Ирландская принцесса

10

СИРША

Мгновенно мое сердце подскакивает к горлу, и я чувствую почти тошноту. Я не могу поверить, что я только что это сделала. Я говорила Найлу, что прямо сейчас между нами ничего не может произойти, отталкивала его снова и снова, а теперь отправляю ему наводящие на размышления пьяные селфи посреди ночи. Скорее всего, он не ответит, успокаиваю я себя. Он даже не увидит их до утра. Он, наверное, спит. Я могу придумать оправдание позже, типа отправила их не тому человеку…

Появится уведомление о появлении сообщения. Найл.

Черт! Блядь, блядь, блядь!

Мое сердце колотится со скоростью миллион ударов в секунду, когда я смотрю на него сверху вниз, или, по крайней мере, мне так кажется. Мой палец на секунду зависает над экраном, прежде чем я набираюсь смелости нажать на него, и когда я это делаю, я тяжело сглатываю, чувствуя, как пульс подскакивает к горлу.

Вижу, наслаждаешься своим девичником?;)

Блядь я уже сожалею, но я яростно набираю ответ.

Я немного навеселе. Мне не следовало их посылать. Пожалуйста, просто удали их.

Проходит мгновение. А потом…

Если ты действительно этого хочешь, я это сделаю. Я просто хочу, чтобы ты позволила мне сначала насладиться ими…

В моей голове мгновенно возникает образ Найла, лежащего на спине в своей постели, без рубашки, в расстегнутых джинсах, когда он одной рукой поглаживает свой член, а другой смотрит на фотографию моего декольте. Изображение, которое я пытаюсь прогнать как можно быстрее, поскольку чувствую пульсирующий жар между бедер.

Это смешно, печатаю я. Я знаю, тебе нужно нечто большее, чем фотография, которой можно “наслаждаться”.

Ответ приходит почти мгновенно.

Уверяю тебя, Сирша, я мог бы сделать гораздо более “ручную” работу, просто представив, как снимаю это платье.

О боже. Я чувствую, как горит моя кожа, сердце колотится в груди, когда образ того, как он доставляет себе удовольствие, с ревом возвращается в мой мозг.

Еще одно сообщение от него, прежде чем я могу ответить.

Я не хотел отвлекать. Извини. Если хочешь, я могу поделиться своими.

Все в порядке, печатаю я быстро, хотя и не уверена, что это так. Я знаю, что здесь я ступаю в опасную, мутную воду. Что это значит?

Проходит секунда, потом еще одна… и на экране появляется картинка.

О боже, у меня проблема. Эта мысль приходит мне в голову в тот момент, когда я ее вижу. Это Найл, лежащий на спине в своей постели, как я и представляла. Его черные волосы растрепаны на фоне серо-стальной наволочки, его голубые глаза яркие и пронзительные в свете лампы, и хотя он не без рубашки, ради фотографии он задрал черную футболку, в которую одет, так что я могу мельком увидеть его крепкий пресс и темную дорожку волос между двумя v-образными линиями, спускающуюся под джинсы.

Хочешь, я расстегну ремень?

Еще одна горячая пульсация между моими бедрами. Я крепко сжимаю их вместе, опускаюсь на пол в ванной и проверяю, защелкнулся ли замок. В основной части номера есть еще один, если кто-то проснется ночью, захотев пописать или что-то еще. Этот может быть моим, только на данный момент, последнее, что мне нужно, это чтобы кто-нибудь застал меня за сексом с Найлом Фланаганом.

Секс по переписке. О боже, это то, чем я занимаюсь. Прямо сейчас. Но я не хочу останавливаться. Это весело. Кокетливо. Такого я никогда не делала, и когда-то представляла, что, если мне повезет, я смогу заняться этим со своим будущим мужем. Я никогда не представляла себе, что Коннор такой человек, но Лиам, возможно, был таким. Коннор, которого я встретила в Лондоне, был бы таким. Однако Коннор, с которым я обручена, кажется связанным и решительным заставить себя не хотеть меня. Оставаться отстраненным. И все это время есть другой мужчина, который ждет, когда я получу обещанную свободу, жаждущий видеть мои глупые подвыпившие селфи и отправить свои.

Что-то горячее и бунтарское вспыхивает во мне.

Ты так сделаешь? Набираю ответ. Если я буду хорошей девочкой и скажу "пожалуйста"?

Я думаю, что мое сердце выпрыгнет из груди, пока я жду его ответа. Это самая смелая вещь, которую я когда-либо делала, даже больше, чем фотография. Я помню, как Коннор назвал меня хорошей девочкой в клубе, как сильно это, казалось, завело его, и что-то подсказывает мне, что Найлу это тоже может понравиться.

Мой телефон пикает.

Ах, девочка, ты меня доведешь такими разговорами. Но я думаю, ты заслуживаешь награды за свою храбрость.

Фотография, которая появляется на экране, более откровенна. Его рубашка задрана выше, что дает мне лучший обзор его пресса, ремень и верхняя пуговица джинсов расстегнуты, виден только край черной полосы под ними. Его большой палец просовывается под ткань нижнего белья, дразня тем, что я могла бы увидеть больше, если бы попросила.

Я знаю, что он делает. Он дает мне время отказаться от этого, сказать, что я просто пошутила, что нам нужно остановиться. Он не торопится, хотя я знаю, что у него, вероятно, уже встал, что если бы мы занимались этим при других обстоятельствах, то в этом текстовом сообщении от него я могла бы получить фотографию его члена, обхватившего его кулаком.

Кое-что, что я вдруг очень сильно захотела увидеть.

Я беззастенчиво оттягиваю вырез своего платья, приподнимая грудь рукой, так что обнажается еще большая часть моего декольте. Я делаю еще один снимок, позволяя ему тоже мельком увидеть мои приоткрытые губы, и отправляю его. Честное слово, это все, что я отправляю вместе с ним, а потом жду.

Хотел бы я увидеть эти красивые сиськи лично, отвечает он, и я подавляю подвыпивший смешок другой рукой. Я не могу представить, чтобы Коннор когда-либо называл мои груди так, по крайней мере, не ту версию Коннора, которую я получаю сейчас, и это даже не сексуальное слово, но что-то в том, что Найл пишет это, заставляет это казаться другим. Я слышу, как он произносит это своим грубым голосом с акцентом, и от этого у меня по спине пробегает приятная дрожь.

Дай мне время, пишу ответ. Может быть, однажды ты это сделаешь.

Пришли мне их фотографию. Я хочу посмотреть, насколько они великолепны без прикрывающего их платья. Его реакция почти мгновенна, и я чувствую дрожь нервозности и трепет возбуждения одновременно. Я чувствую себя сексуальной, могущественной, зная, что на другом конце провода Найл лежит в своей постели и возбужден мной, ожидая, дам ли я ему то, что он хочет.

Сначала ты покажи мне больше, отвечаю я, мои пальцы дрожат от волнения и предвкушения. Я чувствую, как учащается мой пульс, пока я жду его ответа.

Это еще одна его фотография, на этот раз в расстегнутых джинсах, его большой палец оттягивает боксеры, так что я мельком вижу его член. Мой пульс учащается при виде этого, темные волосы у основания аккуратно подстрижены, ствол, упирающийся в его боксеры, толще, чем я предполагала, с видимыми венами, он такой твердый.

Это так возбуждающе.

Вот тебе и еще кое-что, девочка, пишет он, нахально подмигивая. Что ты собираешься мне подарить?

Я тяжело сглатываю. Справедливо, говорю я себе, протягивая руку назад, чтобы расстегнуть молнию на моем платье, чтобы вырез соскользнул вниз. На мне нет лифчика, и я ловлю его за мгновение до того, как оно скользит по моим соскам, держа его прямо там, чтобы он мог видеть мою грудь и, может быть, только едва заметный намек на розовый сосок, но не совсем обнаженную грудь.

Я никогда раньше не делала таких фотографий, признаюсь, прежде чем отправить их, прикусывая губу и гадая, найдет ли он это сексуальным. Я всегда считала, что моя грудь немного посредственная, недостаточно маленькая для мужчин, которым нравятся миниатюрные женщины с маленькой грудью, но и не большая тоже. Они насыщенные и задорные, но мне всегда было интересно, не находятся ли они в каком-то странном промежуточном положении, где никто не был бы особенно взволнован, увидев их.

Господи, Сирша, у тебя самые шикарные сиськи. Позволишь платью упасть?

Что ж, вот и ответ на этот вопрос, думаю я про себя с небольшим замиранием сердца, когда мои пальцы нависают над экраном, и я соображаю, к чему именно это ведет. Я не собираюсь отправлять ему полностью обнаженную натуру, если он попросит об этом, решаю я. Даже отправлять это рискованно только потому, что я настолько полностью доверяю Найлу, что даже делаю это. Если бы он захотел, он вполне мог бы использовать эти фотографии, чтобы помочь Лиаму и навредить Коннору, но только раньше я осознала, насколько сильно я не верю, что Найл использует меня.

Продолжать в любом случае плохая идея, но я не хочу останавливаться. Я слишком навеселе и возбуждена, мои бедра плотно сжаты там, где мои мягкие кружевные трусики влажно прилипли, сердце бешено колотится в груди, и больше всего на свете я не хочу, чтобы это заканчивалось. Это лучше, чем любое шоу стриптизеров или приватный танец.

Вместо этого я требую показать мне еще немного, и фотография появляется почти мгновенно, как будто он уже сделал ее, зная, что я попрошу.

Его джинсы спущены ниже по бедрам, черные боксеры прикрывают только головку члена, остальная часть впечатляюще толстого ствола обнажена для меня, за исключением того места, где его пальцы прикрывают чуть выше головки, как будто для того, чтобы она не вырвалась и не обнажила его полностью. Я вижу и все остальное: глубокие выпуклости мышц на его бедрах, темные волосы, спускающиеся к темной подстриженной поросли у основания его члена, ребристые выпуклости пресса, поднимающиеся к груди. Сразу после этого появляется другой, почти такой же снимок, но теперь он без рубашки, и на фотографии видны его полные губы и острый подбородок, а грудь полностью обнажена, чтобы я могла ее видеть.

Что ж, теперь я топлес, девочка.;)

Чувство, пронизывающее меня, пугает и возбуждает одновременно. Я знаю, что переступаю черту, но альтернатива остановиться, а я слишком наслаждаюсь всем этим. Поэтому, прежде чем я успею передумать, я снимаю платье и делаю снимок.

Я выгляжу на нем сексуально. Я не могу этого отрицать, хотя меня трясет от мысли отправить это. Моя спина выгнута, грудь выпячена, ярко-розовая ткань платья облегает талию, а мои рыжие волосы разметались повсюду. Хотела бы я, чтобы Коннор мог видеть меня такой. Мысль настолько ясна, настолько поразительна, что у меня болит в груди за секунду до того, как я ее отправлю. Я чувствую себя почти виноватой, потому что знаю, что использую Найла. Мое желание к нему такое же искреннее, как и его ко мне, но он хочет меня, и только меня. Если бы я думала, что есть шанс, что я смогу заполучить Коннора полностью, во всех отношениях, я бы не задумываясь отказалась от Найла, если бы это означало, что я могла бы полностью быть с Коннором.

Я немного отступаю, когда эта правда поражает меня прямо в живот, лишая немного удовольствия от того, что я делаю. Это отрезвляющая мысль, которой почти достаточно, чтобы заставить меня прекратить все это. Единственная причина, по которой я этого не делаю, это бунтарство, потому что, если Коннор собирается лишить меня шанса на страстный брак, будь я проклята, если он собирается разрушить и это тоже.

Пока я жду ответа Найла, я натягиваю платье обратно и на цыпочках выхожу из ванной, чтобы взять свой бокал и остатки одной из бутылок шампанского. Я знаю, что рискую быть застигнутой за разговором… Мэгги, в частности, сразу бы поняла, что что-то происходит, но я хочу выпить.

Через несколько секунд приходит сообщение от Найла, и я быстро укладываюсь обратно на плитку с подогревом в ванной, запираю дверь и наливаю стакан, нажимая кнопку "Сообщение".

Черт возьми, Сирша.

А затем, секундой позже.

Я не знаю, должен ли я говорить тебе это, но если ты не заметила раньше, то я становлюсь твердым как камень от мыслей о тебе. И я не могу оторвать от себя руки, увидев это.

Прежде чем я успеваю ответить, приходит третье сообщение.

Черт возьми, девочка, я хочу, чтобы мои руки касались тебя, а не моего собственного члена.

О боже. Я чувствую прилив тепла, возбуждение разливается между моих бедер, когда я закусываю губу, чтобы не застонать, немного ерзаю на плитке, снова перечитывая его сообщения. Мое сердце бьется так сильно, что причиняет боль, и я никогда в жизни так сильно не желала телепортироваться обратно к садовой стене, где он поцеловал меня, или в клуб, куда Коннор заставил меня прийти, или в лифт, или в любое другое место, где кто-то из них прикасался ко мне…

Мой телефон снова пищит.

Девочка? Сирша? Извини, если я не в тему…

Нет, я быстро набираю ответ. Я просто…это застало меня врасплох, как ты трогаешь себя, думаешь обо мне. Смотришь на меня.

Ответ быстрый и по существу.

Девочка, если бы у меня было по пять центов за каждый раз, когда я годами поглаживал свой член, думая о тебе, я был бы богатым человеком.

Мои пальцы нависают над экраном. У меня возникает внезапное желание рассказать ему о прошлой ночи, и я хватаю свой бокал шампанского, осушая его, прежде чем начать печатать.

Я трогала себя после нашей маленькой встречи прошлой ночью. В своей комнате, прислонившись к двери. Я кончила так сильно, что чуть не упала. Это было так приятно.

Порыв признать это почти так же хорош, как удовольствие от самого акта, трепет от представления, как Найл читает эти слова, стонет, сжимает свой член в кулаке, представляя, как я поглаживаю свой собственный клитор.

Я не знаю, возбуждаться ли мне от мысли, что я так сильно возбудил тебя, девочка, или сожалеть, что не мои пальцы и язык подарили тебе тот оргазм.

Ты бы использовал свой язык? Скажи мне, как? Безрассудно набираю я в ответ, наливая еще шампанского.

Пришли мне фотографию того, где сейчас находятся твои пальцы.

Еще один шаг. Еще одна строка. Я не собираюсь отправлять ему фотографию своей голой киски, но, слегка поерзав, мне удается задрать обтягивающую юбку, просунуть пальцы под лавандовое кружево трусиков и наклонить камеру так, чтобы он мог видеть, ткань чуть сдвинута в сторону, чтобы он мог увидеть намек на гладкую обнаженную плоть. Я задыхаюсь, когда мои пальцы касаются моего клитора, горячего, скользкого и пульсирующего, и это все, что я могу сделать, чтобы не продолжать, вместо того чтобы отправить текст.

Это все, что ты можешь увидеть, дразняще пишу я ему. Но сейчас я так намокла, думая об этом.

Боже, девочка, чего бы я только не отдал, чтобы попробовать тебя. Я представляю, что твоя киска такая же сладкая, как и твой рот.

Боже мой. Я до сих пор не забыла острое, невероятное удовольствие от губ Коннора, когда он впервые лизал меня на пляже за пределами Дублина. Я знала, что оральный секс доставит мне удовольствие, но ничто не могло подготовить меня к ощущению влажного тепла его языка, к всасыванию его губами самых чувствительных частей моего тела.

Воспоминание заставляет мои пальцы поджиматься на кафельной плитке, мои пальцы снова ищут край трусиков, когда я держу телефон в другой руке, образы в моей голове дико переключаются между лицом Коннора между моими бедрами на одеяле и идеей Найла там вместо него, его щетина царапает мою мягкую плоть, а его язык…

Чем ты сейчас занимаешься? Пишу я, потому что я не могу написать ему то, о чем думаю прямо сейчас, а именно, что я бы все отдала, чтобы его рот был у меня между ног, облизывал меня до оргазма, в котором я начинаю все более отчаянно нуждаться.

На фотографии, которую он присылает мне, изображен его напряженный пресс, рука обхватывает теперь свободный и напряженный член, ладонь обхватывает головку так, что не видно всей длины.

Думаю о тебе, девочка.

Я откидываю голову назад, чувствуя, что у меня перехватывает дыхание. Я не имею ни малейшего представления о том, что написать ему, чтобы он прошел через это, чтобы он продолжал двигаться, поэтому вместо этого я щелкаю пальцами под другим углом в трусиках и отправляю ему сообщение.

Я делаю то же самое. Представь, что это ты заставляешь меня стонать, и скажи мне, когда ты собираешься кончить.

Даже это гораздо более дерзко, чем все, что я могла себе представить еще час назад. Я кладу телефон рядом с собой, прислоняюсь спиной к стене и допиваю свой бокал шампанского. Есть что-то порочно декадентское в том, чтобы одной рукой тереть свой клитор, а другой пить шампанское, и я позволяю своим бедрам раздвинуться немного шире, представляя Найла между ними, его голубые глаза, смотрящие на меня снизу вверх, пока его язык вырисовывает те же узоры, что и мои пальцы, или новые, которые я еще не нашла.

Мой телефон оживает.

Я так чертовски близок, девочка, но я хочу, чтобы это длилось дольше. Хочу представить, как касаюсь каждого дюйма твоего тела, целую тебя, испытываю сладкое удовольствие от погружения моего члена в тебя. Хочу слышать звук, который ты издаешь, когда я это делаю. Черт возьми, я хочу тебя так чертовски сильно, ты даже не представляешь, Сирша…

Еще немного, и я быстро набираю ответ.

Так приятно представлять твой язык. Я тоже хочу кончить, когда ты это делаешь.

Я буду ждать тебя, девочка.

Почему-то кажется, что последнее сообщение означает нечто большее, чем просто то, что он откладывает свой оргазм, пока я тоже не окажусь близко. Моя грудь снова сжимается, немного возвращается чувство вины, но оно вытесняется похотью, когда я быстрее потираю пальцами свою набухшую плоть, допиваю шампанское и выгибаюсь вверх, подставляя руку. Я чувствую тепло, опьянение и почти парю, пузырьки алкоголя шипят в моих венах, и я чувствую, как удовольствие растет, растекаясь по мне.

Я так близко, быстро отправляю левой рукой. Я кончу, когда ты это сделаешь.

Черт возьми, девочка, я собираюсь. Я так чертовски возбужден, что не могу этого вынести. Я должен кончить для тебя, прямо сейчас…Сирша…

Я тоже почти слышу это, вижу это, его хриплый стон, его бедра вздымаются вверх, его член набухает в кулаке, когда он начинает лопаться. От этого по мне пробегает первая волна удовольствия, мои бедра дрожат, когда я тоже начинаю кончать, спина выгибается дугой, и я прикусываю губу и тяжело дышу, стараясь, чтобы меня не услышали, когда я трусь о свою руку. На моем экране вспыхивает еще одна картинка, на ней кулак Найла обхватывает его член, молочная жидкость стекает по его коже, и я закусываю губы, чтобы не вскрикнуть, когда очередная волна удовольствия сотрясает мое тело при виде этого.

Это все для тебя, девочка, пишет он. Надеюсь, ты не пожалеешь об этом утром. И я надеюсь, что ты тоже кончила. Надеюсь, тебе было так же хорошо, как и мне, потому что это было чертовски невероятно.

Я даю себе секунду, чтобы прийти в себя, поплавать в туманном, теплом послесвечении моего оргазма, прежде чем ответить.

Я тоже кончила, только что. И это было невероятно. Я не пожалею об этом. Но мне, наверное, стоит немного поспать.

Мне холодно вот так прерывать его, но внезапно меня охватывает страх перед тем, что еще он может сказать, какие ночные ощущения могут проскользнуть наружу, технологичная болтовня на подушках, вызванная удовлетворением и алкоголем. Я действительно устала, добавляю я.

Все в порядке, девочка. У меня завтра тоже долгий день.

На мгновение три точки зависают на моем экране, затем исчезают, затем зависают, затем исчезают, как будто Найл печатает и перепечатывает слова, которые он не уверен, что должен произносить. Я одновременно боюсь узнать, что это такое, и ужасно любопытна, но, когда приходит его последнее сообщение, это всего лишь "Спокойной ночи, Сирша".

Спокойной ночи, я печатаю в ответ, чувствуя странное разочарование.

Я положила трубку, разрываясь между трепетом от того, что я только что сделала в первый раз, и затяжным чувством вины и странной меланхолии. Найл никогда не сможет значить для меня то, что, я знаю, он хочет. Он никогда не сможет стать любовью всей моей жизни. Никто не может, потому что Коннор отказывается занять это место, и пока я замужем за ним, моя верность всегда будет на первом месте по отношению к нему, несмотря на это. Кто бы еще ни появился в моей жизни, он всегда будет вторым после Коннора. Всегда любовник в тени, скрытый и тайный, всегда запоздалая мысль. Я знаю, что это не то, чего хочет Найл. Я также знаю, что он готовит себя именно к этому, говоря себе, что лучше подождет меня и получит какую-то часть меня, чем вообще ничего.

После того, как мы с Коннором переспим, мне все еще будет больно каждый раз, когда я вспомню, что он не тот, кто хочет меня такой. Это не должно причинять боли, но это так. Я смогла представить, что Найл кончает на меня только потому, что я видела, как это делает Коннор, потому что он рассказал мне о том, как выглядит мужчина, когда у него возбуждение, о том, как он реагирует, о стонах и подергиваниях, о вкусе и ароматах, обо всех чувственных ощущениях, связанных с возбуждением мужчины. Но сейчас, все это было не с Коннором. Потому что я достаточно уверена, что ему было бы все равно, что я отправляла сообщения не ему.

Я хочу поговорить с ним. Все еще испытывая головокружение и опьянение, я прижимаю телефон к груди, смутное удовлетворение от моего оргазма растворяется во внезапной боли желания мужчины, за которого я, как предполагается, очень скоро выйду замуж. Нет абсолютно никаких причин, по которым я должна звонить ему. Сегодня вечером у него мальчишник, и если я не думала, что он хочет мое сексуальное фото, то еще больше уверена, что он не хочет со мной разговаривать. Но наспех выпитое шампанское начинает действовать, и я ловлю себя на том, что неуверенно набираю его имя в своих контактах, прижимая телефон к уху.

— Сирша? — Он отвечает после второго гудка, его голос хриплый и тоже немного пьяный, и мое сердце подпрыгивает от этого звука.

— Коннор.

— Зачем ты мне звонишь? Разве ты не должна есть леденцы на палочке или что-то еще со своими друзьями? — Его голос слегка дразнящий и немного невнятный, и это придает мне смелости, которой у меня раньше не было.

Это почти заставляет меня пожалеть, что я не отправила ему фотографии.

— Это были кексы пенисы, — твердо говорю я ему. — И все они были съедены. Все остальные спят.

— Но ты все еще не спишь?

— Тут еще оставалось немного шампанского. — Я слегка икаю и слышу тихий смешок на другом конце провода.

— Принцесса, я думаю, ты пьяна.

— Возможно. — Я снова икаю. — Вообще-то, мне нравится, когда ты называешь меня принцессой.

— Теперь я точно знаю, что ты пьяна.

— Возможно, — соглашаюсь я. — Кексы были намного меньше твоего члена.

— Я рад слышать, что ты помнишь, какой он — сухо говорит Коннор. — Хотя сейчас он не в том состоянии, которое ты помнишь.

— Что ж, примерно через неделю мы это изменим.

— О? — Я слышу странные нотки в его голосе.

— Наша брачная ночь, — напоминаю я ему.

— О. — Он повторяет это слово, но по-другому. — Ты права. Одна неделя.

— Ты говоришь так, словно не ждешь этого с нетерпением. — Я не могу скрыть нотку разочарования в своем голосе.

— О да, принцесса. Но я уже собирался заснуть, когда ты позвонила, и если я буду слишком много думать об этом, мне снова придется дрочить.

Снова? Я с трудом сглатываю. Разговор принимает неожиданный оборот, и я знаю, это потому, что он пьян.

— А ты не хочешь?

— Я могу наслаждаться своей рукой очень много раз, прежде чем она состарится.

— Что, если я сделаю это с тобой? — Слова вылетают прежде, чем я успеваю их остановить. — Мы могли бы оба…

— Где ты, принцесса? — В его голосе слышатся нотки, которых раньше не было. — В постели?

— Я… — По какой-то причине я говорю ему правду. — Я сижу на полу в ванной и пью шампанское. Ну, шампанское уже закончилось, но я еще тут.

— И дверь заперта?

— Да. — Мой голос срывается. — Ты собираешься…

— Сказать тебе, что делать? Я, конечно, рад, принцесса. Звучит так, будто ты была плохой девочкой, пила шампанское в одиночестве в ванной и думала обо мне, пока не напилась настолько, что позвонила мне посреди ночи. Это не очень невинное занятие, не так ли?

— Ты заставлял меня делать много вещей, которые были не очень целомудренными, — парирую я, мои слова слегка заплетаются.

— Абсолютно верно принцесса. Теперь засунь руку в трусики и скажи мне, насколько ты мокрая.

— Я промокла насквозь, — шепчу я. — У тебя тоже встал?

— Я всегда добиваюсь своего, — уверяет он меня, и мне отчаянно хочется попросить его прислать мне фотографию, но я не решаюсь. Он, вероятно, посмеялся бы надо мной или образумил меня, а я не хочу, чтобы это произошло. Я снова возбуждаюсь, страстно желая испытать это с ним, и нервно облизываю губы, ожидая, когда до меня долетят его следующие слова.

— Ах, — стонет он. — Ну вот, теперь я тверд как скала. — Я слышу шорох одеял и звук соприкосновения плоти с плотью. — Мм, так приятно, знать, что ты тоже это делаешь. Сирша, ты потираешь свой клитор?

— Да, — шепчу я, мои пальцы начинают двигаться сами по себе, когда я делаю именно это.

— Хорошая девочка. Ты не можешь кончить, пока я тебе не скажу. Я не хочу, чтобы ты испытывала оргазм, пока я тоже не буду готов кончить для тебя. — У него низкий, горячий голос, и я могу сказать, что он очень пьян, вероятно, так же пьян, как и я.

Интересно, вспомнит ли он об этом утром. Интересно, пожалеет ли он об этом. Я не знаю, хочу ли я, чтобы он запомнил или нет.

— Просунь два пальца внутрь для меня, принцесса. Ты делаешь это сейчас?

Я опускаюсь, просовываю два пальца внутрь своей киски и потираю тыльной стороной ладони свой клитор, чувствуя его пульсацию, то, как я напрягаюсь.

— Да.

— Очень скоро это будет мой член, — стонет Коннор, и я слышу звук, с которым он теперь поглаживает быстрее. — Но я наполню тебя гораздо сильнее. Тебе будет так приятно, я обещаю. Я сделаю это хорошо для тебя, — стонет он, и я ахаю, сильно закусывая губу, чтобы сдержать собственные всхлипы, когда засовываю пальцы внутрь, представляя, что это он. — Продолжай тереть свой клитор для меня, принцесса. Расскажи мне, каково это.

Слова “Влажно…и горяча…и хорошо” начинают покидать меня, мое возбуждение выплескивается наружу и покрывает пальцы, мои мышцы напрягаются по мере приближения к оргазму.

— Я хочу кончить, Коннор, пожалуйста, я уже близко…

— Пока нет, — выплевывает он. — Боже, я хочу твой рот прямо сейчас, Сирша. Я хочу, чтобы ты проглотила мою сперму, блядь…

— Пожалуйста, — хнычу я в трубку, понизив голос до приглушенного шепота. — Пожалуйста, позволь мне кончить.

— Только когда я это сделаю. Черт возьми, я тоже близко, подожди секунду, принцесса, и мы будем вместе.

Раньше я ненавидела, когда он называл меня так, но в моем пьяном угаре, переполненная желанием и слыша, как он хрипит между мясистыми движениями руки по своему члену, это звучит горячее, чем я могла себе представить.

— Пожалуйста, кончай для меня, Коннор, пожалуйста, — стону я, выгибая спину и продолжая слегка растирать, стараясь не переступить черту. — Пожалуйста, мне это нужно…

— Да! Черт возьми, Сирша… — он рычит, произнося мое имя. — Сейчас! Кончай за мной сейчас, я кончаю…

Я слышу, как он хрюкает на другом конце провода, слышу стон, когда он начинает кончать, и я откидываю голову назад, выгибаюсь у стены, извиваясь, крепко зажав руку между бедер, потираясь и растирая, когда кончаю во второй раз, моя рука, бедра и трусики пропитаны моим возбуждением, и я слышу звуки оргазма Коннора. У него перехватывает дыхание, когда я слышу шорох кровати, его тихие стоны по мере того, как оргазм стихает, и я чувствую, как по мне тоже проходит последняя дрожь.

— Коннор? — Тихо шепчу я.

— Хватит, Сирша, — говорит он, и в его голосе слышится резкость, которой раньше не было. — Поспи немного. Тебе не стоит рано вставать.

— Ты отправляешь меня спать? — В моем тоне тоже есть нотка язвительности, которой раньше не было.

— Будь осторожна. Спокойной ночи, Сирша. — Слышаться все еще пьяная невнятность, но и четкость тоже, прямолинейный Коннор, к которому я больше привыкла.

Это причиняет боль, потому что я знаю, что это ясность, которая следует за кульминацией, и что он жалеет, что позволил этому зайти так далеко. Однако Найл волновался, что я пожалею о нашем разговоре, а Коннор уже сожалеет об этом.

Черт.

— Спокойной ночи, — бормочу я в трубку, но она уже отключена.

Я борюсь с горячими пьяными слезами, приводя в порядок свою одежду, оставляя бутылку шампанского и бокал на столе, когда возвращаюсь в свою постель. Я не утруждаю себя раздеванием, натягиваю на себя одеяло и сворачиваюсь калачиком поверх пухового одеяла, испуская негромкие икающие всхлипы, позволяя усталости овладеть мной.

Я не помню, как заснула. Когда я просыпаюсь, вся ночь вспоминается мне с абсолютной ясностью, вместе с неистовой головной болью. Я тянусь за телефоном, мое сердце учащенно бьется, когда я задаюсь вопросом, не приснилось ли мне это, но, когда я смотрю на свои сообщения для Найла, становится совершенно ясно, что это не так. На моем телефоне, вместе со всеми грязными сообщениями, есть фотография его члена, и его руки, испачканной спермой.

Я быстро удаляю все фотографии и ветку сообщений. Я нажимаю кнопку вызова, присаживаясь на край кровати, когда звонит телефон, чувствуя себя немного сумасшедшей, пока жду, когда он ответит. Его голос звучит сонно, когда он это делает.

— Еще только пять утра, девочка, — стонет он. — Не то, чтобы я не рад слышать тебя в любое время дня и ночи. Но если ты хочешь выйти на бис, тебе придется дать мне еще немного прийти в себя, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Тебе нужно удалить эти фотографии, — говорю я отчаянным шепотом. — Я не должна была… Я не могу поверить, что я…

На другом конце провода на мгновение воцаряется тишина.

— Сирша, — говорит он наконец. — Я беспокоился, что ты можешь сожалеть. Мне следовало остановить тебя прошлой ночью, а не подстрекать. Я…

Ему не нужно говорить больше, мы оба знаем, что такое невысказанные слова. Как трезвый человек, он должен был прекратить это, но он слишком сильно хотел этого. Так же, как и я.

— Я уже удалил их, — говорит он мгновение спустя. — У меня было предчувствие, что ты попросишь меня об этом, и, кроме того, неразумно хранить у себя на телефоне такие фотографии, как и у тебя, независимо от того, как сильно мне хотелось бы взглянуть на них снова.

Я дышу очень тихо. Я не знаю, что на это сказать, например то, что он был достаточно джентльменом, чтобы стереть улики без моей просьбы несмотря на то, что я знаю, что он не хотел этого.

— Спасибо, — наконец шепчу я.

— Это ерунда, — говорит Найл. — Не волнуйся, сначала я сохранил их в памяти, — добавляет он со смешком. — Я никогда не забуду прошлую ночь. — Теперь его голос более серьезен. — Что бы еще ни произошло между нами, девочка, это было то, что я буду часто вспоминать.

— Найл…

Он прерывает меня.

— Есть кое-что, что ты должна знать, Сирша, — тихо говорит он, и мне интересно, собирается ли он сказать мне, что встретил кого-то другого, или что он думает, что нам вообще следует остановиться.

— Что? — Шепчу я, и на секунду воцаряется тишина.

— Коннор узнал, что Макс поженил Лиама и Ану, — медленно произносит Найл. — Лишенный сана священник, венчающий их, все еще может быть законным в глазах государства с правом рукоположения, которое, несомненно, есть у Макса, но не в глазах королей. Он сказал Виктору передать им эту информацию. То есть королям.

У меня слегка кружится голова, и я крепче сжимаю телефон.

— Что… что ты говоришь? — Он не может иметь в виду то, что я думаю.

— Он предложил вернуть тебя Лиаму, если тот признает, что брак был заключен ненадлежащим образом, откажется от Аны и выполнит свое первоначальное обещание жениться на тебе. Затем Лиам сохраняет кресло, его наследники угодны королям, а Коннор возвращается в Лондон.

Я действительно чувствую, что вот-вот упаду в обморок.

— Он не может… сделать этого. Сможет ли он? И если я вернусь к Лиаму… к тебе…

— Это было бы концом любого шанса на что-либо между тобой и мной, девочка, это правда. — В голосе Найла звучат грубые, болезненные нотки, когда он произносит это, которые больно слышать. — Я не смогу прикоснуться к тебе, если ты принадлежишь Лиаму. Но я думаю, что сейчас тебя больше всего расстраивает не это.

То, как он проникает в самую суть, независимо от того, насколько сильно эта правда должна ранить его, ощущается как удар ножом в мою грудь, потому что это правда. Дело не в том, что я упустила свой шанс насладиться удовольствием с Найлом, хотя я чувствую прилив разочарования от этой мысли, а в том, что Коннор мог так легко обменять меня обратно, как будто я ничего для него не значу. Как будто он скорее вернется в Лондон, чем женится на мне и передаст меня своему брату. Как будто идея о том, что Лиам в конце концов может претендовать на мою девственность, а не он, ничего не значит. Я вспоминаю странный тон его голоса прошлой ночью, когда я упомянула нашу первую брачную ночь, и это внезапно обретает смысл.

— Я… я не знаю, что сказать, — шепчу я. — Лиам этого не сделает.

— Нет, он этого не сделает, — соглашается Найл. — И план Коннора в любом случае ничего не значит, потому что Лиам благословил брак священником в соборе Святого Павла, пока вы с отцом были в Лондоне. Он хотел подождать, пока это сделает отец Донахью, но поскольку это казалось целесообразным, и он уже работал со священником над тем, чтобы его отец был перезахоронен на кладбище, он решил, так сказать, убить двух зайцев одним выстрелом. Итак, открытие Коннора… не самое главное в планах, как он думает.

Я снова чувствую слабость, но по другой причине: облегчение, смешанное с затяжной болью от того, что, независимо от того, сработало это или нет, Коннор все еще был готов обменять меня, как призовую телку.

— Так зачем ты мне все рассказал? — Огрызаюсь я, мой голос звучит слегка обвиняюще. — Чтобы напугать меня?

— Нет, девочка, — мягко говорит Найл. — Потому что я подумал, ты должна знать, на что был готов Коннор, чтобы вернуть свою старую жизнь. Потому что я знаю, как бы ты ни боролась с этим, и что бы ни было между нами, у тебя есть чувства к нему. Ты должна знать правду о мужчине, за которого собираешься выйти замуж, всю правду.

Я позволяю себе посидеть с этим всего мгновение.

— Ты прав, — наконец бормочу я. — Я рада, что ты мне сказал. Даже если… это знать больно.

— Надеюсь, ты не сердишься на меня, девочка.

Я качаю головой, хотя знаю, что он этого не видит.

— Нет, я не сержусь на тебя.

— Хорошо. А теперь, девочка, мне нужно поспать. Ты вымотала меня прошлой ночью. — В его голосе слышатся дразнящие нотки, он пытается поднять настроение, но я чувствую, как будто у меня на груди что-то лежит.

— Хорошо, — шепчу я. — Пока, Найл.

— Поговорим с тобой позже, девочка.

Я положила телефон, прекрасно понимая, насколько осторожным он был, чтобы не произносить слово "Прощай". Я заметила, что слова, кажется, что-то значат для Найла, больше, чем для большинства. Он старается говорить правильные вещи, не высказываться вне очереди, обдумывать свои слова. Это редкая черта для человека, настолько погрязшего в насилии, чья работа выполнять кровавую работу, которую Лиам не хочет делать сам, защищать Лиама и сражаться вместе с ним или даже за него, если понадобится.

Я откинулась на спинку кровати, отбросив телефон в сторону, и слезы выступили у меня на глазах. Я знала, что Коннор не полюбит меня. Я знала, что все мои надежды на страсть или романтику в моем браке не оправдаются в нем. Я приняла это как часть нашей сделки, даже если иногда мне хотелось, чтобы все было иначе.

Но это похоже на новый, более глубокий удар.

Я не увижу его до дня нашей свадьбы. Интересно, утихнет ли боль к тому времени, или я буду смотреть на него сквозь вуаль и ненавидеть за то, что он так легко отказался от меня. Интересно, как изменятся эти чувства в ближайшие дни, недели и месяцы, не вобьет ли это клин между нами, который невозможно будет вытащить.

Интересно, волнует ли его это вообще.