Я злюсь сама на себя, осознавая, что наша близость с Полем в моем сердце перестаёт быть чем-то рядовым и обычным. И уж тем более не скажешь, что это просто снятие физиологического напряжения.
Наша интимная близость сближает нас друг с другом семимильными шагами. Словно канатом привязывая меня к этому мужчине. И вот, я уже не спорю, а скорее воспринимаю как должное, когда настырный француз вызывается сопровождать меня в течении всего дня. Не пресекаю попыток, когда он ненавязчиво берет меня за руку, и по городу мы с ним прогуливаемся, словно парочка молодых влюбленных. Удивительно, но факт, в свои тридцать шесть рядом с Полем я и правда начинаю чувствовать себя молоденькой девушкой. Возможно, информация о чудодейственной сперме и слюне оборотней не такая уж и выдумка. Сегодня бросила быстрый взгляд на себя в зеркало, и с удивлением обнаружила в себе разительные перемены: кожа на лице гладкая и подтянутая, мелких мимических морщин как не бывало! Интересно было бы с научной точки зрения исследовать состав выделений оборотней.
Дала себе мысленный пинок за то, что слишком приблизила к себе оборотня, так можно и бдительность рядом с ним потерять. А к чему это приведет, даже и думать не хочется. Однако, не разреши сегодня я ему себя сопровождать, уверена., что он однозначно сделает то же самое, только скрытно. Как говориться, врага нужно держать подле себя.
Мне удалось настоять на том, что к Лиле в квартиру я поднимаюсь сама, а Поль сидит и терпеливо ждёт меня у подъезда. На общение с подругой он мне дал один час. Его условие, естественно, разозлило, но спорить с ним мне не захотелось. Я лишь уклончиво и в шуточной форме намекнула, что мы, девушки, любим поболтать. И я не гарантирую, что именно через час освобожусь, но постараюсь быстрее.
Лиля меня уже ждала и с порога начала расспросы:
— Может расскажешь, в конец концов, что у тебя произошло? Я чуть инфаркт не получила, когда узнала, что до назначенного места ты так и не добралась.
— Меня перехватили на вокзале.
— Кто?
— Конь в пальто! Лиля, не тупи. Естественно, Поль со своими друзьями.
— И что, они применили силу?
— Не совсем так. Но с учётом того, насколько быстро меня на вокзале вычислили, вряд ли я далеко смогла бы уехать. Тогда я даже полицию привлечь пыталась...
— И?
— И Поль показал им мой паспорт, где стоял штамп о нашем браке.
— Так. Стоп. Яна, я ничего не поняла. Какой такой штамп?
— В тот момент я также недоумевала. Просто до этого у меня пропал паспорт. И в нем появился штамп о якобы нашем бракосочетании...
— Офегеть! Так, пойдём на кухню, сядем. Такие новости лучше переваривать сидя. Кстати, в тебе что-то изменилось.
— Что именно?
— Кхм, глаза блестят, кожа сияет, будто ты только с процедуры от косметолога…
Мы прошли с подругой на её кухню.
— Чай будешь?
— Давай.
— Так. Яна, а брачный договор ты с ним заключала? — спросила Лиля, накрывая на стол.
— Нет... Я не понимаю ход твоих мыслей...
— А что тут понимать? — деловито приободрилась подруга. У неё даже глаза заблестели. — Я ходила туда, где была его выставка, и даже общалась с её организаторами. Да. Не смотри ты так на меня! О нём нужно было собрать как можно больше информации, а в интернете её очень мало. Так вот, судя по тому за сколько его картины продаются, и то, как долго его уговаривали в Россию приехать, какие гонорары обещали, и он не оценил… В общем, меня уверили, что он о-о-очень состоятельный мужчина.
— Лиля, надеюсь, ты мне не предлагаешь, претендовать на его имущество?
— А что тут такого? Он сам виноват, что штамп поставил и брачный договор не заключил.
— Мне не нужно от него ни копейки, лишь бы он на моего малыша не претендовал. А пока он сам мне очень большое вознаграждение и пожизненное содержание предлагал, если я откажусь от ребёнка…
Лиля нецензурно выругалась.
— Значит, тем более, с того мужика нужно поиметь как можно больше. Тебе ещё и ребенка на ноги поднимать.
— Так, Лиля! Давай оставим эту тему.
Вся наша болтовня с Лилей — это все лирика. Теперь мне необходимо приступить к главному, ради чего я сюда пришла. Успокоить подругу само собой, но есть у меня ещё одна задумка.
Я жестом Лиле показала на уши. Но она не понимающе на меня посмотрела.
— Яна, чего ты...
— Да токсикоз, говорю, меня настолько измучил, что аж все тело от ушей до пяток болит, — перебила я Лилю, чтобы она не рассекретила мой замысел, и начала нести то, что первое в голову пришло.
Совершенно не исключаю, что нас с подругой могут подслушивать. Вряд ли прослушка будет у неё в квартире. Да и свою одежду я тщательно проверила. А вот в моей сумке или в моем телефоне — вполне. И вновь жестами показала, что нас могут слушать, а затем изобразила, что хочу ей написать. Но для особо непонятливых я ещё и пояснила:
— Лиля, я ведь во Францию собираюсь ехать. Надеюсь, что мы друг другу будем письма писать? Ты ведь не против такого вида общения? — с нажимом уточнила я.
В этот раз подруга меня поняла, кивнула, и пройдя на выход из кухни произнесла:
— Зачем тебе ехать во Францию? Не понимаю. Ты серьёзно об этом?
Она вышла в комнату, и через пару минут принесла блокнот и ручку.
— Да Лиля, про Францию я собираюсь серьёзно. Думаю, так будет лучше.
Первой в блокноте написала подруга:
«Он тебя заставляет? Угрожает? Мне заявить в полицию?»
«Нет. Я так решила. Потом объясню, почему. Но пока, думаю, это правильное решение. Ты можешь создавать фон нашего общения, пока я в ванной по твоему телефону позвоню?»
Лиля прочла мои записи и непонимающе уставилась на меня. Пришлось пояснять, вновь письменно:
«Боюсь, что нас могут прослушивать через мой телефон или ещё как-то. Хочу подстраховаться»
«Всё так серьёзно? Не езди никуда с ним. Мы что-нибудь придумаем».
«Пока ребёнок не родился, мне нужно узнать, чем он дышит, и на что способен. Так я могу воспользоваться твоим телефоном?».
Лиля молча протянула мне свой телефон, а вслух сказала:
— Ой, я же всегда хотела побывать в Париже. Франция — это так романтично...
Жестом подруга мне показала, мол, что стоишь? Иди. И продолжила свою отвлекающую посторонний слух болтовню:
— Сам французский язык превосходен! Он словно создан для любви...
Я быстро закрылась в ванной с телефоном подруги, свой смартфон предусмотрительно оставила в сумочке в коридоре. И набрала заветный номер. Не знаю, сможет ли хоть чем-то мне помочь человек, к которому я решила обратиться, но попробовать стоит.
Когда я вышла из ванной, беседа Лили приобрела уже иной характер и вызвала во мне умилительную улыбку. Словно превосходная актриса подруга отыгрывала правдоподобный монолог:
— И что, имя Артемий для ребенка тебе тоже не нравится? Ох, как сложно с тобой, а мы ведь еще не рассматривали женские имена. Надеюсь, ты не хочешь назвать ребенка французским именем? Нет, не то, чтобы я была против…
Через полчаса мы с Лилей допили чай, и попрощались.
— Насчёт поездки во Францию, я считаю ты зря так решила. Это очень опрометчиво, — прошептала Лиля мне на ухо у порога, провожая меня, — не нужно этого делать. Подумай двести раз.
После разговора с подругой и того, как я невзначай оживила в своей памяти предложение Поля отказаться от ребёнка, настроение пропало. А ведь сейчас мы поедем к моим родителям. Нужно срочно брать себя в руки!
— Что-то не так? — уточнил внимательный оборотень, как только я вышла от подруги.
— С чего ты взял?
— Обычно девушки после общение с подругой расслабляются. Ты же, наоборот, выглядишь крайне подавленно и напряжённо. Снова тошнит?
Его вопрос заставил задуматься и с удивлением обнаружить, что сейчас меня не мутит и не тошнит. Вновь наша близость улучшила моё состояние.
— Нет. Дело не в этом. Знаешь, Поль, я должна тебя предупредить.
— О чём?
— Тебе ведь важно, чтобы я поехала с тобой во Францию?
Поль утвердительно кивнул головой, и я продолжила:
— Моя поездка зависит, в том числе, и от того, как пройдёт встреча с родителями. Только знай, что папу, в отличие от мамы, нелегко провести. А если он вдруг усомниться в наших отношениях и заподозрит, что я не по доброй воле решила столь резко и кардинально поменять свою жизнь, то костьми ляжет, а меня не отпустит.
— Значит, нам нужно быть правдоподобными, — как нечто обыденное произнёс Поль.
К родителям мы заявились, вооружившись шикарным букетом из роз и хризантем для мамы, и бутылкой коньяка 20-летней выдержки для папы. Нас ждали. Мама накрыла стол.
Только папа встретил нас с хмурым и сосредоточенным лицом. И всё время он внимательно за нами наблюдал, словно внутрь меня решил заглянуть и наизнанку содержимое вытряхнуть.
Я потупила глаза. С родителями у меня всегда были очень доверительные отношения. С детства я делилась с ними всем. А сейчас вынуждена врать и играть роль, словно актриса, обманывая дорогих и важных в моей жизни людей. И сколько бы я про себя нашу эту встречу не проигрывала, один взгляд моего отца заставил нервничать и сомневаться в правильности выбранного решения.
Словно почувствовав моё смятение, Поль взял меня за руку, и ободряюще сжал. А дальше привлёк всё внимание моих родителей к себе, выражая благодарность за то, какую хорошую дочь они воспитали. И если мама на это «купилась» и расцвела в улыбке, то отец стал ещё более напряженным.
Мама сглаживала ситуацию, как могла. Выступила в роли радушной хозяйки, увлекла нас незатейливой болтовнёй, а затем пригласила к уже накрытому столу. За стол мы сели, но все равно в воздухе царило напряжение. В итоге папа, обращаясь к Полю строго спросил:
— Если вы так благодарны за мою дочь и так замечательно к ней относитесь, что же тогда её бракосочетание стало для нас всех сюрпризом?
— Папа, это не совсем так... — попыталась вмешаться я и сгладить ситуацию.
Эх, самое обидное, что в этой всей ситуации я сама виновата. Пошла, как маленькая девочка, на поводу своих обид. Тридцать шесть лет, а ума нет! Ведь это я призналась маме в том, как именно состоялся мой брак, она рассказала об этом отцу. Чего и следовало ожидать. Какой реакции от папы в итоге я ожидала?
— Яна! — строго перебил меня отец, не давая договорить. — Вопрос был адресован твоему новоиспечённому супругу, так что, дорогая, будь любезна, дай ему ответить. Уж очень я хочу разобраться, во что ты у нас вляпалась.
Его слова звучали как удар. Всё ещё хуже, чем я думала. Папа не просто засомневался в том, что происходящее между мной и Полем происходит искренне, что между нами чувства и всё такое… Дела обстоят гораздо хуже. Отец знает меня, как облупленную, и подозревает, что я ввязалась в историю. Что, собственно говоря, недалеко от истины. Но моим родным никак нельзя знать правду! Это, как минимум, может быть опасно для них самих.
Поль положил свою руку на мою, которая лежала на столе, и вновь успокаивающе погладил мою кисть своим большим пальцем. Этот жест явно не остался без папиного внимания. Я буквально кожей ощутила взгляд отца на наших руках.
— Признаю. Виноват, — ответил Поль. — Честно говоря, после встречи с Яной моя жизнь разделилась на «до» и «после». Я сразу понял, что она именно та женщина, которая мне нужна, и очень боялся, что Яна мне откажет. Вот я и решил вместо того, чтобы годами добиваться её руки, быстро организовать нашу с ней регистрацию, а потом уже на протяжении нашей совместной жизни доказывать ей, это решение было единственно верным.
Папа молчал. Воцарилась тягучая тишина. Отец как будто взвешивал правдивость его слов и переваривал услышанное и увиденное. Язык жестов и поглаживания Поля говорили в нашу пользу. Поль тем временем продолжил:
— Сами понимаете, что время идёт, а мы с Яной уже не подростки. Ей тридцать шесть, я и того старше. Поэтому я безумно желал от неё ребёнка. Конечно, не ожидал, что мои желания так быстро исполнятся. Но не буду скрывать: я этому только рад. А свадьбу мы с Яночкой отпраздновать можем когда угодно и с любым размахом, который она пожелает. Если хочет, то половину Москвы пригласим и добьемся того, чтобы о нашей свадьбе писали все газеты. Или, наоборот, можем сделать скромное торжество только среди родных и близких.
— Зачем нам пафос, чтобы в газетах писали… — Вклинилась в разговор мама, а затем, словно опомнившись, сомневающимся голосом добавила. — Нам ведь такого не нужно, правда дочь?
— Я вообще никакого торжества не хочу. Особенно с учетом того, что у меня токсикоз, — подхватила я разговор, уводя его в нужное русло. — Не зря в народе говорят: счастье должно быть тихим. Я замужем, в положении, неужели вы не рады?
— Что ты! Мы очень рады! И бабушка с дедом тоже! Как ты можешь думать иначе? — затараторила мама.
Но папа, в эмоциональные высказывания мамы тоже своим строгим и спокойным голосом свою реплику вставил:
— Рады, только не понимаем, как у тебя, Яна это всё так скоропалительно произошло с малознакомым тебе мужчиной? Это, как минимум, не похоже на тебя.
Мало того, что папа добавил ложку дёгтя в сладкую речь своей супруги, так он ещё умудрился этим самым косвенно обвинить меня в легкомыслии.
— С чего вы взяли, что мы с вашей дочерью мало знакомы? — спросил Поль.
— Скажешь, это не так? Ни за что не поверю! Яна всегда обо всех своих друзьях и знакомых нам с матерью рассказывала...
— Мы с Яной, по времени, знакомы, может быть, и недолго. Но нам и этого хватило, чтобы понять, что я — тот мужчина, от которого она хочет детей, а она именно та женщина, которую я вижу в виде их матери.
Поль говорил вроде бы правду. Но я знаю и изнанку этой правды. То, что оставалось за кадром для других. И если для моих родителей всё сказанное выглядит вполне приличным и достойным, то я понимаю иное. Поль видит во мне мать своих детей только потому, что я единственная женщина, которая волею судьбы может ему их дать. Ещё я остро ощутила, что он совершенно не говорил о чувствах ко мне. О любви. Лишь о том, что я подходящая для него женщина...
— Хорошо. Я, возможно, все это понимаю. Но если ты и правда относишься так трепетно к моей дочери, как говоришь, почему тогда намереваешься увезти её во Францию? Неужели ты не знаешь, что её жизнь — это её работа. А как специалист она имеет право работать по профессии только у нас, в России. Кому нужен её диплом во Франции без дополнительного подтверждения, сдачи языка и получения соответствующих лицензий? А на их получение полжизни может уйти! Лишать её любимой работы, которая за эти годы стала смыслом жизни, как минимум, жестоко.
— Я понимаю. Но считаю, что она и так уже много отдала времени и сил своей работе. Сейчас у неё возникнут другие хлопоты, связанные с рождением малыша. А вот обязанности обеспечивать семью лежат на мне. Именно поэтому мне нужно на родину. Там моя работа.
— Неужели писать картины в России нельзя? — папа не унимался и продолжал нападать, а француз умело отбивал его атаки. Вот и сейчас Поль хитро улыбнулся и ответил:
— А кто вам сказал, что написание картин моя основная работа? Это, скорее, хобби, которое иногда приносит деньги. А основная работа у меня в крупной корпорации, во Франции.
— И кем ты там работаешь? — только сейчас я поняла, что совершенно ничего не знаю о своем муже, пусть таковым он и является формально, по документам. Хотя то, что муж он мне номинально, меня не оправдывает. Вижу этого мужчину я каждый день, сплю с ним в одной постели, живу в одной квартире, и только сейчас в разговоре с отцом случайно узнаю, что художник Поль, на самом деле не только художник, а зарабатывает на жизнь совершенно другим. Чего ещё о нём я не знаю?
— Начальником отдела продаж. Я, конечно, не самое главное лицо в компании, но поверьте, доход имею приличный.
— И все же это не повод закрывать жену в четырёх стенах и заставлять заниматься только домом.
— Я и не собирался её закрывать. Уверен, что и во Франции Яна сможет найти свое место.
— Дочь, а ты что молчишь. Неужели всерьёз собралась бросать всё и уезжать?
— Собралась. Прости, папа, но я считаю, что так будет лучше. Как профессионал я уже состоялась. Теперь хочу побыть женой и мамой.
Я погладила свой ещё плоский живот. И больше папа не решился продолжать эту тему. Дальше разговор прошёл более мирно, на нейтральные темы. Однако, тогда я не знала, что мне предстоит не менее эмоциональный разговор с моим начальником. И представить не могла то, в какой он форме будет проходить.