Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

Глава 19

Нынешнее утро было так похоже на предыдущее, что Варе подумалось, не были ли все события ночи лишь безумным сном. Отличия заключались в ракурсе, поскольку вчера Варя пыталась войти в поварню, возвращаясь от Никиты Андреевича, теперь же хотела выйти из нее, направляясь к нему. Но и сегодня, как вчера двери закупоривал глотающий рассол Алешка. Варя привычно перехватила жбан с огурцами, приготовившись ждать пока мужчина соизволит очистить проход, но, видать, вчерашняя ночь оказалась безумной не только для нее. Увидав ее краем глаза, Алешка немедленно вынырнул из бадьи, огладил волосы и несмело улыбаясь, спросил:

- По здорову ли, сестрица?

Варя оторопело воззрилась на него. Алешка шагнул в сторону, освобождая дорогу. Подозрительно поглядывая на брата, Варя бочком протиснулась мимо, пробормотав:

- Благодарствую, братец, - и направилась к отцу, напряженно обдумывая, что же такое пил вчера Алешка и нельзя ли его поить этим ежедневно. Оказалось, что сегодняшние чудеса лишь начинаются. Проходя мимо матушкиных покоев Варя с изумлением увидала как Прасковья Тимофеевна отвлеклась от беседы с очередным юродивым только для того, чтобы пожелать доброго утра и ласково улыбнуться дочери.

Спасаясь от странностей, Варя нырнула в комнату отца, но и здесь все было необычным. Как правило, неопохмелившийся Никита Андреевич встречал дочь хмурым страдальческим взором, расцветая лишь при виде соленых огурчиков, но сейчас первая его улыбка досталась Варе и лишь вторая - жбану.

К вечеру Варя уже была в полном изнеможении, ибо родные и близкие взялись извергать на нее внимание бурным потоком. На поварне, в коморах, в чуланах, в сенях и на огороде отец, мать или брат вырастали за ее спиной, уговаривая не застудить горлышко, не натереть ручки и не натрудить спинку. На ее вопрос о причинах столь нежной заботы она получила лишь невразумительный лепет Прасковьи Тимофеевны о челяди, что должна за хозяйством приглядывать, а красавице-дочке след в горнице сидеть, шелками шить. Поэтому въехавшая на двор карета Мышацких была воспринята Варварой аки Божья милость. Целуя тетку, Варя тихонько спросила:

- Чудные дела у нас в доме творятся сегодня. Не ведаешь, что с родичами моими сталось?

Тетка по-девчоночьи хихикнула:

- Знаю, все знаю. Вести самые добрые, - она потрепала племянницу по щеке, - Вели подать чего-нито в отцову комнату и приходи.

Когда следом за нагруженной подносом девкой Варя вошла к отцу, ее уже ждали. На излюбленном месте под образами торжественно надувала щеки Прасковья Тимофеевна. За столом, нависая над всей комнатой, расположился довольно жмурящийся Никита Андреевич, а вдоль стены рядком сидели тетка, дядя и Алешка. Установленный в центре стул явно поджидал саму Варвару. Чувствуя себя крайне неуютно, она уселась и обвела вопросительным взглядом всю честную компанию. Боярин звучно откашлялся:

- Вот какое дело, дочка. Ты уж взрослая девица, собой видная, хозяйственная, новомодное обхождение знаешь, женихи вокруг тебя так и вьются. Так не пора ли и замуж, а то долго ли до греха?

Слова отца потрясли Варю. Она часто думала о замужестве, говорила о нем как о желанной доле, но все же представляла брак делом отдаленным, о котором гораздо приятнее мечтать, нежели столкнуться наяву. Она смиренно проговорила:

- Али я чем не угодила, батюшка, что вы меня гоните?

- Что ты, Варя, я о твоем же счастье пекусь, ты как раз в возраст вошла, пора тебе уж судьбу решать. Говори-ка, кто из женихов тебе люб?

Перед мысленным взором Вари предстала длинная череда ухажеров: чрезвычайно знатных, достаточно богатых, в меру образованных и безнадежно скучных в сравнении с... Никаких сравнений! Разозлившись на себя за глупые мысли о некоем недостойном предмете, Варя подумала, что замужество для нее сейчас лучший выход и кротко ответила:

- Кто вам мил, батюшка, тот и мне люб. Может Михайла Инехов, али лучше Андрюша Мосальский или вот еще Глебов Федор Алексеевич, хоть и постарше будет, а человек весьма достойный.

Лукавая улыбка заиграла на губах Натальи Андреевны. Боярин усмехнулся и чуть ли не игриво произнес:

- А что насчет Петра Алексеевича скажешь?

- К-какого Петра Алексеевича? - заикаясь пробормотала Варя.

- Романова, Петра Алексеевича!

И глядя на обалдевшую Варину физиономию, все семейство покатилось со смеху.

- Ай, Варька, ай, молодец, - хлопнул себя по колену Алешка, - Такой чести дому принесла, - он шутовски поклонился ей, - Здрава буди, государыня-сестрица!

- Петр Алексеевич что, сватов заслал? - спросила Варя.

Все снова захихикали.

- Ну, сватов не сватов, а вчерась как ты ушла, Меньшиков с Нарышкиным сказывали, что ты государю крепко в сердце запала. Вот теперь ты, Варенька, у меня умница, вот теперь ты нам всем чести прибавила, вижу, истинное мое дитя, настоящая Опорьева. Ты только у государя перед носом чуток повертись, все наше будет! Ух, мы далеко пойдем, куда там Милославским с Нарышкиными, - боярин потряс кулаком, - Всех к ногтю приберу!

Оцепенев, Варя застыла на своем стуле. Вокруг нее бушевали грезы и мечты: семейство строило планы. Алешка уже бросал в бой полки, да где там, целые армии. Никита Андреевич азартно примеривался к приказу Большой казны. Иван Федорович несмело заикнулся о дозволении вернуться в вотчину, но под пристальным взглядом жены заговорил о посольской должности в Париже. Даже Прасковья Тимофеевна что-то бубнила о княгине Долгорукой, которая уж теперь не осмелится в церкви локти растопыривать.

Варины губы беззвучно дрогнули, пересохшее горло не смогло издать ни звука. Она вновь попробовала заговорить.

- Теперь, значит, чести прибавила, - ее голос был похож на хриплое карканье, - Раньше, выходит, позорила.

Оторвавшись от радужных планов, родные недоуменно уставились на нее.

- Ты что, Варвара, белены объелась? - изумленно спросил отец.

Варя взвилась:

- Как Милославские хотите, как Нарышкины, - она почти кричала, - А как Лопухины не желаете ли?

- А чего, - ответствовал Алешка, - с Лопухиными ничего дурного не сталось.

- И верно, ничего не сталось, только вот Дунька Лопухина, царица недавняя, при живом муже в Новодевичьем монастыре слезы льет. Спасибо, хорошие мои, - она в пояс поклонилась, - Печетесь вы о моем счастье. Когда вам беда грозилась, я о себе не думала, вас спасала, а вы меня теперь за ради своей выгоды зверю в лапы.

Она закрыла лицо дрожащими руками. Тетушка бросилась к ней, обняла за плечи:

- Дитятко, Боже мой, что ты говоришь! Ведь это царь, это честь, это счастье. Чего ты боишься?

- Ах, оставьте, тетушка, - Варя вырвалась, разбрызгивая слезы со щек, - Вот именно, что царь, нету ему ни закона, ни указа. Надоем я ему или для дел державных брак с иноземной принцессой занадобится, быть в монахинях еще одной царице. Я Петра Алексеевича не привораживала и впредь, себе на погибель, делать того не стану.

- Ах ты, сквернавка, - наливаясь дурной кровью процедил Никита Андреевич, - Бесстыдница! Заслуги мне в нос тычешь, род спасла, кланяйся тебе теперь! Да будь ты добронравной девицей, тебе таковой спасительный план и в голову бы не вошел, сидела бы смирно, ждала, чего мужики решат, а не высовывалась со своими советами, отца позоря! Как хочешь, Варвара, или ты будешь с государем ласкова и доведешь дело до сватовства, или берегись!

- Выходит, что вам помогала, то стыд и позор, а что вы собственную дочь как распутную девку под царя подкладываете, то честь великая! - озверев до полного бесстрашия вскричала Варя.

Грубая справедливость ее слов заставила Никиту Андреевича потерять голову. Одним прыжком преодолев разделяющее их расстояние, он схватил Варю за руку, швырнул на пол, замахнулся. Иван Федорович и Наталья Андреевна повисли на нем, не подпуская к дочери.

- Никита, ты что, очумел, - кричала княгиня, - Не можешь дочь по доброму уговорить? Она же нашей опорьевской породы, теперь упрется, не сдвинешь.

Боярин стряхнул с себя родичей, нагнулся к Варе. Она попыталась закрыться, но он с силой отвел ее руки и наклонившись к самому лицу, бросил:

- Уговаривать тебя я не намерен, ты моя дочь и твой долг - повиноваться. Что захочу, то с тобой и сделаю - хоть холопам отдам, хоть в тереме до старости запру. Долго терпел я твои фанаберии, теперь будя. Монастыря боишься? Знай же, или ты как послушная дочь радуешься тому браку, что мы для тебя умыслили и делаешь все, чтобы державного зятя для рода заполучить, или отправишься к тетке Аграфене в монастырь и будешь сидеть там, пока не опамятуешь!

Наталья Андреевна похлопала брата по плечу:

- Будет тебе, братец, дитя стращать, дозволь я с ней поговорю.

- Говори сколь хошь, но помни, мое слово твердое!

Наталья Андреевна присела на пол рядом с племянницей:

- Варенька, солнышко, оставь напрасные страхи, Дунька была дура старомосковская, ее Петру Алексеевичу покойная царица-мать сыскала. Что она умела - варенье лопать да мух гонять? Ты умна, ты хороша, языкам обучена, хоть в воинском походе, хоть на балу - нигде не сплошаешь. Такой женой любой гордиться может, государь тебя ни за что не покинет. Ты ведь мечтала о своем доме, а тут не дом даже, целое царство, только руку протяни.

- Может я ошибалась, тетушка, может я мечтала совсем о другом!

- Вот это брось, Варвара, - тетка разом посуровела, - Знаю я, что за глупые мечты у тебя в голове. Говорила ведь тебе, вырви английца из сердца, иноверец он, тебе не пара, честному браку меж вами не быть, а что другое - грех. Смотри, скажу про твои глупости отцу, я греху не потатчица.

- И вы против меня, тетушка!

- Глупенькая, - княгиня погладила ее по голове, - Я просто лучше знаю, что тебе на пользу. Пойди в сад, погуляй, подумай. Великая честь перед тобой, огромная власть, а сколько доброго для Отечества ты сможешь сделать! А с английцем твоим только позор, забвение, отцовское проклятие. Побудь одна, пораскинь умишком. Ступай. Никита, можно она прогуляться выйдет?

- Пущай себе идет, лишь бы вернулась веселая и послушная.

Залитый луною сад был фантастически красив. Свет выбивал холодные искры из покрытых ночным инеем деревьев. Блики мерцали всюду и не ясно было, где заканчиваются лучи света и начинаются грани льда. Скользящая мимо светящихся стволов фигура, казалось, тоже источала бледное сияние. Молча и стремительно она проносилась меж деревьями, талый снег не скрипел под ее ногами, ни одна ветка не дрогнула на ее пути. Любой сторонний наблюдатель поверил бы, что это зимний призрак, а может и сама уходящая Зима, ищущая жертву для последнего ледяного поцелуя. Поверил бы, если бы не три словечка, произнесенные призраком вполголоса. Нет, сам голос был прелестен, под стать красоте ночи, но вот словечки... Такие можно услышать разве что на конюшне, да и то от очень пьяных и разозленных конюхов.

Несдержанный на слова призрак разбудил ночную тьму. Тьма шевельнулась и веселый, на сей раз мужской голос произнес:

- Ого-го, сударыня, вот уж не думал услышать такое из уст знатной дамы. В России я недавно, но смысл этих слов я знаю.

- Подслушивая, услышишь мало приятного, сэр Джеймс.

- Зато узнаешь много полезного, - парировал Джеймс, выступая из-за деревьев.

- Что вы здесь делаете?

- Ах, моя леди, этот вопрос стал уже доброй традицией наших встреч. Ответ будет все тот же - я охочусь за вами.

- Сейчас, ночью?

- Ну, для моей охоты ночь - самое лучшее время, к тому же я оказался прав, вы появились. В вашей сумасшедшей стране я уже сделал немало глупостей и ночной караул в саду прелестной женщины - еще не самая большая из них, - Джеймс посерьезнел, - Теперь выкладывайте, что у вас произошло?

- Произошло? С чего вы взяли?.

- Оставьте, леди Барбара, не надо притворяться. Я почти не знаю русского, но я уже хорошо изучил вас. Вы расстроены, смущены и напуганы. Оказывается, все же есть что-то, что может напугать вас. Что случилось? Куда вы бежали?

- Я никуда не бежала. Мне теперь бежать некуда. Раньше такое место было в доме моей тетке, а теперь и туда мне дорога закрыта, - ее голос дрогнул и она вдруг горько и безнадежно заплакала.

Он обнял ее и прижал к себе. Она плакала на его груди, а он нежно гладил ее по волосам и думал, что она невероятно красива и всякий раз по-иному. Еще он думал о том, какой светской дамой она стала. Ухоженность, лоск для нее инстинктом. Даже сейчас, среди ночи, когда она так явно предавалась горю, ее туалет был безукоризнен. Нежно-голубое шерстяное платье идеально сочеталось с собольей шубкой и жемчужными гребнями в волосах, томительный запах духов смешивался с ароматом волос и кружил голову. Из женщины, способной позаботиться о своем туалете и в минуту горя и в час опасности получиться жена, которой можно гордиться.

Он выждал пока рыдания стихли, отер ее лицо платком.

- Ну-ну, довольно. Теперь, когда вы выплакались, скажите, наконец, что случилось. Кто вас обижает, кроме меня, конечно? Любого обидчика можно наказать, любую опасность преодолеть. Объясните мне все и я найду выход.

- Выхода нет. Меня не обидели, мне оказали честь. Что-то можно преодолеть, чего-то избежать, но куда денешься от венца царицы всея Руси?

Джеймс замер.

- Леди, я не понимаю вас. Объяснитесь!

- Пресвятая богородица, что тут объяснять! Вы ведь видели как государь относится ко мне? Видели. Другие тоже видят. Сегодня моя родня говорила со мной. Все как один: батюшка, матушка, тетушка с дядюшкой, братец. Они хотят, чтобы я стала женой Петра Алексеевича, чтобы я стала царицей и они получили ту власть, которую при царе Алексее Михайловиче имела родня его жен.

- Но это безумие, моя леди. Государи не женятся на подданных, даже на очень знатных, они ищут жен при других королевских дворах.

- Это у вас так, а у нас государи не женятся на иноземицах. Искони царицами становились дочери боярские.

Его руки, гладившие ее плечи и волосы, медленно опустились. Он посмотрел на нее и в его голос и взгляд, казалось, проник холод весенней ночи.

- Ну что же, леди, поздравляю вас. Какой успех! Ваше нежное чувство к царю увенчается законным браком. Вы будете очень счастливы в своей любви.

- О Боже, какое счастье, какая любовь? Это страшный человек, я боюсь его. Он великий государь, наверное все, что он делает с нашей жизнью - правильно. Но ему все равно, что будет с теми, кто рядом с ним. Ради своих целей, пусть высоких, пусть важных, ради своей прихоти он уничтожит любого. Царицу Евдокию, когда она надоела ему, он отправил в монастырь, Анну Монс вышвырнул как тряпку, ей повезло, что жива осталась. Если он посчитает нужным, то и собственного сына отправит на плаху не задумываясь. Он не человек, не мужчина, он только царь, что он сделает со мной, если я начну ему мешать? Какая безумная женщина может любить его?

Взгляд Джеймса оставался все таким же ледяным, только теперь в него добавились презрение и насмешка.

- Правильно, леди, к чему эти глупости о любви. Все ваши сестры на всех морях поймут вас. Продаваться - так задорого! А продаться за корону - столько еще ни одной шлюхе не платили.

Она тяжело прислонилась к стволу дерева. Сверху свалился ком мокрого снега.

- Мне очень хочется залепить вам оплеуху, но боюсь, не получится. Поэтому убирайтесь. Просто убирайтесь и не приходите больше.

Он сделал шаг, второй, потом пристально посмотрел на нее и вернулся. Ей было плохо, этой женщине, только что заявившей ему, что она намерена стать царицей огромной страны, ей было очень-очень плохо. Что бы она там ни сказала, он не мог оставить ее в таком состоянии.

- Вы хотите стать его женой?

- Ох, да ради Бога, оставьте меня. При чем тут мое хотение. Ежели женщина потребна царю, никто не спросит - нужен ли царь женщине.

- Царь Петр говорил с вашей семьей? Предложение уже сделано?

- Нет, но Александру Даниловичу слова не нужны, он читает в мыслях государя.

Его смех прервал ее речь:

- Замечательно. Похоже с вашим царем произошла забавная штука - без него его женили.

- Вы сомневаетесь, что он захочет видеть меня своей женой?

Джеймс подумал, что было бы совсем некстати усугубить и без того нелегкую ситуацию, своими сомнениями пробудив в ней самолюбие. С нее станется окрутить царя только чтобы проверить, способна ли она на это:

- О нет, леди, я ни в чем не сомневаюсь. Ваша душа - сталь, ваш разум - острая бритва, а ваше тело - viola di amore, скрипка любви. Я прекрасно сознаю, что если вы и ваша родня приложите чуточку усилий - вы станете государыней всея Руси. И никто никогда не запрет вас в монастырь и не выбросит как тряпку. Пройдет пара лет и вы будете крепко держать в своих маленьких ручках и мужа, и двор, и все государство. А наглый англичанин станет всего лишь забавным воспоминанием прошлых лет. Только прежде, чем это произойдет, ответьте мне на два вопроса. Первый, вы любите царя?

- Нет, не люблю и никогда любить не буду, что бы вы там не пророчили о моем будущем, но я буду его венчанной женой. У меня просто нет иного выхода. Я могу побрыкаться, но даже сейчас разумею, что все равно будет как решил царь, как решила моя семья.

- Царь еще ничего не решил, пока что только хитрая компания придворных подобрала ему подходящую невесту. Теперь второй вопрос, любите ли вы меня, хотите стать моей женой?

- Вместе это уже целых три вопроса. Я православная, вы, наверное лютеранин, а может - католик. Я - русская, вы - англичанин. Между нами не может быть брачных уз, ни один священник не обвенчает нас. Ваше предложение я могу принять только как шутку. Хорошо, я вас порадую напоследок. Наверное, я люблю вас, но вашей женой не буду.

- Сударыня, я не принимаю милостыни. Должен сказать, моя леди, что в приобретенном вами облике светской красавицы есть только одна черта, которая мне не нравится. Вы стали слишком самостоятельной. Все решаете сами. Вот вы сами, без царя, без меня, решили, что будете его женой и не будете моей. Может царь вам это и позволит, но я-то не позволю. Иметь соперником государя - щекочет самолюбие. Поэтому, леди, все будет не совсем так, как задумала ваша родня и вы сами.

Внезапно он грубо дернул ее к себе и поцеловал в губы так крепко, так яростно, что его зубы прижались к ее зубам, у нее перехватило дыхание, а на губах проступила кровь. Потом также яростно он оттолкнул ее, круто повернулся на каблуках и исчез во тьме.

Она подняла дрожащую руку к губам, стирая алую капельку. Сумасшедший, совсем сумасшедший. Как он собирается противостоять царской воле? Все это глупости. Ни один человек, даже бешеный наглец, не решится на такое. Все будет так, как было испокон веку и никаким английцам не дано изменить извечный порядок вещей. Варя медленно побрела обратно к дому. Все было кончено, ее судьба решилась. Что будет если она скажет "нет"? Долгие годы монастырской тюрьмы и бесплодное увядание под черным клобуком. Да и что ее останавливает, зачем ей отказывать царю? Быть может, тетка и права и ее женская власть окажется долговечней, чем владычество других женщин царя. Конечно, ей предстоит жить на лезвии ножа, всегда внимательной, всегда настороже, но тем интереснее. А англиец... Что ж, глупые мечты уходят вместе с детством. Если уж она была столь неразумна, что подарила свою любовь недостойному иноверцу, иноземному соблазнителю, значит, ее карой будет жизнь без любви. Поглядим, хорошей ли заменой окажутся могущество и слава.

Варя поднялась на крыльцо, вошла в дом. Привычные запахи охватили ее, слышались отдаленные голоса. Она вернется и проявит покорность отцовской воле, и все вновь станет хорошо. Ох, как не хочется идти! Варя замерла в темноте, прижавшись лбом к косяку. Волей отца на выбор ей предложены две судьбы - стать невестой царя или невестой Бога. Грустно усмехнувшись, она подумала, что оба они не слишком внимательные мужья, но царь хотя бы предоставит ей больше свободы. Испуганно перекрестившись и пообещав себе вышить покров для церкви в наказание за кощунственную мысль, Варя направилась к лестнице.

В тот же миг дверь распахнулась и в проеме прорисовался освещенный луною женский силуэт. Варя затаилась во тьме. Женщина опасливо вгляделась вглубь дома, обернулась через плечо и, наконец, вошла. Варя стояла не шевелясь, радуясь возможности отсрочить свое возвращение в комнату отца. Пошерудив в погашенной печи, ночная гостья раздобыла еще теплый уголек и начала старательно на него дуть, вот появилась красная искра и незнакомка поднесла огонек к свечному фитилю. Слабый язычок пламени осветил рыжие волосы и зеленые глаза, превратив неизвестную женщину во вполне известную Палашку.

- И что же ты здесь делаешь поночи? - вопросила Варя, подходя к Палашке со спины.

Девка взвизгнула, роняя свечку, но хозяйская рука уже крепко ухватила ее за ухо.

- Боярышня, ой боярышня, испужали вы меня! - залепетала Палашка, - Я индо взопрела вся, по сей час трясусь. Не совестно ли вам бедную девку стращать.

- Отвечай на вопрос!

- Ничего не делаю, боярышня, вот как Бог свят! - Палашкино истовое крестное знамение было едва заметно во мраке, - Прогуляться вышла, душно в девичьей, не спиться.

- Не ври, - Варина хватка стала крепче, - Ты с младенчества спишь как убитая!

- Я..., а что я..., я ничего..., - лица девки видно не было, но уже по голосу было слышно, что она мучительно думает чего соврать и придумать не может. Решившись, Палашка выпалила, - На свиданку бегала!

- Палаша, ведь нехорошо, - мягко упрекнула Варвара.

- Знаю, что нехорошо, - шмыгнула носом девка, - А как быть ежели дюже хочется?

- К кому хоть бегала-то? - на мгновение интерес к чужим шашням вытеснил из Вариной головы собственные горести. Шептаться в темноте о Палашкином кавалере было много приятнее, чем возвращаться на свет к родне и предстоящему замужеству.

- Ругаться не будете? - и в ответ на Варин отрицательный жест заявила, - К английцу.

- К кому? - замирающим голосом спросила Варя. На мгновение она представила Палашку в объятиях Джеймса. Ее замутило.

- К английцу, - не замечая хозяйкиного волнения продолжала Палашка, - Помните, Варвара Никитична, матросик, что завсегда при аглицком боярине обретается. Имя еще смешное, ровно собачье - Боб.

Варя облегченно перевела дух, радуясь, что в кромешной тьме не видно ее лица:

- Погоди-ка, Палаша, это какой Боб? Аллен, что ли? Он же безносый!

- Вовсе и не безносый, половинка-то носа на месте, - обиженно протянула Палашка, - А ежели и безносый, ну и что, мне его нос без надобности, мне с ним не на охоту ходить.

- Так ведь он не православный, он безбожного Лютера последователь.

- Ох, боярышня, я девка простая, я ваших Лютеров не разбираю, по мне - не турок, во Христа верует, и ладно.

- Отец-то с матерью твои что скажут?

- А что отец с матерью? Не виделись мы вона сколько, они про меня, чай, уже и не вспоминают. У них своя жизнь, у меня - своя. Вы не думайте, Варвара Никитична, я себя в строгости блюду, никаких шалостей не дозволяю. Если Бобку моему чего восхочется, так опосля венца, не ранее, - тут она вздохнула, - Только как я с ним под венец пойду, когда он вольный, а я вашего батюшки холопка.

- Ты не батюшкина, а моя, и ежели я рассужу, что англиец человек честный и с ним твое счастье, то отпущу тебя на все четыре стороны, езжай куда хочешь.

- Ой, правда, боярышня, неужто отпустите? - Палашка радостно припала к руке госпожи, потом вдруг задумалась, посмурнела, вздохнула, - Не, боярышня, куды ж я поеду, а вы-то как же? Вот если бы мне с вами в ихнюю Англичанию, а так я лучше здеся останусь.

- Глупости, Палаша, городишь, - Варя натянуто улыбнулась, - Что я в Англии делать буду?

- А молодой аглицкий боярин? Я, чай, не слепая, вижу, как он вас глазищами ест. С ним бы и поехали.

- Замолчи! - Варя сорвалась на крик, - Замолчи, дура. Не лезь не в свое дело! Ну-ка, марш наверх!

Испуганная девка взметнулась по лестнице. Варя снова осталась одна в темноте. Горькие мысли опять одолевали ее. Любая девка свободнее в своем выборе, чем боярская дочь. Вот даже Палашка не боится защищать свой выбор, а она, дитя воинственного рода, струсила при первом строгом слове. Принятое решение уже не казалось Варе правильным. Медленно, нога за ногу, она поплелась к комнате отца. Из-за полуоткрытых дверей сочились голоса.

- Где негодница ходит? - гневно вопрошал Никита Андреевич, - Ты, Наталья, не вздумай влезать, если снова явит непокорство, запру в монастыре, как есть запру.

- Эх, жалко, нельзя без нее дело сладить. А как славно было бы, - сладко прижмурился Алешка.

- При всем уважении к тебе, милый племянник, - сквозь зубы процедила княгиня, - Дозволь напомнить, что государь сватов еще не заслал и без Варвары они навряд когда объявятся.

- Вот я и говорю - жалко. Вы ей, батюшка, скажите, пущай не упирается. Ее дело перед государем задом покрутить да глазищами пострелять, а дальше мы и сами управимся.

- Не кажется ли вам, друзья мои, что мы все же толкаем девочку на не слишком достойное дело, - вмешался Иван Федорович, - Варвара девушка благородная, а мы ее заставляем соблазнять мужчину. Ее честь...

- Такая их бабская доля - под мужика ложиться, - перебивая дядю выдал Алешка, затем гаденько усмехнулся. - А чести своей у них нету, вся честь в мужике, под которым состоят.

Прежде чем кто-либо сумел ответить на сие глубокое замечание, дверь распахнулась, Варя встала на пороге, окидывая семейство яростным взглядом голубых глаз:

-- Ни-че-го де-лать не бу-ду! - по складам произнесла она.