Исколесив всю фазенду и не найдя матери, Маурисиу вернулся домой усталым и опустошённым, поэтому и трудный разговор с ней прошёл достаточно спокойно, без выплеска бурных эмоций.
— Это правда, что мой настоящий отец был итальянцем? — спросил он каким-то странно отрешённым тоном, и Франсиска ответила:
— Да, правда. Но я скрывала это, потому что твоему рождению предшествовала страшная семейная трагедия. Не хотелось, чтобы ты о ней знал.
— Я и об этом слышал, — небрежно бросил Маурисиу.— Ты забеременела от какого-то итальянца, а твой отец его убил. Верно?
— Нет, не верно, — строго сказала Франсиска.— Ты упустил самую важную деталь: того итальянца звали Луиджи Арелли, и мы с ним любили друг друга до самозабвения! Он был самым красивым и самым умным из всех итальянцев, работавших у нас на фазенде. У нас была чистая романтическая любовь, и не моя вина, что всё завершилось кровавой трагедией.
— Значит, ты его любила, и я — дитя той любви?
— Да, ты — продолжение той любви.
— А ты в этом уверена? Если я не сын своего отца, то, может, я и не твой сын? Однажды ты назвала меня незаконнорожденным!
— Маурисиу, не надо обижать меня, — спокойным тоном попросила Франсиска. — Не дай бог никому пережить такого горя, какое пережила я, потеряв любимого человека!
— Но ты, насколько мне известно, очень скоро утешилась с другим, — заметил, криво усмехнувшись, Маурисиу.— Кстати, а ему было известно, что я — не его сын?
— Я думаю, Марсилиу всё знал, хотя никогда не заговаривал со мной на эту тему, — ответила Франсиска.
— Понятно, — укоризненно покачал головой Маурисиу. – Он, то ли знал, то ли нет, а ты, помалкивая, фактически обманывала его.
Франсиска не обиделась на сына. Она понимала, в каком состоянии он находится, и всячески хотела помочь ему преодолеть душевный кризис.
— Всё было гораздо сложнее, чем, кажется сейчас. Я должна была побеспокоиться о твоей судьбе, — пояснила она. — Марсилиу любил тебя как родного сына, и это считала самым важным.
— Я его тоже любил! А ты, выходит, никогда его не любила, только притворялась! — резко произнёс Маурисиу и, неожиданно прервав разговор, вышел из гостиной.
— Ничего, он сейчас успокоится, — сказала матери Беатриса. — Честно говоря, я ожидала худшего, но всё, кажется, обошлось.
Она не знала, что в это же время Маурисиу рыдал у себя в спальне и бился в истерике.
— Это ужасно, Катэрина! — выкрикивал он сквозь слёзы. — Я, оказывается, не я, а отпрыск какого-то Арелли!
— Ты — это ты, — мягко, как малому ребёнку, внушала ему Катэрина. — Ничего не изменилось. Ты — мой Маурисиу, я тебя любила и люблю. Не надо плакать.
Но для Маурисиу, похоже, изменилось многое, причём, то, что он всегда считал основополагающим и незыблемым. Семья, мать, отец — всё вдруг рассыпалось, потеряло прежние очертания. Как с этим жить? Как заново обрести твёрдую почву под ногами? Он этого не знал, и потому так мучился.
Истерика его вскоре прошла, внешне он успокоился, но внутри у него клокотал мощный разрушительный огонь, который лишь периодически прорывался наружу.
В основном это случалось, когда Франсиска отправлялась на прогулку с Мартино. Маурисиу это бесило. Осуждая мать, он не стеснялся в выражениях.
— Посмотри, — сказал он однажды Беатрисе, — это наша матушка во всей своей красе! Она любит порассуждать о чистой романтической любви, но в её глазах только похоть и больше ничего. Я теперь понимаю деда, который застрелил того итальянца, с которым она путалась! Но ей этого мало. Она освободилась от траура и теперь ей подавай итальянцев! Чем больше, тем лучше, всё равно кого, лишь бы только он был итальянцем!
Услышав такое, Беатриса всерьёз испугалась за брата. В своём ли он уме? Откуда эти ненависть и злоба?
— По-моему, ты сходишь с ума от ненависти, — сказала она. — Тебе надо лечиться. Какие гадости ты говоришь про маму! Это чудовищно! Разве ты не знаешь, что сеньор Мартино женат? Он недавно привёз сюда свою молодую жену и ребёнка. У мамы не может быть с ним ничего, кроме дружеских отношений.
Маурисиу злобно рассмеялся:
— Ты в самом деле так наивна? Или тоже притворяешься, как мать? Скорее всего, второе. Ты ведь такая же похотливая и падкая на итальянцев, как и она! Если бы дед был жив, он бы прикончил и твоего Марселло!
— А может, и тебя заодно? Ведь ты тоже итальянец, — напомнила ему Беатриса и услышала неожиданный ответ:
— Да, лучше бы он тогда застрелил и меня вместе с моей матерью, чтобы я сейчас не видел этого позора!
Беатриса не стала говорить ему больше ничего, но на всякий случай предостерегла Марселло, чтобы он опасался её брата.
— Не приходи к нам домой, — попросила она. — Давай будем встречаться в нашем укромном месте, как раньше.
Марселло её не понял:
— Ты что, разлюбила меня? Почему мы должны прятаться, если даже дона Франсиска согласна, чтобы мы поженились! Или ты уже передумала выходить за меня замуж?
— Нет, не передумала. Я люблю тебя. Но давай повременим со свадьбой. Подождём, пока Маурисиу переживёт своё горе.
Марселло рассердился:
— Да при чём тут Маурисиу? Я его не боюсь! А если он опять ко мне сунется со своими боксёрскими приёмами, то я на этот раз специально заготовлю для него дрын потолще!
Беатриса так и не смогла ему объяснить, чего она опасается, как не смогла этого объяснить и матери.
— Маурисиу считает, что у тебя роман с сеньором Мартино, и очень злится, — сообщила она матери. — Я даже боюсь за него. Это уже похоже на патологию. Он теперь люто ненавидит всех итальянцев.
— Это скоро пройдёт, — беспечно отмахнулась от неё Франсиска.
Беатриса, однако, не отступала:
— Но зачем тебе и впрямь нужны эти ежедневные прогулки с сеньором Мартино? Он женатый человек, у него здесь жена и ребёнок. Тебя это не смущает?
— Нет, — ответила Франсиска. — Если это не смущает его, то почему я должна вмешиваться в семейные отношения сеньора Мартино?
— А разве ты не вмешиваешься в них, когда по нескольку часов катаешься с ним на лошадях?
— Я катаюсь в своё удовольствие, и никто не сможет мне этого запретить, — отрезала Франсиска. — Ни ты, ни Маурисиу. Я свободная женщина, а сеньор Мартино взрослый мужчина, способный сам отвечать за свои поступки.
— Верно ли я тебя поняла, что у вас и в самом деле роман? — спросила изумлённая Беатриса.
— Я не обязана перед тобой отчитываться, — ответила Франсиска, тем самым косвенно подтвердив догадку дочери.
О том, что Мартино завёл роман с Франсиской, догадывались и на фазенде Винченцо. Причём догадывался не только Фарина, который сразу же сказал об этом Винченцо, но и Констанция, и Мария. Однако в отличие от Фарины, болезненно переживавшего любовную неудачу, Марию это нисколько не задевало. Наоборот, она испытала облегчение, так как Марино теперь не требовал от неё исполнения супружеского долга в постели.
У Марии также забрезжила слабая надежда на то, что в изменившихся условиях он не станет удерживать её с сыном на фазенде, и она попросила Мартино отпустить её в Сан-Паулу. В ответ она получила жёсткий и довольно грубый отказ.
— Он попросту мстит мне, — сказала Мария Констанции. — За то, что не люблю его, за то, что знаю, каков он на самом деле и чего от него можно ожидать. Я нужна ему здесь лишь затем, чтобы он мог упиваться моим униженным положением и демонстрировать всем безраздельную власть надо мной. Но он глубоко заблуждается! Он завладел только моими деньгами, но я и мой сын — не его собственность! Я сбегу от него и без денег!
— Но как же ты будешь жить без денег, да ещё и не одна, а с маленьким ребёнком? — сокрушалась Констанция.
— Продам все свои украшения, а потом найду какую-нибудь работу. Лучше жить в бедности, чем быть заложницей Мартино!
Констанция поняла, что Марию здесь ничто не сможет удержать, и они вновь заговорили о побеге. Мария уже давно убежала бы, но её останавливало давнее воспоминание — когда отец догнал их с бабушкой и силой вернул обратно.
— Так меня и Мартино может поймать, — говорила она. — Одна бы я ещё рискнула уйти пешком, а вдвоём с ребёнком далеко не уйду, Мартино непременно догонит нас. Вот если бы вы согласились мне помочь! Может, поедем вместе в город, якобы за покупками. Пусть Марселло отвезёт нас на лошадях. А там мы с сыном и «потеряемся».
— Я могу с тобой поехать, но мне всё же надо посоветоваться с Винченцо, — ответила Констанция и в этот момент увидела перед собой Мартино.
— Куда ты собралась ехать? — строго спросил он, с подозрением глядя на жену. — Бежать задумала?
— Ну что вы, сеньор Мартино! — вступилась за Марию Констанция. — Ей просто нужно поехать в город, сделать кое-какие покупки. Вот мы и говорили...
— В город она поедет только со мной, — отрезал Мартино и увёл Марию в их комнату, а там продолжил: — Не пытайся меня обмануть, я всё слышал! Ты хочешь убежать отсюда! Но если ты попытаешься это сделать, я отберу у тебя сына. Это моё последнее предупреждение!
Мария расстроилась, но не сдалась. И однажды, когда Катэрина пришла навестить родителей, обратилась за помощью к ней:
— Помоги мне убежать отсюда. У твоего мужа есть автомобиль... Попроси его, пусть он отвезёт меня с сыном в Сан-Паулу.
Катэрина знала, почему Мария хочет убежать от мужа, и отнеслась к её просьбе сочувственно:
— Обязательно попрошу! И думаю, что он не откажется тебе помочь. Маурисиу тоже недолюбливает твоего мужа. А сделать это надо в то время, когда твой муж будет гулять с моей свекровью! Как только они отправятся на прогулку, Маурисиу сразу же поедет к тебе. У вас в запасе будет несколько часов, и никто вас не догонит.
— Жаль, что мы не договорились об этом раньше,— сказала Мария, которой не терпелось убежать из плена.— Мартино только что поехал к твоей свекрови. Но сегодняшний день уже упущен, придётся подождать до завтра.
Пока они строили планы, в которых важная роль отводилась Маурисиу, он вздумал проследить за матерью и Мартино, чтобы собственными глазами увидеть, чем они там занимаются во время своих прогулок.
Скакать вслед за ними на лошади или ехать на машине было невозможно — они бы его непременно заметили, поэтому он шёл пешком, а точнее — почти всё время бежал, скрываясь за кустами и стараясь не упустить эту парочку из виду.
Не подозревая за собой слежки, Мартино и Франсиска поначалу ехали медленно, а потом вдруг резво поскакали в сторону озера, оставив Маурисиу далеко позади. Но он не собирался отступать. Оглядевшись вокруг, он увидел неподалёку амбары, в которых хранился кофе, и, поспешив туда, вскарабкался на крышу самого высокого амбара. Открывшийся вид на озеро позволил Маурисиу разглядеть, как конники спешились и тотчас же бросились друг к другу в объятия.
Что было дальше, Маурисиу не видел. Кровь ударила ему в виски, и он помчался обратно к дому, повторяя на бегу: «Убью! Убью!»
Он с детства помнил, где отчим хранил свою двустволку, оставалось только найти патроны, но и это не стало для Маурисиу препятствием. Патроны он отыскал сразу – они лежали в коробке рядом с двустволкой. Набив ими карманы, Маурисиу снова побежал к амбарам — ни от кого не прячась и даже размахивая на бегу двустволкой.
Несмотря на крайне возбуждённое состояние, место для засады он выбирал скрупулёзно и тщательно. Поднявшись на чердак одного из амбров, разобрал изнутри часть черепичной крыши, просунул голову в отверстие — оттуда хорошо просматривалась дорога, по которой должны были возвращаться Мартино и Франсиска. Зарядил ружьё, проверил прицел и стал ждать.
В последнее время Мартино только провожал Франсиску до ворот её дома и тут же уезжал, не заходя к ней на обед.
В этот раз он поступил точно так же: простился с ней у ворот и поехал обратно, мимо тех самых амбаров. Настроение у него было прекрасное. Он улыбался, вспоминая какие-то детали недавнего свидания с Франсиской, потом самодовольно засмеялся и произнёс вслух:
— Твоя кобылка, Фарина, уже стала моей! А скоро я получу и её фазенду!
Эти слова донеслись до слуха Маурисиу, и в тот же миг он выстрелил.
Пуля настигла Мартино. Он неловко упал наземь, а испуганная лошадь стремглав понеслась дальше.
Но Мартино не был убит. Он был только ранен. Не понимая, кто и откуда в него стрелял, он инстинктивно почувствовал, что этот выстрел может быть не единственным, и попытался укрыться за ближайшим амбаром. Сначала передвигался ползком, потом встал на ноги... И тут прозвучал второй выстрел.
Мартино упал как подкошенный. Но Маурисиу уже не мог остановиться. Он палил и палил из ружья, пока не расстрелял все патроны.
Потом спустился вниз, убедился, что Мартино мёртв, сняв с себя пиджак, завернул в него двустволку и с чувством исполненного долга пошёл домой.
А тем временем всё семейство Франсиски уже собралось за обеденным столом, отсутствовал только Маурисиу.
— Ты не знаешь, где мой муж? — спросила у Беатрисы Катэрина, недавно вернувшаяся от родителей.
Беатриса не знала, где Маурисиу, Жулия тоже его не видела.
В конце концов, они решили, что семеро одного не ждут, и пообедали без него. Правда, Катэрине почему-то не лез кусок в горло, она тревожилась о муже, не понимая, чем вызвана эта тревога.
Маурисиу же, положив ружье на прежнее место, как ни в чём не бывало появился в столовой и ещё успел вместе со всеми выпить кофе. А своё опоздание к обеду объяснил тем, что есть ему не хотелось, зато возникло желание немного прогуляться.
— Сегодня такая прекрасная погода! — сказал он, широко улыбаясь, но эта улыбка показалась Катэрине и Беатрисе какой-то странной, неестественной.
И лишь Франсиска, находясь под впечатлением от свидания с Мартино, не заметила ничего странного в поведении Маурисиу.
После обеда он и Катэрина ушли к себе в комнату, и там она передала ему просьбу Марии. Он откликнулся довольно вяло:
— Ехать в Сан-Паулу? Это же очень далеко...
— Но ей больше никто не сможет помочь, кроме тебя!
Маурисиу лежал на кровати в расслабленной позе, глаза его были прикрыты, и разговаривать ему явно не хотелось, тем более на такую бессмысленную тему. Но Катэрина ждала от него ответа, и он бросил нехотя:
— Могу довезти её до станции, а там пусть сама едет в Сан-Паулу.
— Но Мартино тоже подумает, что она убежала к поезду, и погонится за ней.
— Не погонится! — усмехнулся Маурисиу, вызвав недоумение Катэрины.
— Ты, наверное, не понимаешь всей сложности её положения, — сказала она. — Мартино держит Марию взаперти и грозится отобрать у неё сына, если она попытается убежать. А ты говоришь: «Не погонится»!
Маурисиу понял, что допустил непростительную оплошность, едва не выдав себя, и тотчас же стал оправдываться:
— Я имел в виду, что, если он не сразу хватится её, то поймёт всю бессмысленность погони.
— Значит, надо ехать сразу же, как только Мартино появится у нас и поедет гулять с доной Франсиской, — подвела итог Катэрина, и на сей раз Маурисиу не стал ей возражать.
А в доме Винченцо тоже говорили о Мартино. Он не приехал к обеду, и Фарина раздражённо заметил:
— Вероятно, Франсиска уже и на довольствие его поставила!
Винченцо тоже был зол на Мартино, однако справедливости ради напомнил другу:
— А не сам ли ты её упустил? Всё тянул, чего-то выжидал...
Фарина мог бы сказать, что поступал так не из выгоды, а от большой любви к Франсиске, но он предпочёл отшутиться:
— Нет, ты не прав, однажды я тоже с удовольствием у неё пообедал, когда она пригласила меня к столу.
— Так может, ты напугал её своим богатырским аппетитом? — поддержал его шутку Винченцо.
Все сидящие за столом дружно рассмеялись, и лишь Констанция сохранила мрачное выражение лица. Чуткий к переменам в её настроении Винченцо спросил, почему она сегодня не в духе, и она ответила:
— Не знаю. Тревожно мне почему-то. Боюсь, как бы чего не случилось.
— Наверное, ты расстроилась из-за того, что Мария собирается бежать, — предположил Винченцо. — Меня тоже это не радует. Представляю, как будет лютовать Мартино!
Ближе к вечеру, однако, Марселло обнаружил лошадь Мартино, пасущуюся вблизи конюшни.
— Похоже, она сама пришла домой, — в растерянности сообщил он отцу. — Никто её не расседлал, не привязал...
— Ты только Фарине об этом не говори, — посоветовал ему Винченцо. — Наверное, любовники так увлеклись друг дружкой, что лошади надоело их ждать, вот она и пошла потихоньку домой.