.

Я вынула карманные часы и вздохнула. На сегодня занятия закончились, но меня ждала стопка отчетов, которую мне утром сунула Велейна. Меньше всего мне хотелось сейчас выверять цифры и пошагово расписывать свою работу. Но вспомнив высокомерную рожу Фицпатрика, взяла верхнюю папку, подписанную как «Текущая успеваемость студентов». Открыла её и едва не зарыдала от обреченности, столь знакомой любому преподавателя. Плотные листы чуть пожелтевшей бумаги были расчерчены таблицами: списки студентов, их текущие отметки, темы занятий и, как вишенка на торте, отдельная графа: «Мероприятие по устранению неуспеваемости учащихся».

— Гореть в аду тому, кто придумал это белиберду, — проворчала я. — Как будто мало журнала и поурочных планов.

Где-то через час с четвертью, я поняла, что последние полчаса старательно пытаюсь выдавить из себя мероприятия по устранению неуспеваемости. Так и подмывало написать: «Показательная казнь двоечника», потому как порой только показательная казнь могла изменить ситуацию.

Тяжело вздохнув, я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, стараясь не думать о том, что сейчас больше похожа на лягушку, по дурости угодившей в духовку.

Мысли вернулись к прошедшей ночи, невольно вызвав улыбку и смущение.

Вэлиан…

Только вчера он признался мне в любви, и я ответила ему взаимностью. Но сейчас в тишине аудитории, без прикосновения его рук на моей коже, без пронзительного взгляда серебристых глаз, я задалась вопросом: не слишком ли стремительно всё это развивалось? Не под влиянием ли усталости, одиночества, да и просто страха перед неизвестностью? Но почему тогда засыпать в его объятиях было так спокойно, словно я наконец-то обрела не просто защиту, а нечто большее и ценное?

О'Рэйнер был невыносим, порой пугал. Но я была втянута в его мир так глубоко, что, кажется, уже не представляла себя без него. Чувства были такими яркими, такими сильными… Но не обманывала ли я себя, принимая этот омут за любовь?

Воздух едва ощутимо колыхнулся. По коже пробежали прохладные струйки, от которых приподнялись волоски на руках.

— Когда вы уже научитесь предупреждать о своем появлении, ваша светлость? — Я резко открыла глаза и посмотрела прямо перед собой.

Голова Сержана вылезла из столешницы. Длинные тараканьи усики иронично дёрнулись.

— В следующий раз отправлю записку с голубем, — фыркнула голова. — Призрачную записку с призрачным голубем. Между прочим, я тут по делу, мой неюный персик.

Я вопросительно приподнял бровь, ожидая, что он скажет дальше. Но призрак тянул с ответом, словно подбирая слова.

— Ну? — не выдержала я. — Что за дело, ваша светлость? Хватит ходить вокруг да около.

— Я кое-что узнал насчет вашего магазинчика.

Я выпрямилась. Напряжение было таким, что я почувствовала, как натягивается каждая жилка внутри меня.

— Мой магазин сгорел. И по словам дознавателя, которому поручили расследование, это был хулиганский поджог.

Сержан издал звук, похожий на шелест старых страниц. Он вылез из стола и медленно опустился за парту напротив меня. Его полупрозрачные глаза смотрели на меня, и в них не было привычного ехидства. Только серьёзность, от которой стало не по себе.

— Поджог, конечно, поджог, Эжена. — В его голосе прозвучала горькая усмешка, от которой по коже пробежали мурашки. — И, разумеется, никто не смог найти злоумышленника. Впрочем, никто и не стал бы искать, поскольку речь идет об особом человеке, по мнению которого, вы стали чересчур своевольной.

Он сделал паузу, словно собираясь с мыслями, которые витали вокруг него, как невидимые пылинки.

На миг я почувствовала, как сквозь леденящий страх, наружу пробивались горе и бессильная ярость, которые охватили меня при виде обгоревших стен магазинчика артефактов.

Я молча смотрела на призрака, ожидая, что он скажет дальше. Пальцы непроизвольно сжали карандаш, да так, что тот едва слышно хрустнул в моих руках.

— Как вы узнали об этом? — негромко произнесла я. — Не припомню, чтобы я рассказывала вам о своем прошлом. Или вы заглянули в папку О'Рэйнера?

— Не смог отказать себе в удовольствии покопаться в вашем прошлом, мой неюный персик. Однако дело не только в папке. — Сержан замолчал на несколько секунд, прислушиваясь к шуму, доносящемуся из коридора, и продолжил: — Когда я нашел вас в Доме Преподавателей, вы были, скажем прямо, на дне. Ваше отчаяние, горе, гнев… они были такими громкими, что практически оглушали.

— Как это связано с моим магазином?

— Видите ли, Эжена, люди не слишком придают значения эмоциям. Ни чужим, ни своим. И в особенности тем эмоциям, которые подавляют. А между тем, они являются одной из мощных энергий, которыми наделены живые существа.

Мне захотелось взвыть от отчаянья. Выдержать лекцию Сержана о важности чувств и эмоций, когда сжирало любопытство, казалось невыносимой пыткой.

— Ваша светлость, вам только в дознавательском отделе работать! Вы заболтаете кого угодно! Можно поближе к сути дела. Пожа-а-алуйста! — Я сложила руки в молитвенном жесте.

Сержан усмехнулся.

— А между прочим, вы зря отказываетесь послушать про эмоции. — Тараканьи усики дрогнули. Призрак почесал правую бровь и усмехнулся. — Поскольку именно они и есть ключ ко всему.

— Всенепременно послушаю про эмоции. Но чуть позже. А сейчас можно в двух словах, кто и за что его сжёг.

— Как будто вы не догадались, Эжена. Право же, по глазам вижу, что догадались, но всеми силами отбрыкиваетесь от этой мысли.

— Абрахам ван Вилсон, — я скорее выдохнула имя, нежели произнесла его.

Мне сделалось жутко и холодно, будто в аудиторию ворвался февральский холод. Значит, всё то время, что я считала, будто смогла сбежать от бывшего любовника, он следил за моей жизнью. А потом решил отомстить, уничтожив то, что я создавала долгое время.

Наказать за непослушание, так сказать. Что ж, сделано это было умно. Я бы даже сказала, очень умно. Вполне возможно, ему бы удалось довести меня до голодной смерти, если бы не Марта, которая очень вовремя появилась с предложением заменить её.

— Правильно ли я понимаю, что вы считали мои эмоции, и таким образом вышли на ван Вилсона? — тихо спросила я у Сержана.

— Ваша память была полна деталями того, что случилось. Обрывки мыслей, эмоций, ваших отношений с ван Вилсоном. Вы так часто кляли его про себя, что сложно было удержаться. А мы, призраки, очень чувствительны к эмоциям. Честно говоря, именно они и заставляют нас оставаться в мире живых вместо перехода в мир иной.

Что-то тут не сходится. Я слишком неприметная, чтобы такой человек, как Абрахам, зациклился на мне. Будь я из рода влиятельных аристократов — одно дело. Но простая торговка артефактами, а потом преподавательница в Академии. У меня не было ни связей, ни влиятельных друзей. Ничего, что могло бы заинтересовать Абрахама. И тем не менее…

Из распахнутого окна донесся гул часовой башни, возвещающей о начале занятий. Крики опаздывающих студентов выдернули меня из размышлений.

— Я так понимаю, что пришло время лекции про эмоции? — Сержан сложил руки на животе и откинулся на спинку стула. Я же про себя отметила, что даже в загробной жизни он не поменял своих привычек. Да и вообще кому в голову пришло, что после смерти люди меняют их. В конце концов, привычки вторая натура. — Но прежде чем я начну её читать, ответьте себе на вопрос: почему Феникс заинтересовался вами?

— Эмоции. — Виски начало ломить от боли. Я достала флакончик зеленики и вылила остатки в чай. — Фениксу, как любому эгрегору, нужны эмоции. И он, похоже, нашел их источник в моём лице.

— И не только он. Вспомните, как стали меняться люди вокруг вас после того, как вы попали в Разлом. Например, этот рыжий курсант. Рафаэль, кажется. Мямлил, но так и не смог высказать, что вы ему внезапно очень стали симпатичны. Или Фицпатрик, который не особо проявлял интереса, а потом как с цепи сорвался. Опустился до такой мерзости, как шантаж. Лишь бы заполучить ваше внимание. А потом появилась Марта, полная уверенности, что вы поможете ей освободить её мужа… Возможно, вы не замечаете, как ваши эмоции оказывают влияние на людей. Но оно есть. И люди его чувствуют. А теперь вспомните, когда вы столкнулись с ван Вилсоном?

— После Разлома. — Я сделала пару глотков и зажмурилась. — Глупость какая-то. Мы все вольно или невольно чувствуем эмоции других людей. Это природный механизм, заложенный издревле. Он помогает нам понять кто свой, а кто чужой. Причем здесь Разлом?

Сержан тяжело вздохнул и медленно покачал головой, словно его разочаровало моё непонимание. А я действительно не понимала. Ничего. И это раздражало и злило.

— К тому же, я не понимаю, причем здесь моя лавка артефактов, — продолжила я. — Точнее, я догадываюсь, что Абрахам решил таким образом отомстить мне за прошлые отношения.

— Разумеется, легче всего предположить, что Абрахама взбесило ваше нежелание стать красивым дополнением к его коллекции. Но это было бы слишком мелко для него. Нет, его интересовал ваш магический потенциал, который он мог бы использовать в своих целях. Вы же помните, чем ван Вилсон конкретно занимается?

— Он хозяин артефакторных фабрик.

— Именно. И уж кто-кто, а он наверняка знал о том самом даре, который вы сейчас раскрываете.

— Хорошо, — сдалась я и подняла руки ладонями вверх. — Хорошо. Допустим, я как-то влияю на других людей, заставляя их вести непредсказуемым образом. И это заинтересовало ван Вилсона. Вопрос: как он собрался использовать мой дар? И почему до сих пор не увёз куда-нибудь в подпольную лабораторию?

Сержан хмыкнул.

— В самом деле, почему? Почему? Наверное, потому что если он попытается подобраться к вам ближе, чем расстояние вытянутой руки, то его тотчас арестуют. Вы же не думаете, что О'Рэйнер оставит вас без охраны, прекрасно зная о вашем прошлом?

Я покачала головой. Мысль о том, что я нахожусь под неусыпным контролем Вэлиана немного успокоила.

— А вот как Абрахам собирается использовать ваш дар, не знаю. — Сержан развел руками.

Я поставила чашку на стол и искоса бросила взгляд на карманные часы и потом на папки с успеваемостью. Что ж, сегодня вряд ли я закончу отчеты. Крохи желания работать растворились в головной боли.

— Так кто же поджёг мою лавку? Вы мне так и не назвали имени этого человека. Вряд ван Вилсон стал бы собственноручно устраивать подобный спектакль.

— Один из его подчиненных. Человек по имени Кассиус. — В голосе Сержана прозвучала нескрываемая брезгливость, словно само имя было ядом. — Его правая рука по подобным делам. Он был известен тем, что решал «проблемы» тихо и быстро. Поджог безымянного злоумышленника был идеальным решением.

Призрак вздохнул. Его голос стал печальнее, будто он сожалел о произошедшем не только из-за меня.

— Он не хотел вас убивать, Эжена. На тот момент. Он хотел вас сломать. Запугать. И у него это получилось. Почти. Он хотел убедиться, что вы будете нуждаться в нём. Сгоревшее дело, разрушенная жизнь. И только он, великий Абрахам ван Вилсон, предложит руку помощи. Он думал, что вы вернётесь к нему, и тогда он сможет контролировать ваш дар.

После разговора с Сержаном меня охватила бессильная злость на ван Вилсона. Мерзавец! Низкий подлый негодяй! Потерянная лавка не была злой иронией судьбы, неудачным стечением обстоятельств. Нет. Это был хитроумный план человека, вознамерившегося вернуть меня в свои сети, чтобы использовать мой дар.

Это было отвратительно. Мысль о том, что я когда-то была настолько слепа к его истинной натуре, настолько наивна, что близко подпустила его к себе, жгла меня изнутри. Ван Вилсон всегда был манипулятором. Даже по отношению к тем, кого, как он утверждал, любил.

Хотелось поскорее добраться домой и залезть в душ, чтобы смыть с себя эту грязь.

Дорожка к Дому Преподавателей оказалась пуста. Большинство студентов слушали лекции. А те, кто был свободен, старались спрятаться за стенами зданий. Даже яркие цветы, и те привяли под лучами нещадно палящего солнца. «А ведь это только конец мая, — подумала я, глядя на аккуратно подстриженные кусты самшита, которые сейчас поблекли, покрытые слоем пыли. — Что же будет в июле?»

Мысли о ван Вилсоне переплелись с образом Вэлиана. Вспомнились последние мгновения жизни Вэлиана и его разговор с Фениксом. Эгрегору нужен был постоянный источник питания. И лучше всего, чтобы он находился всегда под рукой. С этой стороны наши стремительно развивающиеся отношения приобретали иной оттенок.

Когда я переступила порог своих апартаментов, ко мне бросилась Книга, виляя ляссе, как хвостом. Она запрыгнула на кресло, затем — на комод, крутясь вокруг своей оси и радостно шелестя страницами. Я бросила сумочку на кресло и подхватила её на руки.

— Ну здравствуйте, уважаемая Книга! — чуть улыбнувшись, я погладила её по корешку. — Я вернулась домой. Надеюсь, ты не успела разодрать очередную непонравившуюся новеллу?

Книга утробно заворковала с чуть осуждающей интонацией. Судя по всему, её мечты о спокойном лежании на столе в реальности обернулись скучными часами бездействия. Особенно её, видимо, удручало отсутствия Сержана, с которым она привыкла спорить.

— Сержан был у меня. — Я вздохнула. — Рассказывал очень-очень интересные вещи. Правда, я теперь не знаю, что мне делать с этой информацией.

Книга вопросительно заурчала.

— Э-э, нет, моя дорогая. Я пока не готова это обсуждать. Знаю, что Книга — лучший друг человека. — Я села в кресло и уперлась головой в спинку. — Но пока что сама не могу собраться с мыслями.

Страницы снова вопросительно зашуршали. А потом клацнула обложка, словно Книга недовольно фыркнула.

— Признайся, что тебе больше понравилось гонять студентов по аудитории. — Я решила сменить тему. — А здесь тебе скучно, потому что некого гонять. Разве что Сержана, который периодически исчезает.

В ответ Книга злорадно хрюкнула и спрятала ляссе.

— У меня в июне будет семестровая контрольная. Придётся приглядеть за несколькими группами. Так что ты сможешь отвести душу на них. И ещё. Через три дня состоится майский благотворительный бал. Пойдешь со мной?

Соскочив с колен, Книга радостно запрыгала по полу, грозно шелестя страницами и трясся ляссе. Я представила лицо ван Вилсона, оплёванного чёрно-фиолетовой слизью, и едва удержалась, чтобы не захохотать.

— Нет-нет, ты в него не будешь плеваться магией, — сказала я, стараясь придать голосу серьезный тон. — Если что, ты поможешь мне улизнуть с бала незаметно. Как из дома О'Рэйнера. Вот только как тебя пронести? В вечернюю сумочку ты не влезешь.

Книга издала звук, похожий на треск, и выпустила зеленоватые нити света. Их становилось всё больше и больше, пока они не спрятали её в светящийся кокон.

Я смотрела на это, как заворожённая. Послышался лёгкий хлопок, — и вместо увесистой книги по полу поскакал крохотный томик.

Я согнулась и подставила руку. Он тотчас запрыгнул мне на ладонь.

— Так ты ещё и в размерах умеешь изменяться, — восторженно прошептала я, поднеся Книгу к глазам. Она довольно уркнула и спрыгнула вниз. Ударившись об пол, приобрела свои привычные размеры. — Впечатляет.

Я поднялась с кресла, на ходу развязывая шнурки корсета. Сквозь плотные шторы пробивалось солнце, но в отличие от улицы в спальне было прохладнее.

Книга запрыгала вслед за мной, ворча, словно ей не дали договорить.

— Ну? — спросила я, выглянув из-за дверцы шкафчика. — Что там у тебя ещё?

Она остановилась в паре шагов, приподняла обложку и на ковёр выпала небольшой плотный конверт, перевязанный тонкой атласной лентой. «Весьма необычно для простого сообщения», — подумала я, поднимая письмо.

Моё сердце екнуло. Дрожащими пальцами я стянула ленту. Почерк был знакомым, элегантным, с лёгким наклоном вправо.

«Не могу перестать думать о тебе! Жду возле старой беседки в парке святой Эвенты в восемь вечера.

Вэлиан».

— Вот ты… жучара! — я перевела взгляд с письма на Книгу. Та лишь помахала ляссе и скрылась за дверью.

Я перечитала записку, едва сдерживая улыбку. «Не могу перестать думать о тебе!» Несмотря на весь гнев на ван Вилсона и все сомнения по поводу отношений с Вэлианом, по телу разлилось тепло, вызванное предвкушением скорой встречи.

Напевая под нос «Арию обманутого влюбленного» Фальстава, я принялась перебирать платья в шкафу.

Когда я вышла из своих апартаментов, сумерки уже сгущались, растворяя последние отблески заходящего солнца. Полуденный зной сменился приятной прохладой. Свежий ветерок слегка шелестел в кронах деревьев, обещая прохладную ночь. Стук копыт по мостовой, едва слышный скрип флюгера на крыше долетали до слуха приглушенным эхом.

Я свернула на знакомую улочку, ведущую к парку святой Эвенты. Вскоре показались фонари главной аллеи, послышались переливы скрипок уличных музыкантов и смех людей, сидевших под полосатыми тентами кафе.

Дойдя до фонтана, я огляделась. Между разлапистыми кленами виднелась едва заметная тропинка, ведущая к старой беседке — месту, где тайком встречались влюбленные, боясь получить нагоняй от своих родителей.

Здесь было тише, чем на главной аллее. Ветви старых, узловатых деревьев, словно скрюченные пальцы, тянулись к небу, создавая плотный, почти непроницаемый навес. Где-то в сумраке тихо шелестел ветер, похожий на вздохи. Под ногами шуршала трава, и я чувствовала, как её влажная прохлада проникает сквозь тонкие подошвы башмаков. В воздухе витал тонкий, горьковато-сладкий аромат цветов.

Темнело быстро. Между листвой виднелись шарики фонарей, растянувшихся вокруг фонтана жемчужной ниткой. Их тусклый жёлтый свет сгущал тени, придавая тропинке таинственное и немного зловещее очарование.

Моё сердце забилось чаще, когда я увидела старую беседку. Полуразрушенная, но всё ещё величественная, она одиноко стояла посреди выщербленной площадки. Колонны, когда-то белоснежные, теперь были покрыты паутиной времени, приобретя мрачноватый, серый оттенок. Трещины, подобно морщинам, избороздили мрамор. Виноградные лозы и дикий плющ густо оплетали массивные, холодные колонны, взбирались по резным балюстрадам, словно пытаясь поглотить её, превратить в часть дикой природы. От полированных поверхностей камня тянуло холодом.

Внутри было ещё темнее. Воздух стоял плотный, пахнущий сыростью и запревшей растительностью, которую не убирали долгие годы. Высокий силуэт Вэлиана сливался с тенями беседки. Он стоял лицом ко входу, опершись на одну из массивных колонн. Его фигура была почти неразличима в полумраке, но от него исходила привычная аура спокойствия и щекочущей опасности.

Я застыла в нерешительности возле входа в беседку, не зная, кто сделает первый шаг. Сердце сильнее забилось от волнения. Все вопросы, все сомнения — всё растаяло, стоило мне лишь увидеть его силуэт.

Вэлиан сделал шаг навстречу. Его рука легла на мою щеку. Пальцы были прохладными и сухими, но прикосновение будто обожгло. Я закрыла глаза, вдыхая его запах — аромат терпковатой туалетной воды, такой привычный и неотделимый от него.

— Я уже подумал, что ты не придешь, — прошептал он. Его голос был низким, прерывистым, полным такого отчаяния и нежности, что у меня перехватило дыхание.

Чуть наклонившись, он коснулся губами моих губ.

Это был не нежный поцелуй, не робкое прикосновение смущенного влюбленного. Вэлиан целовал так жадно, словно испытывал жажду, которую не мог утолить целую вечность. По моей коже растекались огненные струйки, заставляя забыть обо всем на свете.

Его руки нырнули в мои волосы, сминая причёску. Твёрдое тело прижалось к моему, не позволяя отстраниться. Да и я сама не желала. Мои пальцы вцепились в широкие плечи Вэлиана, сминая шершавую ткань сюртука.

Вэлиан увлёк меня на мраморную лавочку, спрятанную в тени плюща и дикого винограда, и усадил к себе на колени. Из его груди вырвался сдавленный стон, и на секунду отстранившись, он уткнулся лицо в мою шею. Горячее дыхание щекотало мою кожу, заставляя поджиматься пальцы на ногах от удовольствия.

Его руки дрожали, лаская мою спину. Я чувствовала под плотной тканью одежды, как бешено колотилось его сердце. Не осознавая, что делаю, я самозабвенно целовала его лицо и шею. Невыразимо сладостное ощущение завладело всем моим существом. Хотелось большего, намного большего. Страсти во всей её дикой и первозданной красоте. Тело пылало огнём, заставляя теснее прижиматься к Вэлиану.

Внезапно Вэлиан резко остановился и уткнулся лоб в мою грудь. Он тяжело дышал, словно после долгого бега.

— Не здесь, — наконец-то произнёс он и сильнее сжал меня в объятиях. — Только не здесь.

Я не сдержала вздоха разочарования.

— Это преступление — так раззадоривать, а потом всё резко обрывать, — проворчала я, уткнувшись носом в его макушку. Пальцы безотчётно зарылись в его волосы, наткнувшись на тонкую полоску повязки.

Очарование поцелуя тотчас улетучилось. Я провела по ней снова. Тонкая атласная лента мягко скользнула под пальцами.

— Что-то не так? — Чуть отстранившись, Вэлиан заглянул мне в лицо.

Я смотрела на него, чувствуя, как во мне просыпается тревога. Красивые черты лица О'Рэйнера словно стали острее в сумраке.

— У тебя вчера не было повязки на глазу, — медленно произнесла я и нахмурилась, вспоминая вчерашнюю ночь. — Я точно помню, что её не было. А сейчас она есть.

Вэлиан недоверчиво наклонил голову вбок и приподнял бровь.

— Я не снимаю повязку даже на ночь, Эжена, — настороженно проговорил он. — Я и вчера в ней был.

— И, тем не менее, я помню, что её вчера не было, — уперлась я.

— А каким цветом был глаз?

Я заморгала, глядя на Вэлиана, словно тот решил меня разыграть. Но он выглядел серьёзно.

— Серебристым. Как и правый.

Он рывком поставил меня на ноги и, отойдя на пару шагов, повернулся спиной. В его молчании чувствовалась невыносимое напряжение. Но я побоялась к нему подойти.

— Что не так, Вэлиан? — я судорожно сглотнула, теребя юбку, как школьница, которую отчитывали за дурное поведение.

— Он чёрный, — Вэлиан тяжело вздохнул и наконец-то повернулся ко мне.

— Что?

— Мой левый глаз чёрный. И он принадлежит Фениксу, — заметив, как моё лицо вытянулось от недоумения, он чуть улыбнулся. Сел обратно на скамью и похлопал по сиденью. Я медленно опустилась рядом с ним, чувствуя себя сбитой с толку. — Видишь ли, мне приходиться делиться с Фениксом не только эмоциями, но и телом. Я ношу повязку, поскольку стоит хоть кому-нибудь заглянуть мне в глаза, как человек теряет разум. Феникс может добраться до самых потаённых уголков души человека, достать то, что люди прячут даже от себя самих. Он способен в буквальном смысле выжечь человеку душу одним лишь взглядом.

— Но я же ведь… Я же… не сошла с ума? Я чётко помню, что видела.

Вэлиан обнял меня за плечи и, прижав к себе, зарылся носом в волосы. Я слышала, как гулко бьётся сердце в его груди, и ощущала, как тревога потихоньку сходит на нет.

— Я верю тебе, — тихо произнес Вэлиан. — Просто пока не понимаю, почему так.

— Ответь, только честно: ты со мной из-за Феникса? — неожиданно для самой себя спросила я. — Я сегодня разговаривала с Сержаном. И он сказал, что моя изменяющаяся магия кроется в эмоциях, которые я вызываю у других. Правда, я не совсем понимаю при чем здесь это, но… — Я запнулась, пытаясь подобрать правильные слова, но вместо этого сказала первое, что пришло в голову: — Выглядит так, будто я, как королевская столовая, для Феникса.

Вэлиан рассмеялся, сбив меня окончательно с толку. Потом приподнял указательным пальцем мой подбородок и чмокнул кончик носа.

— Весьма неожиданное сравнение, — отсмеявшись, сказал он. — С одной стороны, да. Но с другой, ничто не порождает более бурных эмоций, как любовь. Одно другому не мешает.

— Но ведь любовь имеет свойство утихать.

— Утихать — не значит полностью исчезать. Пойдем, прогуляемся. — Вэлиан помог мне подняться и, положив мою руку на свою, направился в сторону тропинки, ведущей к главной аллее. — Я с удовольствием послушаю, что ещё тебе рассказал этот старый пройдоха.

Главная аллея парка встретила нас яркими огнями фонарей и гуляющими парами возле фонтана. Если кто-то и заметил, как мы вдвоем вышли из темноты деревьев, то предпочел отвести взгляд. Я вкратце пересказала разговор с призраком. Вэлиан хмурился, но не перебивал.

Когда я закончила говорить, он положил ладонь на мою руку и чуть сжал её.

— Тебе не о чем беспокоиться, Эжена, — мягко заверил он. — Позволь мне разобраться с этим…

— Господин О'Рэйнер!

Мы обернулись.

Невысокий мужчина в сером костюме и газетой, зажатой подмышкой, спешил в нашу сторону. Он был худ, измождён, похож на человека, который едва сводит концы с концами.

Поравнявшись с нами, он резко выбросил руку, будто намереваясь поздороваться. Послышался пронзительный свист, которым последовал влажный треск.

Вэлиан мгновенно оттолкнул меня в сторону.

Я услышала хриплый вздох, а затем… удар. Кинжал, длинный и узкий, с расчерченной рунами рукоятью, торчал из груди Вэлиана прямо из груди.

— Нет! — вырвалось у меня. Мир застыл.

Сбоку выступила ещё одна фигура. Словно сама тьма приняла форму. Её движения были бесшумны, словно она скользила по воздуху, не касаясь земли. В руках мелькнул изогнутый клинок с едва заметным, зловещим свечением.

— Так просто не отделаешься, Вэлиан, — безжизненно прошуршал бродяга, окликнувший нас.

Вэлиан пошатнулся. Кровь тёмно-красным пятном расплывалась по его рубашке. Он закашлялся, и из уголков его губ потекла алая струйка.

— Беги, Эжена! — прохрипел он. — Не оглядывайся!

Второй нападающий сделал шаг. Вэлиан рванулся вперёд, прямо на него, сбив с ног. Раздался ещё один удар, глухой, страшный. Вэлиан вскрикнул. Его тело дернулось. Он медленно осел на землю. В широко распахнутых глазах, застыла смесь удивления и непонимания. Кровь растекалась вокруг него тёмной липкой лужей.

Тонко завопила женщина, заплакал испуганный ребенок. Мгновение, — и центральная аллея заполнилась шумом пришедшей в себя толпы.

— Вэлиан! — закричала я, бросаясь к распростертому телу О'Рэйнера.

Воспользовавшись всеобщей паникой, убийцы тотчас скрылись во мраке деревьев. Ни один из напавших даже не взглянул в мою сторону. Они пришли только за ним.

Я упала на колени, коснувшись плеча Вэлиана.

— Вэлиан… — слова застряли в горле. Я ждала, что случится какое-то чудо, ждала, что вот-вот и Феникс проявит себя, и что он сейчас встанет…

Ничего.

Кто-то с силой оттянул меня в сторону. Незнакомый человек в форме углового что-то спрашивал у меня, но я не могла разобрать ни слова. Лишь на языке вертелся едва уловимый металлический привкус крови.

Обняв себя руками, я пыталась сдержать дрожь, пробегающую по телу.

Он был мёртв. Вэлиан был мёртв. И я ничего не могла сделать.