Грех боярышни, или Выйду замуж за иностранца

Глава 15

Со времени восшествия на престол Петра Алексеевича высокое искусство охоты на Руси оказалось в некотором небрежении. Батюшка царя, светлой памяти государь Алексей Михайлович, был большой любитель этой забавы и завел у себя огромное охотничье хозяйство, но сын и наследник царя Тишайшего за державными и военными заботами не находил времени для благородной потехи. Большие охоты еще сохранялись по боярским вотчинам, но на них приглашались только свои, ближние. И вот ныне герцог Огильви решил отметить свое назначение генерал-фельдмаршалом русских войск, стоящих в Польше, предложив обществу парадную придворную охоту, подобную тем, что он повидал, служа в австрийской армии. Перед отъездом к армии под Гродно он устраивал грандиозную травлю, на которую кроме представителей знатнейших фамилий и иностранных послов были приглашены и дамы. Герцогская затея не вызвала большого восторга не только у ревнителей старины (которые говорили как о нарушении традиций, так и резонно указывали на опасность предприятия для московских дам и девиц), но и как ни странно, у новоявленных московских модниц тоже (у последних просто нечего было надеть для непривычного развлечения). Однако герцога поддержала царевна Наталья, собиравшаяся явится на праздник в дамском охотничьем наряде, как принято в Версале.

Варвару мысль о парадной охоте не слишком прельщала, возможно именно потому, что она относилась к охотничьим потехам очень серьезно. Уже с десяти лет она, наряженная в овчинный тулупчик и широченные шаровары, по-татарски сидя в седле, в сопровождении псаря носилась за дичью по полям и оврагам опорьевских вотчин. Она великолепно знала все правила и приемы псовой и соколиной охоты, поэтому ее оставило равнодушной предложение участвовать в парадной забаве, где придется вырядится в платье с хвостом, усаживаться на лошадь бочком и всю охоту вести себя смирнехонько, опасаясь пуститься в галоп в страхе вылететь из жуткого европейского изобретения, именуемого дамским седлом.

Однако недавно у Вари возникли более чем веские основания принять приглашение герцога. Причиной всему была Олечка, княгиня Устерская, старинная подружка Варвары. Выйдя о прошлом годе замуж за Федю Устерского, она по решению царя Петра вместе с мужем укатила в Париж, где ее супруг брал уроки военного дела у самого славного маршала де Вобана, а молодая княгиня блистала при дворе Короля-Солнце. Бурная придворная жизнь Версаля не заставила ее забыть подругу, поэтому Оленька с жаром откликнулась на переданную ей просьбу заказать парижским модисткам туалеты по Вариным меркам.

Вчера поутру долгожданный короб с нарядами прибыл и Варя потратила целый день, придирчиво оценивая каждое платье. Оленька, благослови ее Бог, постаралась на славу. Теперь как минимум полгода Варя могла вызвать потрясение и жгучую зависть российских красавиц, появляясь в новых, самых разнообразных туалетах. Среди изобилия шелка, кружев и лент нашелся и наряд для верховой езды, блистательную элегантность которого Варя не могла не оценить. Темно-серое, почти черное платье, отделанное серебром по обшлагам, рукавам и подолу, было крайне строгого кроя, но оно восхитительно облегало и подчеркивало тонкую талию, пышную грудь и округлые бедра девушки. Дополняла туалет маленькая треуголка с перьями, нового, невиданного на Москве фасона. Не могло быть и речи о том, чтобы держать такое платье под спудом, а посему приглашение на герцогскую охоту следовало принять. Кроме того, перед предстоящей пушечной авантюрой не худо было бы появиться на людях, дабы никто не заподозрил боярышню Опорьеву в намерении отправиться невесть куда в мужской компании.

Варвара засадила за работу всю девичью, но ко дню охоты был создан шелковый шарф, вышитый всеми оттенками серого, голубого и серебряного. Шарф придавал строгому наряду изящно-кокетливый вид. Вдобавок старый Трифон, принадлежащий Опорьевым искусный золотых дел мастер, спроворил для боярышни хлыстик с серебряной, отделанной индийской бирюзой, рукоятью.

Когда, сопровождаемая Палашкой, везшей ее вещи, Варя въехала в толпу охотников, она почувствовала, что ради такого триумфа стоило терпеть все неудобства дамского седла Восхищенные взгляды мужчин и завистливые - женщин скрещивались на ней. В седле огромного мышастого английского жеребца, подаренного ее отцу сэром Джеймсом, она казалась особенно хрупкой и женственной. Ага, вот и сам даритель, легок на помине, кланяется ей. Варя чуть кивнула и отвернулась. Здесь ей нечего бояться его выходок, не станет же он приставать к ней с глупостями на виду у нескольких десятков охотников и сотни человек псарей и слуг. Следует только держаться от него подальше.

Выполняя собственный совет, Варя отъехала и принялась выслушивать искренние и притворные (в зависимости от пола, возраста и интересов собеседника) комплементы ее туалету и крупу лошади, прическе и сбруе, цвету лица и постановке ушей, блеску глаз и длине хвоста. Когда очередной кавалер заговорил о форме груди, Варя подозрительно прищурилась, пытаясь определить, чья грудь - ее или жеребца, занимает мысли собеседника. Установить это было сложно, ведь поглаживал он грудь коня, одновременно не отрывая глаз от корсажа всадницы. К тому мгновению как ловчие подняли зверя, общество успело обговорить каждую деталь - от кончиков девичьих волос до кончиков конских копыт. Его женская половина вынесла Варе свой суровый нелицеприятный приговор, так что боярышня явно была на вершине успеха.

Крики и порсканье псарей заставили всех броситься в погоню, охота помчалась. Неопытные охотницы, измученные дамскими седлами и шлейфами амазонок, почти сразу сбили лаву, всадники подсекли путь гончим, началась неразбериха и Варя, поняв, что из любимой забавы нынче ничего путного не выйдет, раздосадовано отъехала в сторону.

Догнавшая ее Палашка подала боярышне теплый плащ и Варя пустила коня неспешной рысью по кромке леса. Холодный весенний воздух бодрил, пронизанный солнцем сосновый бор излучал спокойствие и безмятежность. Уже возле самой опушки Варе послышались голоса. Она придержала коня, отвела еловую лапу и увидела сэра Джеймса. Варя порадовалась, что густой ельник полностью скрывает ее, вот уж с кем не следовало встречаться. Появление английца здесь, вдали от охоты, крайне удивило ее, а еще большее изумление вызвало общество, в котором он находился.

Рядом с сэром Джеймсом была княжна Катерина Шелехова. Эта хорошенькая миниатюрная рыженькая девушка принадлежала к древней, но крайне обедневшей семье. Наследники таких же старинных, но более состоятельных родов не слишком интересовались княжной-бесприданницей, и здесь не спасали ни привлекательная внешность, ни изрядное образование. Выбившиеся же из низов петровские офицеры, не раз просившие ее в жены, получали афронт от Катерининых родителей, помнивших, что они ведут свой род от Рюрика. Так что в свои двадцать три года Катерина не была ни мужней женой, ни невестой, в ближайшее время ее, как всякого перестарка, ждал отъезд в монастырь или в отцовскую вотчину, смотреть за хозяйством.

Несмотря на личико маленького бесенка, княжна была известна дочерним послушанием и благонравностью, так что ее интимный разговор с мужчиной показался Варе крайне необычным и достойным пристального внимания. Варвара не могла слышать собеседников, но зато могла следить за их жестами, выражением лиц.

Вот Джеймс что-то сказал, а Катерина потупилась и отрицательно покачала головой, вот он снова заговорил, горячо и страстно, явно что-то доказывая, в чем-то убеждая.

Страшное подозрение зародилось в голове Вари. Она была хорошо знакома с его настойчивыми уговорами, молящими и в то же время властными интонациями. Мало того, что этот негодяй сделал ее, боярышню Опорьеву, объектом отвратительного преследования, но она, кажется, еще и не была единственным объектом. Здесь, сейчас, прямо у нее на глазах он играет в ту же игру с другой женщиной. И с кем, с рыжим перестарком!

Варю затрясло от бешенства. В этот момент княжна Шелехова тронула коня и направилась в глубь леса, Фентон последовал за ней. Варя сразу поняла куда они едут. Неподалеку находился охотничий домик, где усталого путника поджидали запасы еды и питья. Не раздумывая, она погнала коня туда, более длинной, но незаметной тропой. Одуревшая Палашка помчалась за госпожой.

На полдороги Варя опомнилась и попыталась рассуждать здраво. Зачем она едет за ними, зачем хочет узнать унизительные подробности? Она попыталась быть честной с собой. Уж не ревность ли гонит ее вслед за скрывшейся парочкой. Ну нет, решительно невозможно. Ревнуют того, кого любят, а она теперь уже совершенно не любит, не может любить надменного негодяя, который сперва насмехался над ней, а теперь преследует нелепыми домогательствами. Ведь он ее постоянно конфузит, унижает в собственных глазах, из-за него на людях показаться стыдно. Конечно, она не ревнует его, но зачем тогда следует за ним сейчас? Пусть себе делает, что хочет!

Варя придержала коня, но принятое решение как-то не очень ей нравилось. Иная мысль заставила ее снова погнать жеребца вперед. Какая она глупая, чуть не упустила свой шанс. Ведь если она побольше узнает о его отношениях с другой женщиной, то получит оружие против него, сможет избавиться от назойливых приставаний.

Охотничий домик представлял собой обычную добротную избу. Подъезжая к ней, Варя обдумывала как использовать сложившуюся ситуацию. Можно просто сказать Джеймсу в лицо, что видела его с княжной Шелеховой и потребовать, чтобы ее, Варвару, он оставил в покое. Да, но англицкий нехристь такой паскудник, что может просто рассмеяться и все останется как было. Тогда предупредить Катьку, чтобы не была дурой и понимала, чем его ухаживания могут закончиться. Но ведь это никак не поможет самой Варваре. Наконец она сообразила, что может пригрозить ему сообщить обо всем родителям княжны, а те потребуют защиты у государя, тогда, опасаясь за свои негоциации и саму жизнь, он перестанет преследовать Варвару. Но сперва нужно разузнать побольше.

Варя спешилась и, коротко приказав Палашке не шуметь, привязать лошадей и потом следовать за ней, тихонько скользнула в сени. Из-за двери сочились голоса - мужской и женский. Значит она была права, она не единственная дичь в его мерзкой охоте. Твердая решимость убедиться, узнать точно заставили ее прильнуть к двери. Слов разобрать было невозможно, хотя сами голоса звучали странно. Женский был полон дерзости и злорадного возбуждения, мужской плескался бешенством и странной растерянностью. Звук этого голоса затуманил Варин рассудок. Это был он, подлый, ненавистный голос, преследующий ее наяву и в предательских снах. Этот самый голос, то спадающий до нежного шепота, то звучащий грозно и властно, говорил ей о ее красоте, о любви, желании и страсти. А сейчас он опутывает своими лживыми словами другую дуру, чтобы она тоже страдала и металась, мечтала о нем и не могла забыть, думала, что она единственная. Он же, посмеиваясь, добавлял еще одно имя в свою коллекцию московских дурочек, где первым номером, (а может даже и не первым) стояло имя Варвары Опорьевой.

Вызванный этими мыслями порыв ярости швырнул Варю в дверь. Она мгновенно позабыла все тонкие расчеты, приведшие ее сюда. Едва владея собой, она ступила на порог.

Увиденное подтверждало ее худшие предположения. Джеймс замер посреди избы, его сильные руки моряка сжимали плечики Катерины. Варя чуть не завизжала от муки и злобы, вспомнив, как эти руки нежно и дразняще касались ее тела.

- Пре-лест-но! - раздельно произнесла она. - Право, сударь, времени вы не теряете. Здесь вы тоже обещали, что вас полюбят? И как же? Огонь любви уж запылал или вы его еще только... разжигаете?

Джеймс коротким толчком бросил княжну на лавку и повернул к Варе лицо, искаженное гримасой раздражения:

- Все-таки женщины иногда бывают на редкость однообразны! - процедил он. - Даже если мир рушится вам на голову, вы думаете лишь о том, как бы соперница не обошла вас. Сударыня, мы попали в крайне тяжелое положение! И не вздергивайте столь надменно бровки, это и вас касается. Сие очаровательное дитя, - Джеймс полоснул съежившуюся княжну взглядом, - Подъехало ко мне на охоте и сообщило, что ей известны все подробности нашего плана доставки пушек. Вероятно, именно она подслушивала нас тогда, на лестнице в Преображенском дворце. За сим она заявила, что готова скакать со мной в охотничий домик, дабы обсудить условия, на которых согласна не сообщать о наших намерениях Льву Кирилловичу и его немцу.

- И каковы же условия? Дева алкает вашей страсти нежной?

- Сударыня, успех у прекрасных дам всегда радовал меня, но сейчас речь идет не столько о моей персоне, сколько о моем кошельке. Красавица хочет денег. Но если она расскажет... Я даже помыслить боюсь, чем это грозит мне, боярину Опорьеву и вам. И ведь как точно все рассчитала, появилась как раз когда ничего уже нельзя отменить. Надеюсь, вы не настолько утратили голову от ревности, чтобы не понимать сложность ситуации?

- Ревность? К вам? Это смешно, милорд! - тон Варвары был холоден, но ее мысли лихорадочно метались. То, что она знала о маленькой княжне подтверждало слова Джеймса. Варя почувствовала как тиски злости и униженности, сдавившие ей сердце, медленно разжимаются. По крайней мере, она была единственным объектом греховной игры, которую вел иноземец.

- Что ж, все может быть, - сказала она, обращаясь к Джеймсу. - Князья Шелеховы род старинный, но захудавший. Дочка у князя одна, а на приданное все едино не хватает. Получается, что нашей Катерине еще немного - и только в монастырь! Вот она и решила сама поправить дело. Верно я говорю, Катерина?

Сжавшаяся в углу княжна гневно вскинулась:

- Не все как ты, богачки, мне уж боле двадцати годков, так и пропаду из-за родительской спеси. Да только вы мне теперь поможете. Я про иноземца вашего и про твоего родителя все знаю, и про тебя, бесстыдница, ведаю. Вы мне приданное справите, а откажитесь, я и Льву Кирилловичу про задумку вашу расскажу и по всей Москве разнесу, что ты в одиночку с мужиками по лесам шляться хотела.

- Самое разумное было бы убить ее, - спокойно заметил Джеймс, Катерина испуганно пискнула. - Но я еще на женщину руки не поднимал и начинать не хочу.

У Варвары окончательно отлегло от сердца, крик княжны полностью подтверждал слова Джеймса. Сейчас она должна подумать об опасности, грозящей отцу и ей.

- Ну зачем же убивать! Можно и проще. Ты, дева, забылась несколько, надо тебя опамятовать. Палашка! - чуть возвысив голос, позвала Варя. Девка заскочила из сеней в избу. - Садись на коня и наметом в охотничий лагерь. Привезешь мой короб с травами. Да пошевеливайся!

Девка поклонилась и выбежала. Джеймс только собрался спросить, что задумала Варвара, но его остановило выражение ужаса, явственно отобразившееся на личике княжны Шелеховой. Девушка вскочила и, упав Варе в ноги, обхватила ее колени:

- Варенька, боярышня, светик мой ясный, смилуйся, пощади. Я никому ничего не скажу, всю жизнь молчать буду, только не делай, чего задумала, - Под тяжелым взглядом Варвары княжна забилась в рыданиях. Варя небрежно погладила ее рыжие волосы.

- Ну-ну, успокойся, дурочка. Ничего худого я тебе не сделаю. Выпьешь, что я тебе дам, поспишь, и все, что узнала, позабудешь. А так тебя оставь, ты непременно разболтаешь.

Княжна метнулась к Джеймсу и схватила его за отвороты камзола. От страха она путала немецкие и русские слова, так что Джеймс с трудом понимал ее:

- Сударь, не позволяй ей, помоги! - рыдала княжна. - Я никому ни словечка, вот тебе крест, что пожелаешь для тебя сделаю, только не позволяй!

- Чего не позволять, княжна? Леди Барбара, что такое страшное вы задумали, что она так испугалась? - обратился Джеймс к Варваре, но ответила ему Катерина.

- Вся Москва знает, что девки Опорьевы - издревле ведьмы! - пролепетала она. - У них спокон веку бабка внучку, тетка племянницу ведовству и знахарству учат. Варьку сама старая боярыня, мать Никиты Андреевича, учила, а она самой большой ведьмой была. Не отдавайте меня, сударь, она меня зельем опоит, разум и душу отберет!

- Было бы что отбирать! - Варвара досадливо тряхнула локонами, - Успокойся, дура, ничего с тобой не будет, только выспишься, да еще позабудешь то, чего тебе знать и не надобно. Ну а вы, сударь, усадите девицу на лавку и привяжите чем-нито покрепче. Ежели она начнет вырываться, мне ее не удержать.

Варвара присела к столу, деловито и методично стянула перчатки, сняла шляпу.

- Теперь, - продолжала она. - Закройте ставни, еще явится кто, растопите печь и наберите воды в котелок, мне понадобиться крутой взвар. И поторопитесь! - голос Вари звучал надменно, она решила извлечь из ситуации максимум удовольствия. Ошеломленный происходящим Джеймс беспрекословно выполнял ее указания. Когда запыхавшаяся Палашка вернулась, напуганная княжна Катерина, туго спеленатая собственным плащом, уже тихо сидела в углу под образами, в печи жарко пылал огонь и булькала вода в котле.

Варвара приняла из рук девки большой берестяной короб и скомандовала:

- Воротишься в лагерь, покрутишься там, вроде я тоже где-то поблизости, если спросят, скажешь, боярышня пошла поглядеть, не появились ли ландыши.

- Рано ландышам, Варвара Никитична!

-Тогда не зацвели ли елки, не дури, придумаешь что-нибудь! Обо мне не беспокойся, тут недалече, вернусь сама.

Палашка вышла. Варя откинула крышку короба и избу заполнил аромат сушеных трав. Джеймс следил как ее тонкие нежные пальцы растирают зерна, как она подхватывает на кончик ногтя травы и бережно смешивает их в походной кружке. Пряный пар окутывал ее изящную головку туманным ореолом и в неверном свете печного пламени очарованному Джеймсу казалось, что он попал в пещеру одной из тех прекрасных фей, о которых ему в детстве рассказывала мать. Открывшаяся в Варваре новая черта только добавила прелести ее изменчивому облику. Поистине, строптивая красавица была восхитительной, необыкновенной, желанной женщиной.

Тем временем Варя, остудив готовый настой, повернулась к Джеймсу.

- Придержите ее, пока я дам ей это выпить. И крепко, мне не хочется начинать все с начала, если она выбьет кружку.

Когда Джеймс обхватил княжну за плечи, Варя, со сноровкой, указывающей на большой опыт, зажала ей нос и влила в рот содержимое кружки. Задыхаясь и кашляя, Катерина проглотила настой.

- Все, сэр Джеймс, можете размотать плащ, ни двигаться, ни говорить она уже не сможет.

- Это ей не повредит?

- Никоим образом, - Варвара застегнула короб, - Скоро у нее помутиться в голове, а потом она заснет. Когда проснется не будет помнить ничего из того, что сталось с ней за прошлые три месяца. Не больно радостно, но ничего, отец с матерью больше жалеть станут. К вечеру здесь объявятся охотники и найдут ее. Решат, что она устала, заехала в охотничий домик и здесь ее в тепле сморило. А когда обнаружат беспамятность... Что ж, пусть гадают, главное, чтобы меня не увидели поблизости.

- Сейчас она что-нибудь понимает?

- Сейчас она видит, слышит и понимает, но когда заснет, все забудется. Не стоит беспокоиться, это состав еще моей прабабки и он ни разу не подводил.

Варя накинула плащ и потянулась за перчатками и шляпой. Когда она снова повернулась, Джеймс стоял между нею и выходом. Улыбаясь, он придвинул тяжеленную лавку к двери, отрезая ей путь к бегству. Варвара затравленно оглянулась, но окна были плотно заложены ставнями. Она испуганно и гневно посмотрела на Джеймса.

- Вы... я помогла вам, а вы снова за свое!

- Я отдал бы многое, чтобы вы помогали именно мне, но вы спасали себя и своего отца. А потому...

Варвара заворожено смотрела как он сбрасывает с плеч камзол, распускает шнуры рубашки и через минуту он стоял перед ней полностью обнаженным Впервые она увидела нагого мужчину. Она попыталась отвернуться, но его вид властно притягивал ее взор. Она скользнула глазами по его плечам. Пламя печи бросало красноватые блики на гладкую смуглую кожу, выделяя шрамы, покрывающие мускулистую грудь. Ей невыносимо захотелось коснуться шрамов, погладить густые черные заросли на его груди. Ее взгляд опустился ниже, на плоский живот, затем еще ниже и тут же испуганно метнулся вверх, поймав белозубую усмешку под полосой усов.

Он шагнул к ней и тихонько потянул за кончик вышитого шарфа. Шарф гибкой шелковой струей скользнул к ее ногам. Затем он медленно стал расстегивать серебряные пуговицы ее охотничьего наряда, спустил корсаж до талии, развязал сорочку и отступил, любуясь ее плечами и упругой грудью. Обессилев, Варя лишь покорно смотрела на него. Он сдвинул ее платье с бедер, распустил тесемки нижних юбок и вдруг одним быстрым движением сдернул всю одежду, оставляя ее совершенно нагой, лишь до колен окутанной кружевами сорочки и юбок. Его пальцы нежно коснулись ее подбородка, шеи, стали поглаживать грудь. Варвара вновь почувствовала, как ее тело откликается на его прикосновения, как твердеют соски под его рукой. Он шагнул к ней вплотную и неожиданно резко повернул ее к себе спиной. Глаза Вари столкнулись с полными страха и изумления глазами Катерины Шелеховой. Варвара вскрикнула:

- О Боже, что вы делаете, она же все видит!

- Но вы же сами сказали, что скоро она все забудет и никогда об этом не вспомнит, - его горячий шепот щекотал ей висок. Его руки обняли ее плечи, затем резко и больно сжали грудь. Он покрывал поцелуями ее затылок, шею, нежно ласкал ягодицы. Она вновь вскрикнула.

Он чуть отступил, поднял ее плащ, накрыл им стол и, приподняв за талию, усадил на него, и снова отступил, любуясь. Боярышня опять поймала взгляд Катерины, в котором кроме подступающего беспамятства плескался восторженный ужас. Варя задохнулась. Ведь такое уже было в ее жизни, только тогда она, Варвара, цепенея от страха и греховного блаженства глядела как тот же самый мужчина ласкает обнаженную женщину. О Господи, не кара ли это Твоя!?

- Отдайте мою одежду, хоть что-нибудь, - отчаянно взмолилась Варя.

- Что-нибудь? - переспросил он, выдернул из кучи одежды шарф и обвязал его вокруг ее талии, спустив концы на лоно. - Это будет ваш пояс невинности, может сегодня вы захотите, чтобы я развязал его.

- Безумие, бред, пустите меня! - Варя слепо рванулась, но он поймал ее.

- О нет, моя красавица, мое чудо, вам не сбежать отсюда, - его руки крепко сжимали ее, она была полностью в его власти. - Оказывается, вы ведьма, а у нас в старину ведьм жгли на кострах. Вас я тоже хочу сжечь, но на другом огне.

И этот огонь запылал. Казалось, он шел отовсюду. Его руки ласкали ее грудь, стискивали бедра, пальцы скользили в сокровенные глубины естества. Каждое прикосновение губ пробуждало новую вспышку пламени, столь же сладостную, сколь и мучительную. Огонь шел извне и поднимался изнутри ее тела, пронизывая каждый дюйм кожи. Охватившее ее пламя заставляло извиваться на столе, стремясь одновременно и прекратить и продлить блаженное страдание. Она судорожно цеплялась за его шею, плечи, бедра, пытаясь найти опору в пылающем мире. Наконец, когда наслаждение-мука достигли своего пика, он прошептал:

- Ну что, моя красавица, скажите, наконец, сделать мне это? Примете ли вы меня? Ведь вы хотите этого, хотите! - его голос доносился до нее откуда-то издалека, он старался говорить как всегда иронично, но у него плохо получалось, он весь дрожал от желания.

- "Да, да! - думала она, подаваясь к нему. - Сделай это, успокой мое тело, пусть будет так, как ты хочешь, возьми меня, да!"

- Н-е-е-е-т!!! - рванулось сквозь стиснутые зубы. - Никогда!

Она сама поразилась своему "нет", сопротивлению, поднявшемуся из глубин измученного страстью тела.

Он отпрянул от нее, застонал, затем навалился всей тяжестью, надавливая своей мощной грудью на ее нежные груди, прижался плотью к краю ее бедра. В этот момент пламя внутри нее вспыхнуло так жарко , что ее выгнуло дугой, затем она потеряла сознание.

Очнулась она от холодного воздуха, струйкой тянущегося из приоткрытой двери. Она лежала на лавке, полностью одетая и заботливо укутанная плащом. На соседней лавке безмятежно посапывала княжна Шелехова. Снадобье подействовало, Катерина не вспомнит ничего из происшедшего здесь. Варвара тоже хотела бы забыть, считать происшедшее греховным сном, но каждая клеточка ее тела кричала, вопила, напоминая, что это была греховная явь.

Она взяла шляпу и перчатки, надо было возвращаться пока ее отсутствия не заметили. Лишь шагнув к двери она поняла, что в ее туалете не хватает шарфа, того самого, который был на ней в час огненного безумия. Не было шарфа и нигде вокруг, выходит, Фентон забрал его с собой.