Игра теней

Глава одиннадцатая

Генри выпрыгнул из каноэ и по колено в воде устремился к песчаному берегу. На полной скорости, разбрызгивая воду, в намокшей набедренной повязке, он подлетел к Моргану и бросился на него, как ребенок на потерявшегося отца. Морган попятился, и они грохнулись на землю.

– Морган, ты жив! Господи, я думал, мы тебя лишились! Морган лежал, широко раскинув руки и ноги, и поморщился, когда Генри сползал с него. У него не было сил даже говорить, не то что сесть. Усилие, потребовавшееся ему, чтобы перед этим стоять на ногах, было чрезмерным. Стоя на коленях, Генри вгляделся в его лицо, и выражение радостного облегчения сменилось у него на озабоченное. Он коснулся крошечными ладонями лица Моргана.

– Хреново ты выглядишь, Морган.

– А ты урод и коротышка. Сказал бы лучше что-нибудь, чего я не знаю. – На губах Генри мелькнула улыбка, от этого Морган сухо рассмеялся. – А что такого? Или тебе не доводилось до меня видеть людей с траченным светящимися муравьями лицом?

– Как, друг, сильно болит?

Морган попытался облизать губы; не вышло. Затем за плечом Генри материализовалась Сара, глаза ее светились от слез, кулачками она сдавливала рот, чтобы не дать выхода эмоциям. Морган сморгнул, пытаясь увидеть все почетче, но тщетно. Он пытался удостовериться, что девушка не настолько красива, как рисовалось все эти ужасные дни в его воображении. Совершенно определенно, она – просто галлюцинация, навеянная болью и горячкой.

Морган коснулся рукой Генри, и тот начал бессвязно лопотать.

– Мы же всякую надежду потеряли. Что случилось? Ты можешь нам сказать? Клянусь Ионой, последние дни были сплошной пыткой. А уж представляю, каково пришлось тебе.

– Генри…

– А местные молодцы, они верили до конца. «Американец бото, – твердили они. – Бото не тонет».

– Генри!

– Мы разбили лагерь двумя милями выше и…

– Генри!!! – Морган схватил Генри за плечи и рывком притянул к себе. – Заткнись же ты, – сказал он, – там, за деревьями полно яноами.

Генри кинул взгляд в сторону предательского леса.

– Ты их видел?

– Да.

– А они тебя?

– Очевидно, нет, иначе бы я давно уже достался кому-нибудь из них на обед.

Генри задумался.

– Мы могли бы до темноты пройти полпути до Манаоса, ведь плыть нам по течению.

Морган нахмурился.

– До какого такого Манаоса?

– Да-да. Мы решили наплевать на Кинга и трогаться к дому. Мы ре…

– Нет.

– Прошу прощения?..

– Я сказал «нет».

– Но, Морган…

– И никаких «но, Морган».

Он изо всех сил вцепился в Генри.

– Две мысли поддерживали во мне жизнь эти дни. Одна из них – добраться до Кинга. Я заставлю этого сукина сына расплатиться за все, что он сделал со мной. Он лишил меня достоинства. Он заставил меня желать себе смерти.

Генри кивнул.

– А другая… – Морган посмотрел в сторону Сары. – Золото, – шепнул он, голос плохо слушался его, он едва не терял сознание. – Оно сделает меня богатым, Генри. И я смогу купить… все, что пожелаю, включая титул, если это необходимо, чтобы быть кем-то в ее мире.

– Но, Морган, тебе нужен отдых. И нам придется что-нибудь придумать с твоим лицом.

– Совсем дрянь дело?

Пытаясь улыбнуться, Генри кивнул.

– Ты теперь не многим лучше меня.

– Господи, вот это греет.

– Мы к ночи можем добраться до миссии Барселос. Развалины дадут нам кров и защиту до тех пор, пока ты не будешь в состоянии пуститься в путь. Дотуда-то хоть продержишься?

– Едва ли, – ответил Морган. – Но все равно, поплыли. Вскоре они уже опять плыли вверх по течению. Морган лежал на дне каноэ, голова его покоилась на коленях Сары. Она то и дело прикладывала прохладную ладонь к его горящему лбу. И хотя говорила девушка мало, ее улыбка ободряла его.

Морган слышал вокруг себя чьи-то голоса. Они вплывали в его сознание и снова уплывали. Голоса птиц и зверей, казалось, обращались к нему по-человечески, и каким-то уголком сознания он понимал, что это галлюцинации.

Странные звуки женского смеха проступили где-то на краю его восприятия, но, очнувшись и взглянув на Сару единственным не заплывшим глазом, Морган увидел, что она рассматривает его с печалью, не свойственной для ее лет.

Очень часто девушка обращалась к нему, и он отвечал, но после не мог припомнить ни слова из тех, которыми они обменялись. Один раз Морган попросил сигару и с удовольствием наблюдал, как Сара раскуривает ее для него, морща носик от едкого запаха табачного дыма. Потом девушка вставила сигару ему в губы и ласково провела по ним напряженными пальцами.

– О, Морган, – шепнула она. – Я ведь думала, что лишилась вас.

Один раз он очнулся и увидел, что на груди у него сидит и без умолку трещит его мармозетка. Сара сунула ему в руку кусочек какого-то плода и направила его ладонь, чтобы он покормил расстроенную обезьянку. Та взяла угощение и, обливаясь соком, уселась тихо и удовлетворенно уплетать нежный фрукт. А потом свернулась в пушистый комочек и уснула у него на животе.

Следующий раз Морган пришел в себя, когда было уже гораздо прохладнее. Сгущались сумерки – и вместе с ними обволакивающий запах ночных цветов, так похожий на духи. Индейцы выволакивали каноэ на песчаную косу, дугой протянувшуюся вдоль изгиба реки. Сара и Генри помогли Моргану выйти из лодки, он взглянул и увидел высоко над собой распятие. Весь увитый разноцветным вьюном, древний крест отражал последние лучи заходящего солнца, пробивающиеся сквозь прогалину в лиственном своде. Все замерли, потрясенные, осмысливая увиденное. Сколько же времени они не видели солнца? Сколько же времени они ни разу не видели неба, если уж на то пошло?

Сара отошла от Моргана и по крутым ступеням поднялась к проему без двери, ведущему покинутую миссию. Она повернулась лицом к солнцу, и черты ее озарились желтизной, потекли, как масло, а волосы зажглись холодным огнем, который непременно сжег бы Моргана, если бы он запустил в него руки – о! как хотелось ему в этот миг именно этого. Наконец девушка обернулась к нему и улыбнулась.

– Я думала, что уже никогда не увижу солнца. Морган, как это чудесно, – сказала она и вошла в миссию, оставив своего потерявшего дар речи зрителя в одиночестве смотреть ей вслед.

Когда-то покоренный Барселос обеспечивал порядок и стабильность в Амазонии. Теперь же поселение, покинутое около века назад, находилось под угрозой полного поглощения лесом. Даже с реки было заметно, что прогалина в лесу не естественная, а остатки некогда грозной португальской крепости, расположенной в междуречье Бранко и Падауири, двух притоков Рио-Негро. Мощеные аллеи заросли терновником и буйной амазонской травой, пробившейся сквозь щели и трещины в каменных плитах на главной площади.

Разведя костер из гнилых дров, Генри скрючился у подножия лестницы и тщательно измельчал какие-то ягоды, потом добавил в получившееся густое пюре муку мелкого помола, золу цекропии, а также настой листьев коки, прихваченный им еще из Белена.

– Цекропия вытянет инфекцию, – пояснил он Саре и Моргану, – а пока она снимет неприятные ощущения. – Руки его продолжали неистово трудиться, а головой он кивнул Моргану, отдыхающему в подвешенном между двумя деревьями гамаке. – Действие будет не из приятных, Морган, но в конечном итоге это себя окупит. Я полагаю, тебе по-прежнему очень больно?

Чувствуя, как пот сочится изо всех пор, Морган кивнул.

Кан подошел к костру и помешал темное варево, которое от готовил уже скоро час. Генри с любопытством поглядел на него, и Кан объяснил:

– Это айахуаска, средство нашего шамана. Оно даст мне большую власть, и я смогу вытянуть яд из тела Кейна и швырнуть его во тьму.

– Клянусь Иовой, – пробормотал Генри, – это штука стоящая, старик.

Он пошел к Саре, которая со времени прибытия в Барселос не отходила от Моргана ни на шаг.

– Помоги мне снять с него рубаху. Только осторожно. У него рука совсем опухла. – Полуобернувшись, Генри посмотрел, как Кан выпивает отвратительного вида отвар, и обратился к нему: – Принеси мне тот нож, пожалуйста… то есть, конечно, если ты теперь в состоянии, старик. Настоящий вождь. Может, попробуешь остальных успокоить? Они, похоже, верят, что если Морган умрет, то и они умрут вместе с ним. Вроде как не сумели уберечь его от злых духов. Ты к этой сплетне случайно руку не приложил, а, вождь?

Кан подобрал лежащий у костра нож Моргана. Он принес его, как пьяный. Вблизи было видно, что бронзовая кожа его покрыта пленкой пота, он что-то напевал себе под нос. Генри, улыбаясь Моргану, сказал.

– Попробуй не обращать на него внимания, и, может быть он уйдет.

Морган не находил в происходящем ничего смешного. Ему было слишком больно. Одна сторона лица и шеи распухла так, что казалось, сейчас лопнет. Правая рука – от пальцев до плеча – увеличилась в объеме раза в два. Когда срезали рукав, он с первого взгляда увидел то, чего боялся больше всего. В нее попала инфекция.

– Морган, я хочу, чтобы ты выслушал меня очень внимательно, – донеслись до него спокойные слова Генри. – Думай о чем-нибудь приятном. Представь перед собой самое прекрасное, что ты знаешь, и не отвлекайся от него ни на секунду. Способен ты на это?

Морган перевел взгляд на Сару. Он ожидал от нее жалости; может быть, отвращения к его обезображенному лицу. Боялся увидеть истерику. Без сомнения, она либо упадет в обморок, либо ее вырвет; в крайнем случае, она извинится и отойдет. Он и вообразить не мог, что девушка возьмет его здоровую руку и крепко прижмет к своей груди. Она улыбалась ему, и на лице ее отражался свет пламени костра. Морган был поражен, его захлестнула волна восхищения и благодарности, какую он редко испытывал к другому человеческому существу.

– Морган, мне придется в нескольких местах разрезать отек.

Сара еще крепче сжала его руку. Улыбка ее стала чуть менее безоблачной, более сострадающей и чуть плаксивой. Но она по-прежнему прижимала его к себе, будто это его присутствие дает ей силу, а не наоборот.

Морган вгляделся в ее лицо при первом же прикосновении ножа к телу.

Где-то там, за стеной огня и боли, он слышал пение Кана.

Морган сжал зубы, чувствуя, как тело его непроизвольно дернулось. Он, как мог, постарался не слишком крепко впиться в ладонь Сары, чтобы не сделать ей больно. Она такая хрупкая.

Адское пламя внутри вспыхнуло с новой силой, и боль рванулась изнутри, раздирая глотку, как поророка.

Он пытался не оторвать себе голову.

Тело скрутило, и в мозгу вспыхнул ослепительный огонь.

Кто-то звал Сару.

Кто-то кричал и звал Сару.

И следом тьма уволокла его в пучину небытия – и где-то глубоко в черноте раздавалось пение.

Сара не отходила от спящего Моргана. Она обмывала его горящую в лихорадке кожу, иногда обмахивала его папоротниковой ветвью, чтобы ему было чуть свежее и легче. Луна уже покинула зенит, когда девушка, наконец, осторожно положила руку Моргана ему на грудь и вернулась к остальным.

Ночь представляла собой узор из непроглядных теней и живых оранжевых отсветов костра. Кан выпил отвар и вошел в наркотический транс, после чего ритуально высасывал из Моргана заразу и выплевывал ее в ночь. Теперь он лежал обессиленным мешком на ступенях церкви. Остальные глядели в костер, темные лица их были сосредоточенны.

Генри покинул свое место на паперти и поспешил ей навстречу.

– Вы в порядке? – спросил он.

– Очень устала.

– Я постелил вам внутри. Подумал, может быть, вам захочется уединиться после всего. Не знаю, спасет ли это от москитов, но в остальном…

Сара повернулась и пошла вверх по ступеням. Она слышала, как сзади прошаркал Генри, помедлил у дверей и вошел вслед за ней. Гамак был подвешен к стропилам церковных сводов и обмотан москитной сеткой. С некоторым трудом девушка закатилась в постель, и Генри поспешил прикрыть ее сетью, ласково подоткнув края, чтобы не сползала. Девушка долго и пристально смотрела на него, наконец решилась.

– Он умрет? – спросила она.

– Морган? Умрет? Да он же бото, не забыли?

– Он умрет?

– Конечно, нет. Я ему не дам. Он же мой единственный друг. Не забыли?

Девушка прижала раскрытую ладонь к сети. Генри положил на нее свою.

– Поклянитесь мне, – взмолилась Сара.

– Припарка вытянет яд, и опухоль спадет. Но это может занять некоторое время. А если уж ничто не поможет, мы позволим вождю сделать еще один заход. Старина, похоже, знает, что к чему. – Он издал тяжелый вздох. – А вы поспите немного. Чертовские деньки у нас выдались. Спокойной ночи, Сара, милая моя.

Он повернулся и направился к выходу из миссии, но у дверей остановился и обернулся. Фигурка его смутно чернела на фоне отсветов костра.

– Сообщите мне, если будут какие-то изменения, – попросила девушка.

– Обязательно. А теперь спите, Сара.

Генри немного постоял, будто стараясь убедить ее, что все хорошо. Потом беззвучно вышел. Сара повернулась на бок и подняла взор на затемненное стекло, на Деву Марию, чье доброе лицо было освещено луной. За последние дни или часы семя сомнения и раскаяния вызрело в ней, опрокинув ее систему ценностей и взглядов. Господи милостивый, все они так беззащитны, будто младенцы, которых швырнули в море жизненных трудностей, чтобы они сами боролись за себя. Они слабы и уязвимы, как новорожденные ягнята перед стаей волков. Они вышли из сердца цивилизации, где единственный враг человеку – он сам, и ступили в мир, населенный опасностями, которые порой даже и не видны невооруженным глазом. Смерть реальна. И поджидает, спрятавшись под каждым листом, каждым камнем, каждым всплеском воды. Как стремительно и неожиданно возникла она, чтобы нанести свой удар. И это может повториться уже завтра. Или даже этой ночью.

Поежившись, Сара обшарила глазами все темные церковные углы. Москитная сетка пошевелилась от ветра, залетевшего в незастекленные окна. Незнакомые шорохи раздались где-то совсем рядом, и сердце ее стало рисовать картины нападения дикарей или хищников, внезапно незамеченными выскользнувших из леса.

Потом, с явным облегчением, девушка поняла, что это всего лишь шелест листьев на ветру.

Закрыв глаза, она пробовала сосредоточиться на приятных воспоминаниях об Англии, о своем женихе, о своем будущем в качестве леди Шефилд. Как ни смешно, но теперь, лежа без сна в забытых Богом джунглях, Сара пыталась припомнить лицо своего жениха – и не могла. Единственным воспоминанием, снова и снова приходившим на ум, оказывались эти серо-стальные глаза и откровенно чувственные губы. И руки, от которых плоти становилось так жарко, будто не руки это, а экваториальное солнце обжигает ее, лаская. Что, впрочем, случалось не часто. Гораздо реже, чем ей хотелось бы.

Морган как-то так смотрел на женщину, что она начинала чувствовать себя желанной. Не просто красивой, но прекрасной до полной остановки сердца. Будто она – единственная женщина, оставшаяся в живых на планете. От этой мысли Сара улыбнулась. Она представила, что, случись так, Морган не был бы таким неприступным. Скорее, он подхватил бы ее на руки, как тогда ночью, под дождем. Одна только мысль об этом заставила кровь быстрее течь по жилам, дыхание сперло, сердце забилось у горла.

В своем горе девушка дала обет, что если ей еще суждено будет увидеть Моргана, то она на время забудет о своих чувствах к Норману, и попробует выяснить, какие же эмоции вызывает в ней американец. Сара уже почти – хотя и не вполне – пришла к ошеломляющему заключению, что еще немного, и – если она не будет соблюдать осторожность – вполне может влюбиться в Моргана.

Она устало слезла с постели и пошла к дверям миссии. Генри стоял рядом с Морганом, одной рукой придерживая ему голову и пытаясь напоить его из чашки.

– Пожалуйста, – умолял Генри, – ну, выпей же хоть чуть-чуть. Если не ради себя, то ради меня или Сары. Ты нужен нам, Морган. Мы не дадим тебе умереть.

Сара закрыла глаза и прислонилась головой к стене. О да, она может полюбить его и все, что он собой являет. Морган стоит за свободу от того рода условностей, которые она втайне находила тягостными еще в Англии. Само его присутствие несло с собой освобождение человеческого духа. Морган заставил ее почувствовать себя живой – впервые за всю жизнь настолько живой.

И что же, Господи, ей теперь делать?

Выздоровление Моргана иначе как чудесным назвать было трудно. За три дня бальзам, который составил Генри, вытянул из его тела муравьиный яд и инфекцию. Отек прошел совершенно, и мало что напоминало о страшном испытании, выпавшем на его долю, когда больной поднимался с постели, чтобы умыться или сделать что-нибудь по лагерю. Силы постепенно возвращались к нему.

Утром четвертого дня Сара поднялась и отправилась к потоку, протекавшему позади миссии, желая обмыть с себя пот и грязь. Генри и Морган заверили ее, что пираний в этой речке не водится, но чтобы спуститься к воде, необходимо было продираться сквозь заросли, и одному Богу известно, что в них могло обнаружиться.

Однако же со дня на день Морган окрепнет настолько, что пора будет пускаться в путь, и хотя они с Генри и намекали ему, что им гораздо приятней было бы забыть об этом опасном предприятии и вернуться домой, Морган непреклонно настаивал на его продолжении. Так что, Саре так и так вскоре предстояла встреча с джунглями. Какая разница – днем раньше, днем позже…

Девушка собрала мыло, щетку, чистую пару чулок, увязала все это в рубашку и вышла из церкви. Ни Моргана, ни Генри, ни Кана поблизости не было. Сара добралась до потока, на котором была устроена купальня, стянула с себя одежду и вошла по плечи в воду.

Это было великолепно! Закрыв глаза, она подставила лицо солнцу и попыталась вспомнить, испытывала ли когда такое наслаждение. Девушка скоблила и мылила тело, волосы, пока не почувствовала, что сияет, и собиралась уже выходить из воды и одеваться, но вдруг услышала голоса. Она посмотрела в одну сторону, в другую – никого. Может быть ей чудится? На всякий случай Сара решила побыстрее одеться и возвращаться в лагерь. Она и так уже провозилась слишком долго…

Раздался громкий треск ломающихся ветвей – и в воду вместе с неожиданно обломившимся суком рухнули Генри и Морган. Сара завизжала и попятилась, настолько ошарашенная, что даже забыла о своей наготе, пока парочка подглядывающих не вынырнула, фыркая и отдуваясь, и не приклеилась взглядом к ее анатомическим подробностям. Сара с негодованием взирала на негодников.

– Господи, вы же меня напугали до смерти! – крикнула она.

По лицу Моргана струилась вода, черные волосы залепили глаза, он заметил, что Генри все никак не подгребет, и за руку подтянул его повыше и поставил на ноги.

– Извините, – хором сказали они.

– Вы что там наверху делали?

– Мы услышали, что кто-то идет, – начал Генри.

– И решили, что спрятаться больше некуда, – закончил Морган.

– Так вы там все это время прятались, пока я…

Они кивнули. И только в этот миг Сара осознала, на что же именно они так уставились. Как можно непринужденнее она прикрыла груди руками и повернулась к ним спиной, сгорая от смущения.

– Если вы не возражаете, я хотела бы одеться.

– Я не возражаю, – услышала она голос Моргана. – А ты как, Генри?

– Абсолютно не возражаю. Одевайтесь, дорогая моя, мы вам мешать не будем.

– Одна! – уточнила она.

– О!

– Ну, в таком случае…

Девушка услышала невнятный ропот разочарования, затем громкий плеск.

– Говорил же тебе, этот сук не выдержит, а ты – «выдержит, выдержит».

– Клянусь Иовой, мне это вообще непонятно.

Через какое-то время Сара вновь услышала треск кустов, потом стало тихо. И все же она чувствовала, что не одна. Она оглянулась через плечо. Там, прислонившись к дереву, весь мокрый, стоял Морган, одежда прилипла к его телу, руки он сложил на груди и наблюдал за ней.

– Ну, – спросила она. – Для одного дня не достаточно ли на меня, поглазели?

– Не очень-то вы выглядите смущенной.

– О? А как же я выгляжу?

– Мокрой. Обнаженной. И чертовски соблазнительной. Девушка покачала головой, и высыхающие волосы разметались по раскрасневшемуся лицу.

– Так, должно быть, выглядела Ева в саду Эдема, – продолжил свою мысль Морган.

– Послушайте, мистер Кейн, если бы я не знала вас так хорошо, я решила бы, что вы романтик.

– А если бы я знал вас похуже, то решил бы, что вы дожидаетесь, чтобы я вошел в воду и занялся с вами любовью.

– А как я, интересно, выйду, если вы смотрите?

– Я для вас не опасен, Сара. По крайней мере, до тех пор, пока вы любите другого.

Она нахмурилась.

– Ведь вы любите Нормана? Я не заблуждаюсь? Время тянулось, а Сара в пугающей нерешительности слепо смотрела поверх воды и пыталась совладать с чувствами. Все эти дни она задавала себе именно этот вопрос. А теперь тот, кто навеял ей эти сомнения, требует от нее ответа.

– Сара? – раздался голос сзади, но теперь он уже был гораздо ближе. Дыхание перехватило – Морган положил ладонь ей на плечо. – Сара, вы мне не ответили.

– Ну, пожалуйста, – голос ее дрожал. – Я же не могу.

– Так вы не знаете? Как же так? Мужчину либо любят, либо нет.

Девушка резко обернулась, намереваясь осадить его, но слова застряли у нее на губах. Она не смогла издать ни звука, увидев, как вода ласкает его бедра, стекает по густым волосам, блестит на плечах. Она смотрела, как глаза его из огненно-серебристых превращаются в серо-стальные, и почувствовала себя привороженной, потрясенной пробуждением к тому, что слишком страшно было бы проигнорировать – и слишком опасно признать…

Ладони его скользнули по ее шее к лицу – и выше, пальцы Моргана вошли в ее волосы, и со стоном отчаяния она поняла, что не может больше бежать от необходимости того, что он в ней пробуждает. Не может она и дальше прятаться за чувствами к другому, когда все тело ее горит желанием, которого ни разу не пробудил в ней Норман. И вот мужская ладонь нежно держит ее лицо, и она, подобно цветочному лепестку, плывет по воде и прилепляется к его телу, и нежная плоть ее растекается по твердой плоти его, и она подставляет лицо под его поцелуй…

Теплые губы Моргана скользнули по чувствительным уголкам ее тоскующих губ в мимолетном прикосновении, обжегшем, как искорка, которая тут же разгорелась в пожар, когда в следующий же момент он привлек ее к себе – так близко, что тело ее распознало его шокирующе затвердевшее мужское начало даже сквозь ткань штанов. Кровь запульсировала в горле, когда большой палец его проплыл по щеке, обвел полумесяц прикрытых глаз. Это были совершенно новые ощущения, настолько новые, что ей такого и не снилось, – сверхъестественные, величественные, пылающие, мучительные…

– Так что же требуется, – услышала она прямо у себя над ухом его ленивый голос, – чтобы вы меня захотели? Дорогая, ответьте мне. Вам хочется нежности? – Пальцы его проскользнули вдоль ее позвоночника. – Я умею быть нежным.

Морган положил свою большую ладонь на ее ягодицу и поднял так, что Сара поплыла на его ладони, зависла и как в тумане сознавала, что ноги ее раздвигаются изысканно порочно и обвиваются вокруг его бедер. Новый вихрь закружился в душе Сары. Беспорядочный. Пульсирующий. Плотный и густой. Впитывающийся в самое ее женское сердце.

– А ты так же дрожишь, когда он тебя здесь трогает? Морган отстранился, и плеск воды, устремившейся в разрежение между их телами, показался подлым и не правильным. У Сары кружилась голова. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно. Она чувствовала, будто ее поймали в какую-то эротическую сказку, где, наконец, сбываются тайные мечты.

В тот момент, когда соски девушки коснулись обнаженной груди Моргана, Сара ахнула. А в тот миг, когда пальцы его устремились на мягкий белый холмик ее груди, она застонала.

– Тихо. – Морган снова поцеловал девушку, и язык его плотски и горячо скользнул в ее рот, а голова покачивалась и покачивалась, давление его нарастало – кровь Сары превратилась в огонь. Когда Морган, наконец, отнял рот, на лице его застыла смесь нежности и боли, а когда он взял ее мокрыми пальцами за подбородок и поднял лицо, заставляя посмотреть себе в глаза, от страстности его можно было сойти с ума.

– Так вы мне не ответили, Сара. Вы все-таки любите Нормана?

Девушка попыталась отвернуться. Разум ее был не в состоянии рассуждать, когда тело рвалось на части.

– Взгляните на меня, – голова ее запрокинулась, Морган затряс бедняжку, – Это все, что вы от меня хотите, Сара? Так?

– Пожалуйста, не сейчас. Я не в состоянии думать. Я не знаю…

– Черта с два. Вы обязаны знать, любите ли вы человека, Сара. Ведь вы же знаете, когда вы, черт возьми, вожделеете.

– О, Морган… – Сара вытянула из воды намокшие руки и положила ему на плечи, желая только одного – зарыться лицом в его грудь, забыть о том, к чему обязывают ее неясные перспективы, и пожить хоть раз настоящим. Она жаждала насладиться этими новыми волшебными ощущениями. Подняв к Моргану лицо, она взмолилась:

– Поцелуй меня еще. Я хочу, чтобы ты…

– Чтобы я что? – Голос его был холоден, он сорвал ее руки со своих плеч, а затем оттолкнул с такой силой, что Сара с плеском скрылась под водой и с трудом вынырнула на поверхность. Она долго кашляла и отплевывалась, а потом увидела Моргана на полпути к берегу. Он в последний раз обернулся к ней, и лицо его было перекошено от ярости.

– Не желаю быть подменой твоему милому из Англии, Сара! Не позволю, чтобы ты раздвигала передо мной ноги и воображала, что это Норман погружает в тебя свою плоть. Я уже по горло сыт тем, что я – никто, всегда никто, удобный для удовлетворения фантазий, но недостаточно хороший для истинной любви! – Сжав кулаки, Морган двинулся было на нее, но тут же остановил себя. От тебя я такого не приму. Я не могу испытывать к кому-то порядочные чувства и знать при этом, что она хочет меня только ради одного. Да я скорее умру!

И Морган оставил ее, и Сара стояла в воде, и взгляд ее блуждал среди деревьев, где только что исчез он. Кулаками девушка зажимала себе рот. Она выбралась из реки и кое-как натянула одежду на мокрое тело. Собрав вещи, Сара поспешила к лагерю, где застала Генри и Кана за спором, как лучше готовить черепашьи яйца. Моргана нигде не было видно.

Генри, заметив ее растерянность, поспешил навстречу.

– Что-то не так? – спросил он.

– Где Морган?

– Я думал он с вами. Девушка покачала головой.

– Мы друг друга не поняли, и он…

Морган вихрем влетел в лагерь и разом оборвал все рассуждение об их ссоре.

– Там яноами! Собирайте всех и бежим отсюда!

Поляна наполнилась молчаливыми поспешными движениями. Все увязывали палатки, утварь, хватали каноэ и устремлялись к берегу. Уже через несколько минут путешественники гребли вверх по течению реки, и Сара с грустью смотрела, как скрывается из вида миссия Барселос. И вот уже видны только деревья, будто все прочее было лишь миражом…

Они плыли в мрачном сумраке, и плеск весел по воде был единственным звуком, нарушавшим тишину.

– Не нравится мне это, Морган, – шепнул Генри. – Уж слишком все спокойно. Как ты думаешь, они тебя видели?

Морган оглянулся через плечо и, избегая глазами Сары, ответил Генри:

– Скоро узнаем.

Они плыли еще целый час, после чего Морган приказал причаливать, велев индейцам спрятать лодки как можно лучше. Пока аборигены выполняли указание, Морган стоял на отмели с компасом в руке и беседовал с Генри, обследовавшим лее. Они, похоже, о чем-то спорили, и Сара, приблизившись, услышала реплику Генри:

– Я не согласен. Я чувствую, что нужно было еще час проплыть, прежде чем причаливать.

– Слишком опасно, – возразил Морган. – На реке нас могли легко засечь. – Он нагнулся, подобрал палочку и принялся чертить на песке. – Пока река течет прямо, но в милях пятидесяти к северу отсюда она поворачивает на восток. И, если отсюда мы срежем по диагонали через флоресту, то сэкономим уйму времени…

– А сколько именно? – спросила Сара.

Они обернулись, лица у обоих были насупленные.

– Все-таки, – повторила девушка, – через какое время, по-вашему, мы доберемся до Жапуры?

– Дней десять, – ответил Морган. Генри посмотрел на него. – Какие трудности? – поинтересовался Морган.

– Три недели, – заявил Генри.

– Три?

– Три, – повторил Генри. Если не дольше. Тебе следует принять во внимание, что ты не знаешь…

Морган нахмурился. Генри закрыл рот.

– Чего не знает? – потребовала Сара.

– Ничего.

Генри очищал руки от грязи и смотрел на реку. Морган снял шляпу и утер пот со лба.

– Он хочет сказать, что мы не знаем, с какого рода проблемами можем неожиданно столкнуться.

– Но у вас ведь должно быть об этом представление. Ведь вам доводилось там бывать. Разве не так?

Морган посмотрел на копошащуюся у его ног мармозетку, потом перевел взгляд на Генри, но тот на него не смотрел.

– Верно, – ответил он.

– В таком случае, я с вами полностью согласна. Давайте пойдем самой короткой, по возможности, дорогой.

Генри застонал и отошел. Морган, уперев руки в бока, проводил его взглядом.

Самым сильным индейцам было поручено нести тюки и припасы, а наиболее жилистым – взять мачете и прорубать всем дорогу сквозь подлесок. Морган и сам взял длинный отточенный нож и с неистовством принялся врубаться в плоть джунглей. Но когда мучительная жара и влажность обрушились на него, последствия недавнего испытания пронзили его тело, будто молния, мускулы свело, легким не хватало кислорода. Он то и дело приваливался к деревьям, и зеленый мир качался и кружился у него перед глазами. Несколько раз до Моргана доносился встревоженный голос Генри:

– Морган, ты в порядке?

Он кивал и снова, набрав в легкие воздух, вгрызался в мокрый лес, налево и направо круша своим мачете, почти не чувствуя уколов от шипов и укусов насекомых, оставляющих на коже кровавые рубцы. Изредка он останавливался и доставал виски или сигару, но оказывалось, что руки у него так дрожат, что зажечь ее он не может. Наконец Генри, Кан или кто-нибудь из остальных индейцев помогали ему и, взяв из трясущихся пальцев Моргана спячку, зажигали и подносили к сигаре, и он затягивался и закрывал глаза, смакуя забытье, которое она приносила страдающему телу. И все время он высматривал Сару. Сару, которая не любит его. Сару, которая отдала бы ему свое тело, но не свое сердце, не свою душу… не свою любовь…

Привал они решили сделать задолго до темноты. Поляну пришлось вырубать в лесу. Гамаки подвесили к деревьям и покрыли москитной сетью. Разожгли костры и сварили остатки риса. Все делали как можно тише, поскольку даже Сара понимала, что тишина вокруг них стоит недобрая.

Сидя на аккуратно сложенной куче дров, девушка старалась, как могла, смотреть только на варящийся в котелке рис, но не на смыкающуюся вокруг них устрашающую стену флоресты. Кожа была потная и горела. Последние часы истощили, но не придали ей аппетита. Девушка сжимала в ладонях миску с жидким варевом – и слезы стекали по ее лицу и капали в рисовую похлебку.

Морган присел перед ней на корточки и озабоченно всмотрелся в ее лицо. В руках он держал тарелку нарезанных фруктов.

– Сара, – тихо спросил он, – что случилось? Девушка отставила миску и, покинув насест, обхватила его руками за шею. Она уткнулась лицом ему в плечо и дала волю слезам.

– Милая, – шепнул Морган, и прозвучало это, как выдох боли. Сара все плакала, и он спросил ее уже более твердо: – Ты не заболела? Может, тебя кто укусил?

Девушка утерла нос о его рубаху и уткнулась в самое его горло.

– Это все суп, – выдавила она наконец, – я ненавижу рисовый суп.

Конечно же, это была ложь, но Сара не хотела признаваться, что уже устала от проклятого леса, от постоянного страха перед налетом индейцев, от безбожной жары. Она не хотела признавать, что уже жалеет о том, что заставила Моргана притащить ее сюда. Саре уже было плевать на то, сочтет ли Норман ее достойной для брака с ним или нет. Много в чем не хотела бы она признаваться Моргану Кейну, а особенно в том, что ее чувства сосредоточились на нем.

Морган отставил тарелку с фруктами. Девушке показалось, что он хмыкнул. Мысль о том, что его может веселить ее смятение, задела Сару, но вида она не подала. Девушка была страшно недовольна тем, как повела себя недавно. Сегодня утром, на речке, Сара не хотела причинять ему боль. Понимание того, что она собственноручно, без всякого сомнения, лишила себя шанса дождаться от него хотя бы одного поцелуя, вызвало у нее новый поток слез.

Морган взял ее за руки и усадил обратно на бревно. Резкие черты лица разгладились, и не осталось даже намека на то, что Морган злится. Осознание и приятие своих чувств к нему окатили Сару будто солнечным светом. Не находя слов, Сара снова кинулась к Моргану и яростно вцепилась в него, уткнувшись лицом ему под подбородок, и шея его была такая жаркая, влажная, волшебная, настоящая, что у нее закружилась голова. Но Сара была помолвлена и должна выйти за Нормана. Богатого, знатного, мудрого Нормана. Так может, если не обращать внимания на свои чувства к Моргану, они возьмут и пройдут сами собой?

Мир превратился в разноцветное пятно, ожил всеми звуками, стоило ей всмотреться в лицо Моргана – в его утонченное лицо. А ведь раньше Сара и не замечала, до чего оно чудесное, такое смуглое и узкое и неотвязно таинственное. Ей захотелось узнать историю каждой родинки, каждого шрамика, каждой морщинки, пролегшей между бровей.

Сара отодвинулась и взялась за похлебку. Она не стала смотреть на него дальше. И вот Морган встал, хотя и помедлил несколько секунд, прежде чем уйти. И только когда он уже присоединился к другим, девушка позволила себе взглянуть на него, заполнившего всю ее вселенную.

Весь следующий час сидела она, поджав ноги, на своем сиденье из обрубков деревьев, едва ли сознавая, как индейцы разбирают ружья и располагаются вокруг лагеря, приготовляясь к ночи. Серое сменилось черным. Обняв колени и положив на них голову, смотрела Сара в огонь и видела, как танцуют на земле и деревьях свет и тьма, будто нимфы-соблазнительницы.

Генри сидел на пне в дальнем конце лагеря и разговаривал с Морганом, раскинувшимся в гамаке и чистящим фрукты для прожорливой мармозетки. Кан сидел на корточках у костра и вырезал что-то из длинной тонкой палки, которую выловил из реки еще несколько дней назад. Сара видела, как его темные пальцы надраивают сухую ветвь смолой из плошки. Когда тросточка стала гладкой и блестящей, Кан сделал несколько дырок по всей ее длине. Наконец, он взял эту штуку в руки и критически изучил ее, поворачивая так и эдак в свете костра. А потом поднес одним концом ко рту и подул в нее.

Звук вышел сладкий и струящийся, заполнивший ночь и тишину музыкой – волнующей и гипнотической. Прикрыв глаза, Сара вспомнила свое детство, вспомнила, как танцевала для папы, потому что так его любила. А он в благодарность брал ее на руки, подносил к себе близко-близко и говорил, говорил ей о том, как он ее любит…

Будто погруженная в транс, встала девушка на ноги и начала медленный, чувственный танец, скользя и изгибаясь под протяжные, томные звуки флейты, и каждая высокая ли, низкая ли нота была созвучна внутреннему ритму, раздававшемуся в ее мозгу. Приподнимаясь на цыпочки и свободно запрокинув голову, двигалась Сара взад и вперед, раскачиваясь из стороны в сторону, как ива на ветру, ибо об этом напомнила ей музыка – о ласковом ветре, и пении птиц, и ударах волн о скалистый берег… – Сара.

Девушка открыла глаза. Перед ней стоял Морган и взгляд его был внимательный и сочувственный. И только тут поняла она, что плакала все это время.

Морган подошел к ней и обнял.

– Держи меня, – шепнула она ему в рубаху. – Крепче держи меня. Пожалуйста.