Измена. Игра в чувства

Глава 16

Я ждала Ивана, в конце-концов сегодня суббота, мы договорились, что сегодня он приедет и они с Машей поедут в парк.

Маша всё утро вытягивала шею, вслушивалась в шум за окном высматривая папу. Я нудела у неё над ухом: ”от папы не отходи, руку папы не отпускай, холодное не пей, мороженое ешь не спеша” — обычные материнские пугалки, когда ребёнок едет гулять с папой.

Ольга заплетала Маше косички, я в саду собирала вишни на варенье, заодно поглядывая на дорогу, высматривая машину Ивана.

Вздрогнула, когда муж оказался у калитки. Неожиданно, а машина где?

Поставила миску с вишнями на стол, подошла открыть калитку. Сбоку уже бежала тётушка,

— Ваня, вот спасибо, смотри, какие ступени новые. А забор мужички на неделе приедут делать. Вот же спасибо тебе.

— Тётя, идите Машу позовите, — я выразительно посмотрела на неё, знала, она сейчас снова затянет миротворческую песню.

Тётушка ушла, Иван проговорил:

— Элеонора, я приехал за Машей, спасибо, что не шантажируешь дочерью. Я скучаю.

— Приезжай за дочкой чаще, раз скучаешь.

— Я скучаю по вам обеим.

— Я всегда готова расцарапать твой Хаммер нецензурными словами, будешь наслаждаться моим вниманием. Вечно.

— Может быть, вернёшься?

— В отличие от твоей машины, Иван, мою боль не заштопать. Ненавижу тебя, скотина, никогда не прощу и сейчас мне хочется, чтоб ты…

Я не стала договаривать. В конце концов, мой злой язык может наговорить всего с короб, а вот слёзы не справлялись. Уже подкатили к глазам, я закусила губу, чтоб не плакать. Не хватало, чтоб Иван снова видел мои слёзы.

— Я приехал час назад, машину бросил на соседней улице и наблюдал за тобой, как ты собираешь вишни. Смотрел и не мог оторвать глаз.

— Ну и дурак! Жаль, что Полкан на цепи. Я бы спустила его, чтоб ты забыл сюда дорогу.

— Почему, Элеонора?

— Потому что мне не надо стоять час и смотреть из-за угла на твою рожу. Я итак не забуду твою руку на щиколотке той женщины, что демонстрировала свои внутренности у тебя на столе.

Он внимательно смотрел мне в лицо не отрываясь. Пристально, горячо. Однажды я видела такой его взгляд, в спальне, когда встала голая с постели после жаркой ночи, чтоб прикрыть шторой окно от солнца. Нет, нет, только не это. Такое воспоминание может убить своей нежностью.

— Что? — я тёрла лицо полотенечком, подумала, наверное, измазала губы вишней, пока собирала.

— Ты очень красивая женщина, Элеонора.

— А ты очень большая сволочь, Иван. Как же твоя секретутка, она разрешает делать комплименты бывшим жёнам?

— Я ничего не знаю о женщине, о которой ты говоришь.

— Серьёзно? Как же так. Получается, с ней знаком только тот, кто прячется в твоих штанах?

— Это грубо.

— Зато верно, Василевский.

— Можешь забыть о той истории?

— Никогда. Она уже разорвала меня в клочья. Проще тебе забыть обо мне.

Он пропустил моя слова, завис взглядом на ключицах, медленно спускаясь ниже.

Скользнул по груди, я тоже перевела глаза на майку, о, чёрт, я перемазалась в вишнёвом соке. Тёмно красное, рубиновое как кровь пятно сияло над левой грудью.

— Я бы смотрел на это пятно вечно, — муж не скрывая блестяшего взгляда бархатным шёпотом прошёлся мне по ушам.

Гад, опытный и страстный любовник, Иван всегда манипулировал моими чувствами в спальне. Только теперь это в прошлом.

Я чуть наклонилась к нему, напихав в слова и в голос гадючьего яда:

— Больше похоже на след от пули, которой ты застрелил меня, Василевский.

Маша с зайкой в руках выбежала со ступенек:

— Папа, пожалуйста, мой дружок можно поедет с нами?

— Конечно, моя мышка- малышка. — голос Ивана сразу потеплел, он проводил глазами Машу, вприпрыжку помчавшуюся за коляской для тряпичного зайца.

Иван снова посмотрел на меня:

— Слушай, жена. Просто представь себе на минуту, что ты не права. Что та женщина устроила спектакль, чтоб соблазнить меня, но не соблазнила. Представила?

Ровно на одну долю секунды мне так хотелось вернуться в ту жизнь, в которой не было этой измены. Мой муж сейчас попал в самое яблочко, в самый центр моей боли. Она была какая то двусторонняя, эта боль. Я закрыла глаза, представила, что ничего не было, и снова летний день, ветер колышет листву за окном, влетает в открытое окно, надувает белыми парусами невесомый тюль на окне. Маша бегает во дворе, её кудряшки отливают медью на солнце. И мой муж, мой Ваня обнимает меня за плечо и рассказывает, как скоро мы отправимся за сыном, Машке давно пора подарить братишку.

Эта секунда пролетела и снова громом разорвало моё семейное небо:

— Нет, Василевский, мне представляется только как ты пользуешь свою акробатку на своём столе.

Иван сгрёб меня за плечи, притянул к себе, преодолевая моё сопротивление:

— Успокойся, это всё ерунда. Как успокоишься поговорим, хорошо?

Прежде, чем я навострилась зубами ему в шею, отпустил меня:

— Мы погуляем с Машей, приедем, захочешь, вернёмся домой все вместе, — уже присел, распахнув объятия, чтоб поймать Машу. Дочка, прижимая к себе игрушки со всех ног бежала к нему. Весёлая, счастливая, глазёнки искрились, сияли счастьем. Иван подхватил её, прижал к себе, целовал макушку.

Я стояла и смотрела на эту идиллию. Какая прекрасная, счастливая картинка. Всего несколько дней назад это была бы совершенно обычная история, а сейчас… Это был как последний глоток счастья, который судьба будет выдавать мне по капле. Вот мы сейчас стояли рядом, отец, дочь, мать. Солнце, лето, свежий ветерок, все здоровы — чего больше?

Только это был обман. Жестокий обман, где взрослые играют роль счастья перед ребёнком. Мы просто балансировали на лезвии, на краюшке обрыва, куда должен был рухнуть наш брак.

Я смотрела как Иван усаживает Машу в детское кресло, как они переговариваются, Маша как маленькая птичка щебечет не переставая.

Может быть я сама самая настоящая дура? Говорит же Иван — ничего не было. Странное происшествие со многими неизвестными. Надо просто отпустить эту ситуацию, чуть-чуть отступить, не мотать друг другу нервы. Для себя решила, сейчас пусть эти двое едут на прогулку. А вот когда приедут…

Может быть сядем вот тут под яблоней и попробуем поговорить с мужем. Я пообещала сама себе внимательно послушать Ивана. Может быть ему удастся меня убедить хоть в чём то.