Холостяк (Уинтер Реншоу) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 1

Дерек

— Она сегодня не принимает посетителей. — Меня встречает женщина с тонкими красными губами, волосами цвета воронова крыла, собранными в пучок, и с идеально ровной осанкой. — Вам придется зайти в другой раз.

Она пытается закрыть дверь, прежде чем могу возразить, но я успеваю просунуть в дверной проем носок своих черных оксфордов. (Примеч.: Оксфорды — вид обуви, который характеризуется «закрытой» шнуровкой).

— Суд назначил меня ее попечителем. — Я достаю из внутреннего нагрудного кармана белую визитную карточку с логотипом «Роузвуд и Роузвуд». — Я адвокат Дерек Роузвуд. Она меня ждет.

Женщина сжимает и без того тонкие губы, опасливо принимая от меня визитку. Она рассматривает логотип и бросает резкий взгляд на мое лицо

— Ей нездоровится. — Женщина возвращает визитку, словно я какой-то мелкий торговец. — Пожалуйста, позвоните, прежде чем соберетесь прийти в следующий раз.

— Мой секретарь звонил. Вчера. Говорил с домоправителем Томасом Гамбрелом, — Я осматриваю огромную усадьбу. Проем парадной двери грозит поглотить меня целиком. — Мне сказали приехать в два.

Я поднимаю запястье, потянув за рукав пиджака, чтобы показать ей циферблат своих часов.

— Я приехал на три минуты раньше, — говорю я. — Но более чем готов подождать, если мисс Рэндалл нужно больше времени, чтобы привести себя в порядок.

Я сохраняю нейтральное лицо и уверенную позу, показывая, что никуда не уйду, пока не увижу свою подопечную. Никто не знает, как долго продлится это опекунство, но, если я буду регулярно проверять Серену Рэндалл, мне обязательно нужно наладить хорошие отношения с ее персоналом. Последнее, что нужно «Роузвуд и Роузвуд», — это слухи, пятнающие наше доброе имя. Слишком много адвокатов разрушили свои карьеры, потому что не смогли сдержать свой дурной нрав в неприятных ситуациях как эта.

Я всегда внимателен к словам, аккуратно выбираю выражения, общаясь как непосредственно с клиентом, так и с его окружением. Всегда.

— Извините, я не запомнил ваше имя, когда вы представились. — Я смягчаю свой тон, надеясь разрушить глупую оборонительную модель поведения, которую она выбрала. Я здесь для того, чтобы защитить поместье и мисс Рэндалл.

— Эудора Дарси, — представляется она, отходя в глубь дома. — Заходите внутрь и подождите в гостиной. Я посмотрю, что можно сделать.

Эудора широко распахивает тяжелые двери, предлагая мне войти. Она не пытается скрыть свое недовольство, но меня это ничуть не беспокоит. Понадобится что-то посерьезнее, чтобы испортить мне настроение.

Я снимаю шляпу и жду, пока мои глаза привыкнут к тусклому освещению. Снаружи все ярко и красочно, так выглядит погожий апрельский день на открытке. Растут дубы. Поют малиновки. Цветут тюльпаны. Прямо как в диснеевском фильме.

Но в самом доме я едва могу видеть на расстоянии вытянутой руки.

Здесь настолько пыльно и сыро, что я начинаю задыхаться от кашля. Это старое фамильное поместье, и странно, что родители Серены требуют, чтобы она жила здесь, пока не закончится период финансовой опеки.

— Подождите здесь, пожалуйста. — Эудора указывает на комнату с темным гарнитуром, затем делает несколько шагов, чтобы включить маленькую лампу. — Я сделаю все возможное, чтобы мисс Рэндалл спустилась как можно быстрее.

С этими словами она разворачивается и исчезает как тень.

Проходит минута, потом другая, потом еще десять. Я достаю телефон, и в темной комнате свет экрана кажется особенно ярким, отчего я прищуриваюсь. Одно жалкое деление индикатора антенны. Я пробую отправить сообщение своему секретарю по поводу стопки документов, которую оставил на своем столе сегодня утром. Две попытки неудачные, но с третьей все получается.

Мой телефон издает сигнал входящего сообщения и выводит его на экран. Через несколько секунд мой палец нависает над двумя селфи с обнаженной женщиной, которую я подцепил неделю назад. Почему женщины думают, что такое селфи может зацепить еще раз? У меня есть причина ей не звонить. И эта причина — наше маленькое рандеву ничего не значило. Было весело, но на этом все. Я могу поклясться, что объяснил все предельно ясно, когда она скакала на мне третий раз за ночь. Я не встречаюсь дважды. Не состою в отношениях. Я не их потенциальный парень.

Черт возьми, прояви к себе немножко уважения, Аманда.

Я удаляю ее фотографии и обнаруживаю экземпляр книги «Большие надежды» (Примеч.: знаменитый роман Чарльза Диккенса), лежащий на кофейном столике. Судя по обложке, а я готов поспорить, что это первое издание, книге, наверное, лет сто пятьдесят; наверное, они приобрели ее в «Барнс и Нобл». (Примеч.: американская компания, крупнейшая в США по продажам книг. Стоимость экземпляров книг первого издания может доходить до 30 000 долларов за книгу). И я не удивлюсь, если в семье Рэндаллов она лежит на столике, чтобы читать ее, попивая кофе.

Поместье Белькур находится посреди глуши, где-то между Рикстон Фоллсом и Манхэттеном, окруженное пышными зелеными рощами и аллеями величественных дубов. Эпоха его расцвета давно прошла. Такое впечатление, что сам великий Джей Гэтсби (Примеч.: Имеется в виду герой романа американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда) проводил здесь свои невероятные вечеринки. А вот жить в этом поместье молодой девушке лет двадцати с небольшим… Видимо, каждому свое.

— Я могу предложить вам что-нибудь выпить, мистер Роузвуд? — обращается ко мне Эудора. — Мисс Рэндалл изменила свое решение. Она скоро придет.

— Что предпочитает пить хозяйка этого дома? — Я убираю телефон в карман, прочищая горло.

Эудора кривит губы в мимолетной усмешке, прежде чем выражение ее лица снова становится пустым.

— Полагаю, это зависит от времени суток. В этот час она пьет чай. Вы желаете горячий или холодный?

— Холодный. Спасибо.

Она исчезает, а я осматриваюсь вокруг. Слабого света лампы достаточно, чтобы осмотреть комнату: толстые гобелены закрывают панорамное окно за диваном, позади меня позолоченное зеркало. Провожу рукой по дивану, на котором сижу. Тисненый бархат. Мягкий, как мех.

От скуки ожидания и зарождающимся в связи с этим раздражением поднимаюсь и иду к окну, дергая гобелен в сторону. Комнату заливает свет, взлетают пылинки, и я быстро зажмуриваюсь. Щурясь, прикрываю глаза рукой и поворачиваюсь к дверному проему.

И первое, что вижу — ее волосы.

Золотисто-рыжие. Блестящие.

— Это гобелен Оклера. Шестнадцатый век. Он называется «Охота на Пегасов». Но все равно, пожалуйста, потрогайте всё своими руками. — Ее голос прорезается сквозь сгустившийся воздух.

И тогда я вижу ее глаза.

Невероятно голубые, сияющие внутренним светом.

— Серена. — Я двигаюсь к ней, протягиваю руку, параллельно пытаясь восстановить свое дыхание. — Дерек Роузвуд. Ваш опекун. Рад познакомиться с вами.

— Мой финансовый опекун, — поправляет она меня. Наши руки соприкасаются — ее ладони нежные, не знающие тяжелой работы. — Мне не нужна нянька. На самом деле, мне и финансовый опекун ни к чему, но, очевидно, стоит тебе принять несколько плохих решений, и следующее, что с тобой происходит — твой отец отсылает тебя прочь и приговаривает к жизни в подземелье, а твоя мачеха моментально звонит своему адвокату.

— Присядем? — Я указываю на диван и сажусь первым.

Эудора появляется откуда-то из-за угла и ставит на журнальный столик перед нами маленький поднос. На одном краю стоит фарфоровый чайник и чашечка с пакетиком чая, а на другом — стакан чая со льдом.

— Сахар? — Серена встречается со мной взглядом.

— Пожалуйста.

Она поднимает один кубик своей крошечной ложечкой и весьма ловко бросает его в мой стакан. После этого она трижды стучит ложечкой об ободок и, отложив ее в сторону, протягивает мне мой стакан.

Я наблюдаю, как она готовится выпить свой чай: преднамеренно медленными движениями, словно никуда не торопится, и у нее полно времени.

Полагаю, так оно и есть.

— М-м-м. — Она подносит чашку к губам, делает осторожный глоток, и я понимаю, что еще не дотронулся до своего напитка. — Этот диван когда-то принадлежал Уоллис Симпсон, герцогине Виндзорской. Она была подругой моей прапрабабушки. Знаете, король Эдуард Восьмой ради нее отрекся от престола. Это безумно. И романтично.

— Кажется, я слышал об этом однажды.

Я вру. Мои знания о Британской королевской династии равны нулю, но зато я прекрасно умею нести чушь.

— Королева-мать ненавидела Уоллис. Семейная драма не знает социальных различий.

— Или некоторые люди просто не могут без нее жить, она их манит, как пламя мотыльков.

Серена закатывает свои прекрасные глаза.

— Знаете, почему я рассказываю вам все это, Дерек? — спрашивает она. В ее голубых глазах тревога, брови приподняты.

Розовые губы изогнуты в полуулыбке, и я не могу не почувствовать, что она на два шага впереди меня, испытывает меня, изучает. Не могу себе представить, каково это — расти с таким богатством и привилегиями, но понимаю, как это может влиять на человека.

Тем не менее, я не могу «прочитать» эту девушку даже ради спасения своей жизни. Она плетет паутину интриг, и я уже полностью втянут. Обычно я могу раскусить человека за пару минут. Несколько слов, немного наблюдения за языком тела — и я могу раскрыть цель или понять смысл действий.

Но Серена не так проста.

— Понятия не имею, Серена. — Я отражаю ее тон и позу. Она крайне осторожна, и я должен смягчить ее, если, конечно, смогу.

— Потому что мне скучно. — Она поднимается и выдыхает, проводя рукой вниз по шелковистому платью цвета лаванды, обтягивающему ее гибкое тело. — Когда живешь в социальной изоляции в проклятом музее, становишься кладезем бесполезных знаний.

И, видимо, болезненных.

— И вы ничем не помогаете. — Ее голубые глаза встречаются с моими.

— Я? — стараюсь не смеяться. Вместо этого напоминаю себе, что она не в себе, иначе меня бы здесь не было.

— Просто не смотрите на меня так. — Ее идеальный носик морщится, прежде чем она делает еще один глоток чая. — Выглядит грубо, Дерек Роузвуд.

— Я не смотрю так на вас.

— Посмотрите на себя со стороны: у вас отвисла челюсть минуту назад при виде меня.

Она красивая женщина. Очень привлекательная. Ослепляющая. Смотреть на нее — все равно, что смотреть на солнце. Если буду смотреть слишком долго, не смогу увидеть ничего другого. Она изысканная. Я отдаю ей должное. Но ее высокомерие сильно портит впечатление. Высокомерие — дурная черта, она никого не красит.

— О чем вы говорите? — Я встаю, но не подхожу к ней.

— Вы смотрели на меня, будто я... сумасшедшая. — Взгляд Серены опускается на толстый ковер у ног.

И тогда я понимаю.

Дело не в ее красоте.

Она заправляет гладкую, блестящую рыжую прядь за ушко. Ее волосы разметались и теперь свисают с плеч. У нее красивая ухоженная кожа, и контраст темной комнаты и теплого солнечного дня за окном лишь подчеркивает эту хрупкую красоту.

— Серена, — я прочищаю горло, приближаясь к ней на пару шагов, — не думаю, что вы сумасшедшая. Я вас не знаю. Во всяком случае, пока. Я здесь, чтобы выполнять свою работу. Я здесь для защиты ваших активов, чтобы ваши средства были надлежащим образом распределены до завершения опеки. Это все. Я здесь не затем, чтобы судить вас. Не затем, чтобы навязывать свое мнение или вторгаться в вашу жизнь. Я хочу, чтобы вам был комфортно. Вы мой приоритет.

Она поднимает на меня свой взгляд, и я вижу, как выражение ее лица смягчается. Губы Серены, сложенные в форме сердечка, расслабляются, но только на долю секунды.

— Простите, но я назову ваши слова... чушью. — В этой женщине есть дерзость, и она не боится ее использовать. Я чертовски это уважаю. Она сжимает ладонью локоть противоположной руки и смотрит в окно, словно хочет выпить и закурить. — Мой отец платит вам зарплату. И вы работаете на нее.

— Нее?

— Мою злую мачеху. — Серена закатывает свои красивые голубые глаза, а в голосе звучит нескрываемая досада. — Несравненная Вероника Кенсингтон-Рэндалл.

Имя звучит знакомо, уверен, что видел его, когда просматривал бумаги, после того как отец повесил на меня задание об опекунстве, бросив мне папку с делом этим утром, но я ни на кого не работаю.

— Я с ней не знаком, — говорю я. — Серена, я работаю на вас. И никого кроме вас. Судья назначил опекуна для вашего поместья. «Роузвуд и Роузвуд» выбрали в качестве беспристрастного наблюдателя, поэтому я здесь.

— Вы думаете, я параноик, да?

— Совсем нет. — Я лгу. Вроде. У меня нет ни одной гребаной подсказки, что думать об этой женщине, но я полностью поглощен происходящим. То, как она разговаривает. Плавные движения ее изящного тела. Ее талант к драматическому вскидыванию бровей и то, как она беззастенчиво делится своими скоропалительными выводами и отказывается извиняться.

Она полностью завладела моим вниманием, и неважно, плохо это или хорошо...

— Вероника убедила весь мир в том, что я сумасшедшая. Сейчас я не могу ступить на Манхэттен. Ни один из моих друзей не послал мне ни одной весточки. Не то чтобы я больна, ну, вы понимаете.

— С такими друзьями...

Она сканирует меня таким внимательным взглядом.

— Вы уверены, что никогда не слышали о Веронике?

— Никогда.

Серена слегка вздыхает, уголки ее розовых губ приподнимаются, словно она забавляется.

— В какой пещере вы живете?

Она возвращается на диван, когда-то принадлежавший женщине, чье имя я уже забыл, и садится, обхватив руками чашку. Я осторожно занимаю место рядом с ней.

— Мои приоритеты не связаны с выяснением, кто есть кто. Без обид. Образ жизни богатых и знаменитых мне не интересен.

— Без обид. А с чего им быть? — Она улыбается мимолетной улыбкой, в ее тоне слышится неожиданный намек на сочувствие. — Блеск и гламур — не что иное как маска. Наша жизнь невероятно обыденна, и мы тратим катастрофическую сумму денег, пытаясь доказать, что мы какие-то особенные.

Она смеется всего секунду.

— Вы считаете себя особенным, мистер Роузвуд? — спрашивает Серена.

— Не думаю, что могу судить об этом сам. — Я провожу ладонью по своему тонкому черному галстуку. — Могу только сказать вам, кто является особенным для меня, но не что я сам особенный. Это не мне решать.

— Мудрый человек. — Она отпивает из чашки, глядя перед собой.

За панорамным окном садовник придает кустам самшита форму безупречного прямоугольника, и мы молча наблюдаем за его работой.

— У вас замечательный дом, — говорю я. — Земли, сады. Все безупречно. Вам очень повезло, что вы будете жить в таком красивом месте.

— Это место — замаскированная тюремная крепость. Никто младше семидесяти не должен здесь жить, — фыркает она, переходя на более резкий тон. — Отсутствие интернета. Плохая мобильная связь. Я полностью отрезана от внешнего мира.

Я прочищаю горло, отводя взгляд.

— Простите. — Она поворачивается ко мне. — Лекарство, которое я принимаю, делает меня раздражительной и рассеянной. Не могу удержать ход своих мыслей в голове. Клянусь, мое настроение все время меняется, но это не я.

Теперь ее голос мягок, а лицо хмурое.

— И эти головные боли. Боже, они ужасны. Именно поэтому я держу дом таким темным. — Ее голос переходит в извиняющийся шепот.

Я не теряю времени, встаю и завешиваю окно многовековым гобеленом.

— Лучше?

— Спасибо. — Завораживающе-прекрасные черты Серены становятся лишь тенями в темноте, но этого недостаточно для того, чтобы скрыть ее красоту. — Прошу прощения, если я была резка с вами, Дерек. Вы первый человек, с которым я говорила за последние сорок пять дней, кто не получает зарплату у Вероники.

— Серьезно?

Она кивает, изящно перекидывая одну ногу через другую. Ее взгляд устремлен на позолоченные часы, стоящие на мраморной стойке. Циферблат часов светится белым в полутемной комнате. Рискну предположить, что минуты тянутся немного медленнее, когда их отсчитывают эти часы, и одного этого достаточно, чтобы сделать любого нормального человека немного сумасшедшим. Все остальное прилагается.

— Раньше у меня была своя жизнь, — говорит Серена. Ее губы изгибаются в прохладной улыбке. — Красивая, волнующая, полноценная жизнь. Были друзья. И жених. И благотворительная организация. Люди, которые зависели от меня. Цель. У меня была хорошая жизнь, Дерек. И потом я потеряла все. Я потеряла все, но не знаю, как это произошло. Потом они сказали, что я сумасшедшая, и теперь вы здесь. И все, что я знаю, больше не имеет смысла.

— Почему бы вам не рассказать мне, что случилось? Свою версию произошедшего. Начните с самого начала.

Она смотрит на меня из-под ресниц, поджав губы, и качает головой.

— При всем моем уважении, я предпочту не делать этого, — говорит она. — Я переживаю это каждый день. Кроме того, все, что вам нужно знать, должно быть в судебном постановлении. Несколько месяцев назад я вела себя безрассудно, и мне это пришлось совершенно не по вкусу. Психиатр моей мачехи считает, что я достаточно нестабильна, чтобы причинить себе вред. Поэтому судья Харкорт постановил, что я не могу управлять своими финансами какое-то время, и теперь мы здесь.

— Меня не интересует, что они думают. — Мое высказывание привлекает ее внимание, и она наклоняется в мою сторону. — Я хочу узнать вашу версию событий. Я на вашей стороне, Серена. Все, что вы мне скажете, останется между нами. Я не могу выполнять свою работу должным образом, если не располагаю всеми фактами.

Серена спокойна, и я чувствую, как ее яркие голубые глаза изучают меня.

— Все, что вам нужно, — это управлять моим имуществом, советовать. Вам не нужны факты. Вам нужен бюджет.

Прежде чем я могу возразить, она зевает и поднимается, чтобы уйти.

— Простите, Дерек. Я устала. — Серена выдавливает вежливую улыбку. — Полагаю, сегодня вы хотели только представиться? Возможно, вы сможете прийти в другой раз, и у нас будет более серьезная беседа о моих финансах. А пока оставьте информацию Эудоре или Томасу об интересующих вас бумагах, и я обязательно передам их в ваш офис.

Эудора опять появляется из-за угла, где скрывалась, и берет Серену за локоть, чтобы отвести.

— Пойдемте, мисс Рэндалл. Давайте вернем вас обратно в постель, туда, где вам и стоит находиться, — Эудора шепчет, но говорит достаточно громко, чтобы я услышал.

Я чувствую беспокойство, глядя, как они уходят.

— Серена, — зову я.

Она останавливается и поворачивается ко мне.

— Да?

— Я вернусь завтра. Вы будете дома?

— Завтра суббота. Вы работаете по субботам? — Она приподнимает левую бровь.

— Не всегда.

— Вам не купить мое доверие, работая по выходным.

— Так это работает, — говорю я.

Она морщит нос.

— Я не понимаю.

— Вы — мой главный приоритет, — говорю я, поглядывая на Эудору. — Вы мой номер один.