Наскоро стянула косынку с головы, выправила футболку из штанов.
Спустилась вниз, у калитки стоял… Иванишин?
— Элеонора, здравствуй, дорогая, — друг моего мужа протянул ко мне руку. Странно, мы уже не виделись больше года после того скандала, неужели его прислал Иван…
— Присядем?
Виктор держал руки за спиной, кивнул на лавочку возле калитки. Я смотрела на непрошенного гостя: гусь он и в Африке гусь. Дорогой костюм, белый шёлк рубашки, галстук по цене крыла боинга. Из под манжетов пиджака на кипельно белой рубашке сверкали золотые запонки.
Давненько я его не видела.
Выражение его лица было нечитаемое. Это знаете, как у заинтересованного в вашем интервью журналиста, и этот самый журналист лезет из кожи вон, чтоб вам понравится. Что то меня всё же насторожило. Я тут же спряталась в невидимую ракушку, сложила руки на груди, мозгами натянула на себя шлем — женская интуиция никогда не ошибается. Этот сногсшибательный холёный мужик просто искрился приветливостью. Но я сердцем чувствовала, он весь как отколовшийся кусок айсберга — холодный внутри и гладко отполированный снаружи.
Я села, Виктор оказался рядом:
— Как поживаешь, Элеонора?
Я неопределённо пожала плечами. О чём говорить с другом предателя, тем более, когда мне он не друг, а так, знакомый.
Виктор приобнял меня, легко, почти не касаясь, по-приятельски коснулся губами моей щеки. Я на автомате вытерла щеку ладонью, вообще то мы не настолько приятели, чтоб он лез ко мне с поцелуями. Меня, конечно, этот новоявленный обычай тыкаться в щёку со всеми знакомыми обычно не трогал, но сейчас взбесил.
Скользнула краем глаза по лицу мужчины. Плотное, немного оплывшее, с резкими морщинами под глазами, с сочными, влажными губами, фу.
Вдыхала запах резкого его парфюма, искала глазами на чём бы зацепиться. От нечего делать уставилась на его туфли крокодиловой кожи. А рядом сидела я в тёть-Таниных калошах.
Честно сказать, я даже смутилась.
— Элеонора, ты прекрасно выглядишь, заметно похудела. Ну, так как ты? Мы давно не виделись.
— Да, наверное, Виктор, мне надо извиниться, что в прошлый раз за столом мало сдачи дала… Кстати, как твоя жена?
— Странное, конечно, извинение, но расслабься, я не в претензии, не извиняйся. Мы расстались с Викторией. Вот, кстати, именно поэтому я здесь. Развод это плохо.
— Тебя Иван прислал?
— Как бы сказать. Понимаешь, Элеонора, мужскую солидарность никто не отменял. Я знаю, что у вас произошло с Иваном и понимаю как это трудно.
— То есть тебя прислал мой муж в адвокатских целях, правильно, Виктор?
— Ну, можно и так сказать.
Тут со стороны сарая выбежала Машенька. Моя воспитанная девочка, (когда ей не советовала Ольга), точно помнила правила, которым я её учила: если родители разговаривают с кем то, подойти, поздороваться и немедленно уйти.
Доченька так и сделала. Подбежала, поздоровалась и сразу убежала.
— Какая прелестная у вас девочка. Иван не сможет без неё жить. У него на языке постоянно дочь и я ему всегда завидовал: жена красавица и дочка — ангелочек. — Виктор взял меня за руку, тепло пожал, проникновенно заглянул мне в глаза, приблизив лицо: — Ты ведь разрешишь ему встречаться с дочкой?
Я отстранилась, не скрывая раздражения отняла руку, нахмурилась:
— А Василевский тебе не доложил? Мы уже решили этот вопрос. Будут видеться каждую субботу.
— Вот и молодцы, горжусь вами. — Виктор заметил, что я косо смотрю на его ухаживания, чуть отодвинулся: — Я переспросил, просто заволновался, не передумала ли ты. Суббота прекрасный день. Работают аттракционы, парки. Зоопарки. Я даже не знаю, куда ещё водят детей. Своего ребёнка нет, вот и не знаю.
Виктор молол какую-то чушь, я не слушала его. Сидела, прислонившись спиной к забору, сложа руки на груди. Я не понимала, почему Иван прислал сюда Виктора. Его друг мне не нравился, муж знал об этом. Иванишин был совершенно чужим мне человеком, мне хотелось свернуть этот ненужный разговор:
— Виктор, ты сюда по конкретному вопросу приехал или просто на жалость надавить и заставить простить мужа?
— Элеонора, не сердись. Конечно, мы мужчины тоже переживаем. Почему женщины думают, что у нас нет сердца и мы ничего не чувствуем.
Я вздохнула. Ну да, конечно. Ещё как чувствует. Одним местом. Так чувствуют, что при себе удержать не могут.
— Элеонора, вам надо обязательно примириться с Иваном. Это мы с Викторией разбежались, так у нас детей нет. Ито суды до сих пор тянутся, всё делим и делим нажитое.
Виктор достал сигареты:
— Я закурю?
— Нет, — я вышла из ступора: — Не кури.
Он спрятал сигареты в карман, я повернулась к нему, спросила в упор:
— Иванишин, зачем ты приехал.
— Ну, первое, я хотел поддержать тебя и сказать, что я на твоей стороне. Но есть одно но: Иван замечательный человек. У него сложный характер, из него прям лезет ”я такой, как вы, только лучше”. — Виктор помолчал, — но тебе надо обязательно его простить. Мало ли что бывает.
— Что? — я уставилась в глаза Иванишину — Давай, расскажи мне, что бывает?
— Ой, ну не заводись. Мужчины тем и отличаются от женщин, что менее обязательны, что иногда нам нужно спустить пар, что для этого существуют специальные э…
— Ну, договаривай, — у меня звякнул металл в голосе, — специальные девицы из борделя, так?
У Виктора открылся рот, глаза забегали. А меня пронзило:
— Так ты друга защищать приехал или решил притопить его сильнее? Значит, ты хочешь сказать, что Василевский нет-нет да пользовался этими э… выпусканиями пара?
Я уже вскочила, поставила руки в боки, зло сверлила этого гада глазами. Два сапога пара!
— Ты с Викторией по такому же поводу расстался?
— Элеонора, ты всё не так поняла.
Я грохнулась на скамейку, меня душил истерический хохот:
— Что я снова не так поняла, а? Ещё раз скажешь мне эту фразу, я тебя лопатой перетяну, — меня трясло: — Ты чего сюда приехал? Решил мне душу потрепать? Лекцию почитать? Уговорить мужа простить?
Меня подбешивал этот визитёр. Вроде слова говорил все правильные, а я чувствовала себя униженной. Он хоть представлял, дебила кусок, как унижал меня, обиженную жену, рассказывая о девицах для спускания пара.
— Слышишь ты, лектор по выгораживанию друга! Спускают пар это как спускают нужду в унитаз. Понимаешь, нет?! Это проблема, большая проблема, чтоб женщина подпустила к себе такого спускателя. Даже суд признаёт измену как абсолютный повод для развода. Жаль, что вас, козлов, за это не расстреливают.
— Тихо, тихо, Элечка. Ты такая умница, ну прости, я, наверное не то что то сказал. Зря, наверное.
— Ты не только зря сказал, но и зря приехал. И вот что, скажи своему товарищу Василевскому, что мне его засланные казачки здесь нафиг не нужны.
— Элеонора, Иван не знает, что я к тебе приехал. Это я сам. Просто вы такая пара классная, мне так хотелось, чтоб ваш брак сохранился.
— А это не твоё дело. Иди своим браком займись. Будущим, раз из прошлого тебя твоя женщина пинком выперла. Только будущую девушку сразу предупреди, что у вас, у мужчин, залёты налево это данность такая.
— Не говори Ивану, что я приезжал. А сама в случае чего, всегда мне позвони. Мало ли как сложится. Деньги, лекарства, да мало ли чего может понадобиться. Я всегда тебя поддержу, — Виктор как бы в доказательство своих чувств приобнял меня за плечо.
Я резко дёрнулась, скинула его руку:
— Никогда, слышишь, никогда, — даже если я свалюсь в ров к крокодилам, не трогай меня руками, Иванишин. Меня нельзя трогать, лапать, щупать и целовать даже в приятельских целях, ясно?
— Да что с тобой такое? Не такой реакции я ждал.
— Вали за реакцией к своему дружку, утирайте там друг другу сопли после того, как спустите пар с девицами!
— Хорошо, прости, Элеонора. Я хотел как лучше. И всё же помирись с Иваном. Хотя бы ради дочки.
Он повернулся, пошёл к машине. Открывая водительскую дверь своей бэхи повернулся, улыбнулся мне, помахал рукой.
Я стояла мёртво, пытаясь разобраться в ощущениях. Противный, липкий осадок остался от этого мужнина защитника. Иван бы мог подобрать кого то поумнее, не такого скользкого. Почему мужчины такие придурки. Вроде Иванишин друга приехал защитить, а сам его вымазал ещё хуже. У меня снова заныло всё в сердце. То есть, возможно, мой Иван не один раз так забавлялся “на совещании”? А почему нет? Денег валом, времени вагон, контроля со стороны жены ноль. Я никогда не спрашивала мужа где он был, куда поехал, почему так поздно вернулся. Ну, так почему бы Василевскому было не порезвиться.
Села на лавку, смотрела вслед уехавшей машине, закрыла лицо руками. Думала, у меня уже все слёзы закончились, оказалось, нет. Сердце, когда заканчиваются слёзы, умеет плакать кровью.
Подошла тётушка:
— Кто это был за ирод рогатый, что ты так расстроилась, девочка моя?
— Друг Ивана. Приезжал помирить нас.
— И что ты решила, Эля? — тётушка заглядывала мне в глаза, улыбалась.
— Сказать? — я улыбнулась сквозь слёзы, прошептала ей на ухо:
— Шли бы они лесом. Оба.