Грязная буйная штучка

Глава 12 ФИНН

Я опять лежу в знакомой мне позе: в постели, мозг безостановочно работает, пока я смотрю в потолок.

Но на этот раз потолок другой, и вместо теней пальм надо мной мерцающее ночное отражение бассейна во дворе. Соседи Харлоу намного тише, чем у Оливера. Нет ни играющей в гараже молодежной группы, ни лающей собаки в соседском дворе, и за час проехало всего пара машин.

Тут так умиротворенно — тишину нарушает только ее мягкое мерное дыхание рядом со мной — и если немного напрячь слух, можно услышать океан в паре кварталов отсюда. Сейчас темно, она уснула всего час назад, ее нога лежит на моем бедре, она прижимается ко мне каждым дюймом своего голого тела. И двигаясь во сне, она сильнее сжимает простынь на моей талии и этого почти достаточно, чтобы отвлечь меня от своих мыслей, соблазнить меня разбудить ее и оттрахать снова.

Почти.

Я никогда не был сильно разговорчивым. У меня не было склонности выражать словами все, что происходит в моей голове. Никогда не понимал, почему некоторым людям обязательно нужно заполнять тишину разговорами. Я понимаю, что в большинстве случаев Харлоу именно такая — та, кто управляет беседой и может разговорить даже самого замкнутого человека — но она никогда не пыталась быть такой со мной. Она может переговорить любого известного мне человека, но в то же время, когда мы вместе, она спокойно относится к нашему молчанию. Она позволяет мне быть самим собой.

Я думал, что знал, кем мы были друг для друга, но из-за этого стресса и тревоги на протяжении последних пару недель что-то изменилось. Это неожиданное осложнение, но я рад, что так случилось. Прошлой ночью мы по-настоящему поговорили о наших чувствах, но вроде бы так ничего и не решили. Но я хочу ее, это я знаю точно.

Харлоу что-то бормочет во сне, и я поворачиваюсь на бок, чтобы убрать волосы с ее лица. Когда я рядом с ней, мне так легко забыть о той горе ожидающих меня счетов за лодку, о сломанном оборудовании и о том, что с каждым днем приближается начало нового сезона.

Но, блять, нужно возвращаться домой. Я откладывал это, как мог, но больше ждать нельзя. Мне надо быть там. Но как я могу уехать сейчас? Ее улыбка или остроумный комментарий, — и этого достаточно, чтобы мои мысли перестроились по большей части на порнографические, а те важные, касательно моей семьи и ответственности, отошли на второй план.

Я старался это игнорировать. Пытался успокоить свое сердце при каждом упоминании ее имени, старался в свободное время поменьше думать он ней и не беспокоиться, все ли у нее в порядке. Но я так больше не могу. Да и не хочу.

Господи, я еще никогда в жизни так много не думал о женщине.

— Финн?

Я вижу, как она моргает и просыпается.

— Я здесь, — говорю ей. Я целую ее висок, щеку, спускаясь рукой вниз по ее телу и кладя ее на бедро.

— Ты остался, — это не вопрос, и я чувствую, что она действительно проснулась и поняла, что я все еще здесь, с ней. Харлоу приподнимается и седлает меня. Ее шторы приглушают свет фонарей, и все, что я могу разобрать, это ее силуэт и розовые соски на светлой коже груди.

— Конечно, остался, ведь это возможность еще раз тебя трахнуть, — говорю я, и она смеется.

На самом деле, я сам, как и она, удивлен, что остался. Я пообещал себе, что дождусь, пока она заснет, буду уверен, что она в порядке, и уеду к Оливеру. Я хотел придерживаться определенного плана. Хотя кого я обманываю.

Ее руки поглаживают мой живот, и мой член уже твердый у нее между ног. Она покачивает бедрами, скользит по мне, и я чувствую, что она все еще мокрая.

— Со сном покончено? — положив руки ей на бедра, спрашиваю я.

Она медленно и сонно кивает.

— Видела тебя во сне.

Круговыми движениями я провожу пальцами от ее бедренных косточек до пупка.

— И о чем сон?

Она нарочно качает бедрами чуть сильнее.

— Об этом.

Каждый раз отклоняясь, она оказывается все ближе и ближе к головке члена, и вот я уже вхожу в нее. Без защиты.

— Осторожно, — предупреждаю я, но она не обращает внимания.

Харлоу наклоняет голову, и ее волосы щекочут мою грудь и живот.

— Как хорошо, — задыхаясь, произносит она. — О-о… Господи, как же хорошо.

Я должен взять контроль в свои руки, нужно приподнять ее, но я твердый и жадный, и не могу заставить себя это сделать.

Еще разок.

Еще секунда.

— Подожди, — прошипев, говорю я, когда чувствую трение ее клитора, такого горячего и скользкого. — Милая, дай я кое-что надену.

— Подожди еще секунду, ладно? — просит она, скользя на мне. — А-а-а… Вот здесь. Прямо здесь.

— Да? — подложив под голову подушку, я смотрю, как мой член снова и снова исчезает в ней. — Пиздец, это какое-то сумасшествие. Малышка, что мы делаем?

Но как только я это произнес, приподнимаю бедра, чтобы ей было удобней двигаться. Мой мозг плавится, когда я вижу, что она вот так использует мое тело, чтобы кончить, и пытаюсь вспомнить причину, почему нам нужно остановиться. Еще пара толчков, и я мог бы кончить один, и мы прижимались бы друг другу, как парочка тинэйджеров.

Харлоу откидывается назад, держась за мои бедра для равновесия, и из-за этого небольшого движения, этого крошечного изменения угла проникновения моя головка начала, плотно прижимаясь, потираться об нее на глубине.

— О-о-о, блять, — выдохнул я, изо всех сил удерживая ее на месте. Я чувствую жар и лихорадочный голод и знаю, что должен прямо сейчас остановиться, но мои инстинкты берут верх.

Харлоу стонет и подается вперед.

— Ты хочешь, чтобы я остановилась?

Я киваю, а губы шепчут «нет». Из меня вырывается куча ругательств, но, похоже, Харлоу не обращает на них никакого внимания.

— Черт. Ты прав, — с болью в голосе признает она. Выпрямившись, уже начинает вставать с меня, но я ее удерживаю, схватив за талию.

— Господи. Подожди, — я делаю глубокий вдох, внезапно заметив, как по вискам стекает пот, и как простынь прилипла к спине. Каждый мускул натянут, как провода, готовые порваться при малейшем движении. Ее тело ощущается так, будто принадлежит мне. — Просто дай мне… ощутить тебя. Всего на секунду.

Наверное, я какой-то мазохист, чем иначе можно объяснить всю эту пытку?

Кожа Харлоу еще теплая ото сна, ее тяжелые руки и ноги лежат на мне. Я ни за что не продержусь дольше минуты, если она продолжит смотреть на меня вот так — сонно и жадно — особенно когда нас ничего не разделяет.

Мне хватает секунды решить перевернуть ее, устроиться сверху и снова войти в нее. Ее ноги широко расставлены, колени согнуты и прижаты ко мне.

— Я всего лишь хочу чувствовать тебя, — снова говорю я, пытаясь не обращать внимания на ее нетерпеливые кивки и на то, как охотно она со мной соглашается. Ее рот слишком соблазнительный, ее влажные губы приоткрыты, и я наклоняюсь и пробую ее. — Если хочешь… я могу вытащить.

Она перемежает свои слова легкими покусываниями:

— А ты можешь… кончить… на меня?

Всегда были вещи, которых я избегал в своих мыслях — секс, который может привести к новым и более длительным отношениям. Я хотел, чтобы он был грязным, грубым, немного непристойным и немного запретным. Я хочу заклеймить Харлоу по всему телу, попробовать все, о чем она мечтает, видеть следы от веревки и зубов и покраснения от порки на ее коже.

Мне нравится, что она хочет того же самого.

— Ты этого хочешь? — спрашиваю я, медленно прижимаясь внутри и почти рыча от удовольствия. — Хочешь видеть это на своей коже?

Харлоу запрокидывает голову, сжимая в кулаке простыни. Ее сиськи двигаются при каждом моем толчке, матрас поскрипывает, и я смутно осознаю, что за стеной соседи. Но единственное, что меня заботит — это как она сжимает меня изнутри, как ее кожа смотрится в лунном свете, и те сладкие звуки, что вырываются из ее рта с каждым моим движением.

Я уже слишком близко, и это слишком быстро, но, кажется, нас это не волнует. По позвоночнику пробегает горячий ток, оседая внизу тела. Я чувствую, что стал еще тверже, руки еще сильнее сжимают ее бедра, и я на самом деле боюсь, что на утро у нее останутся синяки.

И тут Харлоу кончает, пульсируя и сжимаясь вокруг меня. Я уже на волоске, двигаясь сквозь ее оргазм, я сжимаю челюсть и напрягаю все тело, чтобы хоть немного сдержать свой оргазм. Она задыхается, приподнимается ко мне и проводит рукой вниз по торсу до того места, где мы соединяемся. Со стоном я выхожу из нее, двигая рукой по всей длине, как в тумане, и мой оргазм уже так близко, что в ушах звенит. Ее имя соскользнуло с моих губ, и хотел бы я, чтобы сейчас горел свет, и я мог видеть ее лицо, когда изливаюсь ей на живот, грудь и шею.

Харлоу смотрит на мое семя на своей коже, и размазывает его пальцем вокруг соска. Это было так инстинктивно и так по-собственнически… что именно в этот момент я понимаю: я без ума от этой девчонки.

Я падаю на кровать, не чувствуя конечностей, сердце бешено стучит, и мне нужно восстановить дыхание и работу рук и ног.

— Ты останешься на ночь? — спрашивает Харлоу, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть на нее.

— Да, но я завтракаю с парнями. Поэтому надолго остаться не смогу.

Харлоу зевает, потом берет футболку и вытирает весь беспорядок со своей кожи.

— Мне в любом случае нужно с утра отвезти маму, — рассеянно говорит она. — Я тебя разбужу, когда буду уходить.

Я киваю и целую Харлоу в подбородок, затем щеку, чувствуя жар ее кожи на своих губах.

— Люблю тебя, — говорит она, закрывая глаза.

Сейчас, наверное, три ночи, и я говорю: «Я тоже тебя люблю» в ответ, притягиваю ее ближе, подстраиваясь своим телом под ее. Я так устал, но все же замечаю, что что-то здесь не так. Хотел бы я быть не таким сонным, чтобы понять, что именно.

Харлоу встала ни свет ни заря, как и говорила. Она разбудила меня поцелуями и приглашением принять душ вместе. И я трахнул ее у стены в ванной, перед тем как закончить душ.

По утрам Сан-Диего пахнет океаном и соленым ветром, и кажется, что он окутывает тебя, как старый плед. Этот запах настолько напоминает о доме, что если я закрою глаза, могу почти забыть, что нахожусь в тысячах километров от дома и занимаюсь совсем не тем, чем должен. И это слегка нервирует.

Или даже пугает? Сколько раз мне казалось, что я все делаю правильно, и что не хочу уезжать отсюда.

Звонок Колтона вернул меня в реальность и вырвал из нашего с Харлоу мыльного пузыря. Я написал ему сообщение после той встречи с представителями телеканала:

«Все прошло удачно, есть о чем подумать, подробности позже».

Но я так и не сделал этого — ни тем вечером, ни следующим утром — надеясь, что так дам им время решить, какого хера нам всем теперь делать с нашими жизнями. У меня до сих пор нет ни одной идеи. Конечно же, когда я ему перезвонил, включилась голосовая почта, ведь было 8 утра, и они работали, а я пообещал, что сегодня вечером вернусь домой и все объясню.

Теперь осталось только решить, что именно, черт возьми, я им скажу.

С одной стороны, я рад, что братья сейчас настолько заняты, что им некогда думать о той встрече, или даже сообразить, что я всячески избегаю обсуждать эту тему. Хотя я в жизни никогда не вел себя настолько безответственно.

Согласиться ли нам на шоу? Или, может, не стоит? Условия у них замечательные, да и деньги приличные. Но это полностью изменит нас: и образ жизни, и то, как на нас будут смотреть другие. И как мы будем себя вести. А что будет с Харлоу — получится ли у нас что-то? Еще недавно я и подумать не мог о наших возможных отношениях. А сейчас, мать вашу, только об этом и думаю. Если я не брошу семью и бизнес, я не вижу ни одной возможности бывать в Калифорнии. И если у Харлоу нет каких-то идей, она не сможет в ближайшее время переехать ко мне на Ванкувер.

Харлоу на причале или на нашей развалине-лодке… Не думаю, что когда-либо буду готов увидеть это зрелище.

Я уверен, расскажи я все Оливеру и Анселю, мне бы полегчало, но я чувствую свою вину, что держал их в неведении. Честно говоря, мы и виделись-то не так часто, как нам бы хотелось, именно поэтому сейчас я еду узкими улочками квартала Gaslamp, паркую свой огромный грузовик, чтобы встретиться с ними за завтраком.

На улицах этим ранним утром пусто, по дороге я встречаю пару машин и несколько озабоченных своим здоровьем человек на пробежке. Я замечаю машину Оливера, когда поворачиваю в сторону Maryjane’s.

Вижу парней на диване в задней части зала, где повсюду красовались портреты Мика Джаггера и сбоку от них включенный на музыкальном канале телик.

— Дамы, — приветствую я, присаживаясь рядом с Анселем. — На улице прекрасный денек.

— Финн, — отвечает Ансель. Он берет стоящую передо мной чашку и наливает в нее кофе из принесенного официанткой кофейника. — Мы тебе уже заказали. Выбрали самое мужественное блюдо в меню.

Я смеюсь.

— Спасибо.

Оливер сидит напротив меня

— Ты с утра сама любезность. Скажи, кого мы за это должны поблагодарить?

— И тебе тоже доброе утро, Оллс.

Оливер наклоняется, поправляя очки на носу, и ставит локти на стол.

— Ты прав, где мои манеры? Доброе утро, Финниган. Как дела?

Рядом со мной посмеивается Ансель.

— Я отлично, спасибо. Как у тебя дела, Оливер?

— Хорошо, все хорошо. — кивая, отвечает он. — Я тут заметил, что ты не ночевал дома. Да и вообще не часто бываешь дома в последнее время. Я уже начал волноваться. Молодой парень, один в большом незнакомом городе, гуляющий ночью по улицам…

— А вот об этом подробнее, — вклинивается Ансель, отпивая свой кофе.

Но Оливер все продолжает:

— Ты никогда не был парнем, цепляющим девушек на одну ночь, поэтому меня распирает любопытство, с кем же ты был все это время.

— Я был с Харлоу, — признаюсь я. — Мы, э-э, как бы… видимся.

Я был спасен от допроса с пристрастием, потому что как раз в этот момент официантка приносит наш завтрак.

— Ого. Это точно завтрак настоящего мужика, — я смотрю на тарелку с тостами, беконом и глазунью с жидким желтком.

— Могу я попросить еще немного вот этого… — спрашивает ее Ансель, держа в руках маленькую белую емкость, наполненную какой-то коричневой сахарной смесью. — Похоже, я… — он останавливается, держа палец у рта и подбирая нужное слово. — М-м-м… comment ce dire? Когда любишь сладости?

Официантка моргнула как минимум раза три и даже слегка покачнулась на месте. Я уже был готов подхватить ее, но она встряхивает головой и сосредотачивается.

— Сладкоежка? — уточняет она.

— Да, точно! Я сладкоежка. Принесите еще вот этого.

С порозовевшими щеками она кивает, забирает чашу и уходит искать Анселю коричневый сахар.

— Господи боже, Ансель, — говорит Оливер.

— Что?

— Я точно расскажу об этом Миа, — уверяю я.

Ансель высыпает ежевику в овсянку и смотрит на нас, невинно моргая.

— Что я сделал?

— Надо было сразу трахнуть ее на столе, — замечаю я. — Это было бы менее неловко для всех нас.

— Уверен, она уже залетела от тебя, — Оливер показывает ножом в сторону кухни. — Сам потом объясняй это своей жене.

Смеясь, я добавляю:

— Блин, думаю, сейчас она соберет тебе коричневый сахар со всего кафе.

— Вы прямо такие шутники, — с невозмутимым видом говорит Ансель.

— Кстати, как Миа? — интересуюсь я.

Ансель смотрит на меня с самой дурацкой в мире улыбкой с ямочками на щеках.

— Шикарно.

— Ой, — говорит Оливер и положил свою вилку. — Не дай ему продолжить. Лола рассказывает, что перед тем, как к ним заехать, она их предупреждает. В прошлый раз она их слышала всю дорогу, пока ехала по Julianne’s driveway.

Ансель только пожимает плечами, выглядя отвратительно довольным собой.

— Что могу сказать? Я сам довольно шумный любовник и наслаждаюсь громкими довольными криками своей жены во время самого лучшего секса, который у кого-либо был, — он наклоняется, глядя на нас, и повторяет: — Самого.

Мы с Оливером хохочем, когда понимаем, что во время его монолога подошла официантка и поставила перед ним сахар. Не знаю, что именно она слышала, но судя по ее смущенному румянцу, думаю, что всю его речь целиком.

— Merci, — широко улыбаясь, благодарит ее Ансель.

Бедная девушка бормочет:

— Пожалуйста, — перед тем как вернуться на кухню.

— Ненавижу тебя, — заявляет Оливер.

— Ты не был бы таким злым, если б задумался о своей жизни.

— А он дело говорит, — соглашаюсь я.

Оливер пожимает плечами, откусывая свой завтрак.

— Да ладно тебе. Ты симпатичный и успешный мальчик, — говорит Ансель. — Почему ни с кем не встречаешься?

— Мы что, теперь, как героини «Секса в Большом городе», будем сидеть и обсуждать это? Если ты не еще заметила, Кэрри, я только что открыл магазин. У меня нет на это времени.

— Кто такая Кэрри? — спрашиваю я, но Ансель не обращает на это внимания.

— Ты что, шутишь? Я был у тебя всего пару раз, и там полно странных горячих цыпочек.

— Ну, я особо и не смотрел на них.

Ансель прищуривается.

— Что значит, не смотрел? И по какой причине? Твой член еще на месте?

Оливер смеется.

— На месте.

— У тебя никогда не было проблем перепихнуться с кем-нибудь, но я видел тебя только с Лолой, с тех пор как… — Ансель замолкает, пытаясь подобрать слова, и, наконец, выдает: — О-о-о, я все понял.

— «О-о-о»? — повторяю я, глядя на них. — Что понял?

— Ему нравится Лола.

Оливер уже отрицательно качает головой.

— Нет, нет, не нравится. Мы с ней просто друзья.

— «Друзья», — повторяем мы с Анселем хором.

— Честно. Она мне нравится, но не в том смысле. Она умная, с ней весело тусоваться, но это все.

Боже, а Оливер совсем не умеет врать.

— Но вы двое были женаты, — напоминаю я ему.

— Были, но, в отличие от вас всех, мы даже не целовались.

Ансель уже качает головой.

— Мы все целовались, у меня даже где-то фотка есть. Она самая горячая на свете ботанка.

— Да, мы были женаты, но это не значит, что у нас будет продолжение. Посмотри на Финна.

— На меня?

— Конечно. Я могу только догадываться — и даже не спорь и не отрицай — но ты трахался с Харлоу все время, пока был тут, и явно не готов снова сделать ей предложение.

— Хм, — я с возобновленным интересом погружаю нож и вилку в свою еду. — Вообще то мы… больше не хотим быть только друзьями.

Ансель поднял руки и прочистил уши, будто не расслышал.

— Comment? — спрашивает он на французском. — Что?

— Она мне нравится, — я подношу вилку к губам и не опускаю ее. — Больше, чем просто нравится.

— Только не причини себе боль, — замечает Ансель, а я, фыркнув, откусываю тост.

— Срань господня, Финн, — удивляется Оливер. — Ты это серьезно?

— Ага, серьезно.

— Но подожди. Ты же уезжаешь, — добавляет он. — Уезжаешь ведь? Конечно, ты не особо распространялся, зачем приехал, но я знал, что не просто так.

— Не просто. Я приехал по делам и скоро пора уезжать. Но я не уверен, как у нас с Харлоу все сложится дальше.

За столом воцарилась полная тишина, и каждый делает вид, что увлечен содержимым своей тарелки, но на самом деле пытается осмыслить то, что я сейчас обрушил на них, словно бомбу.

— А у вас это вроде неплохо получается? — спрашиваю я Анселя. — У тебя с Миа? На расстоянии.

У Миа и Ансель уже несколько месяцев была любовь на расстоянии, и сейчас они были увлечены друг другом больше, чем в Вегасе.

Ансель откидывается на спинку дивана и глубоко вздыхает. Так вздыхают, когда готовы рассказать о наболевшем.

— Дело в том… — он проводит рукой по лицу. — Я сейчас так счастлив. Конечно, тяжело, когда мы на расстоянии, но когда мы вместе, я обо всем забываю, все становится неважным.

Оливер сглотнул, указывая на меня вилкой.

— Вы решили попробовать отношения на расстоянии?

— Я не знаю, — признаюсь я. — Я вообще нихуя не понимаю в наших отношениях.

— Тебе здесь нравится? — спрашивает Оливер. — В Сан-Диего.

— Конечно. Но я срочно должен вернуться, — я уже не притрагиваюсь к еде, только гоняю вилкой по тарелке, потеряв аппетит. — То есть, не совсем срочно, но в ближайшие пару дней.

— Думаю, у вас все получится, — говорит Ансель. — Конечно, Харлоу сейчас не может оставить маму, но…

Я резко поднимаю голову и моргаю, глядя на него, и в груди снова появляется то же чувство, как и вчера ночью.

— Почему она не может оставить маму?

— Ну, как же она может … — слова застревают у Анселя в горле, и он нервно оглядывается на Оливера. — Черт.

Оливер у нас, как скала, его эмоции всегда было сложно угадать, но я знал его лучше всех. И сейчас, глядя, как он ерзает на диване, вижу, что ему явно неловко. И тогда до меня доходит, хотя эти двое ничего и не сказали. Я все понимаю.

Харлоу упомянула, что ее мама плохо себя чувствует. Мистер Фёрли спрашивал о здоровье Маделин. Желание Харлоу забыться и убежать от всего. Мама Харлоу серьезно больна, и это не простуда или грипп.

— Боже мой, — простонав, я закрываю лицо руками.

— Рак груди, — тихо говорит Оливер. — Кажется… сейчас прогрессирующая стадия. Ей сделали операцию пару недель назад, а сейчас она проходит курс химиотерапии.

— Третья стадия? — догадываюсь я.

Он кивает.

— По-моему, так. Как я слышал, она пока хорошо справляется.

Я только и могу, что смотреть в свою тарелку, ведь в груди колет знакомая боль. Я не знаю точно, на что я больше злюсь: на Харлоу, потому что она скрыла это от меня, но рассказала всем остальным, или на всех, что держали это от меня в секрете. Я все ей рассказал, а она не смогла со мной поделиться? Ведь я бы точно это понял.

Я бросаю вилку, и звук разлетается по всему ресторану, заглушая работающий телевизор и разговоры других посетителей. Все, что я съел, застряло у меня в горле, и я не знаю, чего мне хочется больше: чтобы меня стошнило или убраться отсюда к чертовой матери.

— Финн, — хватая меня за руку, говорит Оливер. — Послушай, я не знаю, почему она тебе не рассказала. Но это не мой секрет, чтобы всем рассказывать. Богом клянусь.

— Я знаю.

— У нее на это были свои причины, — тихо говорит Ансель.

— Ну, спасибо, утешил.

— Подумай об этом, прежде чем делать глупости, хорошо? Я сам сильно накосячил с Миа. Просто выслушай ее.

Я встаю, достаю бумажник и бросаю двадцатку на стол.

— Ты куда собрался? — спрашивает Оливер.

Я качаю головой. Чувствую, как сердце бьется о ребра, а в ушах гудит кровь. Я так переживаю за нее, но при этом злюсь и не понимаю, почему она мне ничего не сказала. Мое лицо горит, и я не уверен, что сейчас хочу найти Харлоу и спросить ее, какого хера тут происходит… Или же мне просто хочется сесть в машину и уехать.

— Мне нужно сделать пару звонков, — вместо этого говорю я. — В последнее время я был не самым лучшим капитаном и братом, поэтому придется многое наверстать. Они сейчас занимаются ремонтом, и мне нужно кое-что проверить. Я свяжусь с вами позже, парни.