Игрок

Глава 26.

Нелл

Будучи на нервах, я расхаживаю за кулисами в ожидании начала кастинга. Их у меня было уже столько, что сложно сосчитать, но меня трясет от знания, что Гевин будет сидеть в аудитории и наблюдать за каждым моим движением.

– О, дорогая, – воркует в трубке у моего уха мамин голос. Несколько минут назад я позвонила ей рассказать о том, как изменилась моя жизнь с тех пор, как в нее вошел (скорее, вломился) Гевин и чтобы она меня подбодрила. – У тебя все получится. Ты знаешь номер как свои пять пальцев. Просто иди и покажи им все, что умеешь!

– Но... – заикаюсь я. – Он будет наблюдать, – заканчиваю детским шепотом.

– Так впечатли и его, – решительно отвечает она. Боже, как же я обожаю маму! – Кстати о птичках, я жду твоего звонка для получения подробной информации о твоем молодом человеке. Не каждый день моя дочь влюбляется в мальчика.

Смешно, что мама говорит о Гевине как о мальчике. Если бы она только знала... Не то, чтобы я когда-либо делилась с ней подробностями.

– Окей, мам. Мне нужно идти, но я позвоню тебе позже и расскажу, как все прошло, договорились?

– Договорились, девочка моя. Произведи фурор.

– Обязательно. Люблю тебя и я рада, что тебе лучше.

– Я тоже люблю тебя, детка.

Я отключаю телефон и убираю его обратно в сумочку, прежде чем положить ее в небольшой шкаф за кулисами.

– Окей! – громко кричит работница сцены. – Прошу... – ее глаза бегают по планшету в руке, – ...номера с первого по двадцатый выйти на сцену.

Я опускаю взгляд на приколотый к топу бумажный номер. Тринадцать. Понятия не имею проклятье это или наоборот цифра удачи, но в любом случае, у меня нет времени раздумывать об этом, потому что мне пора. Мой выход. Я пробираюсь к передней части сцены вместе с остальными девушками, стараясь не обращать внимания на загадочного мужчину, который восседает на одном из зрительских мест. Все, кроме него, принимают участие в процессе проб.

– Отлично! – раздается голос, и я мгновенно узнаю режиссера всех шоу La Magie. – Поскольку это кастинг повторный, обойдемся без хореографии.

Стоп... что? Повторный? Мой желудок начинает бунтовать, где и без того нервные бабочки поднимают еще большую суету. Я пробегаю глазами по рядам пустых кресел, пока не останавливаюсь на красивом лице Гевина. Он уверенно улыбается мне, и внезапно я ощущаю умиротворение. Он верит, что я могу это сделать. Родители верят, что я могу это сделать. Да я сама верю, что смогу это сделать. У меня был миллион кастингов, я знаю номер наизусть. Мне не нужна эта дурацкая хореография. Когда режиссер выкрикивает название спектакля, сердце усиленно бьется от волнения. Это мой любимый, тот, который отлично продемонстрирует гимнастические навыки.

– Четные номера, – обращается режиссер. – Вначале вы поработаете на полу. Нечетные покажут воздушную акробатику.

Да! Мне требуется невероятное количество усилий, чтобы от радости не взмахнуть кулаком в воздух. Я всех, черт возьми, порву! Не успеваю я опомниться, как мы оказываемся на местах, и начинается медленная мелодичная музыка. Я начинаю двигаться, покачиваясь в такт и завершая каждый элемент с совершенством, словно была рождена для этого. Не помню, когда в последний раз так уверенно танцевала на пробах. Под контролем каждый поворот, каждым кувырок. Музыка сменяется на быстрый, тяжелый темп, и мое тело ведет меня к длинной шелковой драпировке, свисающей с потолка.

Обхватываю без раздумий шелк правой ногой и руками, подтягиваюсь на ткани мягкими, плавными движениями. Я без проблем выполняю каждый элемент, потому что хореография у меня в крови. Драпировка словно продолжение моего тела, пока я переворачиваюсь и вращаюсь на ней в воздухе. Дотягиваюсь до второго полотна, чтобы зависнуть по центру в десяти метрах над полом. Я чувствую, как мои мышцы растягиваются и поют от восторга, когда я сменяю одно положение другим.

Время кульминации, и я точно знаю, что будет дальше. И я нисколько не сомневаюсь, что смогу это сделать. Обернув шелк вокруг талии, напрягаю спину и зависаю параллельно сцене. Удары барабанов усиливаются, разнося звуки по театру.

Вот оно.

Ослабив хватку на драпировке, я начинаю кружиться, падая все ниже, ниже и ниже, пока не оказываюсь всего в трех метрах от пола. Сжимаю ткань, и мгновение ока прекращаю вращаться, вытягиваю левую ногу, ловлю вторую драпировку и наматываю её на лодыжку. Раздается завершающая барабанная дробь, и я с идеальной точностью достигаю конечной позиции. И вот так всё заканчивается.

Я сделала это.

Я, мать вашу, сделала это!

Я возвращаюсь в закулисье в полном оцепенении, а следующая группа направляется на сцену. В этот момент две сильные руки обхватывают меня за талию, как в обруч из стали, и поднимают над полом. Я удивленно вскрикиваю, когда Гевин резко меня разворачивает.

– Ты была охренеть как великолепна! – объявляет он, ставя меня на ноги, но все ещё крепко держа и прижимая к груди. – Это было невероятно!

Его глубокие, темные глаза полны восторга и сверкают, глядя на меня, и я понимаю, что не влюблюсь сейчас в Гевина Сента. Потому что я уже. Я безумно влюблена в этого мужчину. Мое сердце в его руках. Он обладает силой уничтожить его, но мне все равно. Мои чувства к Гевину слишком сильные, слишком интенсивные, чтобы защищать себя, и эйфория от этого стоит разбитого сердца, с которым я, возможно, останусь в будущем.

– Спасибо, – шепчу я со слезящимися глазами.

– За что, детка? – так же тихо спрашивает он, убирая прядь волос с моей щеки.

– За все. За то, что устроил мне кастинг, за то, что Грэхем замолвил за меня словечко, за то, что вытащил меня из той богом забытой квартиры, и просто... за все. Если я получу эту работу, то только благодаря тебе.

Они наклоняется ко мне и нежно касается моих губ.

– Когда ты получишь эту работу, Пенелопа, то это произойдет лишь потому, что ты, бл*ть, добилась этого сама. Ни я, ни к Грэхем, ни кто-то еще ничего не сделали. Ты всё сама, детка. Видела бы ты себя со стороны... – его полный благоговения голос обрывается, когда мужчина отстраняется и качает головой. – Ничего прекраснее я не видел. Наблюдать за тобой там, наверху, было все равно, что наблюдать за течением воды.

Мои губы растягиваются в легкой улыбке, когда я обнимаю Гевина за шею.

– Неужели?

– Абсолютно. Это воодушевляет.

Темп биения сердца нарастает, я встаю на цыпочки и покрываю его подбородок легкими поцелуями.

– Самая красивая вещь, которую ты когда-либо видел?

– Ну... – Я откидываюсь назад, чтобы взглянуть на него, когда он замолкает. – Скорее, вторая по красоте.

– Что же первое? – уточняю я со смехом, потому что глаза мужчины темнеют и он крепче притягивает меня к себе.

– Смотреть, как ты кончаешь, когда я внутри тебя, а ты выкрикиваешь мое имя. Это самое прекрасное, что я когда-либо видел. Наблюдать за твоим выступлением – немного уступает.

Я снова смеюсь, пока внизу живота разливается тепло.

– Что ж, наверное, мне следует дать тебе еще одно представление вечером?

Гевин с жадностью обрушивает на меня свой рот в яростном поцелуе. Когда наши языки встречаются, я не могу перестать наслаждаться своей любовью к этому мужчине.

***

– За Нелл! – выкрикивают собравшиеся за столом с поднятыми бокалами. Сегодня утром меня назначали новым участником цирка La Magie, и Гевин настоял, что это необходимо отпраздновать. Правда я подумала, что мы сделаем это в постели (хотя и это за ним не стало), но вообще он подразумевал ужин с друзьями. Вот почему сейчас я сижу за большим круглым столом в роскошном пятизвездочном ресторане «Парагона» в окружении друзей и Гевина. Скотт клеится к Девису, хотя это безнадежное дело, Грэхем и Пейдж сидят по разные стороны стола, не забывая метать в друг друга молнии, но в целом ведут себя хорошо. Она так и не поделилась со мной, что между ними произошло, но я знала, что что-то было, признавала она это или нет. К чести Гевина, он дулся всего полчаса, когда я пригласила посидеть с нами Ника. Хоть Гевин и понимает, что между мной и Ником нет ничего романтического, он все равно тот еще собственник.

– Как отреагировала мама? – спрашивает Пейдж, поднося бокал к губам и делая глоток.

– Расплакалась, – признаюсь я. На лице появляется улыбка, когда я вспоминаю восторженную реакцию родителей. Я позвонила им и рассказала о получении роли в La Magie. Они закричали свои поздравления, бормотали, как мной гордятся, после чего папа передал трубку маме, и мы проговорили еще десять минут. – Она за меня очень рада, но хотела бы сама это увидеть.

– О, милая, – успокаивает Пейдж, сжимая мою ладонь.

– Она может посмотреть, – говорит Гевин, прерывая мою печаль.

Ловлю его взгляд.

– Как?

– Я все записал на телефон. С удовольствием поделюсь видео с твоими родителями, чтобы они увидели, насколько их дочь талантлива... Хотя, они уже это знают.

Я могу лишь ошеломленно таращиться на Пейдж, которая восторженно визжит.

– Дай мне! Я тоже хочу посмотреть!

Гевин милостиво протягивает Пейдж мобильник. Они с Девисом прижимаются друг к другу и смотрят запись, периодически охая и ахая на происходящее в маленьком экране.

– Спасибо, – одними губами благодарю я Гевина, желая признаться в любви. Пока что мне не хватает смелости. Он улыбается в ответ и целует меня в губы.

– Ну, я рад за тебя, красотка, – поздравляет Ник. – Жаль, что больше не увижу тебя в зале для хайроллеров. Хочу заметить, без тебя будет скучно.

Я улыбаюсь ему через стол, а Гевин издает что-то напоминающее низкое рычание собственника.

– Расслабься, чувак, – добродушно смеется Ник, поднимая руки в знак капитуляции. – Она мне как сестра. Да у меня яйца скукоживаются, когда я думаю о ней голой, – сообщает он всему столу, заработав громкий смех.

– Спасибо, Ник, – невозмутимо отвечаю я. – Ты настоящий мастер комплиментов.

– Перестань думать о ней голой, – ворчит Гевин себе под нос. Я наклоняюсь к нему и кладу руку ему на бедро, пытаясь утихомирить зверя.

– Ну, а я должен сказать, – Грэхем ловит пристальный взгляд Гевина, – что если уж мне и приходится терять свою лучшую официантку, то я счастлив, что она уходит в лучшее шоу Лас-Вегаса.

Краем глаза я замечаю, как Пейдж закатывает глаза.

– Точно, точно, – поддакивает Скотт, поднимая стакан. Все повторяют его жест и выпивают под громкое «ура», после чего два официанта начинают расставлять наши закуски на столе.

За обжаренный стейк из тунца и тар-тар можно умереть, так что я жадно набрасываюсь на еду. Все за столом молча наслаждаются блюдом, пока Пейдж не подает голос.

– Кто-нибудь, пожалуйста, передайте мне соль.

Ой-ой.

– Что? – прищуриваясь, переспрашивает Грэхем. Кусочек стейка на вилке застывает на полпути к его рту.

– Мне нужна соль, – повторяет Пейдж.

– Какая нелепость! – хмыкает Грэхем. – Еда безупречна, соль только испортит вкус!

Пейдж пожимает плечами и начинает сыпать соль из солонки, которую ей только что передал Скотт.

– А мне недосолено...

– Прекрати! – кричит Грэхем. – Ты все портишь!

Глаза всех присутствующих бегают туда-сюда между Грэхемом и Пейдж, словно мы смотрим теннисный матч. Пейдж подносит ломтик тунца ко рту и одобрительно мурлычет.

– Намного лучше.

Мне приходится как следует постараться, чтобы не заржать, когда Грэхем давится собственной слюной. Подношу еду к губам и откусываю кусочек, дабы держать рот на замке. Все очень, очень вкусно, но я, пожалуй, соглашусь с Пейдж относительно приправ, не то, чтобы я собиралась это озвучить. Скотт, увы, в отличие от меня умом не блещет.

– Знаешь, чувак, но думаю, она права. – Взяв солонку, он щедро посыпает еду, прежде чем снова начать есть. – Во, теперь то, что нужно, – говорит он, кивая, в то время как Грэхем покрывается красными пятнами.

– Вы сами не понимаете, о чем говорите, – бормочет он, откусывая кусочек. – По-моему, вкус фантастический, – добавляет он с набитым ртом, хотя выражение его лица опровергает его же слова. Он понимает, что Пейдж права, просто не хочет этого признавать.

– Держи, малыш. – Пейдж солит ломтик тунца и кладет его на тарелку Грэхема через весь стол. – Попробуй.

Грэхем несколько секунд таращится на подношение, затем, наконец, уступает и подносит еду ко рту. Как только отлично посоленный кусочек пищи попадает на его вкусовые рецепторы, его глаза расширяются, прежде чем он успевает опомниться. Пережевав и проглотив, он подносит салфетку к губам и откашливается.

– Просто удачное совпадение.

– Или твой шеф-повар не имеет ни малейшего представления о правильной приправке блюд. Даже чайник разберется с солью. Надо быть полным идиотом, чтобы все испортить.

– Бред! – возмущенно вскрикивает Грэхем. – Да будет тебе известно, что Жан Гюсто – всемирно известный повар и обладатель звезды «Мишлен»!

– Хорошо, хорошо, – небрежно отвечает Пейдж. – Жаль только, что это не отразилось на тар-таре.

Я стараюсь подавить смех, но сдавленный звук все же покидает мое горло, прежде чем успеваю закрывать рот рукой.

– Простите. Не в то горло попало, – оправдываюсь я, когда Грэхем недовольно на меня смотрит. Судя по хихиканью за столом, остальные тоже забавляются противостоянием этих двоих. Каким-то образом нам удается покончить с закусками без лишней драмы, болтая о всяких пустяках и держась подальше от темы еды. Но тут подают основное блюдо.

Запахло жареным.

– Прошу прощения. – Пейдж останавливает мимо проходящего официанта с доброй улыбкой. – Извините, не хочу быть обузой, но...

– Это маловероятно, – фыркает Грэхем.

Она бросает на него неприязненный взгляд, а затем снова добродушно смотрит на официанта.

– Как я уже говорила, не хочу быть обузой, но моя говядина «Веллингтон» приготовлена неправильно.

– Полная хрень! – Грэхем вскакивает со стула и обегает стол. – Я готов согласиться с солью в закусках, но вот сейчас ты нагло врешь ты... Ты... Лгунья!

Боже, я ничего не могу поделать, поэтому тупо хихикаю в кулак. Слегка подвыпивший Грэхем такой забавный! Я смотрю на Гевина, когда он сжимает мое бедро под столом, и вижу в его глазах веселье.

– Я не лгу! Смотри! – Пейдж отрезает еще кусок говядины «Веллингтон». – Мясо передержали. Оно должно быть розовым посередине, а тут серое. А тесто сырое, даже не слоится. Таким оно быть не должно. И тут тоже, – она взмахивает рукой в воздухе, – не хватает соли!

Грэхем хватает вилку и подносит к глазам нарезанную говядину «Веллингтон». Его плечи опускаются, когда он понимает, о чем говорила Пейдж, но, будучи упрямцем, он отказывается признавать поражение.

– По-моему, все в порядке, – заявляет он, но по его лицу можно точно понять, что он врет.

– Попробуй, – сквозь стиснутые зубы требует Пейдж.

Сглотнув, Грэхем закидывает говядину в рот, медленно жует, пока мы все с восхищением наблюдаем за этим процессом.

– Слоеное тесто должно расслаиваться во рту, а говядина должна быть нежной и сочной. Но это же не так, верно?

Грэхем проглатывает мясо и бросает на Пейдж убийственный взгляд.

– Думаешь, у тебя получится лучше? – саркастически спрашивает он.

– Я не думаю, я знаю. Может у твоего повара есть звезда «Мишлен» и может он готовит хоть для гребанного президента, мне все равно! Но еда в ресторане не вкусная, и ты это знаешь. Если ты хочешь стоять здесь и делать вид, что я несу чепуху, то вперед, но когда твой ресторан пойдет ко дну из-за твоего упрямства и нежелания прислушиваться, я буду неподалеку, чтобы потом сказать тебе: «А я говорила!»

Положив вилку обратно на стол, Грэхем поправляет лацканы пиджака, прежде чем забрать у Пейдж тарелку.

– Прошу меня простить, я на минутку, – обращается он к столу. – Я... э-э-э... пойду перекинусь парой слов с шеф-поваром.

Он разворачивается и практически бежит на кухню, а бедный взволнованный официант топает за ним.

– Ну, – уже открыто хихикаю я. – Было весело.

– Ты что, издеваешься? – хохочет Скотт. – Да это было потрясающе! Пейдж, я думаю, ты мой новый герой. Никогда не видел, чтобы кто-то ставил Грэхема на место.

– Солидарен, – подтверждает Гевин, поднимая бокал. – Это было легендарно. Давно пора было сбить спесь с этого подонка. Мы у тебя в вечном долгу, Пейдж.

– Еб*ть-колотить! – раздается грубый мужской голос позади нас. – Да это же Гевин, мать его, Сент!

Насмешливое настроение за столом внезапно приобретает ледяной характер, и только когда я поворачиваюсь лицом к тому мудаку с грязным ртом, я понимаю, в чем дело. На шее мужчины блестят безвкусные золотые цепи, а на руке висит женщина, которую явно подобрали на трассе. Сразу ясно, что Гевин до смешного его выше, но по тому, как все тело Гевина окостенело, понятно, что они знают друг друга. И хорошо.

Интуиция подсказывает мне, что из этой встречи ничего хорошего не выйдет.