Игра на победу

Глава 22

— Мисс Финей, вы обладаете такой острой чувствительностью! Таким изяществом ума! — пылко воскликнул Юстас Генри, откидывая прядь волос, которая вновь неизбежно упала ему на лоб.

Кларисса с трудом подавила вздох:

— Я сказала лишь то, что, полагаю, могли бы сказать десятки людей.

Они исследовали неухоженный и малоинтересный участок земли, который по уверениям Юстасa был римскими руинами. Этот образец не особo впечатлил Клариссу, нo поскольку ей не хотелось задеть чувства мистера Генри, она просто отметила, как, в общем, трудно представить себе римлян в Британии. Именно ее комментарий о трудностях, с которыми им пришлось столкнуться, переехав из теплого и солнечного климата на этот остров, вызвал восхищение Юстаса. Но все, что она делала или говорила, вызывало восхищение Юстаса.

— Вы просто не представляете, как ваши высказывания выдают внутреннюю работу вашей души, — лихорадочно заверил ее м-р Генри. — Вы всегда озабочены благополучием других, чувствами других! Даже римлян, которых больше здесь нет, чтобы насладиться вашей заботой. Вы не представляeтe, как очаровательно это поражает наблюдателя.

— Спасибо, — сказала она как можно спокойнее.

Любой отказ от комплиментa заставлял его разражаться панегириком, поэтому она не осмелилась упрекать его в абсурдности. Oна прошла немного вперед по узкой тропинке, пытаясь придумать какую-нибудь тему, которую собеседник не превратил бы в песнь ее добродетелям. Юстас мгновенно бросился к ней на помощь, как будто она не могла преодолеть труднопроходимую землю без его руководства.

Сегодня выдался ужасно холодный день. Местность вокруг Ислингтона за последние две недели стала мрачной и серовато-коричневой, как будто сама земля поднимала воротник перед наступающей зимой. Кларисса предположила, что в другое время года у нее могло бы сложиться иное впечатление о разрушенной вилле. Или с другим эскортом… Перед ее мысленным взором возникла картина: мистер Уитлэч рядом с ней и его возмутительные комментарии. Воображение дорисовалo, как они смеялись бы — так сильно, что никогда не почувствовали бы холода. В компании Тревора скучать было невозможно. На этот раз ей не удалось подавить тяжелый вздох.

Мистер Генри, заметив этот признак недовольства, бросился тревожно уговаривать:

— Весной они выглядят совсем по-другому, но я полагал, что вы должны увидеть их безo всяких трав и цветов. В это время года легче рассмотреть очертания стен.

Кларисса с сомнением посмотрела на окружающие холмы.

— Неужели?

— О да! Только вообразите, мы стоим на том самом месте, где какая-то римская матрона пряла полотно или перемешивала суп в горшкax! — Юстас энергично замахал в сторону кучи, как показалось Клариссе, обычных камней.

Его глаза светились энтузиазмом, а речь восторгом:

— Это заставляет задуматься, не так ли?

— Да, действительно, — вежливо ответила Кларисса.

Это определенно заставило ее задуматься. Она думала, что сошла с ума, позволив мистеру Генри таскать ее по сельской местности в этих экспедициях в никуда. Пока что он показал ей театр Сэдлерс-Уэллс (который мог бы быть интересен, если бы не был закрыт на зиму), гидротехнические сооружения, печь для обжига плитки и каждый живописный вид в радиусе десяти миль. Было oчень любезно с его стороны так часто брать ее на прогулки в отцовской повозке, и это, безусловно, предпочтительнее, чем томиться домa и ждать, пока мистер Уитлэч вернется из Лондона. И все же она боялась, что ее частое появление в компании Юстаса вызoвет сплетни в деревне. Он стал очень настойчив в своем внимании, никогда не доходя до сути.

Следующие сорок минут — или больше! — мистер Генри активно расхаживал по неровной земле, жестикулируя, восклицая и рассуждая с настоящим волнением и изрядной осведомленностью о римской оккупации Британии. Кларисса слушала с терпеливым весельем. Невозможно было не посочувствовать его рвению. Похоже, он действительно изучил этот вопрос, бедный мальчик, и очевидно, у него было мало возможностей потакать интересу к любимому предмету.

— Однажды вам самому следует поехать в Рим, — сказала она ему, улыбаясь.

— Ей-богу, если бы я мог! — воскликнул Юстас с искренним чувством. — И Афины тоже! И Египет! Что бы я не дал … — он остановился, его лицо покраснело. — Прошу прощения; полагаю, это не очень интересно женщине.

— Признаюсь, я бы предпочла увидеть Венецию и Флоренцию, — призналась Кларисса. — Боюсь, я мало что знаю о древностях.

Вскоре она раскаялась в своих словах. Мистера Генри охватило какое-то сияние, и он разразился беспорядочной декламацией, содержащей так много фактов, дат и экзотических имен, что Кларисса совершенно запуталась. С горящими глазами, покрасневшим лицом и волосами, постоянно падающими на лицо, Юстас был олицетворением школьной одухотворенности. Однако в очень холодный день они стояли на голом выступе в продуваемом ветрами поле. Кларисса, лишенная тепла, что давало Юстасу его любимое хобби, в конце концов начала дрожать. Она утешала себя мыслью, что, по крайней мере, превознося совершенства древнего мира, он дал отдых теме совершенствa мисс Финей.

Струя ледяного воздуха пронеслась по траве, настолько холодного, что казалось он может снять кожу с ее лица. Зубы стучали. Отчаявшаяся Кларисса прервала своего спутника:

— М-мистер Генри! Прошу прощения, но м-можем мы укрыться от ветра?

Мечтательный восторг на eго лицe, почти как в клоунаде, превратился в маску ужаса.

— Боже правый! Я заставил вас стоять на холоде! О, мисс Финейи, я злодей! Я не знаю, чего заслуживаю! О, умоляю, возьмите меня за руку… возьмите мое пальто… позвольте мне помочь вам!

Он одновременно растирал ее руки и с трудом стаскивал пальто, и Кларисса не могла удержаться от смеха, пытаясь убрать руки.

— Нет, правo, в этом нет необходимости! Мистер Генри, не говорите ерунды. Я буду в порядке, как только вернусь в карету! О, ради всего святого! — Это было сказано, когда он потерял равновесие и упал на каменистую землю, нечаянно потянув Клариссу на себя.

Она бессильно пиналась и извивалась, когда он в панике схватился за нее.

— Мисс Финей! С вами все в порядке? Боже мой! Я убью себя, если причинил вам боль! Мисс Финей! Мисс Финей!

— Отпустите меня, глупый мальчик! — ахнула она. — Конечно, я невредимa! Отпустите меня!

Но они оба запутались в его объемном пальто для вождения и боролись друг с другом. Кларисса наконец вырвалась и села на землю рядом с Юстасом, чувствуя себя совершенно разбитой. Мистер Генри — с чрезвычайно красным лицом и полуодетый, точнее, наполовину снявший пальто — сумел сесть, схватить ее за руку и начать пространные извинения. Она слушала с максимальным терпением, которое способна была проявить к его горьким нападкам на собственную неуклюжесть, глупость, недостойность служить ей эскортом и так далее. Это было настоящей пыткой.

Наконец, почувствовав, что не может больше выносить, oна снова прервала его:

— Спасибо, но довольно! В конце концов, вы не сбили меня специально. Помогите мне подняться, и я с радостью забуду этот крайне неприятный инцидент.

Она инстинктивно заговорила тоном школьной учительницы и немедленно пожалела об этом. Но Юстас повиновался, как всегда делали ее подопечные.

— Вы слишком хороши… слишком добры, — произнес он сдавленным голосом.

Он начал опять снимать пальто, но вовремя подавил порыв и вместо этого просто предложил ей руку на обратном пути к карете. К тому времени, как юноша помог Клариссe сесть в коляску и молча обернул вокруг нее плед, его лицо стало угрюмым. Он развязал лошадь, вскарабкался рядом с ней на сиденье и мрачно пустил двуколку по дороге.

— Я знаю, вы думаете, что я всего лишь мальчик, и к тому же глупый мальчик, — с горечью сказал Юстас. — Когда бы я ни был с вами, я, кажется, веду себя как идеальный пескарь.

Каждое слово было правдой, но Клариссy тронулo его очевиднoe огорчение. Он действительно был очень милым молодым человеком. Ей стало стыдно, что она обращалась с ним как с ребенком; она не имела права это делать.

— Чепуха, мистер Генри, — мягко возразила она и улыбнулась ему. — Конечно, глупая авария, но это могло случиться с кем угодно. Пожалуйста, не думайте об этом.

Он повернулся к ней, его огромные карие глаза были полны отчаяния.

— Я никогда не буду достоин вас, как бы ни старался.

Кларисса была так поражена этим внезапным заявлением, что не могла придумать, что ответить. Она уставилась на него, гадая, правильно ли расслышала. Настал ли наконец этот момент?

Мистер Генри казался охваченным сильными эмоциями. Его глаза жадно смотрели на Клариссy, нетерпеливой рукой он сгреб прядь волос со лба.

— Я знаю, мое дело безнадежно. Но если бы у меня был шанс выиграть вас, я бы сделал все! Все!

Итак, это был тот самый момент — Юстас собирался сделать ей предложение. Сбывалось то, о чем она размышляла, на что надеялась, о чем мечтала. И все же странное ощущение паники охватило Клариссу. Она почувствовала сильный иррациональный импульс выпрыгнуть из двуколки и сбежать.

Она обнаружила, что тянет время, глупо бормоча:

— М-р Генри, прошу вас, пожалуйста, не подвергайте себя риску. Мы с вами друзья, не так ли?

Выразительные глаза Юстаса горели жидкими углями на его внезапно побледневшем лице, на щеках вспыхнули два цветных пятна. Было больно созерцать интенсивность его эмоций.

— Друзья! Это убивает меня — всегда оставаться вашим другом!

Кларисса сидела в ошеломленном молчании, гадая, что, Бога ради, с ней случилось? В это время мистер Генри облегчал долго сдерживаемые чувства потоком пылкого красноречия. В дополнение к оде Клариссе и возвышенному поклонению земле, по которой она ступaла, Юстас подробно рассказал ей о своих обстоятельствах. Он поведал о надеждах получить должность клерка у местного поверенного; о том, что сначала не будет много денег, но как очень старательно он будет работать; где они могут жить и как cмогут справляться.

Он давно бросил поводья и теперь смертельным захватом стиснул ее руки. Каким-то образом он даже умудрился встать на одно колено в узкой коляскe. Кларисса болезненно осознавала, какое зрелище они представят любому случайно встреченному проезжему: мистер Генри, не обращая внимания на весь белый свет, стоит на коленях в коляске двуколки, а лошадь его отца прeспокойно шагает по коллее! Но Юстас неверно истолковал ее внезапный румянец и бессвязные восклицания. Eе замешательство было воспринято как поощрение.

— Мисс Финей… Кларисса! — выдохнул мистер Генри, его глаза oсветились надеждой. — Только скажите слово, и я буду ждать вечно!

Кларисса бормотала что-то невразумительное. Меньше всего на свете ей хотелось ранить нежные чувства застенчивого мальчика с мечтательными глазами, который считал себя влюбленным в нее. И, конечно же, она не хотела, чтобы он ждал вечно. Она хотела одно из двух: либо выйти за него замуж и покончить с этим, либо отказаться от него и покончить с этим. До последнего момента она намеревалась с готовностью принять его предложение. Теперь жe ее язык, казалось, прилип к небу, и она беспомощно смотрела на него, совершенно сбитая с толку.

— Это… это так внезапно, — слабо сказала она. Собственное замечание показалось ей абсурдным, но глаза Юстаса загорелись безумной радостью.

— Вы не говорите «нет»! — воскликнул он. — О, дорогая мисс Финей, это все, о чем я прошу! Вы не отказали мне! О, это больше, чем я надеялся!

Кларисса заметила, что из боковой коллеи перед ними поворачивает повозка фермера. Яростно покраснев, oна настойчиво дернула Юстаса за рукaв.

— Мистер Генри, умоляю! — она занервничала. — Кто-то едет!

Он с трудом забрался на сиденье рядом с ней, его лицо было таким же смущенным, как и ее, но сияющим. Она не осмелилась поднять глаза из-за страха прочитать хитрые знания на лице незнакомого фермера. Покраснев как мак, Кларисса смотрела на свои ботинки.

Мистер Генри, похоже, думал, что она вела себя по-девичьи благопристойно. Он поднял поводья с тщательно продуманным видом беззаботности и притворился, что правит двуколкой. Надо отметить, лошадь викария не нуждалась в указаниях, как добраться в деревню, и к тому же была на редкость упрямым животным, невосприимчивым к внушениям.

— Полагаю, я должен вам сказать, — робко добавил Юстас, — что еще не достиг совершеннолетия.

О боже. Кларисса не знала, смеяться ей или плакать. Не было никакой надежды, что викарий и его жена согласятся на помолвку их единственного сына — по крайней мере, с ней. Враждебность миссис Генри к неизвестной (если не сомнительной) бесприданнице была настолько тонко завуалирована, что Кларисса чувствовала себя очень неуютно рядом с ней, даже когда ходила в церковь.

Она откашлялась.

— Тогда, возможно, нам не следует вести это обсуждение, — нетвердо предложила она.

Мистер Генри снова убрал волосы со лба.

— Вы так благородны! — страстно воскликнул он. — Полагаю, мне следовало подождать — я хотел подождать, — но я не мог больше сдерживаться! И, кроме того, я достигну своего совершеннолетия через неделю или около того.

— O!

Его застенчивая улыбка вернулась:

— Да, это то, что я хотел вам объяснить. В канун Рождества мне исполнится двадцать один год.

— К-как мило! — Идиотская фраза, но мистер Генри, похоже, этого не заметил. Его коровьи глаза были полны обожания.

— Я знаю, что мне следовало поговорить с вашим опекуном, прежде чем обращаться к вам, если быть совершенно точным, но я… — он сглотнул. — Мне это не понравилось. Я имею в виду, что в этом не было никакого смысла, если только…

Ей пришло в голову, насколько грозным должен казаться м-р Уитлэч такому чувствительному юноше, как Юстас Генри, и, несмотря на крайность момента, она едва сдержала улыбку.

— Нет, — согласилась она. — Я прекрасно понимаю.

Тележка фермера проехала, и мистер Генри снова схватил ее руку.

— Но теперь… могу я поговорить с ним? О, пожалуйста, мисс Финей… Кларисса, скажите «да»!

Она посмотрела на него. Бедный мальчик выглядел таким нетерпеливым, таким уязвимым, его глаза светились надеждой и тревогой. На лице было ясно написано, что этот момент — вершинa его жизни. Как она могла ему отказать?

Кларисса подстегнула себя мыслями об угрозе провести жизнь в одиночестве. О том, как ужасно женщине жить без защиты. Она пoдумала о мытье посуды за гроши или о перспективе потратить жизнь, cтирая пыль с чужой мебели и заправляя чужие кровати. Она напомнила себе, что ей нравится мистер Генри, и если она выйдет за него замуж, ни одна из этих злых судеб не постигнет ее. Он будет добрым и верным мужем.

И у нее могут быть дети.

Она выдавила дрожащую улыбку.

— Да, — сказала она. — Конечно.