Испытание чувств

Глава 6

Казалось бы, ничто не предвещало грозы в доме Франсиски: мать и дочь мирно завтракали, Жулия проворно сновала у стола, наливая в чашки горячий ароматный кофе.

— Ой, слишком горячий! — сказала Беатриса, сделав единственный глоток и отодвинув от себя чашку. — Пожалуй, я не буду пить кофе.

— Не выдумывай. Такой же, как всегда, — возразила ей Франсиска, не догадываясь, что Беатриса попросту ищет повод, чтобы поскорее улизнуть из дома и помчаться на свидание с Марселло.

В отличие от Франсиски Жулия верно разгадала нехитрый план Беатрисы и услужливо поставила перед ней стакан с апельсиновым соком. А та, залпом выпив сок, тотчас же поднялась из-за стола.

— Извини, мама, я пойду, у меня сегодня важные дела в школе, — сказала она уже на ходу.

Франсиска возмутилась, расценив это как дерзость и неуважение к собственной персоне. Какие могут быть дела в такую рань? Ясно же, что тут опять замешан проклятый итальяшка, сын Винченцо!

Всё это Франсиска вынуждена была высказывать Жулии, поскольку Беатрисы уже и след простыл. А Жулия, соответственно, должна была на это как-то реагировать, что она и сделала, заметив:

— Но вы же знаете, Беатриса влюблена в него. Так стоит ли на неё обижаться?

— Я не обижена, а возмущена! — гневно воскликнула Франсиска. — Это гнусная распущенность, не имеющая ничего общего с высокими чувствами! Я не верю, что можно влюбиться в неграмотного неотёсанного простолюдина, да к тому же итальянца!

Не желая спорить с госпожой, Жулия лишь снисходительно пожала плечами: дескать, вам виднее, сеньора. Но Франсиска усмотрела в этом скрытую насмешку над собой, вполне допуская, что, о её давнем романе с итальянцем Жулия могла узнать от своей не в меру болтливой бабки.

— Что ты себе позволяешь? Твои ужимки здесь неуместны! — прикрикнула на Жулию Франсиска. — Если бы не великодушие моего покойного мужа, который сжалился над тобой, ты бы тоже не умела читать и гнула бы спину где-нибудь на плантации, как прочие негры!

— Я прекрасно знаю, чем обязана моему крёстному, — процедила сквозь зубы Жулия. В её тоне Франсиска уловила вызов и, уже не сдерживая себя, решила окончательно поставить на место нахалку.

— Нет, в последнее время ты слишком зарвалась! Забыла всё то доброе, что мы сделали для тебя. Ведь это ты роешься в моих вещах, не отпирайся!

— Я?! — в изумлении уставилась на неё Жулия.

— Да, ты. И не притворяйся, будто не знаешь, о чём идёт речь!

— Я и правда не знаю, — растерянно промолвила Жулия и услышала в ответ:

— Перестань кривляться, воровка!

— Да как вы смеете?! — вскипела Жулия. — Никто не давал вам права обвинять меня...

— Замолчи, мерзавка! — прервала её Франсиска. — Думаешь, если я не поймала тебя за руку, то и доказать ничего не смогу? Ошибаешься! В моём доме не бывает посторонних людей, а ключи от всех комнат есть только у тебя. Так что ты лучше сразу во всём сознайся, или я подвешу тебя на суку!

— Как вешал негров ваш дед? — закусила удила Жулия.

— Да, именно так, — подтвердила Франсиска. — Ты будешь висеть, пока не сознаешься и не вернёшь украденное!

— Ничего у вас не получится, сейчас не те времена! — с достоинством ответила Жулия. — Вы можете заявить на меня в полицию, но если вздумаете хоть пальцем ко мне прикоснуться, то учтите: я буду отбиваться!

Напоминание о полиции мгновенно отрезвило Франсиску, и она резко изменила свои намерения, но отнюдь не тон.

— Ты уволена! — закричала она в бессильной злобе. — Убирайся прочь вместе со своей бабкой! Я больше не могу видеть вас на моей фазенде!

И тут Жулия потеряла контроль над собой. Тайна, которую она много лет скрывала от Франсиски и не выдала бы её ни при каких иных обстоятельствах, теперь сама собой сорвалась с языка Жулии.

— Мы никуда не уйдём из нашего дома, потому, что его оставил мне мой отец! — заявила она с гордостью.

Не ожидавшая такого отпора Франсиска в первый момент даже не поняла, о чём идёт речь, и грубо одёрнула Жулию:

— Что ты мелешь, несчастная? До сих пор ты жила здесь из милости, а кем был твой отец, вероятно, даже твоей матери не было известно, потому что она путалась со многими неграми!

Если бы Франсиска не допустила этого оскорбления, Жулия бы тоже промолчала — она уже была готова пойти на попятный, испугавшись возможных последствий своей несдержанности. Но Франсиска сама не оставила ей пути к отступлению, и Жулия была вынуждена вступиться за честь матери.

— Моим отцом был сеньор Марсилиу, ваш покойный муж! — выпалила она, добавив: — И это известно всем, кроме вас.

Франсиска покачнулась как от удара молнии. На сей раз она не усомнилась в правдивости Жулии, потому что видела перед собой её глаза, в которых отразились и ликование по поводу одержанной победы, и сочувствие к госпоже, и явное облегчение от того, что больше не надо будет носить в себе эту застарелую тайну.

— Он что, спал с твоей матерью? — спросила Франсиска глухим, жалким голосом. — И ты всегда знала, что он твой отец?

— Да, знала. Ещё с детства, — тихо ответила Жулия.

— А почему до сих пор молчала?

— Чтобы не огорчать вас и моего отца. Он ведь хотел, чтобы вы думали, будто я его крестница... А мне всегда хватало его внимания и тепла...

— Уйди, прошу тебя, — взмолилась Франсиска, не в силах больше выносить эту пытку.

Жулия послушно вышла из гостиной.

— Что же я наделала? Что теперь с нами будет? — плакала она, спустя несколько минут на груди у старой Риты. — Как ты думаешь, Железная Рука всё-таки выгонит нас из дома?

— Не знаю, не знаю, — отвечала Рита.

— А куда же мы пойдём, на что будем жить? — сквозь слёзы спрашивала Жулия.

— Не плачь, — успокаивала её старуха. — Я предвидела это и заранее обо всём позаботилась. Мы с тобой не пропадём!

Жулия же продолжала лить слёзы, не принимая всерьёз слова бабушки. Что может сделать старая неграмотная негритянка? По силам ли ей тягаться с могущественной Франсиской, которая способна оплатить услуги не только самых лучших адвокатов, но и всех судей штата Сан-Паулу!..

А тем временем Франсиска тоже рыдала у себя в комнате — от позора, унижения, от подлого предательства мужа и собственной слепоты. Сколько лет она хранила ему верность, сколько лет носила траур после его смерти, давая повод для насмешек его черномазой родне! Какой ужас! Ведь Жулия действительно доводится сестрой Беатрисе и Маурисиу. Нет, не совсем так... Но это сейчас не имеет значения. Жулия им сестра. Обоим. Это всегда знал Марсилиу, и это было известно Жулии, не зря она допускала иногда опасные проговорки...

Франсиска со стыдом и болью вспомнила тот эпизод, когда Жулия, защищая Беатрису и Маурисиу, прямо заявила, что она их сестра. «А я, слепая дура, приняла это за дерзость!» — мысленно отругала себя Франсиска.

Потом ей вспомнилось и многое другое, о чём сейчас хотелось бы забыть, вычеркнуть всё это из памяти как дурной сон: вот Марсилиу берёт Жулию на руки, нежно прижимает к себе, словно родную, любимую дочку; вот он, счастливый и довольный собой, представляет «крестницу» учителям, говоря, что девочка очень способная и будет учиться не хуже его собственных детей, а позже радуется её успехам и дарит ей подарки...

«Где же были мои глаза, где была моя женская интуиция! — запоздало терзала себя Франсиска. — Почему я ничего не заподозрила? Почему так безгранично верила в его благородство и широту души? Привечала Жулию в своём доме, а мой муж в это время продолжал спать с её матерью!»

Представить это оказалось нестерпимым для Франсиски, и она, превозмогая сердечную боль, бросилась в гостиную — туда, где висел портрет Марсилиу в помпезной золочёной раме.

— Будь ты проклят! — истошно закричала она, срывая портрет со стены. — Ты лгал мне всю жизнь. Изменял мне! У тебя дочь негритянка!..

Портрет с грохотом рухнул на пол, и Франсиска в бессильной злобе принялась топтать его, оставляя на холсте рваные отверстия от своих тонких каблуков.

Приступ гнева и отчаяния в считанные секунды лишил её всех сил, и вскоре она уже сама оказалась на полу рядом с портретом. Нет, это был не обморок, это была предельная усталость и опустошённость. Франсиска сидела на полу, упираясь спиной в ножку стола, и не могла пошевелиться — не было сил. В таком состоянии она провела около получаса, а когда силы вновь стали возвращаться к ней, — встала и медленно побрела в свою комнату.

В тот момент Франсиской владело только одно желание: добраться до постели и уснуть. Но её рассеянный взгляд ненароком коснулся зеркала, стоявшего в спальне, и Фран¬сиска увидела там своё отражение: одетую во всё чёрное женщину с мрачным, осунувшимся лицом и скорбными потухшими глазами.

В ужасе Франсиска отшатнулась от зеркала. Неужели это она? Убитая горем, в трауре... За последние годы траурный наряд стал привычным для Франсиски настолько, что она его уже и не замечала, и не задумывалась о нём. Он словно прирос к её коже. И лишь однажды, когда дерзкий Фарина вероломно взволновал её сердце, Франсиска подумала о том, что не вечно же ей носить траур по мужу. Но и тогда она решительно прогнала от себя эту мысль, потому что память о Марсилиу была для неё священна. А теперь вдруг всё перевернулось, всё предстало в ином свете.

— Ты всю жизнь обманывал меня, и даже после смерти насмехался над моей доверчивостью, — грустно произнесла Франсиска, ещё не избавившись от привычки обращаться к покойному мужу не мысленно, а вслух. — Но больше я не дам тебе повода для насмешек, — добавила она твёрдо и решительным жестом сорвала с себя чёрное траурное платье.

После этого неодолимое желание уснуть покинуло Франсиску окончательно. Она стала лихорадочно рыться в шкафу, перебирая старые платья и примеряя их одно за другим. К счастью, за годы траура она не похудела и не располнела — все платья были ей впору, но гардероб нуждался в существенном обновлении.

«Завтра же поеду в город и накуплю себе модных платьев», — решила Франсиска.

Вздохнув наконец с облегчением, она устало опустилась на кровать и тотчас же уснула безмятежным сном, чтобы затем очнуться в новой, совершенно иной жизни, лишённой былых иллюзий и заблуждений.

Вернувшись со свидания и увидев погром в гостиной, Беатриса испуганно закричала:

— Мама! Мама, ты где?!

Ответа не последовало, и Беатриса побежала в спальню матери, но войти туда не смогла – дверь оказалась запертой изнутри.

— Мама, ты здесь? Открой,— позвала Беатриса и вновь не услышала ответа, потому что Франсиска всё ещё спала крепким сном, а дверь защёлкнула автоматически, даже не заметив этого.

Беатриса же представила страшную картину: в дом ворвались грабители, надругались над портретом отца, а с матерью… Господи, что же они сделали с матерью?

Полная самых худших опасений, она помчалась за помощью к брату, и Маурисиу тоже пришёл в ужас, услышав её сбивчивый рассказ.

— Только бы она была жива! – воскликнул он и тотчас же бросился спасать Франсиску.

Когда они с Беатрис вбежали в гостиную и стали громко кричать: «Мама, где ты? Отзовись!» — Франсиска наконец проснулась. Понимая, что ей предстоит неприятное объяснение с детьми, и не желая выглядеть в их глазах жалкой и растерянной, она попыталась привести себя в порядок перед зеркалом, но внезапно услышала страшный грохот в дверь – это Маурисиу взламывал её силой, чтобы проникнуть в комнату матери.

— Перестаньте! Как вы смеете?! – закричала Франсиска, открывая защёлку.

— Слава Богу, она жива,— хором произнесли Маурисиу и Беатриса, облегчённо вздохнув.

Тем временем Франсиска уже успела открыть дверь и предстала перед ними в непривычном наряде, который поначалу вызвал у них испуг – обоим в тот момент подумалось, что мать сошла с ума, поскольку на ней было надето светлое кружевное платье. После стольких лет траура внезапная метаморфоза, произошедшая с Франсиской, заставила детей отпрянуть от неё. И это очень разозлило Франсиску.

— Что, не ожидали? — спросила она, язвительно усмехаясь. — Вас устраивал мой траурный наряд, вы хотели, чтобы я носила его всю жизнь?

— Мама, объясни, что тут произошло, — оправившись от шока, попросил Маурисиу. — Я ничего не понимаю...

— Ах, ты не понимаешь? — гневно подступила к нему Франсиска. — Перестань ломать комедию! Ведь ты всё знал. Вы все знали и молчали!

— Мама, я тоже ничего не понимаю, — сказала Беатриса. — Кто тут был? Кто надругался над портретом отца?

— Неужели ваша сестра вам ничего не рассказала? — усомнилась в своих подозрениях Франсиска.

— Мама, о чём ты говоришь? Какая сестра? — испуганно воскликнула Беатриса.

Маурисиу, знавший семейную тайну, в отличие от сестры уже понял, что тут произошло накануне, и, подняв с пола портрет отца, бережно положил его на стол.

— Не надо мучить маму расспросами, — сказал он Беатрисе. — Я сам тебе всё объясню.

— Ах, значит, ты всё-таки знал! — с обидой воскликнула Франсиска. — Ну что ж, расскажи Беатрисе, что её отец был мерзавцем!

— Мама, как ты можешь?! — закричала Беатриса, по-прежнему ничего не понимая.

— Увы, могу, — мрачно произнесла Франсиска. — Сегодня ваш отец умер для меня навсегда. А я, наоборот, ожила. Да, я вернулась к жизни!

— Ну и правильно, мама, — сказал Маурисиу, пытаясь обнять её, но Франсиска решительно оттолкнула его:

— Я не нуждаюсь в вашей жалости. Оставьте меня. Идите! И унесите куда-нибудь этот портрет, я не могу его видеть!

Маурисиу послушно взял портрет в руки и взглядом пригласил Беатрису к выходу, но она заупрямилась:

— Нет, я не могу так уйти. Мама!..

— Иди, иди, — сказала ей Франсиска. — Все подробности узнаешь у мулатки. Она твоя сестра!..

Несколько часов Беатриса провела в домике для слуг, где выслушивала утешения брата и пояснения Жулии о том, почему и при каких обстоятельствах она открыла Франсиске свою тайну. Осознать всё случившееся Беатрисе было нелегко, и она долго не могла прийти в себя. Зато Франсиска успела полностью оправиться от удара и решила довести до конца своё расследование, прерванное тем шокирующим заявлением Жулии. А для того, чтобы продолжить нелицеприятный разговор с Жулией, Франсиске пришлось самой отправиться в дом прислуги.

Старая Рита предусмотрительно спряталась, едва завидев госпожу на пороге своего жилища, а Жулия лишь повторила сказанное ранее:

— Ничего я у вас не брала, и вы не имеете права меня обвинять. Вызывайте полицию, пусть она ищет вора!

— О тайнике мог знать только тот, кто давно живёт или часто бывает в моём доме, — возразила Франсиска.

— О каком тайнике? — тотчас же спросил Маурисиу, и Франсиска тоже теперь не сочла нужным таиться.

— В столовой под ковром есть тайный вход в подвал, где ваш отец прятал золотые слитки, монеты и прочие драгоценности, — пояснила она, к изумлению своих детей и Жулии. — Но недавно большая часть этих сокровищ куда-то исчезла. Не могли же они испариться!

— Но откуда у отца такое богатство? — задал резонный вопрос Маурисиу и услышал абсолютно честный ответ Франсиски.

— Этого я и сама не знаю. Вероятно, сокровища достались ему от родителей, а он, умирая, отдал мне ключ от тайника. Тогда я впервые и узнала о них.

— Так вот почему тебе с такой лёгкостью удалось пережить кофейный кризис! Теперь мне всё ясно, — сказала Беатриса.

— Да, именно поэтому, — подтвердила Франсиска и вновь стала обвинять Жулию в воровстве: — Теперь вы знаете всё, даже то, что ваша сестра — воровка!

И тут Франсиска получила неожиданный отпор в лице собственных детей, которые дружно встали на защиту Жулии.

— Она не могла этого сделать! — уверенно заявила Беатриса, а Маурисиу подхватил:

— Конечно, не могла! Ведь она же дочь нашего отца!

Услышав это, Франсиска разом сникла и устало махнула рукой:

— Ладно, я всё сказала. Если вы по-прежнему считаете вашего отца благородным человеком, то мне больше не о чем с вами говорить. Я тоже так считала до сегодняшнего дня. А теперь вся моя жизнь перевернулась. Я больше не испытываю любви к вашему отцу... Как, впрочем, и ко всему, что он оставил... Даже к этой фазенде...

Она произнесла всё это тихо, словно самой себе, и так же тихо вышла, протиснувшись бочком в дверь.

— Бедная мама! — сказала Беатриса, вытирая слёзы. — Ей сейчас так трудно...

А Жулия вытащила из-за ширмы Риту и потребовала:

— Признавайся, это твоих рук дело? Ведь у тебя был ключ от дома!

— Какой ключ? Я ничего не знаю, — изо всех сил отпиралась Рита. — Может, этого золота вообще не было, а сеньора всё выдумала!

— Бабуля, ты не зря спряталась, когда вошла сеньора. Лучше верни всё по-хорошему, — настаивала Жулия.

— Да я спряталась потому, что не хотела участвовать в вашем семейном скандале! — нашлась ловкая старуха, и внучка оставила её в покое.