Испытание чувств

Глава 8

Жулия не спала всю ночь, с ужасом ожидая рассвета: она была уверена, что утром здесь появятся полицейские и арестуют её вместе с упрямицей Ритой, которая, вне всякого сомнения, похитила золото и не хочет вернуть его Франсиске добровольно. Говорит, пусть её посадят в тюрьму и потом доказывают, что она — воровка. А если полиция устроит обыск и найдёт золото где-нибудь в их каморке? Что будет тогда? Жулия задавала этот вопрос бабуле, взывая её к благоразумию, но та твердила одно и то же: «Никто не поймал меня за руку, и никто не имеет права обвинять меня в воровстве!» После долгих увещеваний Жулия оставила её в покое и теперь маялась без сна, представляя своё будущее в исключительно мрачном свете. Работы она уже лишилась, причём по собственной глупости. Надо было всё-таки сдержаться, промолчать. А теперь Франсиска если и не сдаст их с бабушкой в полицию, то уж точно выгонит из этого дома. И что они тогда будут делать, где жить?..

— Мы с Беатрисой не допустим, чтобы наша сестра осталась без крова, — сказал ей утром Маурисиу. — Я сам поговорю с матерью, она не посмеет выгнать вас.

— А за что нас выгонять? Мы ни в чём не виноваты, — упрямо повторила Рита. — Это ваш отец набедокурил, и я не собираюсь расплачиваться за его грехи. Меня отсюда вынесут только в гробу!

Она так разволновалась, что не заметила, как в дверном проёме появилась Франсиска. Жулия и Маурисиу замерли, ожидая очередного приступа гнева, но Франсиска повела себя непредсказуемо.

— Вас никто отсюда не гонит, — сказана она Рите. — Живите со своей внучкой, как жили до сих пор. А ты, Маурисиу, забирай жену, сына и возвращайся домой.

Маурисиу даже не пошевелился — остолбенел, услышав такое от Франсиски. Поверить в столь разительную перемену, произошедшую с ней за одну ночь, было невозможно. Однако Франсиска была настроена решительно и бросила ему нетерпеливо:

— Ну, что же ты стоишь как вкопанный? Веди меня к моему внуку. Я хочу его видеть!

Ошеломлённый Маурисиу провёл её в крохотную спаленку с низким потолком и единственным малюсеньким окошком. Кровать и детская колыбелька занимали всё пространство комнаты, поэтому Франсиска, едва переступив порог, была вынуждена остановиться.

Катэрина только что закончила кормить младенца грудью и как раз собиралась положить его в колыбельку, но внезапное вторжение Франсиски испугало её и она покрепче прижала мальчика к себе, инстинктивно пытаясь защитить его от злой бабки.

Франсиска же, заметив испуг на лице невестки, поспешила её успокоить:

— Здравствуй, Катэрина! Ты не бойся меня. Я пришла к вам с миром. Позволь мне подержать на руках моего внучонка, пока вы будете собираться.

— Куда... собираться?.. — опешила Катэрина.

— Вы теперь будете жить в комнате Маурисиу, а для наследника мы оборудуем детскую. Дом большой, места всем хватит, — пояснила Франсиска.

Катэрина вопросительно взглянула на мужа, а он лишь развёл руками: дескать чудеса да и только! Потом он, слегка отстранив Франсиску, выступил вперёд, ободряюще улыбнулся Катэрине, но она и после этого не рискнула выполнить просьбу свекрови. И тогда Маурисиу сам протиснулся между стеной и кроватью, взял на руки сына и передал его Франсиске.

Её лицо озарилось умилением и нежностью.

— Какой красивый у меня внук! — вымолвила она восторженно. — Пойдём домой, малыш. Бабушка будет любить тебя и лелеять.

Все с изумлением смотрели на неё, а она, не переставая любоваться внуком, направилась к выходу из хижины.

— Ой, куда вы? — вскрикнула Катэрина, устремляясь вслед за ней.

Франсиска остановилась, обернулась.

— Не бойся, — вновь сказала она Катэрине. — Я ещё не забыла, как нужно обращаться с младенцами. Понесу его в дом. А вы возьмите самое необходимое и следуйте за мной. Жулия, помоги им. Сегодня будем завтракать всей семьей, не задерживайтесь тут.

После этих распоряжений Франсиска уверенно зашагала к дому, унося с собой внука, но Катэрина не могла доверить своего ребёнка непредсказуемой свекрови и тоже засеменила с ней, не открывая глаз от малыша, который, впрочем, чувствовал себя вполне комфортно на руках у родной бабушки.

— Жулия, помоги мне, — попросил Маурисиу. — Сейчас возьмём только несколько пелёнок и колыбельку, а остальное перенесём позже.

Жулию же в тот момент интересовало другое: как сложится её дальнейшая судьба?

— Скажи, — обратилась она к Маурисиу, — верно ли я поняла дону Франсиску, что она по-прежнему считает меня своей горничной?

— По-моему, да, — ответил он, — хотя я ни за что не могу поручиться. От моей матери сейчас можно ожидать чего угодно. Пойдём в дом, а там будет видно.

Их сомнения, однако, оказались напрасными: Франсиска не только восстановила Жулию в статусе горничной, но и усадила её за обеденный стол рядом со своими детьми.

— Спасибо, но я... — смущённо бормотала Жулия, не решаясь сесть за один стол с госпожой.

— Садись, — повторила Франсиска более настойчиво. — С сегодняшнего дня в нашем доме всё будет по-другому. Кумир повержен, боготворить больше некого, и нам пора наконец восстановить нормальные семейные отношения.

Когда Катэрина рассказала своим родителям обо всём, что накануне произошло в доме Франсиски, те поначалу не поверили ей.

— Ты что-то не так поняла, дочка, — сказала Констанция. — Я думаю, Железная Рука специально заманила тебя в свой дом, чтобы опять поиздеваться над тобой. Она хочет развести вас с Маурисиу!

— Нет, мама, она действительно очень изменилась, — возразила Катэрина. — Траур больше не носит, улыбается, нянчится с внуком...

— И ты доверяешь ей своего ребёнка?! — с ужасом воскликнула Констанция, на что Катэрина ответила спокойным миролюбивым тоном:

— Но она же его родная бабушка. Разве я могу ей запретить?

— Ты слишком доверчивая! — бросил дочери Винченцо. — С этой змеёй надо всё время держать ухо востро!

— А я нисколько не сомневаюсь в искренности Франсиски, — сказал Фарина. — Именно это и должно было с ней случиться. Если она сбросила с себя траур, то теперь ей и не нужно стесняться своей доброты и женственности.

Мартино громко засмеялся:

— Кажется, настал твой час, Фарина? Так ты не сиди тут, а действуй! Не то твоя кобылка может ускакать.

Винченцо тоже усмехнулся и дал совсем иной совет Фарине:

— Ты не слушай Мартино и не спеши туда ходить, а то она может так тебя лягнуть, что и не очухаешься!

— Я, пожалуй, соглашусь с тобой, друг Винченцо, — сказал Фарина. — В таких делах нельзя пороть горячку. Если строптивая кобылка вновь превратилась в женщину, то с ней теперь надо обращаться тонко и красиво. Мой час ещё не наступил, Мартино, однако он уже близок!

— Тебе видней, — снисходительно пожал плечами Мартино. — Только не злись потом, если кто-то уведёт её у тебя из-под носа!

Фарине почудился в его словах явный вызов и он прямо спросил Мартино:

— Ты что, сам на неё нацелился?

Мартино победоносно усмехнулся, довольный тем, что задел приятеля за живое, и ответил с нескрываемым превосходством:

— Зачем мне твоя подтоптанная кобылка? У меня есть молодая красивая жена!

Неуместный выпад Мартино покоробил всех присутствующих, и в комнате повисло неловкое молчание, которое вскоре нарушил Винченцо.

— На вкус и цвет товарищей нет, — сказал он, пытаясь снять возникшую неловкость. — Один любит мамалыгу, другой — свиные хрящики. А я всю жизнь любил мою Констанцию!

Его нехитрая шутка разрядила обстановку, но теперь уже никому не захотелось говорить о Франсиске в присутствии Мартино. А спустя некоторое время Винченцо сказал Фарине, уединившись с ним во дворе:

— Странный у тебя приятель! То с пеной у рта защищает фашистов, то не в меру похваляется молодой женой, а то вдруг намекает, что способен увести у тебя из-под носа Франсиску...

— Тебе тоже показалось, что он не шутил? — встрепенулся Фарина.

— Не знаю, может, и шутил, только мне не понравилась такая шутка. По-моему, он слишком высокого мнения о себе, а нас считает людьми второго сорта, — высказал своё предположение Винченцо.

— Похоже на то, — согласился Фарина. — Я знал его в юности, тогда он был нормальным человеком, но с годами люди, как известно, меняются, и не всегда в лучшую сторону. Ладно, поживём — увидим. В любом случае прости, что я привёз его сюда. Надеюсь, он скоро подберёт себе фазенду, и мы с ним распрощаемся.

— Но ему же нравится эта фазенда, на которой мы сейчас живём, — напомнил Фарине Винченцо. — Боюсь, он, в конце концов, купит её у Франсиски и выселит нас из дома.

— Нет, на такое он не способен. К тому же, мы тут находимся под защитой твоего зятя.

Винченцо, однако, показался неубедительным довод Фарины и он посоветовал по-дружески:

— А может тебе и впрямь стоит подсуетиться насчёт Франсиски? Пойди к ней, пусти в ход свои чары, так оно будет спокойнее.

Фарина отнёсся всерьёз к его совету, но пока он собирался с духом, готовясь нанести визит Франсиске, она сама явилась в дом Винченцо.

До той поры все видели её только в чёрном траурном уборе, а тут она предстала перед ними в изящном кремовом платье с жемчужным ожерельем на груди, буквально ослепив их своей красотой и великолепием. Констанция невольно вжалась в спинку стула, почувствовав себя жалкой и ничтожной на фоне величественной красоты Франсиски. Фарина и Мартино смотрели на гостью как заворожённые, не скрывая своего восхищения и восторга. Винченцо тоже обомлел и потерял дар речи.

Франсиска предполагала такую реакцию итальянцев, поэтому не стала дожидаться, когда они придут в себя, а сразу же, после короткого приветствия, перешла к делу:

— Я пришла к вам с предложением, которое, полагаю, вас заинтересует. Судя по всему, у вас возникли сложности с покупкой земли в другом месте, поэтому я предлагаю вам расторгнуть наш прежний договор. Вы вернёте мне деньги и останетесь жить на этой фазенде. А если хотите, то можете выкупить и долю вашего третьего компаньона, сеньора Адолфо.

— Как вы сказали?.. — растерянно вымолвил Винченцо. — Я, наверно, чего-то не понял...

Франсиска повторила всё снова, посоветовав Фарине и Винченцо подумать над её предложением, после чего вежливо простилась и направилась к выходу.

— Нет, постойте! — воскликнул Мартино. — Если мои приятели не захотят выкупить эту фазенду, то её куплю я! Вы согласны?

— Это вам решать, — бросила через плечо Франсиска. — А я возражать не буду.

— Подождите, я вас провожу! — вскочил с места Мартино, однако Франсиска отказалась от его услуг — села в экипаж и уехала.

Фарина и Винченцо на сей раз прямо высказали Мартино своё недовольство, а он прикинулся невинной овечкой:

— Я только хотел помочь вам в делах. Не понимаю, чем вы недовольны...

— Перестань! — одёрнул его Фарина. — Ты же слышал, что она предложила эту фазенду нам с Винченцо. А мы своего мнения ещё не высказали. Так зачем же надо было вылезать со встречным предложением? Может, ты собираешься предложить ей гораздо большие деньги, чем те, что она рассчитывает получить от нас?

— Не стану скрывать, я бы купил её за любые деньги, — признался Мартино. — У вас ведь, насколько мне известно, нет таких денег, чтобы выкупить всю фазенду.

Винченцо вскипел:

— Да, мы за это время поиздержались! И деньги, вырученные от продажи фазенды, частично истратили! Но лично мне уезжать отсюда не хочется, и, если Железная Рука настолько переменилась, то, возможно, она согласится на какую-то уступку или на рассрочку. Вот Фарина с ней может поговорить! Правда, Фарина? Ты тоже не хочешь отсюда уезжать?

— Теперь это было бы просто глупо с моей стороны, — усмехнулся тот. — Ты же сам видел, как преобразилась эта прелестная вдовушка! И я охотно поговорю с ней. Но вовсе не об отсрочке или рассрочке. У нас хватит денег, чтобы выкупить обратно свои доли, Винченцо! А земля Адолфо пусть остаётся прекрасной Франсиске, я не буду возражать против такого компаньона.

— Значит, всё возвращается на прежнее место? — задумчиво произнёс Винченцо. — В том числе и межа с изгородью?

— Если вы не против, то я мог бы купить долю вашего бывшего компаньона, — сказал Мартино. — Мне тоже не хочется отсюда уезжать. Давайте будем партнерами, и тогда вам не придётся устанавливать ограду на меже.

Фарина и Винченцо промолчали. Им вовсе не хотелось, чтобы Мартино стал их компаньоном, но и денег на покупку бывшей земли Адолфо у них не было. А у Мартино денег было достаточно, чтобы купить всю фазенду, поэтому Винченцо и Фарина предпочли не ссориться с ним сейчас.

— Давайте я сначала потолкую с Франсиской, а там посмотрим, как лучше поступить, — уклончиво ответил Фарина.

У Мартино же на сей счёт было своё мнение и он, не мешкая, отправился в Сан-Паулу — за деньгами, которые хранились в банке.

А Фарина после его отъезда облачился в свой лучший костюм, надушился дорогим одеколоном, который у него никогда не переводился, но использовался лишь в торжественных случаях, и в таком респектабельном виде предстал перед Франсиской в той самой гостиной, где когда-то они увиделись впервые.

Здесь все было на местах, кроме портрета Марсилиу, над которым Фарина достаточно поиздевался во время своих прежних визитов. Теперь же, не обнаружив на стене портрета, он красноречивым взглядом выразил своё удовлетворение: «Наконец-то мы сможем поговорить без свидетелей!» И тут же одарил Франсиску комплиментом, отмечая её светло-бирюзовое платье:

— Как вам идут светлые тона! Я всегда говорил, что вы — богиня, но лишь теперь увидел вас во всём великолепии.

Франсиска приняла комплимент как должное — без смущения, без раздражения. А чтобы окончательно уйти от темы траура, сама указала рукой на то место, где прежде был портрет, и пояснила Фарине предельно просто:

— Теперь я окончательно его похоронила.

Фарина по достоинству оценил её мужественное поведение и тоже заговорил просто, без всегдашнего комедиантства: сказал, что он и его компаньоны с благодарностью принимают её предложение и готовы вернуть деньги за фазенду, как только Мартино привезёт их из Сан-Паулу. Франсиска никаких дополнительных условий не выдвинула, и на том деловая часть их беседы закончилась. А поскольку расставаться так скоро им обоим не хотелось, то они решили немного прогуляться по фазенде и полюбоваться её красотами.

Во время прогулки Франсиска охотно рассказывала о своём детстве и юности, о том, что была единственным ребёнком в семье, и отец рано обучил её секретам выращивания кофе.

— Потом я многому научилась у мужа, — сказала она, продолжая свой рассказ. — Поэтому после его смерти мне было несложно управлять фазендой.

— С такой непростой задачей могла справиться только очень умная и очень сильная женщина, — заметил Фарина и в ответ услышал искреннее признание Франсиски:

— Как показала жизнь, я не очень умная, и совсем не сильная, хотя и пыталась выглядеть таковой... Однако, мы с вами так заговорились, что я даже забыла об обеде! Дети уже заждались меня. Может, и вы пообедаете с нами? Я была бы этому рада, — добавила она, приветливо улыбаясь Фарине.

Он, разумеется, принял приглашение с радостью, а вот дети не поняли Франсиску, увидев за обеденным столом столь неожиданного гостя. У Маурисиу даже пропал аппетит. Он с трудом вытерпел присутствие Фарины за столом, а когда тот ушёл, потребовал от матери объяснений:

— Что всё это значит? Почему ты оказываешь такие почести этому сеньору?

— Я предложила ему и сеньору Винченцо выкупить обратно их прежнюю фазенду, и вот они согласились, — пояснила Франсиска.

— Ты хочешь продать фазенду?.. Которая была мечтой моего отца?! — возмутился Маурисиу.

— Да, именно поэтому я и хочу от неё избавиться, — спокойно ответила Франсиска.

— Ты оскорбляешь память моего отца! — не унимался Маурисиу.

— Нет, я отдала дань его памяти, а теперь считаю нужным подумать о живых. Ведь на этой фазенде будут жить родители Катэрины — моей невестки и твоей жены. Я действую в интересах нашей семьи, и мне странно слышать, что ты этому противишься, Маурисиу.

Последним доводом Франсиска выбила почву из-под ног сына. Препятствовать продаже фазенды, тем более в присутствии Катэрины, он больше не мог, но у него было достаточно других претензий к матери:

— А зачем надо было приглашать на обед этого Фарину? Ещё не так давно ты его терпеть не могла, он же итальянец!

— А что ты имеешь против итальянцев? — вскинулась на мужа Катэрина, обиженная его оскорбительным тоном.

— Я не против итальянцев, — вынужден был оправдываться Маурисиу. — Но Фарина мне всегда был неприятен, а сейчас я его просто ненавижу!

— У тебя нет причин для ненависти, — строго сказала Франсиска. — Сеньор Фарина всегда вёл себя порядочно по отношению к нам, а кроме того, он ещё очень и очень приятный человек.

Для Маурисиу это прозвучало как гром среди ясного неба. Он решил, что мать сошла с ума. Всю жизнь ненавидела итальянцев, и вдруг такая перемена? Уж не влюбилась ли она в Фарину? Не владея собой от гнева, он прямо спросил об этом Франсиску, и она ответила с достоинством:

— Нет, это не любовь. Но я свободная женщина и имею право принимать у себя в доме всех, кого сочту нужным. В том числе и мужчин.

— Да, мы не можем тебе этого запретить, — с болью произнёс Маурисиу. — Но я вправе потребовать, чтобы ты вернула на прежнее место портрет отца!

— Этот человек перестал для меня существовать, и мне не нужен его портрет, — ответила Франсиска.

— Но он же наш отец! Мне дорога память о нём! Я восстановлю его портрет и повешу у себя в комнате! — заявил Маурисиу.

— И этого я тебе не советую делать, — холодно сказала Франсиска.

— Ну почему ты его так ненавидишь? Что с тобой происходит?! — в отчаянии закричал Маурисиу, и Катэрина сочла своим долгом вмешаться, чтобы успокоить мужа.

— Идём в нашу комнату, я всё тебе объясню, — сказала она, силой уводя его из столовой.

Маурисиу, однако, ещё долго не мог успокоиться и не хотел слушать никаких доводов Катэрины.

— Она стала неузнаваемой. Сошла с ума! — твердил он. — Это просто кошмар какой-то! Продаёт фазенду, любезничает с Фариной!..

— Но вы же с Беатрисой давно хотели, чтобы она перестала ходить в трауре, — напомнила ему Катэрина.

— Мы ошибались. Тогда в ней было достоинство, а сейчас его нет. Сняв траур, она утратила и достоинство!

Терпение Катэрины и без того было на пределе, а тут она окончательно вскипела и, перестав церемониться с Маурисиу, перешла на более доходчивый, простонародный язык:

— А у твоего отца было достоинство, когда он делал Жулию?

Шокированный её грубостью, Маурисиу на какое-то время умолк, а затем произнёс упрямо, с горящими от волнения глазами:

— Мой отец всегда был и остаётся для меня кумиром! Я никому не позволю оскорблять его память! Ни тебе, ни моей матери. Запомни это!