Ирландский спаситель

ЛИАМ

Я не могу поверить, что мы наконец здесь. После стольких остановок, стольких поворотов у нас есть адрес квартиры Александра Сартра. Место, где он почти наверняка держит Ану. И сегодня вечером, всего через несколько часов, я буду тем, кто спасет ее от него.

— Тебе не следует входить одному, — говорит Левин, пока я проверяю свой пистолет, а затем проверяю его снова, стоя у стены со скрещенными руками. — Это опасно. Тебе нужна поддержка.

— Для одного человека? Мы уже определили, что у него нет охраны. Он живет один, по крайней мере, жил до того, как купил Анну. Это квартира, а не жилой комплекс. Если мы ворвемся втроем, даже вдвоем, будет слишком много хаоса. Я зайду сам, разберусь с ним, вытащу ее, а вы двое должны ждать с машиной, чтобы мы могли быстро уехать. Мы добираемся до ангара, садимся в самолет, и он прямиком возвращается в Бостон.

— Очень просто, — говорит Макс, нахмурившись.

— Слишком просто. — Левин качает головой. — Это не пройдет так просто, и ты знаешь это так же хорошо, как и мы с Максом. Любой человек, который когда-либо выполнял миссию, связанную с чьей-то кровью, знает это, и все мы трое тоже знаем это.

— Я иду один, — упрямо повторяю я. — Я не хочу хаоса, и я не хочу, чтобы она была напугана или есть какой-либо шанс, что она попадет под перекрестный огонь. Просто оставьте машину на улице, чтобы мы могли быстро уехать. Я разберусь с Александром Сартром сам.

По выражению лица Левина я вижу, что он не согласен, но он хранит молчание. Я не уверен, почему именно, когда он так много во всем этом понимает, но я ожидаю, что это потому, что, в конце концов, это моя миссия. Моя цель — спасти Ану, и он не собирается мешать этому, если я хочу сыграть именно так. Может быть, он вспоминает тот давний день, когда он пошел с оружием наперевес, чтобы отомстить за свою мертвую жену. Возможно, он просто привык быть вторым в команде, а не главным, но по какой-то причине он просто пожимает плечами и перепроверяет свое оружие.

— Машина будет ждать вас, — просто говорит он, и на этом все заканчивается. Макс тоже вооружен, и он наблюдает за мной спокойными темными глазами, молчаливый, каким он был большую часть времени с тех пор, как мы покинули Грецию.

Но когда я прохожу мимо него, направляясь к двери, часы бьют семь, он кладет руку мне на плечо, его голос низкий и мрачный.

— Да пребудет с тобой благодать Святого Патрика с островов, — тихо говорит он. — И да сохранит тебя в безопасности, когда ты пойдешь за ней. — Он осеняет себя крестным знамением, быстрым и резким. Я вспоминаю отца Донахью в церкви после ухода Сирши и ее отца, наблюдающего за мной пристальным взглядом, который говорит, что он боится за меня, если я продолжу идти по этому пути.

Но мы зашли слишком далеко. Пути назад нет. Ана здесь, в этом городе, и я не уйду, пока не заберу ее с собой домой.

Найти квартиру не составит труда. Что удивительно, так это то, что я вижу, как несколько человек поднимаются к нему по лестнице, мужчины, которым на вид под тридцать, хорошо одетые, и пара красиво одетых француженок. Однако это делает все намного проще, чем даже я ожидал. Я просто выскальзываю из машины, следуя за последней парой. Прежде чем они успевают закрыть за собой дверь, когда я следую за ними, я проскальзываю внутрь, закрывая дверь сам, и моя рука тянется к пистолету.

Гости Александра, поскольку это они и должны быть, останавливаются и в ужасе смотрят на меня, когда я достаю пистолет, указывая в сторону коридора.

— Покажите мне, где он, — холодно говорю я, свирепо глядя на них. — Александр Сартр. Отведите меня к нему.

Большинство людей не готовы дать отпор, столкнувшись с оружием. Я не знаю точно, чего ожидать, но гости, по крайней мере, поступают именно так, как я и предполагал: они осторожно идут по коридору, ведут меня через чрезмерно украшенную гостиную и через арочный дверной проем в столовую с тяжелым длинным столом, накрытым для званого ужина, и Анной, сидящей справа от кресла во главе его.

На мгновение я замираю на месте. Я не знаю, в каком состоянии я ожидал ее увидеть или где именно, я думал, она будет, может быть, прикована в его подвале? Запертая в комнате? Но дело было не в этом. Я не ожидал увидеть ее с раскрасневшимися щеками, светлыми волосами, ниспадающими на плечи, в красивом льняном платье лавандового цвета и дорогих на вид серьгах в ушах.

Она выглядит счастливой. Даже сияющей. Сияющей мать вашу. Пока она не замечает меня, и у нее отвисает челюсть.

— Лиам?

Ее голос похож на задыхающийся вздох, и я слышу в нем облегчение, счастье от того, что я здесь. Что я пришел спасти ее. Я вижу мужчину, которого, должно быть, ищу, выходящего из кухни, рядом с ним еще одна красивая, хотя и немного сурового вида француженка с сигаретой в пальцах, его лоб в замешательстве нахмурен, когда он замечает меня, стоящего посреди столовой с пистолетом, направленным на его гостей.

— Анастасия? — Его голос звучит растерянно. — Ты знаешь этого человека?

— Я… — ее голос дрожит, но, когда она смотрит на него, я не вижу страха. Я вижу нерешительность и неуверенность, но не тот страх, которого ожидал. И теперь я тоже в замешательстве.

Я ожидал увидеть ее травмированной, напуганной, паникующей и нуждающейся в спасении, а не руководящей званым обедом, как хозяйка дома. Александр отряхивает муку с рук. Все это до странности по-домашнему, и у меня странное чувство в животе, как будто я попал в самый разгар репетиции пьесы, которую я не должен был видеть.

— Анастасия. — В его голосе внезапно слышатся предупреждающие нотки, и она слегка бледнеет.

— Я…да, — выдавливает она. — Немного.

— И что он здесь делает? — Тон темнеет, сгущается, акцент Александра становится глубже. Его взгляд поворачивается ко мне. — Лиам?

— Лиам Макгрегор, — натянуто говорю я, вздергивая подбородок. — Я здесь из-за Анны.

Ее лицо становится белым, как кость, в тот момент, когда на его скулах появляется румянец.

— Ни хрена подобного, — рычит он, шагая вперед, и затем все происходит одновременно.

Левин был прав, у меня есть мгновение, чтобы осознать, прежде чем гости Александра сомкнутся вокруг меня, и француженка, стоящая рядом с Александром, бросается в драку. Я думаю, что это она обезоруживает меня, но я не могу быть уверен. Я пытаюсь нанести удар, вырваться из рук четырех мужчин, удерживающих меня, когда пистолет теряется. Тем не менее, я нахожусь слишком близко, чтобы использовать свои навыки бокса, а француженка уже отступает, мой пистолет болтается у нее на пальце, когда она ухмыляется мне.

— Лиам! — Ана вскрикивает, вскакивая. Александр смотрит на нее, выражение его лица внезапно чернеет от гнева, и я вижу, как она отшатывается.

Вот оно. Страх, который, как я думал, я увижу, но слишком поздно. Она ахает, когда он замахивается на меня, его кулак касается моего подбородка, и она снова выкрикивает мое имя, когда моя голова откидывается набок, удар рассекает губу.

— Откуда ты знаешь этого мужчину? — Требует Александр, поворачиваясь к ней, пока его гости держат меня со скрученными за спиной руками. — Он твой любовник?

— Что? — Ана ахает. — Нет, я… я едва знаю его, я встретила его недавно в России! Он знает мужа моей лучшей подруги. Клянусь, я никогда…

— Я тебе не верю, — рычит Александр. — Маленькая лгунья. Сука! Он твой любовник, иначе зачем бы ему приходить сюда…

— Я не знаю, — жалобно шепчет Ана. — Но я клянусь…

— Почему я должен тебе верить? — Усмехается он, и его красивое лицо кривится. — Ты лгала мне и раньше.

— Александр. — Француженка, держащая мой пистолет, подходит и встает рядом с ним. — У меня есть идея.

Затем она приподнимается на цыпочки, кладет свободную руку ему на плечо и что-то шепчет ему на ухо, и я вижу, как Ана вздрагивает, бледнея еще больше. Очевидно, что она тоже знает эту женщину, достаточно, чтобы она ей не нравилась.

Рот Александра кривится.

— Мне это не нравится. — Он качает головой. — Никто не прикасается к ней, кроме меня.

Женщина пожимает плечами.

— Тебе это может не понравиться, но ты знаешь, что я права. Она не ответит, если любит тебя. Его прикосновение ничего для нее не будут значить.

О чем, черт возьми, она говорит? Я пристально смотрю на нее, но Александр уже кивает. Женщина обходит стол, резко хватая Ану за плечи.

— Уберите от нее свои руки! — Кричу я, но Александр кивает мужчинам, держащим меня.

— Если ты собираешься сорвать мой званый ужин, — холодно говорит он, — и заставить меня усомниться в лояльности моей милой куколки, тогда тебе лучше развлечь моих гостей, пока я подвергаю ее испытанию. Отведите его к столу, где сидит Ана, — инструктирует он.

Я не знаю, что, черт возьми, происходит, но у меня нет особого выбора. Четверо мужчин, держащих меня, умудряются грубо оттащить меня туда, где француженка… Иветт держит Ану так крепко, что ее ногти впиваются в предплечье. Пока я стою там и в ужасе наблюдаю, она хватает Ану за юбку, и дергает ее вверх, резко поворачивая Ану и прижимая ее спиной к столу.

— Что, черт возьми, происходит? — Кричу я, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Александра, но он просто скрещивает руки на груди, пожимая плечами.

— Ты трахнешь ее, пока мы смотрим, — говорит он так небрежно, как будто предлагает мне сесть за стол.

— Что? — Я уставился на него. Он сумасшедший. — Нет, я, блядь, не…

— Ты сделаешь это, — хладнокровно говорит Александр, — или Иветт застрелит ее. — Он кивает, когда Иветт поднимает пистолет, взводит его и прижимает дуло к виску Аны, когда она становится белой как мел, начиная дрожать.

— Лиам, — она шепчет мое имя, ее глаза начинают наполняться слезами, когда она поворачивается к Александру. — Александр, пожалуйста, я клянусь, я никогда… мы никогда…он не…

Александр пожимает плечами.

— Докажи это, — холодно говорит он. — Иветт права. Если ты любишь меня, а он для тебя никто, то он будет всего лишь членом в дырке. Ты не почувствуешь удовольствия и не кончишь. Но если ты это сделаешь… — его глаза сужаются, снова чернея от нарастающего гнева. — Тогда ты лживая сука, и Иветт поступит с вами обоими соответственно.

Он смотрит на меня.

— Ты пришел сюда за ней, так что поторопись. Сейчас твой шанс. Не заставляй нас ждать.

Четверо мужчин толкают меня вперед, отпуская мои руки, когда они толкают меня перед Анной, которая теперь заметно дрожит. Я отчаянно пытаюсь придумать какой-нибудь выход из положения, когда смотрю в ее полные слез бледно-голубые глаза, какой-нибудь способ вернуть пистолет, но не могу. Палец Иветт на спусковом крючке, и, если я попытаюсь что-нибудь предпринять, она застрелит Ану прежде, чем я смогу ее остановить.

Я пришел сюда, чтобы спасти Ану, но каким-то образом я сделал все чертовски хуже.

— Поторопись. — Александр рычит позади меня сквозь стиснутые зубы, и я разочарованно выдыхаю.

— Ты гребаный мудак — рычу я в ответ, стискивая собственную челюсть. — Я должен быть твердым, чтобы трахнуть ее, ты, блядь…

— Ты хотел ее. У меня заканчивается терпение, чтобы узнать правду.

Черт. Из всех случаев, когда мой член не реагировал… это был он. Я хочу Ану больше, чем дышать, но перед незнакомцами и мужчиной, который владеет ею, с пистолетом у ее головы, это не так, как я себе представлял. Это не лучшая ситуация для того, чтобы возбудиться, и это худшая из возможных для нас двоих, которую я могу себе представить.

Я должен трахнуть Ану, чтобы вытащить нас из этого. Это ясно. Но, делая это, позволяя Александру заставить меня трахнуть ее, я, по сути, убиваю любой шанс на то, что мы когда-либо будем вместе. Я не знаю ни одного способа, которым мы могли бы когда-либо вернуться к этому. Неважно, что чувствую я или чувствует Ана, неважно, что изменится в будущем, это всегда будет наш первый раз. На обеденном столе в квартире ее похитителя, насильно под дулом пистолета. Кончает она или нет, получаю ли я от этого физическое удовольствие или нет, все это не имеет значения. Александр заставляет меня насиловать ее, и за это, я надеюсь, у меня будет шанс убить его.

Он забрал ее у меня однажды, и теперь, несмотря ни на что, он забирает ее у меня снова.

— Все в порядке, — дрожащим голосом шепчет Ана, явно видя мое затруднительное положение. — Все в порядке, Лиам, пожалуйста…

Мужское тело — это адская штука. Несмотря на наше затруднительное положение, этих двух слов, произнесенных ее мягким сладким голосом… Лиам, пожалуйста… достаточно, чтобы мой член взвился до полной эрекции, за считанные секунды превратившись из смущающе мягкого в мучительно твердого. Я представлял, как она шепчет это сто раз, по крайней мере, сжимая его в кулаке… Лиам, пожалуйста…и мое тело, кажется, не понимает разницы между этим воображением и причинами, по которым она шепчет это сейчас.

— Убери палец со спускового крючка, — шиплю я Иветт. — Или я поверну ее не в ту сторону, и ты случайно сработаешь. Мне нужно уложить ее на стол.

— Тогда поторопись нахуй, — огрызается она, слегка сдвигая палец, чтобы, по крайней мере, ей не угрожала опасность убить Ану, пока я ее трахаю. Другой рукой Иветт задирает юбку Аны выше талии, позволяя мне впервые увидеть ее обнаженной, без трусиков под льняным платьем, и ее нежно-розовую киску, обнаженную для моего обозрения и для всех остальных в комнате.

Я понимаю, что Александр, должно быть, трахнул ее, но я не могу думать об этом сейчас. Я заставляю себя думать только об Ане, о ее голосе, шепчущем мое имя, когда я хватаю ее за бедра и поднимаю на стол, пистолет все еще прижат к ее голове, в то время как Иветт остается рядом с нами. Я раздвигаю ноги Аны, одной рукой расстегиваю молнию на штанах и вытаскиваю свой необъяснимо твердый член.

— Что ж, я вижу, ты обрел свою мужественность, — сухо говорит Александр у меня за спиной. — Не волнуйся, куколка, я уверен, ты достаточно быстро докажешь мне свою любовь.

Это самое жестокое испытание. Ана может стараться сколько угодно, но это не значит, что она не намокнет или не испытает оргазм, тем более что я знаю, что она хочет меня. Она хотела меня в тот день, когда мы встретились, в тот день, когда мы разговаривали в саду. Я знаю, что мои чувства не безответны, даже если я не знаю точной глубины ее чувств. Слезы текут по ее лицу, когда она лежит там, застывшая, явно напуганная, с пистолетом у виска. Я чувствую себя отбросом общества, когда провожу своим твердым членом между ее бедер, к складочкам между ними, которые прохладные и сухие, а не покрасневшие, влажные и набухшие, какими я представлял их, когда пересплю с ней в первый раз. Я представлял этот момент так много раз, и точно ни один из них не был похож на этот. И я, блядь, ничего не могу с этим поделать. Александр насилует нас обоих, и я не в силах это остановить. Я вижу след от его укуса у нее на шее, и я ненавижу его внутренне больше, чем я когда-либо ненавидел кого-либо. Больше, чем я ненавидел Алексея, по крайней мере, в этот конкретный момент.

Ана сильно прикусывает нижнюю губу, когда я толкаюсь в нее, ее тело сопротивляется мне. Ее руки сжимаются в кулаки по бокам, глаза закрываются, и я слышу, как Иветт издает низкий горловой звук, сильнее прижимая пистолет к виску Аны, наклоняясь, чтобы прошептать мне на ухо.

— Александр говорит, что поверит, что она любит его, если ей это не понравится, если она не кончит. Но я говорю тебе, маленький ирландский влюбленный мальчик, что, если ты не заставишь ее кончить, я убью ее и скажу Александру, что пистолет выстрелил случайно. Конечно, у него будет разбито сердце, но я его утешу. Трахни ее хорошенько, ирландец, заставь ее сильно кончить, или она умрет. — Иветт хихикает. — Конечно, если она кончит, он может захотеть, чтобы я застрелила ее, так что она в любом случае может быть мертва. Но, по крайней мере, она получит немного удовольствия перед смертью. Александра немного сложно прочитать, он мог бы и простить ее. Но я не прощу тебя, если ты не заставишь ее кончить. Я убью ее. Поверь мне мальчик.

Я знаю. Александр — человек, которого трудно понять, и, судя по тому, как он посмотрел на Ану перед тем, как разозлиться, я не совсем уверен, что он убил бы ее. Но я верю, до глубины души, что Иветт застрелит Ану, если я не заставлю ее кончить и не назову это случайностью, что означает, что я застрял между молотом и наковальней.

Заставить ее кончить и рискнуть ее жизнью. Постараться удержать ее от оргазма и почти наверняка стать причиной ее смерти. Я знаю, какой выбор сделать. И у меня мелькает идея, которая может сработать, если я смогу правильно рассчитать время.

— Ана, — я шепчу ее имя себе под нос, поглаживая ее волосы. — Мне жаль, что все так получилось, Ана. Я не хотел, чтобы наш первый раз был таким, но я так сильно хотел тебя. Ты ощущаешься так хорошо, даже вот так, это кажется великолепным. — Я шепчу это достаточно тихо, чтобы Александр не мог нас услышать, в основном ради Аны, чтобы помочь ей. Но это правда. Даже при нынешних обстоятельствах ее тело кажется восхитительным, ее киска тугая и горячая вокруг моего члена, ее совершенное нежное тело балерины, похожее на произведение искусства, раскинулось на столе среди посуды, ее волосы повсюду, ее бледное лицо запрокинуто, когда последние лучи солнечного света падают на него в умирающий вечер, и я двигаюсь быстрее, жестче вопреки себе. Мое тело хочет удовольствия, может быть, тем более перед лицом неминуемой опасности, и очень быстро я чувствую, что тело Аны тоже хочет.

Она все еще плачет, но мокры не только ее щеки. Я чувствую, как она становится все более влажной вокруг меня, ее бедра начинают двигаться, мой член легче входит в нее и выходит из нее, когда я держу ее за талию, невольно постанывая от удовольствия, продолжая трахать ее, осознавая взгляды, устремленные на нас, тот факт, что, как только мы кончим вдвоем, мне придется принимать поспешные решения, которые ни один мужчина не должен принимать в послесвечении оргазма. Или… если я смогу сдержаться, как только она придет. Если я смогу заставить себя выйти из нее, когда это будет так чертовски приятно…

— Лиам, — Ана шепчет мое имя, открывая глаза, и я знаю, что она близко.

Так чертовски близко. Иветт лукаво улыбается, и ее палец скользит к спусковому крючку.