Глава восьмая

Каноэ совершенно беззвучно скользили по реке, тишину нарушал только тихий плеск весел, бороздящих воду. Река сузилась, и деревья образовали над головой навес из листвы, который мог бы выглядеть эффектно, не будь он таким отталкивающим. Вздымающиеся на сотни футов к небу ветви были опутаны лианами и вьюнами, которые забирались на самые высокие веточки в поисках луча солнца.

Все выше и выше становились песчаные намытые берега, похожие на огромные бесполезные дамбы. Вдоль их внушительных склонов росли ряды деревьев, которых хватало бы всему населению Лондона, чтобы до конца своих дней не заботиться о древесине. Тут были пальмы и лавры, розовое дерево и красное. Были кедры и железное дерево, фиги и акации, отовсюду свисали гигантские букеты огненно-красных орхидей, на шестьдесят футов спускающихся к земле.

Сара потрясенно разглядывала все это великолепие. Вдруг стайка длиннохвостых попугаев вырвалась из листвы они с резкими криками полетела над водой. Потревоженные птичьим гомоном, из деревьев в таком количестве вспорхнули бабочки, что девушка от удивления громко вскрикнула.

В любое другое время все эти чудеса просто потрясли бы Сару, но она по-прежнему мучилась от того, что Морган и Генри пытались покинуть ее в Сантареме. И если бы она не проснулась из-за странного сна (девушке снилось, что ее целует Морган), она бы там так и застряла. Весь день Сара сидела, уставившись в спину Моргану, и говорила только когда к ней обращались, стараясь побольше концентрироваться на негодовании в его адрес, и поменьше на его широких плечах, на черных волосах, лениво вьющихся на затылке и за ушами…

И все же время от времени мысли ее расплывались, и Сара принималась сравнивать Моргана с Норманом – будто тут можно было сравнивать. Сама мысль казалась смешной. Норман такой порядочный, такой предсказуемый, такой… надежный. Минуты, проведенные в его обществе, ни разу не омрачались напряжением. И в животе у девушки не екало всякий раз, стоило ему обратить на нее взгляд своих бледно-голубых глаз.

Сара попробовала сконцентрироваться на флоресте, делать мысленные заметки… Как жаль, что дневника она не ведет, ведь так было бы хорошо успеть записать мимолетные образы. Норман бы в восторг пришел от ее описания птичек, бабочек. И, может быть, он далее с некоторым уважением стал бы смотреть на Сару, если бы она в деталях описала ужасное испытание на «Сантосе»… и как Морган Кейн спас ее.

Но на какой теме ни пыталась она сконцентрироваться, мысли ее неизбежно возвращались к Моргану, Моргану – герою, Моргану – бото, к мужчине, которому достаточно было лишь взглянуть на нее своими странными серебристыми глазами, и она ту же начинала ощущать себя единственной женщиной на всей земле. Господи помилуй, Сара смотрит в лицо смерти, лезет к черту на рога, а думать способна лишь о том, как волшебно Морган поцеловал ее, какие изысканно порочные ощущения возбудил в ней тогда.

А потом хотел бросить ее!

Уже ближе к вечеру каноэ индейцев вдруг поравнялись с тем, где сидела Сара. Девушка заметила, что глаза их шарят по воде, а потом увидела аллигатора. Кан, сидевший на носу каноэ справа от нее, отогнал тварь, шлепнув веслом по воде. Взмахнув хвостом, животное нырнуло обратно в реку, но вскоре вновь появилось всего в нескольких ярдах от лодок и уже в сопровождении целой компании аллигаторов. Вскоре вода вдоль болотистых берегов уже кишмя кишела здоровенными чудищами. Их рыки и похрюкивания заглушали пронзительные крики птиц и обезьян.

Морган обернулся и посмотрел Саре в лицо; сам он был совершено невозмутим.

– Вы как? – удивил он ее своим вопросом. – В порядке?

– Конечно, – ответила девушка чуть более нервно, чем намеревалась. – Вы думали, что я в обморок упаду или в истерике забьюсь от перспективы быть съеденной крокодилами, мистер Кейн? – Глаза Сары расширились при виде вожака, который скользнул к ним и нырнул под лодку на расстоянии весла; раздался стук, лодка накренилась. Сара схватилась за борта. – Я… я вас уверяю, что совершенно убеждена в том, что вы способны совладать с этой ситуацией, – добавила она уже визгливым голосом.

– Убеждены, а? – Морган обратился к Генри: – Способны мы совладать с этой ситуацией, Лонгфелло?

– Они нас просто предупреждают. Мы вторглись на их территорию, понимаете? Обычно они не ведут себя агрессивно, если, конечно, их не разозлить… или если не голодны. И обычно они не нападают на такую крупную добычу, как человек. Им, как правило, хватает обезьян, собак. Я читал как-то рассказ человека по имени Бэйтс, там он рассказывает, что однажды аллигатор забрался вечером к ним в лагерь и удовлетворился пуделем, принадлежавшим одному из его спутников.

Морган нахмурил брови.

– Это, я понимаю, Генри, ты нас так успокаиваешь?

– А тебе больше понравится, если я расскажу, как однажды куча голодных аллигаторов напала на целый отряд, и через несколько минут все были съедены, кроме одного перепуганного индейца, который отделался рукой и обеими ступнями? Или…

– Нет! – в два голоса перебили Сара и Морган. Генри откинул голову и засмеялся.

Снова и снова раздавались стуки, каноэ качались, и каждый раз Сара говорила себе, что все кончится хорошо. С ней Морган, и Генри, и Кан, и они при любых обстоятельствах справятся. Но, глядя на берег, она понимала, что если хотя бы один из аллигаторов, во все большем количестве собирающихся под водой, вознамерится и в самом деле опрокинуть их каноэ, у беспомощных пассажиров не будет шансов выжить.

Они дрейфовали по течению, не осмеливаясь больше пользоваться веслами, чтобы не дразнить аллигаторов.

– Они очень любопытные, – продолжал успокаивать их Генри.

– А на мой взгляд – голодные, – подначил Морган.

– Надо их отвлечь, – сказал пигмей, глядя по сторонам и в небо, будто оттуда могло что-либо свалиться.

– Да-а? – Морган приподнял бровь. – Может, ты прыгнешь в воду, отвлечешь их внимание, а мы тем временем унесем ноги? А на обратном пути мы тебя прихватим. Идет, Лонгфелло?

– Да, Морган, ты мастер острить. Что бы мы делали без твоего чувства юмора?

Последовал еще один удар, на этот раз довольно сильный. Сара вскрикнула и ухватилась за Моргана, а тот бросил весло и потянулся за ружьем.

– Нет! – хором закричали Генри и Кан.

– Какого черта «нет»? – крикнул Морган.

– Последнее дело им угрожать. – На круглом лице Генри не осталось и следа веселья. Он схватил весло на манер дубинки. – Нужно их отвлечь, – повторил он.

– Как ты уже успел заметить, у нас нечем…

– Стойте!

Все уставились на Сару, а она задрала подол и принялась судорожно отвязывать нижние юбки, стягивая их с бедер, ног, наконец, с лодыжек. Подняв взгляд, она увидела, что Морган не отрывает глаз от ее икр, скрытых пленкой белых шелковых чулок. Несмотря на страх, который и привел ее к этому акту отчаяния, девушка почувствовала озноб возбуждения и удовольствия. Она вновь прикрыла ноги юбкой, и губы ее изобразили улыбку.

– Здесь не время и не место, дорогая, – съязвил Морган.

– Дайте мне ваше весло, – отозвалась она.

– Мое что? – Он ухмыльнулся.

– Весло. – Сара протянула руку, положила весло себе на колени, заставила себя не отвлекаться от дела и не обращать внимания на чувственные интонации его богатого голоса, способные заставить ее вспыхнуть. Теперь Морган сидел к ней почти лицом, коленом упираясь в ее ногу, и наблюдал за ней из-под полей шляпы.

– Вам нечем было отвлечь их, мистер Кейн. Вот, держите. – Как следует подвязав юбки к веслу, девушка протянула все это ему. – Швырните им – посмотрим, что получится.

Морган взглянул на Генри, тот кивнул:

– Терять нам нечего.

Морган взял ее весло двумя руками, внимательно рассмотрел складочки и оборочки на юбках, затем медленно начал вставать. Каноэ угрожающе закачалось. Сара обхватила мужчину за ноги и уткнулась лицом в такую его анатомическую подробность, от которой при любых других обстоятельствах шарахнулась бы в смертельном ужасе.

Морган зашвырнул весло как можно дальше. Оно, подобно какой-то парящей птице, проплыло по воздуху и с хлопаньем и плеском приводнилось. Бежали секунды, и путешественники с надеждой смотрели на расправляющиеся по течению юбочки. Затем, заколотив чудовищными хвостами, аллигаторы ринулись к кукле.

– Быстро! – выкрикнул Генри. – Уносим отсюда ноги! Морган рухнул на сиденье, а Генри, подхватил свое весло, погнал каноэ вверх по течению. Они оглянулись и успели заметить, как подоспевший первым аллигатор бросился на предмет и утащил его под воду. От этого зрелища все содрогнулись, и, провожая взглядом последнее белое пятнышко, исчезающее под водой, Сара с ужасающей ясностью осознала, что с таким же успехом там могла оказаться она сама.

Еще через полчаса пути они нашли широкую песчаную отмель, на которой решили разбить лагерь. Сара стояла чуть в стороне, а мужчины торопливо привязывали лодки, носили дрова для костра, устанавливали полотняную палатку, в которой ей предстояло спать. По правде говоря, девушка и вообразить не могла, что ей придется когда-нибудь вползти в такое пособие по клаустрофобии. Дыхание давалось с трудом; по временам Саре казалось, что она задыхается от избыточной духоты и влажности. Одежда на ней была мокрая от пота, вся – до последней ниточки, и волосы от корней до кончиков намокли и прилипли к шее и плечам. Сара то и дело поглядывала на каноэ со своими вещами, дожидаясь, когда же сгрузят ее чемодан, чтобы поскорее переодеться ко сну в ночную сорочку, та хоть была попрохладнее. Однако чемодан не сгрузили, и Морган уведомил ее самым категорическим тоном, что Сара не в гостинице и спать будет в одежде, если, конечно, не хочет, чтобы ее заживо съели москиты.

– Так что, значит, я даже искупаться не смогу? – в отчаянии спросила она.

– Искупаться? – Морган стиснул в зубах сигару и крикнул: – Генри! Подойди сюда и объясни этой милой барышне, почему слуги не приготовят ей сегодня вечером горячую ванну.

Генри поспешно подошел и стал рассказывать Саре про пираний, о которых она и без того знала, и про мерзких двухдюймовых тварей под названием кандирум, покрытых шипами с крючками на конце. Эти крошки самый большой восторг испытывают, судя по всему, забираясь человеку с самые интимные места. Он принялся расписывать другие угрозы и напасти, которые подстерегают человека в воде, но Сара почти не слышала. Девушка не сводила глаз с Моргана и любовалась, как умело он руководит разбивкой лагеря, не обращая при этом на нее ни малейшего внимания. Последнее ее задело. Морган ни словом не обмолвился о ее находчивости при встрече с крокодилами. Девушка очень радовалась, что ей удалось спасти всем жизнь, а он даже простого «вот здорово» не сказал. Конечно же гордость его была задета, ведь не он до этого додумался.

Морган ушел в лес в сопровождении Кана и нескольких индейцев. Через несколько минут раздался залп ружей, и охотники вернулись с несколькими подстреленными обезьянами. Сару передернуло, и она не стала смотреть, как индейцы спускают с добычи шкуру, потом потрошат тушки и жарят их на костре. Вскоре омерзительный запах паленого мяса заполнил воздух, и едкий дым от попавшего на костер жира полез в нос и вызывал у Сары приступ тошноты. Когда Генри принес ей тарелку мяса, она отказалась.

– Но вы ведь целый день ничего не ели, – забеспокоился Генри.

– Спасибо, я не голодна. Я, пожалуй, пойду, прилягу. И мне хотелось бы достать из тюка мой дневник. Вы не поможете, Генри?

Индеец кивнул. Сара встала, потом опустилась на колени и вползла в палатку. Изнутри она видела, как Генри подошел к Моргану, одиноко сидевшему на краю лагеря. Девушка заметила, что последний лишь бегло глянул в ее сторону, когда Генри заговорил, потом пожал плечами и стал есть дальше.

Сара никак не могла понять причину все нарастающей в ней депрессии. Она была не из тех, кто подолгу задумывается над неприятными сторонами жизни. Девушка всегда считала, что ей все доступно, но здесь она чувствовала себя незначительной и чужой. И чем дальше она продвигалась в глубь Амазонии, тем более ей казалось, что она мешает.

Весьма скоро появился Генри и принес дневник, ручку и чернильницу. Сев на корточки перед входом в палатку, он сказал:

– Морган говорит, вам следует поспать. И не забудьте принять хинин. Он хочет знать, отчего вам стало нехорошо – от вида обезьяньего мяса или же вы заболели.

– Передайте ему, что я устала. Хотя нет, не надо. Ведь он несомненно воспользуется любыми моими словами, чтобы отослать меня обратно в Сантарем.

Генри понимающе улыбнулся.

– Там вам было бы безопаснее, Сара. Вы ведь такую ответственность на нас возложили тем, что отправились с нами. Ну почему вы не хотите позволить нам отправиться туда одним и привезти вам семена? Вы же должны понять, с чем вы столкнулись.

– Я полностью понимаю, – раздраженно ответила девушка. Завернувшись в москитную сетку, как проинструктировал ее Морган, она устроилась, как могла, и выяснилось, что земляной пол под одеялом вовсе не такой неудобный, как ей сперва казалось. А вот жара давила и не давала покоя.

При отсвете костра, пробивающегося в проем ее палатки, она старалась, как могла заполнить страницы своего дневника, хотя от усталости слова подбирать становилось все труднее. Вокруг сгущались ночные звуки – жужжание, посвисты, шорохи и стрекотание, поднимающиеся иногда до такого уровня, что Саре приходилось откладывать ручку и затыкать уши, чтобы не оглохнуть. Однако стоило выглянуть из палатки, как девушка убеждалась, что другие, похоже, ничего не слышат. Часть индейцев спали, свернувшись на песке, другие же сидели небольшими группками и тихо беседовали. Были и такие, что стояли на посту вокруг лагеря, всматриваясь и вслушиваясь в ночь, чтобы при первом же угрожающем движении или подозрительном звуке предупредить остальных о надвигающейся опасности. «Как же они могут что-то расслышать при такой верещащей какофонии», – подумала Сара; она поразилась способности индейцев смотреть в полнейшую ночную тьму и что-то при этом видеть.

Эти мысли Сара попыталась отразить в дневнике. Вскоре, однако, жара и шум настолько рассредоточили ее, что девушка была вынуждена лечь спать.

Но и эта попытка оказалась безуспешной. Она ворочалась, почесывалась и так запуталась в сети, что почувствовала себя одной из тех бабочек, которые бились, тщетно пытаясь выскользнуть из сачка Нормана. Ко всем прочим несчастьям горела и чесалась натертая кожа под высоким воротником блузки. Вдруг Саре показалось, что сейчас она закричит, если ей не позволят умыться. Тогда она скинула сеть и выползла из палатки, с опаской озираясь по сторонам. Часовых не видно было в темноте, Моргана и Генри она тоже нигде не заметила.

Костер догорал. Сара торопливо расстегивала блузку. К воде она подошла, уже сбросив ее. Девушка встала на колени, погрузила блузку в теплую воду и, не выжимая, начала обмывать мокрой тканью лицо, шею, руки, плечи, закрыв глаза от удовольствия, которое доставляло ощущение очищения и прохлады ее раздраженной коже. Снова намочив, блузку Сара прижала к груди, вода приятно затекала под сорочку. Наконец она пригнула голову и, положив самодельную губку себе на загривок, дала воде омыть шею и спину. Она с облегчением вздохнула, и тут животное чувство, что из тьмы на нее кто-то смотрит, паникой прошило ее насквозь. Сара заставила себя не закричать и медленно обернулась.

Сзади стоял Морган.

Девушка чуть не упала в обморок. Только прилив гнева, как яд, наполнившего ее кровь, спас Сару от этого. Она, запинаясь, встала на ноги и свирепо глянула в его улыбающееся лицо, мозг ее метался между бешенством при виде откровенного удовольствия от того, как он ее напугал, и мощным порывом прижаться к его груди, совершенно открытой под расстегнутой до самого низкого пояса бриджей рубахой.

– Что-то не так? – спросил Морган.

– Ничего смешного, – заявила она.

– В чем?

– В том, как вы подкрались сзади.

– Подкрался? Да что вы. Вы просто так увлеклись, что не услышали.

– Подкрались, – отрезала Сара. Он выудил из кармана сигару.

– А если и подкрался? Не очень-то умно с вашей стороны было ускользать из лагеря, не предупредив меня.

– Мне стало жарко.

– Да-а?

Морган поднес спичку к сигаре, и пламя осветило резкие черты его лица. Ресницы были сосредоточенно опущены. Потом он опустил горящую спичку и осветил промокшую сорочку Сары, прилипшую к груди девушки.

– Настолько жарко? – спросил он и резким движением затушил спичку и бросил ее в воду.

Сара предположила, что сейчас не лучшее время испытывать его терпение; от юмора он перешел к… К чему же? Между ними повисла в воздухе неясная угроза, и от пламени спички будто занялись огнем его глаза. Внезапно ноги у Сары стали как ватные, и сердце запрыгало в груди. На какую-то минуту плоть ее воспламенилась, потом девушка задрожала от ветра, проникшего под намокшую сорочку. Воспоминание о поцелуях Моргана пронеслось в ее сознании, предательски выступив румянцем на щеках, и Сара подумала: «О, Господи! О, Господи! Пусть он меня опять поцелует».

Но Морган просто стоял во тьме, как великолепная статуя, и темный силуэт его широкоплечей фигуры возвышался перед ней на фоне отблесков далекого костра. Глаз его Сара больше не видела, и это было хорошо. Они, бесспорно, смеялись над ней, а может, презирали. Морган слишком непредсказуем, чтобы угадать, что именно.

– По-моему, – сказал он, – вам следует одеться и вернуться в палатку.

– А если я не послушаюсь, что будет?

– Вам это и в самом деле интересно, милочка?

– Вероятно.

Вызов повис в воздухе. Наконец Морган снова заговорил:

– Мне кажется, вам пора идти.

– А если я откажусь, вы меня будете пытать? – настаивала она. – Скормите меня пираньям? Бросите ягуарам? Прикуете меня за руки к муравейнику, где живут гигантские муравьи-людоеды? Скажите мне, мистер Кейн, что вы со мной сделаете, если я вам не подчинюсь?

Он ничего не ответил. И не шелохнулся. Наконец, окончательно разочарованная, Сара попыталась обойти его и вернуться в палатку. Морган предупредил ее, схватив за руку и так резко дернув назад, что девушка споткнулась и буквально упала, матово поблескивающей в темноте, полуобнаженной грудью на его влажную от пота грудь. Прикосновение его тела ошеломило, потрясло ее. Вся храбрость Сары тут же испарилась, и она, заморгав, посмотрела на мужчину.

– Если бы вы не были леди, – ответил он голосом ровным и зловещим, как сами речные глубины, – я с удовольствием сказал бы вам, что сделал бы с вами за то, что вы перечите мне.

– Правда? – безрассудно отозвалась Сара, чувство меры растаяло в ней вместе с запахом его кожи, заполнившим ноздри, и жесткой хваткой его пальцев, впившихся ей в руку; девушка почувствовала слабость. Единственное, что она могла – это чуть прижаться к нему и подначить:

– Знаете, что я думаю, мистер Кейн? Вам нравится тиранить меня, потому что вам кажется, будто я беспомощный ребенок. А я спасла нам всем шкуру сегодня и вам это не нравится, что, не так?

Бросив сигару на землю, он наклонился и зашептал ей в самое ухо:

– Да мне на это наплевать, милочка, а вот на что мне наплевать никак нельзя, так это на следующее: если люди, которых мы наняли, увидят, что женщина постоянно не подчиняется моим указаниям и оспаривает мою власть, они очень скоро начнут делать абсолютно то же самое. Все эти дни мне потребуется полное взаимопонимание со стороны всех, и если вы будете покушаться на мое главенство, кто-нибудь может нарваться на смерть – может быть и вы. А теперь, будьте паинькой, отправляйтесь в постельку и до рассвета оттуда ни ногой, иначе мне придется приставить к вашей палатке охрану, чтобы это проконтролировать. – Он отпустил ее руку, повернул к себе спиной и подтолкнул вперед. – Спокойной ночи, мисс Сент-Джеймс.

Сара прошла к палатке, злость сменилась недовольством собой. Она проползла на подстилку и уставилась в потолок палатки, прижав ладони к лицу и вдыхая его липкий запах, въевшийся в ее кожу и приводивший девушку в голодное беспокойство. Что же, в конце концов, с ней делается?

«Будь он проклят, за то, что он такой», – подумала Сара.

Они скользили вверх по течению мимо таких заводей, где на мелководье плавучие цветы образовывали местами густой ковер. Иногда им приходилось сушить весла, когда естественные завихрения воды сами толкали их у берега в нужном направлении. Сквозь деревянную скорлупу каноэ Сара ощущала прохладу воды, различала дрожь лопающихся под днищем пузырей, когда мужчины с усилием налегали на весла. Лес приводил Сару в гипнотическое состояние, погружал в летаргию, отбивал желание говорить. Откинувшись, она сидела в лодке и смотрела не зеленый потолок над головой, подмечая наклонные световые столбы, там где солнце пробивалось сквозь ветви; они отбрасывали желтые пятна далеко в глубине джунглей. Иногда девушка дремала, а пробудившись, сразу же бралась за дневник и заносила в него все свои раздумья.

День за днем плыли они, и воздух становился все жарче и влажней, пока одежда и волосы их вообще перестали просыхать от пота и влаги. Ночь за ночью они располагались на ночлег на песчаных банках, и Сара иногда настолько бывала обессилена, что засыпала, не дождавшись своей порции рыбы или обезьяньего мяса, а однажды даже муравьеда, который по неосторожности слишком приблизился к их стоянке.

Сара когда-то читала записки Чарльза Уотертона о его путешествии по Амазонке. Он утверждал, что упрямство и энтузиазм гораздо лучше помогают выжить в таких условиях, чем профессиональные навыки. Однако энтузиазма с каждым днем оставалось все меньше. Ей уже настолько не хватало энергии, что от одной мысли о том, что придется покинуть относительный покой реки и продираться через джунгли, готова была сойти с ума. Москиты, черной тучей налетевшие на них на второй день по отплытии из Сантарема, заставили девушку укрыться несколькими слоями одежды и шляп с вуалями до локтей. А несмолкаемое их жужжание доводило ее почти до крика.

Но даже присутствие насекомых со временем перестало беспокоить Сару. По ночам ей больше не мешал шум джунглей. Лежа в темноте и пытаясь хоть как-то дышать сквозь дым тлеющего влажного мха, призванный изгонять москитов из палатки, девушка окидывала мысленным взором годы, проведенные в Лондоне, и свои отчаянные потуги войти в высшее общество, что было столь важным для ее матери. Как глупо выглядели теперь эти надежды. Никто не умрет, если пробор расчесан криво. Мир не остановится, если мужчина вдруг увидит женскую коленку. И какая разница – в два часа пополудни или в шесть пить чай, вместо положенных четырех? Теперь ей трудно оказалось даже представить себе, какова жизнь за пределами флоресты. Чистое белье и пахнущая дорогими экстрактами ванна остались туманными воспоминаниями. А вежливые беседы воспитанных людей, кажется, и вовсе не существовали.

После столкновения первой ночью у реки, американец держался поодаль, но глаз с нее не спускал, хотя и не разговаривал. Ее разрывало между потребностью кричать ему в лицо и позывами рухнуть на колени и благодарить Бога за то, что Морган не обращает на нее внимания.

Его присутствие производило на разум и чувства Сары все более тревожное действие; она ловила себя на том, что ищет его в часы между разбивкой лагеря и отходом ко сну. И оказывалось, что он одиноко сидит в темноте с тлеющей сигарой в зубах и бутылкой виски в руке. Лишь дважды осмеливалась она приблизиться к нему, и оба раза он цедил что-то сквозь зубы и отворачивался. Сперва девушка приписывала такое отношение его воинственной натуре. Вскоре, однако, она обнаружила, что с индейцами, Каном и Генри он ведет себя вполне дружелюбно.

Сара не привыкла иметь дело с враждебностью. Умение приобретать друзей всегда было одним из основных ее достоинств. Ее отец говорил, что, родись Сара мужчиной, она вполне могла бы преуспеть на политическом поприще.

Однажды вечером девушка решилась на прямой разговор и после ужина направилась к костру, который, как всегда, ревел, исторгая до самого неба столб дыма, рассеивающегося среди ветвей. Едкое облако, призванное охранить лагерь от москитов и песчаных мух, ело глаза, свербело в носу, но Сара решила, что при таких неудобствах даже предпочтительно будет вести беседу, к тому же это лучше, чем болезненные и опасные укусы насекомых.

Морган и Генри склонились рядышком при свете костра, головы их почти смыкались, и Морган чертил что-то палочкой на песке. Сара подошла сзади.

– Это река, – донесся голос Моргана, а стило его изобразило на песке извилистую черту. – Мы здесь.

– Осмелюсь не согласиться, – ответил Генри. – По моим расчетам, мы вот здесь, а Манаос должен быть вот здесь. – Он мыском сапога подвинул на предполагаемое место стоянки камень и провел линию на влажном песке. – Это Рио-Негро, а миссия Берселос приблизительно здесь. А где-то тут поблизости плантации Кинга.

Морган покачал головой.

– Не похоже. По моим прикидкам, выходит здесь. – Он ткнул палкой в землю.

– Будем надеяться, что нет. Мы несколько месяцев будем туда добираться, и нам не хватит никаких запасов.

– Три недели, – сказал Морган, – отсюда вот сюда.

– Но не через этот же лес, милый мой. По моим предположениям…

Генри обернулся и через плечо посмотрел на Сару. То же сделал и Морган. Они переглянулись, выпрямились и повернулись к ней лицом. Напоминали они двух мальчишек, которых поймали в саду за воровством.

– Что-то не так? – спросила Сара. Они покачали головами.

– А что вы шепчетесь?

– Разве мы шептались? – спросил Морган у Генри.

– Мы не хотели вас потревожить, – объяснил Генри. Сара посмотрела на карту, начерченную на песке, и Генри тут же взял ее под руку и усадил на обломок выброшенного на берег древесного ствола рядом с костром.

– Поздно гуляете, – прокомментировал он.

– Не спится.

– Вас что-то беспокоит? – озабочено нахмурился Генри.

Девушка старалась не смотреть на Моргана, растянувшегося на земле у костра. Вместо этого она стала рассматривать носки своих сапог – Сара хоть и ругалась, но перешла на тяжелые вещи в надежде уберечь ноги от москитов и мух-песчанок – и печально задумалась, почему же она не способна посмотреть американцу в глаза и сказать ему все, что думает.

Или Сара и сама толком не знает, что она думает? Раздражение, огорчение, гнев – все это смешалось в ее душе с еще одним чувством, и оно все более превалировало над остальными по мере того, как девушка день за днем проводила в обществе Моргана. Она пожала плечами.

– Мне стало одиноко, и, видимо, поэтому я стала вспоминать родителей.

– А-а…

Генри понимающе кивнул, приготовляя ей чашку чая, который он заваривал для себя. Морган, скрестив в лодыжках длинные ноги, продолжал ковырять ножом деревяшку, глаза его были скрыты полями шляпы. Сара поймала себя на том, что ей больше всего хочется увидеть эти глаза, пусть хоть на мгновение. Но Морган не поднял головы. Он вообще за эти дни на нее почти ни разу не посмотрел.

– А у вас была большая семья? – спросила она Генри, когда тот подал ей фарфоровую чашку с блюдцем. – И вы ни разу толком не рассказывали, каким образом очутились в Англии. Вас ведь туда какой-то ботаник привез?

Генри присел рядом с ней. На какое-то время он, казалось, задумался.

– Да. Мне было десять лет, когда я на него натолкнулся. Он каким-то образом ухитрился потеряться в флоресте. И я проводил его в деревню. Он предложил мне стать его платным проводником и переводчиком до конца его пребывания. И я проработал на него восемь месяцев. К концу срока он ко мне очень привязался. И когда возвращался в Лондон, позвал меня с собой. А там, поддавшись на уговоры своих коллег, он взял курс на мое образование и обучение манерам. Голубокровки эти страшно меня развлекали. От души повеселили. Они смотрели на меня, как на диковинку, а я на них – как на идиотов, но это так, к слову. Я там оставался, пока не закончил Оксфорд – с отличием. А когда вернулся в Бразилию, выяснилось, что все мои близкие… мертвы.

– Простите, – сказала Сара.

Генри потягивал чай и смотрел в темноту.

Наконец Сара набралась смелости обратилась к Моргану:

– А у вас как, мистер Кейн?

Отсвет пламени подрагивал на его длинных пальцах, которые поворачивали так и этак резную деревяшку; стружки серебрились у него на коленях.

– Расскажите о вашей семье, – настаивала Сара.

– А что рассказывать? – ответил он ровным голосом.

– Кто были ваши родители? Есть ли у вас братья и сестры?

Он сжал губы, полностью сосредоточившись на своих ладонях. И, по-прежнему не глядя на нее, ответил:

– Мой отец был офицером во флоте США. Мать у меня француженка.

– А они живы?

– Нет.

– В таком случае, я полагаю, у нас всех есть что-то общее, – сказала она.

Морган глянул ей прямо в глаза, и в его зрачках отразилось пламя костра.

– Да-а? – Улыбка у него была ледяная. – И что именно, ваша светлость?

– Мы все осиротели, образно говоря.

– Верно.

Он швырнул деревяшку на землю и поднялся. Сара внимательно взглянула ему в лицо, потом опустила глаза на сжатый в его руке нож. Ей очень не понравилось, как он подрагивает.

Морган повернулся, чтобы уйти. Тогда Сара, оставив чашку, вскочила. Нагнала она его уже на противоположном конце лагеря.

– Я хотела бы вас на пару слов, – сказала она. Морган взял винтовку, проверил, заряжена ли она, и растворился в темноте, оставив ее в ярости, гневно смотрящей ему вслед. Сжав кулаки, девушка устремилась за ним, спотыкаясь о завалы, оставшиеся на песчаном берегу со времени половодья. Сук вцепился Саре в подол, и она вынуждена была остановиться и с силой дернуть ткань, так что та порвалась и отпустила ее. К тому моменту, когда девушка настигла Моргана, терпение ее окончательно лопнуло, ярость стала неуправляемой – хотя она и понимала, что все это противоречит ее хорошему воспитании. А на кой черт оно здесь нужно?!

– Черт возьми! Остановитесь же сию секунду и посмотрите на меня!

Морган остановился так внезапно, что Сара тут же на него натолкнулась и уже падала, когда он подхватил ее, встряхнул как следует и поставил перед собой, будто ребенка, у которого истерический припадок. Девушка в ярости оттолкнула его руки.

– Я уже как могла терпела и пыталась понять это ваше многозначительное молчание, но мне это все осточертело. Если кто тут имеет право на гнев, так это я. Я тут пострадавшая сторона. Моих родителей уничтожил Кинг. О моем будущем идет речь, оно поставлено на кон. Я все, что у меня в этом мире осталось, поставила на дохлую карту, что вы меня доставите в Жапуру. И что происходит? Вы пытаетесь сняться среди ночи и бросить меня! Она двинула его кулаком в плечо. – И вот опять стоите и молчите! Я даже не могу с вами цивилизованно поговорить, потому что вы тут же даете деру.

– Вы закончили?

– Нет, не закончила! Я требую объяснений. Почему вы так невзлюбили меня со времени выхода из Сантарема.

Ночь и лес обступал их, превращая воздух в пар, а деревья – в нависшие темные фигуры, от которых Сара пришла бы в ужас, если бы зафиксировалась хоть на чем-то, кроме глаз Моргана. Но она не могла. – Господи! Она не могла! Внезапно девушка оказалась способна думать только о силе этого пристального взгляда – о той же самой его напряженности, понудившей его тогда ночью на «Сантосе» поцеловать ее так страстно, что она потеряла всякий рассудок. Господи милостивый! Неужели только по этой причине побежала она за ним в темноту одна? Неужели она надеется испытать эту запретную дрожь, почувствовать, как тело ее снова вжимается в его?

– Ну? – потребовала она предательски надтреснутым голосом.

Лицо ее в темноте казалось неясным пятном, и Морган подумал: «Нашкодивший котенок, изображающий из себя грозную львицу.» Он ведь бросит ружье, завалит ее на землю – и к черту ее девственность, Норман! К черту его собственную решимость не лишать ее невинности. Он сделал все, что мог, чтобы держаться от нее подальше, а было это не просто. Утром он просыпается – она рядом; весь день она сидит, уткнувшись в него коленками; и всю ночь она тут как тут – спит, завернувшись в сеточку и разметав по земле волосы, как лунная роза. А теперь снова испытывает его силу воли, в этот раз намеренно, – и он отнюдь не уверен, удержится.

– Сара, вернитесь в лагерь.

– Пока вы со мной не объяснитесь, не вернусь.

– Ах да, забыл. Вы же у нас за начальницу. Ну хорошо, начальница, что вы хотите от меня услышать?

– Вам обязательно всегда издеваться? – потребовала она.

Морган закатил глаза, сдвинул шляпу на затылок и уставился в ночь.

– Почему вы меня избегаете?

– А какое это имеет значение?

– Никакого.

Он снова уставился на нее.

– Так какого черта весь сыр-бор?

– Я только хочу понять, мистер Кейн, почему с другими женщинами вы ведете себя более чем свободно…

– Со шлюхами, – отрезал он, заставив ее умолкнуть. – Свободно я веду себя только со шлюхами, мисс Сент-Джеймс. С женщинами дурной репутации. А вы, если я вас правильно понял, причисляете себя к несколько иному разряду.

– А что, есть такой закон, где сказано, что вам нельзя иметь дело с порядочной женщиной? – закричала Сара в ответ, привставая на цыпочки от избытка чувств.

– А какого дьявола, – сорвался на крик и он, – порядочная женщина захочет иметь дело со мной?! – Он почувствовал, что теряет контроль над собой, его трясло от вскипевшей в нем злобы. Склонившись к Саре, он сказал: – Леди, я понятия не имею, как там у вас в Лондоне называют людей типа меня, но здесь у нас порядочная женщина вроде вас не признает сам факт моего существования, если, конечно, еще не совсем темно и у нее не чешется между ног настолько, что она хочет, чтобы я там почесал. – Сара ахнула. – Вот я кто, милая! Я – проклятый бото. Человек, которым мамочки пугают дочек. И к которому те же мамочки приползают на карачках, когда мужья оказываются не способны как следует заткнуть им дырку. Я тот, кто заставляет их чувствовать себя красивыми и желанными, нужными и любимыми – и так всю ночь, но лишь восходит солнце – и они не знают меня.

Сара попятилась от него, а Морган стал надвигаться, отшвыривая сапогами палки, сжимая в руке винтовку.

– Я не играю в любовь, Сара. И не развожу шуры-муры по темным углам с кокетками, строящими из себя целок.

– О! – закричала она. – Да я ничего подобного…

– Ты наняла меня, чтобы я доставил тебя в Жапуру и помог добыть горсть семян гевеи, чтобы ты после этого отправилась к Норману и вы с ним жили долго и счастливо. Так вот, этим я и занимаюсь, начальница. А теперь марш живо в лагерь, и близко ко мне больше не подходи!

Сара побежала; Морган смотрел ей вслед и думал, а хотел ли он хоть раз сильнее, чем сейчас, остановить ее.

Загрузка...