Измена. Игра в чувства

Глава 8

— Так, успокойся. Сядь и скажи, чего ты добиваешься.

— Развода!

— Элеонора, ты сейчас делаешь глупость. Ну, вспылила, понятно, ты истеричка. Лучше открой статистику и посмотри как живут разведённые женщины. Ты не привыкла к той жизни.

— Теперь это не твоя забота, Василевский. Я взрослая и самостоятельная. Найду работу, плюс твои алименты, нам с Машей хватит.

— Я не собираюсь ограничивать тебя в деньгах или в алиментах.

— А я не прошу у тебя ничего лишнего. Мне лично от тебя ничего не надо. На содержание Маши будь добр, расщедрись.

— Да как ты не поймёшь, Элеонора, — из мужа полезли советы семейного психолога, он даже потряс рукой в воздухе: — Говорю тебе о том, что после развода мало счастливых женщин.

— Какие глубокие познания. Счастливых женщин, оставшихся жить с изменниками ещё меньше.

— Я не изменял тебе. Просту услышь меня. Та женщина недоразумение.

— Да, я уже поняла, это был момент твоей амнезии. От красоты картины между её ног ты потерял память и рассудок, а заодно и семью.

— Я даю тебе время прийти в себя. Хватит говорить об одном и том же.

Я уже перестала закусывать губу чтоб не разреветься. Слёзы текли солёными каплями, я беззвучно всхлипывала, понимая, что всегда боялась вот такого момента. Быть обманутой женой. Сколько раз смотрела в фильмах такие истории, в душе теплилось: со мной такого не случится. Иван любил меня, а как Машка родилась, так нередко нас обеих хватал на руки и кружил! Здоровый, лосяра, силы в нём немерено. Как выяснилось и скотства тоже. Теперь будет другую женщину кружить на руках и тоже ей рассказывать какая она любимая.

Через мокрые ресницы, сглатывая слёзы слушала лекцию рационального мужчины:

— Элеонора, ты сейчас просто хочешь отомстить мне и посильнее. В тебе говорит обиженная ревнивая женщина. Дай тебе автомат, ты всю обойму выпустишь в меня. Ты же не хочешь разводиться. Просто сотрясаешь воздух, пытаясь наказать меня. Только было бы за что. Сто раз сказал, ты видела не то, что подумала.

Я не слушала его. Ишь ты, хозяин жизни, всё-то он знает. Упрямо складывала вещи в что-то вынимала, что снова запихивала. Иван продолжал гнуть свою линию:

— Ну допустим, причём учти, Элеонора, я говорю слово “допустим”, суд встанет на твою сторону и разведёт нас. А что потом?

Когда то ты узнаешь, что была не права, что не было измены. Что ситуация, в которую ты попала это нелепость, глупая шутка, а ты раздула из мухи слона и поломала нашу семью.

— Слушай, Василевский. А если бы я пошутила таким образом, ты бы оценил? Посмеялся бы и утром за завтраком вспомнил как весёлый анекдот? Через пятьдесят лет рассказывать будешь внукам, какая у них была весёлая бабушка и зажигала на чужих столах перед чужими мужиками?

Я видела его реакцию. Василевский побледнел. В глазах задымилась ярость, я, чтоб добавить огня, ещё плеснула бензина:

— Прикинь, а потом ты едешь домой, а меня нет всю ночь, я появляюсь на утро с красными глазами, мятая и от меня воняет какой то дрянью. Кстати, чем от тебя воняло?

— Элеутерококком, Элеонора, коктейлем из мёда, лимона и Элеутерококка. Для бодрости, у меня была бессонная ночь.

— И не говори, Иван. Вытянуть такую активную ночь с девицей, тут канистра бодрящего напитка нужна.

Он со всей силы ударил кулаком в стену, я от неожиданности вздрогнула:

— Я работал всю ночь с документами, потому что… потому, что это не твоё дело. И вообще, хватит уже об этом, почему у тебя одни бабы на уме! — он сделал шаг ко мне, останавился совсем рядом, от него прямо обжигало раздражением. А мне не было страшно, я взвилась, аж привстала на цыпочки:

— Да потому что раньше на уме у меня был муж и семья. А потом у мужа появилась баба!

— Слушай, Эля, чего ты бесишься. Какой развод. Я тебе сказал, не было ничего.

— Ясно, — я пыталась застегнуть молнию на сумке, её заело, я дёрнула, прищемила палец. Иван подошёл, стал рвать сумку из рук, я уцепилась бульдожьей хваткой за ручки, сумку не отпускала. Молчаливая возня переросла в войну взглядов.

Я, не моргая, таращилась на него, скалилась, всё дёргая и дёргая сумку. В какой то момент изловчилась, попыталась укусить, впиться зубами в его руку. Муж смотрел на меня сверху сузив глаза и сжав челюсти. В воздухе искрило напряжение, Иван выпустил сумку, я продолжая сражаться, от неожиданности потеряла равновесие, плюхнулась в кровать. Прижимая к себе сумку рычала, наблюдая, как муж медленно наклонялся ко мне.

Наши глаза сошлись:

— Элеонора, сию минуту подорви свой сладкий зад и марш, убери всё в моём кабинете. И больше там ничего не порти.

— Я сожгу твой кабинет. Сегодня же!

Василевский уже был в дверях, обернулся:

— Тебе надо пережить всё, что ты себе накрутила. Отвези Машу в садик, поезжай, посиди с подругами, потрынди. Чтоб к вечеру всё было как всегда. Я сказал.

— Стесняюсь спросить, — из меня лезло ехидство, непрошенные слёзы солёными ручейками сползали к губам: — А как прежде, это я ужин на стол, а ты на свой стол секретаршу голой жопой?

Иван с чувством снова врезал кулаком по стене:

— Это не моя секретарша!

— Конечно, не твоя. Твою секретаршу Марину Яковлевну я хорошо знаю. Ты что, Василевский, украл чужую секретаршу?

— Да она вообще у нас не числится, эта женщина дежурный секретарь на время внеплановых совещаний.

— Василевский, ты сейчас себе в ногу выстрелил, — я горько расхохоталась, — То есть, у вас даже не было чувств друг к другу с белобрысой? Так, встретились на столе переговоров, чисто технически, да?

— Что ты несёшь, ты себя слышишь, Эля?

Ничего я не слышала, из меня неслось потоком очень связное умозаключение:

— Иван, я понимаю, ты влюбился бы козлячьей любовью, но пользовать девушку на ходу… У вас даже не было конфетно- букетного периода? Почему, ты же вроде не жадный. А, наверное встретились без чувств, типа бес в старое ребро?

— В какое ребро? Старое? — у Ивана вытянулось лицо, шёпот из него вырывался со свистом. Он стоял в дверном проёме сузив глаза и дёргая ноздрями:

— Что ты имеешь ввиду, дура несчастная?

— Ну да, тебе сорок, не за горами пятьдесят! — я валила в кучу всякую ерунду, у меня уже заканчивались силы.

— Во-первых, мне до сорока ещё далеко, — рявкнул Иван, — А во вторых…

Он молча прошёл в гардеробную, надел свежий комплект белья, рубашку, достал синий костюм, малиновые носки, забрал рубиновые запонки, злобно глянул на меня, помчался одеваться.

— Зайди в аптеку, салфеток влажных купи. Побольше. — выкрикнула ему вслед, — Будешь за своей обезьяной стол дезинфицировать!

Ишь, как его слова про старость зацепили.

Больше мы не проронили ни слова. Через минуту я слышала, как щёлкнула входная дверь. Ушёл на работу, скотина.

Я скинула сумку, повалилась ничком на кровать. Смотрела в потолок. Как же больно, когда умирает любовь…