Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

Глава 10

Утром от дурного настроения Джеймса не осталось и следа. Дом, нанятый неподалеку от жилища английского посла, оказался просторным и довольно удобным, а московская прислуга - расторопной. Отличный завтрак привел его в прекрасное расположение духа. Джеймс вышел на крыльцо и легко вскочил в поджидающий его возок. Возок затарахтел по московским улицам. В свой первый приезд Джеймс не видел этого большого безалаберного города, поэтому теперь он радостно оглядывал пеструю толпу, вслушивался в крики торговцев, любовался сиянием жаркого, уже весеннего солнца на золоте церковных куполов и серебре последнего снега. Легкий морозец прихватывал щеки, но в воздухе уже тянуло сладким будоражащим запахом весны. Мир был прекрасен, перед ним снова была Россия, земля его успеха, земля, от которой он ждал несметных сокровищ. В прошлый раз его ожидания не были обмануты, не будут они обмануты и сейчас.

Возок подкатил к опорьевскому подворью. Джеймс взбежал на крыльцо, навстречу ему, открыв объятия, уже спешил хозяин. Компаньоны по русскому обычаю расцеловались. Джеймс огляделся.

Здешний дом боярина Опорьева изрядно отличался от петербургского терема. Это был огромный старомосковский дом, но в его древних стенах не чувствовался так мучивший Джеймса в Петербурге едва уловимый запах затхлости, перепревшей залежавшейся рухляди. Все сияло чистотой и свежестью, даже старинная роспись на стенах была подновлена и радовала яркими красками. Тяжелые лавки перемежались удобными голландскими стульями. На столах гостя поджидали не только привычные графинчики с наливками, но и свежесмолотый кофе и приспособления для варки. Со всегдашним радушием Никита Андреевич повел Фентона к столу.

- Выпей-ка анисовой, гость дорогой. Кофий не предлагаю, вот вскорости дочка от тетки воротиться, она тебя и попотчует, она у нас одна эту штуку умеет толком варить. Даже меня, старика, к своему турецкому пойлу приохотила.

Джеймс принял чарочку и подсел к столу, готовясь к по-русски неспешному и обстоятельному разговору сперва о сложностях европейской политики, затем о путешествии, и лишь потом о делах. Потеря времени его не смущала, каждый народ по-своему обставляет деловые беседы. Что же сделаешь, если русские предпочитают начинать издалека. К тому же, хозяин был по-прежнему умен и радушен, а чуть мрачноватый дом тем не менее дышал уютом.

Так что Джеймс неторопливо повел рассказ о решении Сент-Джеймского двора направить посла к царю Петру, о том, что выбор пал на лорда Витворта, бывшего в ту пору в Вене. Самому Фентону, как человеку знающему Россию, было поручено сопроводить посла ко двору русского государя.

В этом месте повествования низенькая дверца распахнулась и, неся с собой дыхание мороза, в палату вошла боярышня Варвара. Джеймс во все глаза уставился на нее. Бог мой, какая женщина! Если бы он встретил такую при любом европейском дворе, то немедленно ринулся бы в погоню за ее благосклонностью. При этом наверняка пришлось бы прорубаться через целую толпу претендентов. Еще вчера, возвращаясь с ассамблеи, Джеймс сумел уговорить себя, что ее неземная краса создана неверным светом, да усилиями куафера и швеи, а за ними скрывается все то же убогое существо, смешившее Петербург полгода назад. Сегодня такое утешение теряло всякий смысл. В ярком свете утра пушистый мех соболиной шубки подчеркивал нежность перламутрово-белой кожи. На щеках боярышни розовел нежный румянец, опушенные длиннющими ресницами синие глаза задорно блестели. Полгода назад он запомнил ее как девицу громоздкую и тяжеловесную, но теперь, когда она сбросила шубку, он вновь с удивлением узрел в ней миниатюрность феи. Фентон невольно залюбовался мелькнувшей из-под подола крохотной ножкой. Варвара поклонилась Джеймсу с изяществом многоопытной светской дамы, что вновь вызвало в нем всплеск глухого раздражения. Недавняя нелепая провинциалка просто не имела права двигаться столь грациозно.

В ответ на просьбу отца Варя занялась кофе. Джеймс с опаской принял протянутую ему чашку, готовясь к тому, что вместо любимого напитка придется пить мерзкое пойло. Но и здесь его ожидания не оправдались. Кофе оказался великолепен, даже повар "Летящей стрелы", слывший знатоком его приготовления, не нашел бы к чему придраться. Присутствие прекрасной женщины и неожиданно открывшиеся в ней многочисленные таланты привели Джеймса в смущение и он сбился с накатанного русла беседы, перейдя прямо к деловой ее части:

- Так вот, боярин, пришлось мне ехать вместе с посольством по суше. Все наши товары продались в Европе с большой прибылью, вашу долю я привез с собой. "Летящая стрела" должна уже в скором времени причалить в Санкт-Петербурге. На ней пробная партия бомбард, их можно сразу пускать в дело. А вскоре прибудет целый флот, груженый артиллерией. Полгода весь мой пушечный завод работал только на заказ вашего царя. Я вложил в дело больше половины своего состояния, зато теперь на русских кораблях встанут лучшие в мире орудия, а у нас с вами, дорогой друг, будет изрядный барыш.

Разговор о любимом детище - оружейном заводе, отогнал растерянность, увлек Джеймса, так что он не сразу заметил явное смущение хозяина дома. Никита Андреевич переминался, вертел пальцами, несколько раз порывался что-то сказать, но не решался. Наконец, Джеймс увидел его замешательство и замолк, вопросительно глядя на компаньона.

- Что уж тут, скажите ему, батюшка, - вмешалась молчавшая доселе Варя. Никита Андреевич еще посопел и начал:

- За добрые вести о делах наших спасибо, милорд, только тут у нас не слишком ладно. Ты вот об общем интересе у себя в Англии порадел, а я здесь в России не уберегся, - боярин глядел виновато, - Опасаюсь, быть нам с тобой в большом убытке. Тут видишь как вышло. Месяца через два после твоего отъезда, царев дядя, боярин Нарышкин, Лев Кириллович, привел к Петру Алексеевичу немецкого купца. Предлагал тот купец продать корабельные пушки, и цену запросил много меньше твоей. По такой цене можно весь балтийский флот пушками обустроить и еще останется на всякий мелкий приклад. Когда о твоих орудиях разговор зашел, немец тот стал тебя в мошенничестве обвинять, говорить, что столько, сколько ты просишь ни одна пушка не стоит, что ты просто казну обобрать желаешь. Ну, Петр Алексеевич и сам по заграницам бывал и написал кое-кому и вышло у него, что немец дело говорит, и впрямь хочешь ты многовато. Я попытался ему повторить, что ты сказывал: и про литье, какого раньше не было, и что стреляют твои пушки скорее других и что крепкие они, служить будут дольше, но государь только отмахнулся.

Джеймс растерянно глядел на Никиту Андреевича:

- Но как же так, у нас ведь контракт с казной!

- Что контракт против государевой воли! Да и царь на тебя зол, думает, ты его обмануть хотел. Лев Кириллович ему про это в уши все время дует. Ты теперь осторожнее с государем, он, осердясь, всякое учинить может.

На фоне недавних радостных ожиданий внезапный удар был особенно сокрушителен. Джеймс мгновенно представил себе, что означают для него слова боярина. Он попытался собраться с мыслями:

- Погодите, Никита Андреевич, о каком обмане речь. Мои пушки действительно лучше любых других. Они скорострельные и очень хорошего литья, прослужат десятки лет. Поэтому и стоят они дороже. Конечно, цена, что я назначил, она только для России, ведь доставить сюда артиллерию дело долгое и опасное, но даже в Европе я продал бы их с большой прибылью. Однако же моря сейчас неспокойны. Англия сражается с Францией и Испанией, Россия - со Швецией. При таких обстоятельствах один раз провести груженый бомбардами флот от Британии до России - плавание рискованное, а уж вернуть его обратно в целости и сохранности - просто невозможно, он неминуемо будет захвачен одной из воюющих держав. Остановить же отплытие я просто не смогу, корабли уже в море. Я вложил в предприятие огромные деньги, даже пришлось прикрыть часть других дел, и рассчитывал получить прибыль в России, чтобы вернуться с новым грузом русских товаров. Если теперь мои надежды не оправдаются, я потеряю большую часть своего состояния, да и вы, друг мой, сильно пострадаете.

Никита Андреевич беспомощно и виновато развел руками. Ответить он не успел, на дворе зашумели, боярин подошел к окну и тут же бросился встречать приехавшего царя. Петр, сопровождаемый шумной компанией, ввалился в палату. Тут же Варя привычным движением набулькала чарочку, водрузила на поднос, и с поясным поклоном подала. Царь выпил, крякнул, облапил девушку за плечи и впился в ее розовые губки затяжным поцелуем. На долгие мгновения все замерло, присутствующие глядели на царя и красавицу-боярышню. Наконец Петр оторвался от нее и в ту же минуту внимательно наблюдавший Джеймс заметил легкую брезгливую гримасу, промелькнувшую на личике Варвары. Брезгливость была мгновенно спрятана под любезной улыбкой, однако, когда Меншиков вслед за царем попытался сорвать поцелуй, Варя одарила его столь надменно-гневным взглядом, что фаворит тут же скрылся за спиной своего покровителя.

Джеймс окинул взглядом собравшихся. Похоже, никто, кроме него, не замечал, а может, не придавал значения тому, что внимание государя отнюдь не радовало юную даму. Ее же отец, напротив, благосклонно кивал.

- Ну что, милорд, давай к делу, - царь уселся, - Думаю, интересант твой все тебе обсказал. Договорились мы с тобой про пушки, да только пока ты туда-сюда ездил, соперник у тебя выискался. Вот знакомься, герр Кропф, - Петр кивнул на длинного тощего немца в потрепанном кургузом кафтанчике. Тот суетливо поклонился Джеймсу и тут же спрятался за спину тучного боярина Нарышкина. Царь тем временем продолжал, - Дядя мой за его товар ручается и деньгу немец просит невеликую. Сравнили мы немцеву цену, ту, что в Европах нынче, да твою, и вышло, что уж больно ты, сэр Джеймс, заломил, многовато хочешь. Я тебя не виню, каждый купец свой интерес блюдет, но и мне переплачивать не резон. У меня вон под Петербургом швед эскадру собирает, к весне-лету нападет. Мне его упредить надо, все корабли бомбардами оснастить. С герром Кропфом это сделать можно, а с твоей ценой, милорд, дай Бог половину оборудовать.

Джеймс собрался с мыслями. Сейчас ему предстояло одно из самых важных в его жизни сражений. Ох уж эти русские, ведь предупреждали его, что с ними нельзя полагаться на договоры и контракты, что сделку можно считать заключенной только когда держишь в руках деньги. Да и тогда их нужно держать крепко, а то испарятся как и не было. Опьяненный полным успехом предыдущей поездки, он сглупил, вложив большую часть своего состояния в производство артиллерии для царя Петра. И вот теперь появление чертового немца грозило оставить его ни с чем, уничтожить плоды многолетних трудов. Следовало немедленно исправлять ситуацию.

Джеймс заговорил продуманно и взвешенно. Он вновь описывал достоинства своих пушек, длительность и опасность их доставки, наконец, напомнил о том, что это новейшая артиллерия, что ни один флот мира еще не имеет такую, что с его орудиями русские корабли получат неоспоримое превосходство над шведами. Но все его доводы наталкивались на полное небрежение царя. Петр почти не слушал Фентона, вместо этого он внимательно разглядывал Варвару, заставляя ту заливаться румянцем и торопливыми движениями оправлять юбку. Царь явно уже принял решение и никакие речи не могли поколебать его. Боярин Нарышкин, покровитель немецкого купца, поглядывал на Джеймса с откровенным превосходством. Понимая, что стоит на пороге разорения, Джеймс отчаянно искал выход. Он вдруг обратился прямо к Кропфу.

- Не будете ли вы так любезны, сударь, сообщить, за какую цену вы продаете свою корабельную артиллерию?

Застигнутый врасплох прямым вопросом человечек засуетился, глазки его метнулись в сторону, он откашлялся, но ответ дал Лев Кириллович:

- Ну ты и дерзок, милорд, - тучный боярин густо хохотнул, - Кто ж тебе тайны негоциаций откроет!

- Почему же нет, боярин? Я ни своей цены, ни своего барыша не прячу, - тут Джеймс несколько лукавил, но как говорят сами русские, Бог простит, - И пушки мои каждый посмотреть может. Почему бы и сопернику моему не сыграть в открытую?

- Тут не игра, милорд, а дело государственное, - Петр был сама суровость, - Однако на вопрос твой отвечу. Может твои аглицкие пушки и самоновейшие, но мне не до жиру, быть бы живу. Дядя мой проверил, немцевы не хуже шведских будут, а цена у герра Кропфа раз в пятнадцать менее твоей. Так что сам понимаешь, спорить тут не о чем.

Джеймс лихорадочно обдумывал ситуацию. Нужно было срочно решать, смириться ли с возможностью разорения или вновь рискнуть и воспользоваться лазейкой, открывшейся в словах царя. Для этого следовало прямо поставить под сомнение честность царского дяди и его компаньона, что в стране всевластия монарха могло обернуться большой бедой. Отступать было не в его правилах и, словно в ледяную воду с головой, Джеймс бухнул:

- Такой цены не бывает, - в ответ на гневно-удивленный взгляд Петра Джеймс пояснил, - Ваше величество, вы можете написать вашим людям в Европе, а можете спросить местных оружейников. Все вам скажут, что чтобы сделать пушку, надо затратить какие-то деньги, затем ее надо довезти до места назначения, и еще свой барыш получить. Из этого и складывается цена. За те деньги, что герр Кропф просит, и металла не выплавишь, не то что само орудие отлить. Тут одно из двух: или любезнейший герр Кропф изобрел способ творить бомбарды из воздуха, - ну, тогда ему и в Россию ехать не надо было, из Германии мог всей Европой командовать, все страны к нему на поклон пойдут, - или его артиллерия лишь для воинских парадов годится, а в бою стрелять не будет.

- Ты что же, милорд, хочешь сказать, что мой дядя мне врет, что он, зная опасность, нависшую над державой, все же мошенника ко мне привел? - гневно вопросил царь.

Страшное молчание воцарилось в комнате после государевых слов. Все пристально глядели на дерзкого англичанина, ожидая, когда лютый гнев Петра обрушится на него. Самому Джеймса стало жутковато под бешенным царским взором. Тут же он увидел, как стоящая за спиной царя Варвара подняла руку и аккуратно смахнула на пол здоровенный стеклянный штоф. Грохот бьющегося стекла полоснул по нервам, но разорвал грозовую тишину. Царь яростно обернулся, но встретив виноватую улыбку Вари, перевел дух и чуть насмешливо произнес:

- А ты, красавица, что тихой мышкой сидишь, надоели, небось, мужские разговоры?

- Ну что вы, государь, мне интересно.

- Интересно? - Петр хмыкнул, - Ну и как ты про все говоренное судишь, кто прав - немец или англиец?

- Не мне с моим бабьим умом державные дела решать, только помню я, бабка моя, покойница, земля ей пухом, - Варя перекрестилась, - говаривала: "Мы не такие богатые, чтобы в дом дрянь копеешную тащить".

- Это как же понимать прикажешь? - удивленно спросил царь.

- Дорогие вещи на долгую службу рассчитаны, а дешевка на другой день развалится и придется новую справлять.

Петр фыркнул:

- Вот уж точно бабское суждение. К тому же, отец твой в аглицких пушках свой интерес имеет, понятно, что ты его защищаешь. Ты, Варенька, сейчас об отце забудь, ты по государственному рассуди, так, чтобы державе от твоего решения наибольшая польза была, - видно было, что Петру ужасно хочется услышать одобрение его решению из уст неуступчивой красавицы.

Варя задумалась, потом ответила:

- Я по государственному не умею, дозволь, я уж по-бабски, так, как мы в хозяйстве судим. По мне, если у разных купцов сходный товар, то нужно сравнить, если сама в чем не разбираешься, из дворни понимающего человека позвать. И смотреть в первую голову, чей товар лучше, краше, крепче, а потом уж - чей дешевле.

- Петр Алексеевич, а ведь боярышня на диво разумно говорит, - неожиданно вмешался Меншиков, не обращая внимания на гневный взгляд Нарышкина.

Ободренный неожиданной поддержкой, Джеймс снова заговорил:

- Скорострельность и точность моих пушек Вашему величеству известна, а что касается надежности литья, то есть старое, проверенное испытание. В пушки забивают пороховой заряд и постепенно его увеличивают. Пороховые газы давят на металл. Если литье хорошее, пушки могут долго такое давление выдерживать, если плохое - вскорости "слезу пустят", то есть влага начнет из них сочиться, а потом взорвутся. Такие орудия и в настоящем бою долго не прослужат. Я готов испытать свою артиллерию, а герр Кропф готов ли?

Царь обернулся к скромно одетому человеку, тихонько стоящему среди его свиты:

- Федотов, ты у нас бомбардир, как думаешь, дело англиец говорит?

- Ты, Петр Лексеич, сам бомбардир, пушки не хуже моего знаешь, и сам понимаешь, что и англиец и боярышня верно бают. Только денег тебе жаль. По моему разумению, поскаредничаешь, выставишь дешевку супротив шведских орудий дрянь какую, после наплачешься. А испытание правильное, всегда так-то пушки проверяют.

Петр досадливо покрутил головой:

- Все вы против меня. Не знаю из чего герр Кропф свои орудия льет, а я деньги уж точно не из воздуха делаю, из государственной казны достаю, а она не беспредельная. Ох, смутила ты меня, боярышня, а ведь так ладно складывалось. Умна ты больно. Ладно, быть по сему. Где твои пушки, милорд?

- Я приехал один и по суше. Корабль с артиллерией должен на днях причалить в Петербурге.

- Теперь еще и дожидайся тебя, - недовольно проворчал царь, - вон, Кропф уже все привез. Ну, раз уж решили испытывать, подождем. Шли гонца, пускай пяток бомбард к Москве везут. Соберетесь вместе, ты, да боярин Никита, да дядя мой с его немцем, назначите день и место где-нито поблизу Москвы. Алексашка, проверишь, и мне доложишь. Следует это дело по быстрому решать, мешкать невместно. Что ж, Никита Андреевич, засиделись мы у тебя, забот еще полно, ехать надобно.

Петр стремительно поднялся и направился к двери. У выхода он обернулся и грозно уставился на Джеймса:

- Ты, милорд, вон боярышне в ножки кланяйся, благодари, если бы не она, я бы тебя и слушать не стал. И знай, если твои пушки испытание не пройдут, или ты их в срок не представишь, я тебе все припомню - и цену твою несуразную, и то, что ты с дядей меня поссорить хотел. Попляшешь тогда!

С этими словами царь вышел, свита и хозяин дома двинулись за ним. Джеймс судорожно перевел дух. Решение Петра давало надежду на благополучный исход, но теперь положение самого Джеймса было много опаснее, чем раньше. Возникла угроза не только его кошельку, но и его шкуре. Джеймс невольно поежился, еще с прошлого приезда он помнил, насколько жестоким умеет быть русский царь. Здесь, вдали от моря и кораблей, в самом центре Московии, Джеймс ничего не мог противопоставить беспредельной власти царя. Оставалось только уповать на успех пушечного предприятия.

В целом, его второй визит в Россию представал крайне неудачным. Все началось еще вчера, когда паршивая девчонка не только высмеяла его, но еще и представила вруном в глазах английского посла. Вот и сегодняшний тяжкий разговор тоже не обошелся без ее участия. Царь даже не слушал его разумных, логичных доводов, зато на слова вертихвостки поддался сразу. Все мужчины от Индии до Сибири одинаковы, думают не головой, а совсем другой частью тела. Не слишком достойно английского дворянина выбираться из беды цепляясь за женскую юбку. Какого черта девица влезла и так унизила его в собственных глазах? Ему ясно дали понять, что весь его воинский опыт, знания, дипломатический талант не стоят и пенса, все решила улыбка кокетки. Мгновенно Варвара стала для Джеймса воплощением всех прошлых и будущих неприятностей:

- Кажется, русский царь весьма ценит ваше мнение, миледи, - едко процедил он, - Вероятно, он частый гость в вашем доме.

Варя слегка смутилась, но тут же оправилась:

- Государь любит батюшку и высоко ставит его суждения, он говорит, что в нашем доме ему спокойно и нескучно.

Джеймс продолжал:

- Его величество велел мне поблагодарить вас за своевременное вмешательство, леди Барбара.

- Не стоит благодарностей, сэр Джеймс, - Варя чуть кивнула. - Я старалась ради отца. Но вы выказали бы мне свою признательность, если бы научились произносить мое имя правильно, а не на англицкий манер. Я Варвара, а не Барбара.

Ее надменно-снисходительный тон и последнее замечание окончательно вывели Джеймса из себя. Ему захотелось поставить на место московскую дикарку, вообразившую себя вельможной дамой, унизить ее столь же сильно, сколь она сейчас унижала его. Поэтому он пустил в ход свой главный козырь:

- Старались ради отца? Дьявольщина, какое разочарование! Я надеялся, что причиной было ваше нежное чувство ко мне, в котором вы так трогательно признались полгода назад.

Его слова вызвали румянец на Вариных щеках, но это был румянец не стыда, а гнева. Только что она была так довольна собой. Ей удалось показать ему, что там, где бессилен и ничтожен он, такой гордый и самодовольный, всесильна она, женщина, которую он не считал достойной пасти овец. А теперь проклятый англиец снова пытается взять над ней верх, напоминая о давних глупых словах. Следует незамедлительно доказать ему, что он для нее ничего не значит. Она заставила себя весело расхохотаться:

- Простите меня, сударь, я никогда не думала, что вы воспримите мои слова столь серьезно. Впрочем, вы ведь тогда ничего не знали о Руси и русской жизни. Мы, дочери боярские, все теремные затворницы. Что у нас в жизни было? За пяльцами сидели да с сенными девками в прятки играли. А потом государь повелел, чтобы каждая в одночасье в богиню превратилась, стала не хуже любой немецкой или французской дамы. Конечно, в первое время все глупостей наделали: наряжались по-дурацки, вели себя не как подобало. К тому же еще и иностранные языки. Выучиться толком не успели, а Петр Алексеевич уже требовал, чтобы мы с иноземцами разговоры вели. В тот раз я всего лишь постаралась выразить всю глубину моей благодарности, но плохое знание языка подвело меня. Простите великодушно за неловкую ошибку, - Варенька скромнейше потупила глазки. Ее искренний тон и логичность рассуждения почти убедили Джеймса, однако, тут Варя несколько перестаралась. Стремясь побыстрее отойди от опасной темы, она ляпнула, - В любом случае вы никому не расскажите о моей былой любви, побоитесь ссоры с батюшкой.

- Значит, все таки была любовь, а не ошибка в чужом языке? - чувство превосходства снова возвращалось к Джеймсу. Ей ли надуть многоопытного мужчину, - Не стоит так волноваться, леди. Ваше трепетное признание будет сокрыто в глубинах моего сердца.

Раздосадованная своей оговоркой, чувствующая, что столь близкое торжество, законная расплата за давнее унижение, ускользает из ее рук, Варя попыталась вернуть утраченные позиции, заставить Джеймса ощутить собственное ничтожество:

- Опомнитесь, сэр Джеймс, какая любовь! Поймите, наконец, кто вы, и кто я! Я - боярышня Опорьева, наш род много древнее Романовых, мы православным государям и святой вере издревле служим. А вы всего лишь иноземный торговец, еретик, немногим лучше дикого язычника. Вам следует быть благодарным, что вас в честной дом пускают, а не про любовь тут разговоры вести. Я вас и за мужчину-то считать не могу, это все равно, что холопа себе в мужья прочить.

У Джеймса перехватило дыхание. Значит, холоп! Раб, бесправный и ничтожный! Для Джеймса это стало последней каплей. Варварины насмешки на балу, угроза разорения и немилость русского царя и, наконец, финальное оскорбление слились воедино. Ярость уязвленного мужчины затуманила ему голову. Безумна страна и трижды безумная девчонка! Его, Джеймса Фентона, дворянина, воина и негоцианта, с почетом принимали во всем мире: при королевских дворах Европы, в аристократических домах и в хижинах дикарей. Он был счастливым любовником десятков женщин, среди которых были знатнейшие дамы Англии, Франции, Испании и Италии, дочери туземных вождей, просто случайные девицы, радостно бросавшиеся в его объятия. И вдруг в варварской отсталой стране девчонка, недавнее нелепое пугало, заявляет, что он ей настолько не ровня, что даже не является для нее существом мужского пола. Обманчиво тихим и спокойным голосом Джеймс вопросил:

- Кого же, высокородная дама, вы считаете мужчиной? Кого вы любите?

Если бы Варя знала своего противника хоть немного лучше, она бы поняла, что мягкий, приторно-любезный тон содержит в себе угрозу. Но она не ведала о нем ничего, а потому продолжала, упиваясь представившейся возможностью торжества:

- Я буду любить и чтить своего мужа. Сейчас семеро молодых людей готовы посвататься ко мне. Все они наследники старинных православных семейств и в фаворе у царя, брак с любым из них добавит чести нашему роду. Я выберу того из них, кто мне будет больше по сердцу и буду жить с ним счастливо в священном браке.

- А что вы скажете, леди, если я поломаю ваши блистательные планы на будущее? - вкрадчиво произнес Джеймс.

Разошедшаяся Варвара гордо вскинула голову, открыла было рот для ответа, но тут глянула ему в лицо и осеклась на полуслове. Во всем его облике было нечто такое, что ей неожиданно стало страшно. Ее пронзило ощущение, что она зашла слишком далеко, что не надо было, ни в коем случае не надо было его дразнить. Тем временем, угрожающе подавшись вперед, Джеймс продолжал:

- Вы, дикарка, маленькая дурочка, говорите тут о любви, ничего не смысля в ней. Так вот, я научу вас любви. Я покажу вам, что такое настоящий мужчина. Я заставлю вас любить меня и умолять об ответной любви. Добровольно, страстно желая этого. Вы отдадитесь мне, станете моей любовницей. А уж потом любой из семи ублюдков варварских семеек может брать вас в жены.

Варя побелела, ее глаза искрились гневом и презрением:

- Как вы смеете так говорить со мной? Как вы смеете думать, что я пренебрегу долгом и честью ради жалкого купчишки-еретика?

- Леди, я смею все! И вы сделаете, что я хочу, вы сами дали мне оружие против себя.

- Оружие!? Какое!?

- Во-первых, ваше былая любовь ко мне, а во-вторых ваше тело, леди, ваше прекрасное юное тело. Вы полезли в любовную игру, ничего не зная о ней, и жестоко за это поплатитесь. Вы думаете, что все мужчины таковы, как ухлестывающие за вами желторотые мальчишки, которыми вы можете вертеть как угодно. Но это вовсе не так. Опытный мужчина очень быстро заставит ваше тело предать вас, вы подчинитесь собственной страсти, а значит - мне!

В ту же минуту он притянул Варю к себе, склонился к ее корсажу, смял кружево и слегка куснул нежную кожу груди. Сквозь тонкую шерсть платья его рука огладила ее грудь, но тут послышались шаги и он быстро подтолкнул ее к стулу.

Вошедший Никита Андреевич застал Джеймса и Варвару чинно сидящими по разные стороны стола. Боярин не заметил ни довольной усмешки англичанина, ни растерянных, испуганных глаз дочери.

Дальнейший разговор слышался Варе как сквозь густую пелену тумана. Отец что-то обсуждал со своим компаньоном, планировал, она же отчаянно пыталась совладать со смятенными чувствами. Поступок Фентона напугал ее. Ей казалось, что в местах его прикосновений ее кожа пылает. В своей невинности она не поняла смысла его угрозы. Что значили слова о теле, которое предаст ее?

Именно неизвестность страшила больше всего. Теперь она искренне сожалела, что желая уязвить, вызвала его гнев. Она не чувствовала себя в безопасности в родных стенах, ведь он бывает здесь так часто.

Решено, сегодня и завтра она проследит за хозяйством в отчем доме, а потом снова переберется к тетке Наталье. Пусть уж батюшка сам тут с английцем и Нарышкиным встречается, о стрельбах договаривается. Она все для них приготовит, а сама уедет. Тем более, что в теткином доме ей дошивается платье к большой ассамблее у Меншикова. Ассамблеи Александр Данилович дает роскошные, следует быть при полном параде. Она поживет у Мышацких, присмотрит за шитьем, ведь меньше недели осталось до празднества, примерит обнову, в делах каких поможет, в баньку с тетушкой сходит. На ассамблее будут все ее женихи. Следует перестать крутить им головы, и сделать, наконец, свой выбор Тогда никакие английцы не будут ей страшны.

Приняв такое решение, Варя успокоилась и даже улыбнулась, прощаясь с уходящим Джеймсом. Что может сделать этот напыщенный наглец? Смешно и глупо опасаться его.